РАССКАЗЫВАЕТ АНДРЕЙ ШОРОХОВ (ЩОРС). К остановке подъе

После вечеринки у Шольца прошла неделя. Наступила среда. До самого последнего момента я сомневался, что мы поедем на рыбалку, но как ни странно, в три часа дня, загруженные рюкзаками и удочками, мы встретились на автовокзале. Денис запаздывал.

К остановке подъехал новенький "фольксваген" серебристого цвета, который остановился прямо посреди большой лужи, подняв фонтан брызг. Увидев, что за рулем иномарки сидит шикарная, даже на мой предвзятый взгляд, блондинка, мы с Глайзером одновременно поцокали языками. Задняя дверца машины открылась, и в лужу вступили ноги небезызвестного мне Дениса Аксёнова.

- Шольц! - воскликнул Макс. - Что это такое?

- Шольц на "фольце"! "Фольц" на Шольце! - закричал я, дурачась.

- Да так, - жутко смущаясь, промямлил Денис. - Это дочка тёткиной подруги. Вот, подвезла...

Мы с Максом проводили "фольксваген" жадным взглядом и вздохнули.

Погода была пасмурной; на автобусной остановке, кроме нас, почти никого не было. Чуть позже к нам присоединилась группа студентов, едущих на летнюю практику.

- Веселее будет, - сказал Швед.

- Куда уж веселей, - проворчал хмурый Кирилл. Мы еле уговорили его поехать с нами - он непременно хотел потащить за собой Катю. Пришлось растолковать ему по-простому, что мы едем, как говорится, чисто мужской компанией, и не хотим видеть ни Катю, ни Олю, ни кого-либо ещё. Он обиделся, но с нами всё-таки поехал.

- Вот и автобус, - сказал Шольц, который, как всегда, оделся по-шольцовски - в безразмерных шортах по щиколотку и такой же футболке. Венчало великолепие желтая панама, да к тому же у него был самый большой рюкзак.

После того вечера мы с ним сблизились, стали друг друга больше понимать, что ли.

Автобус, заскрежетав от натуги, открыл двери. Студенты с воплями кинулись занимать места, а мы начали засовывать рюкзаки в багажное отделение. Кроме молодежи, в автобус сели несколько пышных старушек с вениками и мать с маленькой дочкой.

Ехать нам предстояло около двух часов. Выехав из города, мы устремились ухабистыми проселочными дорогами к цели нашего путешествия - селу Яски, близ которого находилась речка Турунчук.

В автобусе было весело. Студенты, вооруженные пивом и гитарами, заразили нас своим весельем, и даже хмурый Омар заулыбался. Неподалеку от нас два парня открыли двухлитровую пластиковую бутылку пива и вылив половину на сидящих с вениками старушек, стали пить из горлышка. Вскоре бутылка пошла по салону. Мне досталось совсем немного, но даже и это я не допил до конца, потому что парни забрали свое пиво и закричали:

- У кого есть вино? Меняем на пиво.

С другого конца заорали:

- Где пиво? Передавайте нам!

Бутылка перекочевала в конец салона. Раздались возгласы:

- Пей - до - дна, пей - до - дна!

Кто-то забренчал на гитаре и дурным голосом запел:

- К нам приехал, к нам приехал Жора Лысый дорогой!

А здоровенный бритый парень, по-видимому, тот самый Жора, громко рассказывал анекдоты.

- "Врезается "девятка" в Джип. Ну, из джипа вылазят лихие пацаны, вытаскивают стволы, подбегают к "девятке" и распахивают дверцы. А там - "Беркут".

- В чем дело, ребята?

Братки тупо смотрят на них, а затем один говорит:

- Да так, сломались..."

Вскоре была открыта бутылка домашнего вина. Чей-то голос время от времени трагически восклицал:

- Рыжему дайте, ну дайте же Рыжему!

Одна из бабок с вениками наклонилась к Глайзеру и спросила у него, что происходит.

- Это, бабушка, - весело ответил он, - комсомольская свадьба.

Бабушка усомнилась в том, что в наше время ещё существует комсомол, но "горько" на всякий случай сказала.

- Какой веселый автобус! - произнесла маленькая девочка.

Я был полностью с ней согласен.

- Жаль, что скоро выходим, - сказал мне Максим. - Жаль.

Гнусавый голос кончил петь про Жорика, куда-то приехавшего, и завыл:

- Я приеду к своей любимой...

Не знаю, как там его любимая, но я точно в кухне повесился, если бы он ко мне ехал.

Бабуля с вениками почесала свой широкий нос и доверительно сказала мне:

- Это - молодежь.

И на случай, если я чего-то недопонял, добавила:

- Они веселятся.

Через пару минут автобус подъехал к селу. Мы вышли, а веселые студенты уехали дальше, играя на гитаре и допивая вино.

Проплутав полчаса, мы, наконец, нашли лодочную станцию. Хозяин, толстый низенький мужичок, долго ковырялся в зубах, а затем бросил:

- Восемь гривен в сутки одна лодка. Вам нужны две.

Это мы знали и сами.

В конце концов я и Глайзер, после долгого осмотра, выбрали две лодки, которые не должны были сразу утонуть после отплытия. Бар, Глеб и Омар с Денисом залезли в одну лодку, все остальные (с багажом) - в другую. И тут оказалось, что все мы имели весьма смутные представления о том, как работать веслами. Наши радужные намерения через полчаса греться у костра накрылись медным тазом - оказалось, что управлять лодкой совсем не так просто, как кажется по телевизору.

От лодочной пристани к реке вёл небольшой канальчик, метров четыреста в длину и четыре в ширину. Глубина была не больше метра, так что лодки иногда корябили днищем дно, состоявшее из ила и грязи.

С горем пополам мы почти уже доплыли до реки, и глубина канала стала подниматься, когда по обеим сторонам появилось вдруг с десяток задумчивых коров, над которыми кружились оводы. Рассудив, что мы, скорее всего, вкуснее, множество оводов прилетело к нам, и один из них сразу же меня укусил. Дернувшись, я на миг выпустил весло и оно печально утонуло.

Бельмуд стал тихо укорять меня, распугав своими воплями всех коров, и следующие несколько минут мы провели довольно весело, отбиваясь от оводов и одновременно пытаясь достать весло.

Наконец, оно вновь оказалось в лодке и мы поплыли, каким-то чудом всё же доплыв до поляны, на которой и решили разместиться.

Выгрузившись и привязав лодки к корягам, мы с Кириллом и Ильёй начали ставить палатку, а остальные отправились за дровами. В общем, через час палатки были установлены, костер весело потрескивал, а Глайзер даже успел расставить по берегу закидушки с наживкой.

Начинало вечереть. Максим куда-то ушел, а когда вернулся, рассказал, что познакомился с молодыми девчонками, летний домик которых стоял в трехстах метрах выше по реке.

- Какие-нибудь сельские курицы, - сказал Бар, пожав плечами. Я хотел съязвить по этому поводу, но моё внимание отвлекло любопытное зрелище.

К нашим палаткам, виляя хвостами, подошли две коровы. Одна из них грустно схватила лямки рюкзака Шольца и начала их мусолить.

Все стали бестолково бегать вокруг и орать, но это привело лишь к тому, что перепуганные коровы чуть не завалили с таким трудом установленную палатку. Когда же, наконец, они ушли, то костер догорел, а вся поляна была пропитана навозом. Пришлось перебираться чуть дальше, снова ставить палатки и снова искать дрова, отдавая себя на съедение комарам.

В одиннадцать вечера, после ужина, мы начали решать, что делать дальше. Глеб хотел поплавать, а я хотел спать. В конечном счете Глеб, Кирилл и Леша куда-то уплыли, а мы залезли в первую палатку.

В палатке было непривычно, странно, но в целом неплохо. Обговорив планы на завтрашний день, Бар начал рассказывать бородатые анекдоты, но я устало сказал:

- Всё, братва, притомили. Давайте спать.

Мы обрызгали палатку каким-то затейливым средством от насекомых и постепенно затихли. Тишину нарушал лишь наглый писк комаров, на которых совсем не действовало наше средство. По крайней мере, в агонии, никто из комаров не брыкался. Впрочем нам, наверное, попались комары-токсикоманы.

Я начал уже дремать, но Шольц, лежавший у стенки, внезапно завопил:

- Меня укусила какая-то фигня! Здоровенная, с крыльями!

- Кто?!

- Не знаю, но не комар точно. Включите фонарик.

Глайзер зажег фонарь, но никого не обнаружил. Денис успокоился. Он затих, засопел, и всё же через несколько минут снова вскочил.

- Опять она! Убейте её, она возле моего лица летает!

Я загоготал, представив большую кровожадную фигню, желающую полакомиться кровушкой Шольца.

- Не смешно, - мрачно сказал он, снова ничего не обнаружив.

- Очень даже смешно, - воскликнул Глайзер. Я поддакнул.

Тем не менее вскоре Денис с Максом уснули. Бар поворочался, повздыхал, а заем поднялся и вылез из палатки. Я тоже не спал - в голову лезли мысли про Лилит.

Через пару дней после дискотеки я встретил её в своём дворе. Впрочем, если бы она меня не окликнула, прошёл мимо. Мы немного поговорили и разошлись, и я сразу же об этом забыл. Но случилась странная вещь - Лилит стала попадаться мне на глаза практически каждый день, всегда разговаривала со мной и всегда мило улыбалась. И только через неделю я, наконец, понял, что определенно ей нравлюсь. Мне это льстило, хотя Лилит не производила на меня сильного впечатления.

Впрочем поразмыслив, я не стал тянуть вола за хвост, и при следующей встрече предложил ей пойти ко мне. Она согласилась.

Отец работал в ночную смену. После его ухода на работу я купил в магазине вина, привел комнату в порядок (хотя какой может быть порядок в квартире у двух мужчин) и позвонил Лилит.

Как я и ожидал, сначала она была немного скована, но я открыл вино, рассказывал анекдоты и смог её развеселить. Через час беседа стала более откровенной. На мой вопрос про её бывших парней, Лилит ответила, что у неё никого не было. Я немного подивился этой лжи, но сделав вид, что поверил, спросил:

- Как же такая красавица, как ты..?

Лилит досадливо пожала плечами.

- Так получилось. Конечно, я была одной из самых красивых девушек школы...

Про себя я засмеялся - у всех моих знакомых какая-то мания красоты. Все считают себя наипервейшими красавицами.

-...Но в одиннадцатом классе приоритеты поменялись и для парней самой красивой девушкой была теперь самая доступная - та, с которой легко переспать.

Эта фраза мне понравилась, где-нибудь пригодится.

Мы допили бутылку вина и я заметил, что Лилит стала гораздо разговорчивей.

- И что, тебе никто никогда не нравился? Не хотелось иметь парня?

- Конечно хотелось, - вздохнула она.

- Мне кажется, что я тебе тоже нравлюсь, верно?

Девушка внимательно посмотрела на меня.

- Может быть.

Удовлетворенный этим ответом, я прикоснулся к её руке.

- А я... хочу признаться тебе. Не знаю, поверишь ты, или нет, но я влюблен в тебя. Ещё там, на дискотеке, я понял это.

Лилит широко распахнула глаза, а я продолжал вдохновенно лгать.

- Ты можешь мне не верить, но я клянусь, это правда. Если ты не любишь меня, то я буду тебя добиваться!

И далее в том же духе, чувствуя, что нашёл благодарного зрителя.

- Милая, - наконец сказал я, исчерпав своё красноречие. - Можно тебя поцеловать?

Лилит прикрыла глаза в знак согласия.

- Андрюша, - нежно выдохнула она. - Обними меня крепко-крепко.

Я с радостью сделал это, а когда почувствовал, что она созрела для большего, начал медленно стягивать с неё блузку. Но Лилит вдруг заупрямилась.

- Не бойся, Лилечка, - заворковал я. - Всё хорошо.

Преодолев слабое сопротивление, я отнес её на кровать и попытался расстегнуть кофточку. Лилит закричала и сильно укусила меня за плечо. Пошла кровь.

- Ты что, рехнулась? - завопил я. - Что ты делаешь?

- Подонок ты, - сказала она, вставая с кровати. - Такой же, как они.

- Тьфу, - в сердцах сплюнул я, впервые подумав о том, что, может быть, Лилит действительно другая. - Почему подонок? Я тебя что, насилую? Сама ко мне пришла.

Лилит, всхлипывая, побежала к дверям.

Оставшись один, я понял, что начал её уважать. Если бы она согласилась, то утром я не смог бы с ней даже разговаривать - Лилит превратилась бы для меня в шлюху, а с шлюхами мне общаться не хочется. Но она, похоже, и правда неплохая девушка, и я немного пожалел о происшедшее. Впрочем, меня радовало, что деморализация ещё не всех спутала.

Это слово, вернее, понятие - "деморализация" - я впервые прочёл в одной советской политической книжке семидесятых годов. Так как "холодная война" была в разгаре, в книге много места уделялось пропагандистскому разоблачению США, её образа жизни, агрессивных планов и тому подобному. Кстати, несмотря на то, что прошло лет тридцать, я готов подписаться под словами авторов. Так вот, одна из глав была посвящена козням американцев, стремящихся развалить Советский Союз. Много, разумеется, откровенного бреда, но один из планов американского ЦРУ действительно существовал. Позднее я читал о нём уже в современной литературе, и он так меня поразил, что несколько предложений я запомнил дословно.

Глава ЦРУ, Аллен Даллес, говорил так: "Главная цель победы над русскими в моральном разложении их, как нации. Это можно сделать, найдя помощников в самой России, поддерживая тех людей, которые станут насаждать культ секса, насилия, безнравственности. Главную ставку надо сделать на молодежь. Мы сделаем из неё циников и пошляков, и Россия сама рухнет на колени..."

А в старой советской книге внизу была помещена сноска редактора: "Это просто смехотворно. Давно разложившееся правительство Соединённых Штатов привыкло мерить всё по своим меркам и даже не в состоянии представить одухотворенность и высокоморальность советского общества..."

Но так всё и случилось. Современная жизнь - это деморализация, и все варятся в её котле, и я тоже, лишь изредка пытаясь выплыть наружу. Мне это не удается, но всегда хочется.

Философские размышления прервал вернувшийся Илья. Он просунул свою взлохмаченную голову в щель и сказал:

- Вставай, Макс, к тебе курицы пришли.

Глайзер сонно пробормотал, махнув рукой:

- Скажи, что я сплю. Я устал.

- Нет, выходи, - произнес Бар. - Они ещё мне будут на мозги капать.

- Ну и что? Скажешь - я не спал прошлой ночью.

- Хорошо, - кивнул Илья.

Я снова начал дремать, но полог палатки распахнулся, и в него заглянула одна из "куриц".

- Привет, Максим. Здравствуйте, мальчики. Твой друг сказал, что ты не спишь, - весело сказала она. - Выходи.

- Вот сволочь этот Бар! - грустно шепнул мне Глайзер.

Но деваться было некуда. Пришлось ему встать и уйти с ними. А я так и не узнал, чем дело закончилось, так как почти сразу же заснул, несмотря на ужасный храп Шольца. Глайзер же вернулся в палатку почти под утро, невыспавшийся, и злой, как черт.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ