Характеристика письменной литературы зрелого Средневековья

1) Проблема двуязычия: Латинская литература в период Зрелого Средневековья не только существовала, но и эволюционировала, создавая выдающиеся литературные памятники и выдвигая первоклассных и влиятельных своих представителей. К периоду развитого феодализма одна из задач латинской литературы — обеспечить литературную преемственность — оказалась выполненной. Поэтому теперь латинская литература продолжает существовать уже рядом с литературами на новых языках. Между литературой на латыни и молодыми, новыми литературами происходит не только интенсивный взаимообмен, но и напряженная борьба. Исход этого противоборства был предрешен и завершился полным торжеством новых литератур, но закончилась эта многовековая борьба лишь в XVII столетии, т. е. уже за пределами средневекового периода. В эпоху же развитого феодализма латинская литература постепенно утрачивает ведущее положение все в большем и большем числе литературных жанров — сначала в собственно беллетристике (в лирике и романе), затем в театре, дидактике, историографии и т. д. К исходу Средневековья, когда приходит в упадок латинская лирика вагантов, сферой литературы на латыни остается по сути дела почти одна теология. Гуманистическая латынь эпохи Возрождения отбросила средневековый опыт и целиком ориентировалась на традиции античности.

В XI—XIII вв. памятники народно-героического эпоса не являются единственными представителями словесности на новых языках. С одной стороны, они оказывают воздействие на формирующиеся более молодые жанры (в частности, жанр романа), передавая им свой героический пафос, суровую образность, лаконизм, приемы эпических описаний, повторов и т. д. Но, с другой стороны, эпос испытывает сильнейшее воздействие молодых жанров. Дело в том, что как раз в это время происходит запись основных эпических памятников, продолжают создаваться новые. Эти записи выходили порой из тех же самых скрипториев, где переписывались и рыцарские романы, поэтому поэтика последних не могла не отразиться на книжных обработках эпических поэм (например, на «Песни о Нибелунгах»)

Наконец, в период Зрелого Средневековья не только возникли предпосылки для появления национальных литератур, не только сложились окончательно основные жанры и формы западноевропейской средневековой литературы, но и завершилось формирование западноевропейского культурного региона, т. е. полностью определился набор входящих в него литератур, выровнялся относительный уровень каждой из них, а внутри отдельной литературы как бы реализовались все заложенные в ней возможности — достигли наивысшего расцвета и героический эпос, и куртуазные лирика и роман, и городская сатира и дидактика, и драматургия.

2) Проблема разделения литературы на клерикальную, куртуазную и бюргерскую (городскую):В эпоху развитого феодального строя (XI—XIII вв.) закончилось формирование основных классов феодального общества. Более интенсивным стало сельское хозяйство, окрепли и добились независимости города, развились ремесла и торговля. Позади были гигантские демографические сдвиги так называемого «великого переселения народов», и повсеместно завершались этногенетические процессы.

Вся западноевропейская культура приходит в движение, наращивает темпы эволюции, делается необыкновенно многообразной и сложной по структуре. По своим формам и идеологической направленности это была культура феодально-церковная, но это не значит, что ее производителем и потребителем были лишь «церковь» и «замок». Как в общественной жизни, так и в области экономики, на сцене появляется новая сила, появляется именно тогда и преобразует всю структуру средневекового общества. Такой новой силой стал город.

Все это не может не отразится на литературе: возникает рыцарская, или куртуазная, литература, выработавшая разветвленную систему лирических жанров, создавшая жанры стихотворных, а затем и прозаических романа и повести, а также рыцарской хроники, «ученого» трактата по вопросам придворного этикета, всевозможных наставлений по военному делу, охоте, верховой езде и т. п. Рядом с куртуазной появляется не менее богатая и многообразная городская литература. У городской литературы также была своя развивающаяся система жанров, свои эстетические категории, свои излюбленные сюжеты и темы.

Но в XI—XIII вв. существовал мощный литературный пласт, который трудно отнести к какому-либо из направлений эпохи. Иногда памятники этого рода причисляют к литературе церковной, что явно сужает их значение, иногда — к так называемой литературе «университетской», что также не вполне верно. Из религиозных задач вырастает бытописательство и даже сатира (изображение правдивых примет быта, не просто обыденных, но нередко нарочито сниженных, грубых и грязных сторон жизни). Поэтому правильнее было бы говорить, что все эти увлекательные описания чудес, паломничеств и просто путешествий, «итинерарии», всевозможные «видения», открывающие затаенный смысл бытия, все эти «бестиарии», «лапидарии», «плантарии», рассказывающие о животных, камнях, растениях, находятся как бы вне направлений, принадлежа одновременно к каждому из них. Эта естественнонаучная литература, появление которой свидетельствовало о некотором росте образованности и если не о прямой тяге к знаниям, то о повысившейся любознательности, создавалась людьми, несомненно литературно одаренными.

Говоря о литературе периода развитого феодализма, нельзя не отметить в ней борьбу еще двух тенденций, борьбу, исход которой был также предрешен, но наступил уже в следующий историко-литературный период. Так, светские темы завоевывают все большие области литературы (лирика, роман, городская сатира и т. д.), проникают в исконную вотчину литературы церковной — агиографию. Но одновременно религиозное мироощущение пронизывает произведения на светские темы (культ Богородицы в любовной лирике Прованса и т. п.). Более того, при установке на многозначность, отчетливо проявившейся в литературе и искусстве эпохи, любая светская тема, не теряя своего первоначального смысла, получала еще и религиозное толкование. Видеть сокровенное в любом явлении бытия и, наоборот, давать всему иррациональному житейски понятное истолкование. В период развитого феодализма духовная диктатура церкви не была сломлена. Вряд ли она была даже существенным образом поколеблена. Церковь сохраняла монополию на образованность, она оставалась крупнейшим феодалом. Но рядом с ней, однако еще не в борьбе с ней, вырастали многочисленные очаги светской культуры — в замках и городах. В этой культуре еще не было неверия, антирелигиозности, но в ней уже была нецерковность.

Понятие изящного, красивого проникает в эстетику, в быт. Усложняется, во многом эстетизируется этикет, становится более пышным, красочным внутреннее убранство жилища (как рыцаря, так и зажиточного горожанина), новая строительная техника (готика) позволяет достигать небывалых пластических эффектов. Эта яркая, красочная, многообразная придворная культура, действительно во многом пронизанная тонким и глубоким эстетическим чувством, была очень далека от реальной действительности XII и XIII столетий, а лежащие в основе этой культуры идеалы и представления были не соотнесены с действительностью, очень часто достаточно низменной и малопривлекательной в своих проявлениях, а противопоставлены ей. Красочный мир подлинного рыцарства воспринимался и авторами и читателями порой как неосуществимая утопия, причем подчеркивание этой вневременности и внереальности фантастического мира рыцарственности отражало критическое отношение писателей к своему времени, бесконечно далекому не только от пленительной фантастики справедливого царства Артура и от простых и человеческих законов братской взаимопомощи, великодушия, доброты, которыми руководствуются рыцари Круглого Стола и герои «авантюрных» романов небретонского цикла. Таким образом, утопичность, противостояние реальной действительности оказываются в куртуазной литературе изначально заданными, что, конечно, не исключает наличия и в рыцарском романе, и в ряде жанров куртуазной лирики отголосков конкретных исторических событий и обилия точных бытовых реалий, верно рисующих отдельные черты жизни привилегированного общества XII и XIII столетий.

Этой идеализирующей действительности или, точнее, создающей внереальный, воображаемый мир тенденции куртуазной литературы противостоит некоторая приземленность, «бытовизм» литературы городской (бюргерской), которая стала одним из важнейших факторов европейского литературного процесса. Городская литература обладала не меньшим, а даже большим набором разных жанров, чем литература куртуазная. При их несомненном противостоянии между этими литературами — куртуазной и городской — происходил непрерывный обмен, так как они дополняли друг друга. Было бы ошибкой считать, что памятники этих литератур бытовали лишь соответственно в рыцарской или городской среде. Город же поставлял и авторов куртуазных произведений (так, горожанами были некоторые провансальские трубадуры, выходцами из города были авторы рыцарских романов Кретьен де Труа и Готфрид Страсбургский). Поэтому основной тенденцией литературного развития в изучаемый период было перемещение литературных центров в город, где на исходе Средневековья были усвоены и основательно переработаны традиции куртуазной литературы (т. е. из миннезанга вырастал мейстерзанг).

Еще принципиально разное решение в городской и куртуазной литературах приобретала проблема исключительности героев и ситуаций. В поэзии рыцарства перед нами постоянное подчеркивание исключительности положительных качеств как примера для подражания; в поэзии городского сословия на первом плане — исключительность отрицательного как предмет осуждения, т. е. в обоих случаях вопрос идет о норме, о регламентации, об этикете, литературном и нравственном.

Мини-характеристика:

- клерикальная. Видное место в ней занимают жития святых и др. религиозные легенды. Жития можно разделить на 3 группы:

1) проникнутые аскетичной идеей (голод, истязания)

2) жития миссионеров, обращавшие племена и области в христианство

3) подвиги человеколюбия и защита угнетенных

Черезвычайно распространены были сказания эсхатологические,те посвященные вопросу о посмертной судьбе человека. Другая тема – изображение загробной жизни. А еще были «бестиарии» (книжечки про животных, где они получили символическое истолкование)

- куртуазная.В передовых кругах формируется морально-эстетический идеал и намечаются ростки светской культуры. Общим понятием была куртуазия. Рыцарь должен быть не только щедрым, смелым, верным, но и учтивым, изящным, привлекательным, короче, к героическому идеалу присоединился еще и эстетический идеал. Возникает поклонение женщине, идеализация возвышенного любовного чувства. Назидательная функция литературы отнюдь не утрачивается, но одновременно возникает и другая ее функция – светско-развлекательная.

- бюргерская.Характеризуется торжеством здравого смысла и трезвой рассудительности, склонностью к обыденной жизни, нередко даже в ее низменных и уродливых проявлениях, к гротесковой игрой красок и образов, взятых из жизни всех без исключения слоев общества, в частности – крестьянства и городских.

3) Понятие топоса и канона: На всем протяжении своего многовекового развития средневековая литература обладала рядом общих черт, которые определяли ее внутреннее единство и которые типологически отличают ее от литературы нового времени. Это литература традиционалистского типа, сопоставимая по характеру с искусством европейской античности. Древней Индии и т. п. Она функционировала на основе постоянного воспроизведения сравнительно ограниченного набора идеологических, образных, композиционных и т. п. структур. При этом одни из них могли оставаться неизменными на протяжении весьма долгого времени, другие - эволюционировать, а третьи - разрушаться и отмирать, уступая место новым образованиям. Такие структуры называются топосами (общими местами) или клише. Они делятся на несколько основных видов: 1.Топосы лексического или лексико-синтаксического характера, например “эпические формулы” или постоянные эпитеты, применявшиеся в средневековой поэзии для описания персонажей, сюжетных ситуаций, пейзажа и т. п.Так, эпический герой во французской поэзии всегда “доблестен”, “могуч” и “светел лицом”, кровь всегда “алая”, трава -“зеленая”, волосы красавицы - “золотые” и т. п. Такие клише не только многократно повторялись в пределах одного текста, но и с вариациями переходили из произведения в произведение, от поэта к поэту и от поколения к поколению. 2. Изобразительные топосы, когда, например, любовное свидание, происходящее на фоне пейзажа, непременно требовало упоминания “весны”, “цветов”, “журчания ручья” и т. п. 3. Устойчивые мотивы и темы. Таковы, например, сатирические топосы: скупость богачей, чувственность монахов, коварство женщин; таков тематический топос, предполагающий гибель героя в результате вредительства или предательства и др. 4. Образные топосы, складывавшиеся из набора черт и деталей при описании персонажа или предмета, в результате чего возникали устойчивые каноны для изображения пап и императоров, купцов и вилланов, святых мучеников, юношей, стариков, красавцев и т. д. 5. Жанровые топосы, формировавшиеся за счет перечисленных выше клише и обладавшие собственным тематическим, смысловым и изобразительно-выразительным каноном (например, жанр “видения” в религиозно-дидактической поэзии или жанр “куртуазной песни” в поэзии рыцарской). Комбинации различных видов топики как раз и создавали ту или иную поэтическую традицию - героико-эпическую, лирическую, житийную, сатирическую, дидактическую, идиллическую и др. Совокупность таких традиций, сложно перекрещивавшихся и взаимодействовавших между собой, образовывала и исчерпывала явление, называемое средневековой литературой. Эта литература отсылала не столько к конкретному опыту автора и его аудитории или к эмпирическим фактам действительности, сколько к данному в традиции представлению об этих [9-10] фактах, т. е. к готовому культурному коду, которым владело средневековое общество, так что, к примеру, кареглазой брюнетке XIII в. приходилось не удивляться, а радоваться, если поэт изображал ее в виде голубоглазой блондинки: это значило, что он удостоил ее чести, подведя под общепризнанный эталон красоты.

Средневековые топосы, клише и каноны отнюдь не тождественны тем омертвевшим “штампам”, которые встречаются в современной литературе. Цель топоса в том, чтобы подвести любое единичное явление под общие и всеми узнаваемые “типы”, однако сами эти типы представляли собой не трафареты, подлежащие механическому копированию, но своеобразные смысловые, образные, сюжетные, стилевые и т. п. “сгустки”, способные к свертыванию и развертыванию. С одной стороны, будучи достоянием всего средневекового коллектива, они обладали намекающей силой и могли быть сведены к одному-единственному слову. Так, если автор рыцарского романа упоминал “замок”, то в сознании читателя само собой возникало представление о “враждебных силах”, о “чарах” и о том приключении, которое там ожидало героя. Поэту-сатирику достаточно было произнести слово “монах”, чтобы его аудитория немедленно вообразила себе пузатого развратника и чревоугодника. С другой стороны, большинство голосов обладало внутренней подвижностью, вариативностью, способностью к детализации и к синтезу с другими топосами. Характер такой детализации и такого синтеза полностью зависел от индивидуального таланта и мастерства каждого конкретного автора. Именно поэтому средневековые поэтические традиции постоянно эволюционировали, порождали новые традиции и заставляли забывать некоторые из старых: всякое новое произведение, не нарушая самих границ топики, тем не менее меняло ее конфигурацию.

Для XII - XIII вв. характерны следующие признаки культурного развития. Во-первых, завершается формирование феодализма и рыцарство окончательно оформляется в самостоятельное и наиболее могущественное сословие. Оно приобщается к образованности и, главное, вырабатывает собственное культурное самосознание и культурные идеалы. Если в эпоху раннего средневековья рыцарские ценности имели по преимуществу военно-героический характер, то к XII в. создается представление о специфически рыцарском “благородстве” - куртуазии (от Франц. court - двор) где тесно переплетались такие категории, как доблесть, верность, щедрость, милосердие, а также вежество, изящество, владение искусством охоты, музыкальными инструментами, умение слагать стихи, петь, танцевать и т. п. Таким образом, рыцарские ценности были подвергнуты систематической эстетизации и универсализации и именно в таком виде легли в основу куртуазной лирики и куртуазного романа. Важно при этом, что куртуазные идеалы имели не сословно-элитарный, а широкий этический смысл, играя для всех просвещенных слоев роль своеобразного эталона, который во многом определил культурный облик средневековой цивилизации в целом.

Вторую черту этой цивилизации составляет многовековая борьба между тенденциями феодального сепаратизма и тенденциями к объединению и централизации страны под властью короля. Однако в XII в. процесс централизации только начинался; свое классическое завершение он получит лишь в XVII в.

Третья черта заключалась в напряженной конкуренции между светскими и духовными властями, в первую очередь между королями и папами. В XII и в особенности XIII в. [16-17] эта борьба увенчалась впечатляющими победами папского престола, который добился всеевропейского политического влияния.

Однако притязаниям папства противостояли не только светские властители, но и многочисленные средневековые города, рост которых составляет четвертый, определяющий момент в жизни Франции ХП-ХШ вв. Горожане- буржуа (от франц. bourg - город), прежде всего ремесленники и торговцы, образовали новый социальный слой, сыгравший очень важную роль в развитии средневекового общества. Стремясь к политической независимости от местных сеньоров, успешно добиваясь самоуправления, города вместе с тем составляли органическую часть феодального общества, выработав, в частности, собственную культуру, находившуюся в сложных отношениях притяжения и отталкивания с рыцарской и клерикальной культурами.

В целом французское общество XII - XIII вв. характеризовалось состоянием относительного динамического равновесия между интересами рыцарства, горожан, королевской власти и церкви. Важно при этом, что социальное возвышение рыцарства и буржуазии привело к утрате церковью монополии на образование. Во-первых, уже в XII в. наряду с соборными школами в городах возникают частные, независимые школы, программы которых значительно выходили за рамки, потребные для подготовки священнослужителей. Во-вторых, сами соборные школы повсеместно превращались в Западной Европе в университеты, обладавшие значительной автономией. Возникла и стала набирать силу светская культура. В результате интенсивных контактов с арабскими странами и Византией произошло заметное расширение умственного кругозора французского общества. В XII в. начинается интенсивная деятельность по переводу на латынь сочинений греческих и мусульманских ученых (Аристотеля, Гиппократа, Евклида, Архимеда, Птолемея, Аверроэса, Авиценны и др.), что ввело в поле зрения европейских ученых новые представления по географии, математике, астрономии, медицине, юриспруденции, историографии, философии и т. п. Светские тенденции проявились также в бурном развитии поэзии на диалектах французского языка (рыцарская и городская поэзия), который постепенно переставал быть языком одного только “быта” и вступал в конкуренцию с латынью, хотя полное уравнение в правах французского и латыни, а затем и вытеснение [17-18] последней произойдет лишь в XVI - XVII вв. Наконец, существенные сдвиги в направлении обмирщения произошли в самой латинской литературе зрелого средневековья, где возрос интерес к античной поэтической традиции. С одной стороны, латинские поэты XII в. сумели, наконец, в полной мере оценить стилистическое совершенство и изящество римских “классиков”, прежде всего Овидия, чьи произведения на всем протяжении XII -XV вв. оставались “библией поэтов”. С другой стороны, сами сюжеты своих эпических поэм латинские авторы, как правило, черпали из античного предания (из троянского и фиванского циклов по преимуществу), что оказало влияние и на повествовательную поэзию на французском языке.

При этом как светская, так и клерикальная литературы, разграничиваясь тематически, в равной мере основывались на христианских идеалах и ценностях и в равной мере стремились к эстетическому совершенству. Вместе с тем сам факт развития светских интересов в культуре имел принципиальное значение, намечая ту линию в становлении духовной жизни средневекового общества, качественное развитие которой приведет позднее к гуманизму и к Возрождению.

В этот период ведущую роль играли латинская поэзия голиардов, героический эпос, рыцарская поэзия и различные жанры городской литературы.

Поэзия вагантов

12 в. во Франции, Италии, Германии, Англии характеризуется ростом числа школ и университетов, что повлекло за собой и увел. числа школяров-латинистов. Они скитались по стране во время каникул, живя подачками за исп. латинских песен. + позже из-за «перепр-ва кадров» оставались без работы и продолжали такую жизнь. Они и стали называть себя вагантами (лат. vagantes – бродячие люди) или голиардами (лат. gula – глотка -> крикуны / любители поесть и выпить).

Тв-во в. по своему хар-ру близко к народной поэзии, черпает оттуда многие мотивы и образы. Влияние древнерим. поэзии (школяры образованные ж). Встречаются имена языческих богов, приёмы описания, взятые из Вергилия, понимание любви – овидиевское.

Поэзия п. сост. из сатир. песен и воспевания радостей жизни. Клеймят лицемерие, обман, жадность, разврат на папском престоле, пороч-ть и корыстолюбие епископов, тунеядство монахов. Этому противоп-ся беспечное веселье, упоение радостями жизни, культ Бахуса и Венеры. Любовь всегда имеет чувств. хар-р. Предмет её – почти никогда замуж. женщина, обычно девушка, реже – куртизанка. Вакхизм («пей!» - одна из главных заповедей в. [ыы)]). Сохр-сь пародия на мессу, обращ-ная не к «богу всемогущему», а к Галкину вездесущему, «Бахусу всепьющему». Таверна, игра в кости, любовь красотки, добытая уговорами/силой – идеал жизни в. [во гопота-то, а]. Он, однако, никогда не переходит в сознат. атеизм. Анархич. эпикуреизм и наивная религ-сть уживались рядом в мировоззрении в.

Но в поэзии в. не только вино и женщины! Стихи с откликами на политич. совр-сть -призыв к крестов. походу, плач о Ричарде Льв. С.: бродячая жизнь стихотворцев делала их естеств. разносчиками агит. лирики того времени по всей Европе. Религ. стихи. !навер-ка в массе латин. гимнов и стихотв. благочест. медитаций огр. доля принадл. тем же в. (сочинение гимнов для богослужения и пародий на богосл. для средневек. чел-ка совсем не искл-ли друг друга), но выделить их невозм. ни по каким признакам. В сборнике «Carmina Burana» записаны даже неск-ко больших религ. драм — рождеств., пасх. и др.: становление и этого жанра не обошлось без участия в. Наконец, немалое место в стихотв. наследии в. заним. сюжетные стихи и песни.

Голиардич. песни соч-ли и клирики, имевшие опред. должности, (но) настроенные сходно с деклассированными бродягами: Гюг Орлеанский (1ая пол. 12 в.) aka Примас: оч. лёгкие и остроумные стихи, полные сатир. выпадов против знатных врагов и цинич. признаний по поводу собств. любовных неудач.

Архипиита: сохр-сь 10 стих. (1161-65 гг.), обращены в осн. к его покровителю Рейнальду Дассельскому - канцлеру имп-ра Фр. Барбароссы, — к-рого поэт сопровождал во время итал. похода Фр. . А. - тоже скиталец, бедняк, но у него нет едкой мрачности, к-рой полны стихи Пр., а бравирует иронией и блеском. Попрош-ет почти в каждом стих-нии, но не с издеват. самоунич., как Пр., а с гордым вызовом, принимая подаяние как нечто заслужен.

3ий классик ваг. лирики - Вальтер Шатильонский, автор «Александреиды». Безместным клириком он никогда не был, попрошайных стих-ний у него нет, о себе в своих стихах он почти не говорит, а ратует за всё учёное сословие; бол-во стихов сатир., с пафосом облич. сребролюбие прелатов и равнод. к истинной учености. И обличит. стихи В., и не менее блестящие его любовные песни польз-сь широчайшей извест-тью и вызывали мн-во подражаний: «Галлия вся звучит песен напевом моих»,- из его автоэпитафии. Из 3х поэтов В. самый «литер.»: берёт ходовые общедост. мотивы и с помощью арсенала ритор. ср-в, к-рыми владеет в совер-ве, превр. их в образцово построенные стих-ния. Особенно любит эффектно развертываемые аллегории, в к-рых сперва набрасывается широкая картина, а потом каждая ее подр-сть получает точное иносказ. осмысление. Пр. легче представить читающим стихи в таверне, А. — при дворе, Вальтера — на пропов. кафедре. + И по духу и темам, и по форме стихи 3х поэтов несходны: Пр. предп. старый рифмов.гекзаметр, А. – вход-й в моду речитативный хорей с четверной рифмой, В. - звучные строфы, воспроизв. ритмику церк. гимнов и нар. песен. Эти формы разраб-сь безымянными в. и позже.

Стилист. диапазон ваг. поэзии оч. широк. Столк-ние антич. и библ. традиций языка и образн-ти, с 1 стороны, и народно-лирич. или злободневно-сатир. мотивов, с др. – откр. простор для самых разнообр. поэтич. экспер-тов.

Авторы неопытные польз-ся бесхитр. разг. латынью своего времени, на фоне к-рой с неловкой резкостью выдел-ся показной блеск оборотов, заимств. из Библии / антич. поэтов; авторы опытные вводят ученые реминисценции так, чтобы стилист. диссонанса не возникало, а напротив, текст обогащался бы всеми ассоциациями, залож. в первоист-ках. Степень контраста между первонач. примен. заимств. оборота и новым, контекстуальным была оч. сильным худож. приёмом, особ-но эффектив. в сатир. поэзии, => культ пародии во всех оттенках: слишком велик был соблазн вдвинуть благочестивейший текст в нечестив. контекст (/наоборот) и полюбоваться достигн. впечатл. С особ. пристрастием пародировались библ. и богослуж. тексты, самые привычные для клирика: монтажи из еванг. цитат сочинялись по самым неожид. поводам («Евангелие от марки серебра» с обличением сребролюбия прелатов (ср. «Ев-лие от св. Марка»)), а монум. «Всепьянейшая литургия», с неукоснит. тщат-тью переиначивающая все звенья сложного обряда и все слова каждого текста, осталась 1 из самых знамен. памятников в истории европ. пародии. + в распор. в. всегда была игра контрастом между латин. и нар. языком: к лат. строфам добав-сь франц. припевы, за лат. стих-ми в «Carmina Burana» то и дело следуют стих-ния на нем. языке, точно воспроизв. их ритм и мелодию, а лучшие мастера сочиняли двуязыч. стих-ния из черед-ся строк на нар. и лат. языках, технику эту разработала еще религ. гимнография, но в., разумеется, применяли этот опыт к мат-лу совсем другого рода.