КАК РАБОТАЮТ РУССКИЕ СТУДЕНТЫ

Упорнее ли работают учащиеся музыкальных учебных заведений России, чем студенты других стран. Возможно ли вообще правильное сравнение. Славяне вошли в историю не благодаря своему прилежанию. Временами, мне кажется, славяне бывают известны своей ленью. Они любят мечтать, идеализировать. Они также очень нетерпеливы. У американцев гораздо больше терпения. Музыка, однако, огромная движущая сила, и славянин, полюбивший музыку, забывает, что он трудится, и находит так много радости в своем искусстве, что ничто не может остановить его развития. Например, Шаляпин, один из величайших русских современников, почти ничему не учился. Он слушал знаменитые русские хоры; но все, что он знает о музыке, опере, пении и актерском искусстве, он благодаря силе своего гигантского гения воспринимал от своих друзей-артистов. Разумеется, он работал, но вряд ли сознавал это, настолько наслаждался радостью творчества. Величайшее искусство всегда творится бессознательно. Конечно, нужны годы напряженного труда, чтобы достичь высокой цели. К вершинам искусства нельзя воспарить наподобие ангела; необходим подъем в гору. Но разница заключается в том, что великий артист обычно забывает о трудностях, настолько его энтузиазм и любовь к тому, что он делает, скрадывают его тяжкую работу. И на самом деле, чем талантливее русский студент, тем меньше он осознает, что он трудится. Это характерная

и неискоренимая национальная черта. И лишь кажется, будто наиболее талантливые работают очень мало.

Представляется до некоторой степени удивительным, что после Шопена не появилось никого, кто обогатил бы фортепианную литературу так великолепно, как это сделал он. При всем уважении к Листу, произведения которого представляют собой весьма важный шаг в развитии фортепианного искусства, Шопен до сих пор остается в зените. Его утонченное чувство звуковых красок, его великолепные гармонии и всегда подлинно пианистическое выявление возможностей инструмента делают его произведения своего рода Библией для пианиста. Если вы знаете творчество Шопена, вы практически знаете все, что можно сделать в сфере создания пианистических эффектов высокого художественного значения. Сочинения Шопена настолько «удобны» для руки, что большинство студентов, кажется, не понимает, что их следует изучать с терпением и усердием. Терпение, терпение и еще раз терпение — это великое благо для студента, который хотел бы добиться законченного исполнения. Творения Шопена надо изучать с таким же терпением, с такой же тщательностью, как и сочинения Баха. У великого художника, гения, каждая нота весома.

В настоящее время американская публика, кажется, более, чем во многих европейских странах, рационалистична и яснее понимает существенные элементы прекрасного в музыкальном искусстве. По моему мнению, Европа страдает своего рода заразной манией какофонии, представленной в произведениях ультра-современных композиторов. Взгляните на программы и затем послушайте то, что называют теперь музыкой. Американцы слишком реалисты, слишком практичны, чтобы дать себя обмануть такой «материей» только потому, что ее преподносят как новинку. Пусть у нас будет такая новая музыка, какую может сотворить только величайший гений мира; пусть она будет богатая и оригинальная; но прежде всего пусть она основывается на старинных принципах подлинной красоты, а не на фальши в искусстве.

Однако решение неизбежно выносит время, и каждый музыкант сознает тот факт, что многое из созданного, подобно футуристической музыке, было преходяще

и теперь уже выходит из моды, находясь на пути к полному забвению. Пусть появится другой Шопен и принесет миру новые красоты пианизма. Помимо всего того, что я играю в течение концертного сезона на эстраде, я дома просто для одного только удовольствия постоянно играю Шопена. Наслаждение — проиграть его совершенные пассажи. Каждая нота в его сочинениях кажется как раз на том месте, где она должна произвести самый тонкий эффект, все на своем месте. Ничего нельзя ни прибавить, ни убавить.

Я верю в то, что музыку можно называть специфически фортепианной, то есть в том смысле как назвали бы ее немцы — к1аviermässig. Для фортепиано было написано много несвойственных его природе произведений. В этом отношении примечателен пример Брамса. Римский-Корсаков — может быть, величайший из русских композиторов. Однако теперь никто не играет его Концерт, потому что это произведение не к1аviermässig. С другой стороны, концерты Чайковского часто исполняются, ибо они хорошо ложатся под пальцы. Даже из моих собственных концертов я предпочитаю Третий, а мой Второй концерт неудобно играть, и из-за этого он нелегко воспринимается публикой. Григ, хотя и не принадлежит к числу великих мастеров пианизма, обладал даром прекрасно писать для фортепиано в чистом стиле к1аviermässig . Его пьесы всегда приятно играть, и они часто изысканно красивы.

Положить пределы искусству композиции для фортепиано никоим образом нельзя. Можно еще многое сделать. Это пленительная область; будет еще много исследователей, которые откроют чудесные перспективы, подобные тем, что нашел Шопен, а не ужасные и вызывающие отвращение пропасти, как это заметно в творчестве некоторых современных футуристов. Элемент контраста один из самых сильных в искусстве. Он немыслим без света и тени. Выразительный диссонанс красив, но нескончаемая какофония, доведенная до безжалостных крайностей, никогда не бывает и не может стать искусством.

РАХМАНИНОВ ВСПОМИНАЕТ

Среди композиторов заметно возвышается фигура Рахманинова, ибо редко бывает так, что один и тот же человек получает равное признание и как композитор и как пианист. Это и произошло с Рахманиновым. На протяжении последующего столетия совершенство его фортепианной игры, без сомнения, станет мифом, а его вдохновенные музыкальные произведения для оркестра, голоса и фортепиано останутся бережно хранимым сокровищем человечества.

Недавно я, прекрасным утром, по предварительной договоренности очутилась в просторной студии Рахманинова с видом на Гудзон. В этой спокойной и располагающей к созерцанию комнате, где маэстро много занимается, мы разговорились на разные темы. В ходе нашей беседы я спросила выдающегося московского музыканта, когда он впервые получил признание как композитор, ибо это самое трудное, с чем сталкивается молодой музыкант. Вспоминая, Рахманинов сказал:

— В период учения в Московской консерватории по классу фортепиано, я почувствовал внутреннюю потребность сочинять. Так я стал изучать музыкальную науку и искусство композиции у профессоров Танеева и Аренского. К окончанию консерватории я написал мою первую оперу «Алеко» ¹. Меня очень поддерживал Чайковский. Он был так добр и так помогал мне как композитору, что даже приходил на репетиции «Алеко»,. чтобы поделиться со мной своим богатым запасом мудрости, знаний и опыта. «Алеко» впервые был поставлен

вапреле 1893 года в Большом театре в Москве². Мне было тогда двадцать лет. Оперой «Алеко» я предстал перед миром как композитор. Она хорошо была принята критикой и публикой. Это побудило меня продолжать занятия композицией и дальше.

— Такое раннее признание моей оперы вдохновило меня на создание в течение лета этого года таких произведений, как «Утес» (оркестровая фантазия), «В молитвах неусыпающую богородицу» (хоровое произведение), шесть романсов, пьеса для скрипки и Первая сюита для двух фортепиано ³. Чайковский умер в октябре того же года; глубокое чувство тяжелой утраты побудило меня написать Элегическое трио «Памяти великого художника» (ор. 9) для фортепиано, скрипки и виолончели ⁴. Итак, Вы видите, что год моего композиторского дебюта был довольно напряженным. Я сочинил несколько серьезных вещей одну за другой, но странно, что маленькая, фортепианная пьеса — Прелюдия cis-moll сделала меня известным во многих странах.

— Некоторым хотелось бы Вас называть мистер С Sharp Minor,— сказала я. Маэстро засмеялся. Впервые я увидела, что меланхоличный музыкант может так сердечно смеяться. Найдя его в таком настроении, я набралась смелости и спросила, как пришла к нему идея создания Прелюдии cis-moll и вообще о других источниках его вдохновения.

— В один прекрасный день Прелюдия просто пришла сама собой и я ее записал,— ответил он.— Она явилась с такой силой, что я не мог от нее отделаться, несмотря на все мои усилия.. Это должно было случиться и случилось. Я также помню, что получил только 40 руб­лей за нее. Пьеса была напечатана большим тиражом и распродана во всем мире, но я больше никогда не получал за нее никакого вознаграждения. Однако признание, которое принесла мне пьеса, было для меня очень важно.

ИСТОЧНИК ВДОХНОВЕНИЯ

— Очень трудно анализировать источник, вдохновляющий творчество. Так много факторов действуют здесь сообща. И, конечно, любовь, любовь — никогда не ослабевающий источник вдохновения. Она вдохновляет

как ничто другое. Любить — значит соединить воедино счастье и силу ума. Это становится стимулом для расцвета интеллектуальной энергии. Помогают творчеству красота и величие природы. Меня очень вдохновляет поэзия. После музыки я больше всего люблю поэзию. Наш Пушкин превосходен. Шекспира и Байрона я постоянно читаю в русских переводах. У меня всегда под рукой стихи. Поэзия вдохновляет музыку, ибо в самой поэзии много музыки. Они — как сестры-близнецы. Все красивое помогает,— сказал Рахманинов с улыбкой, которая затерялась где-то в уголках его рта.— Красивая женщина,— конечно, источник вечного вдохновения. Но вы должны бежать прочь от нее и искать уединения, иначе вы ничего не сочините, ничего не доведете до конца. Носите вдохновение в вашем сердце и сознании, думайте о вдохновительнице, но для творческой работы оставайтесь всегда наедине с самим собой. Настоящее вдохновение должно приходить изнутри. Если нет ничего внутри, ничто извне не поможет. Ни лучший поэтический шедевр, ни величайшее творение живописи, ни величественность природы не смогут породить маломальского результата, если божественная искра творческого дара не горит внутри художника.

— Как воздействует на Вас живопись?

— После музыки и поэзии я больше всего люблю живопись.

— Я знаю, что произведение живописи вызвало к жизни Вашу симфоническую поэму «Остров мертвых»⁵. Где Вы впервые увидели картину?

— Впервые я увидел в Дрездене только копию замечательной картины Бёклина. Массивная композиция и мистический сюжет этой картины произвели на меня большое впечатление, и оно определило атмосферу поэмы. Позднее в Берлине я увидел оригинал картины. В красках она не особенно взволновала меня. Если бы я сначала увидел оригинал, то, возможно, не сочинил бы моего «Острова мертвых». Картина мне больше нравится в черно-белом виде.

— Эта симфоническая поэма была моим первым знакомством с Вами как с композитором,— прервала я наш разговор. — Я так люблю ее; мистер Странский оказался настолько любезен, что только по моей очень смиренной просьбе повторил ее в том же сезоне. Она

что-то возбуждает во мне. Хотелось бы услышать ее как-нибудь под управлением Стоковского с его Филадельфийским оркестром. Он со своим оркестром временами совершает такие сверхъестественные чудеса. А это сверхъестественное музыкальное произведение рождено сверхъестественным произведением живописи. Между прочим, что Вы можете сказать о других известных композиторах России, ныне здравствующих?

— Русская музыкальная школа — школа огромного значения. Мир медленно начинает осознавать этот факт, как мне кажется, слишком медленно. Бойкот немецкой музыки во время войны — сама по себе вещь чудовищная, несправедливая — заставил людей искать и найти классическую музыку за пределами Германии и Австрии. У нас теперь, помимо других, есть Метнер и Глазунов. Они достойны всяческого внимания. На моем веку мы потеряли Чайковского, Римского-Корсакова и Скрябина. Как я Вам уже сказал, после смерти Чайковского я сочинил Элегическое трио. После смерти Скрябина я исколесил всю Россию, играя его произведения и тем самым отдавая скромную дань памяти великого мастера⁶. Что касается Римского-Корсакова, то скажу Вам, когда после революции я вынужден был покинуть мой дом и мою любимую Россию, мне было разрешено взять с собой только по 500 рублей на каждого из четырех членов моей семьи, а из всей музыки я выбрал, чтобы увезти с собой, только одну партитуру — «Золотого петушка» Римского-Корсакова.

РУССКАЯ МУЗЫКА

— Верно,— продолжал выдающийся пианист,— что русская музыка очень мало известна в Америке, но ее влияние чувствуется во всей Европе. Возьмите, например, Дебюсси. Очень сильное влияние на него оказав Римский-Корсаков. И дело тут не в плагиате, ибо Дебюсси сам был гениальным музыкантом, а лишь во влиянии, какое оказывает один поэт на другого. Возможно, Тагор оказал влияние на многих молодых поэтов Индии.

— Да, довольно порядочное влияние и не только в сочинении стихов, но и в прическе.

— Вот это как раз то, что я и имел в виду под влиянием.

— Многие из наших артистов прошли через всякие превратности судьбы, прежде чем добились успеха. Интересно, какова была Ваша участь в этом отношении.

— У меня была своя доля огорчений, страданий и лишений,— продолжал он.— Хотя я родился в богатой семье, я скоро понял, что мне самому надо заботиться о себе и своем образовании. Материальное положение нашей семьи пошатнулось. Начались затруднения. Будучи еще мальчиком, я сделал успехи в музыке, и, когда мне было шестнадцать лет, начал сам давать уроки. Это было необходимо, чтобы заработать деньги и продолжать мое музыкальное образование. Я получал 75 копеек за час. В первый же месяц я заработал около 50 рублей. Был очень доволен этим педагогическим опытом. Для того чтобы иметь право преподавать, я должен был знать значительно больше, чем мои ученики, и я учился, как разрешать многие проблемы чисто технического свойства. Моя вынужденная педагогическая деятельность была неприятной необходимостью, оказавшей благотворное влияние на мое музыкальное развитие. Итак, я был счастлив, когда после многих злоключений и несчастий ко мне пришло признание. Моя вторая опера «Скупой рыцарь» была подлинным началом моей карьеры.

Когда я думаю о моей музыкальной карьере, я неизменно вспоминаю о покровительстве Чайковского. Он считал, что у меня есть талант и всячески поощрял меня, помогал моему развитию. На премьере моей первой оперы «Алеко» он выразил пожелание, чтобы его одноактная опера «Иоланта» была исполнена вместе с моим первым оперным опытом. Я был очень горд похвалой, выраженной таким образом. Вы не можете себе представить, что тогда она для меня значила. Великий Чайковский, наш национальный музыкальный гений, пожелал, чтобы его опера была поставлена в театре вместе с моей.

Я был буквально опьянен радостью. Я повторяю, что покровительство такого великого музыканта помогло моей карьере. Чайковский был такой же деятельной личностью, как и Чехов.

— Вы подняли интересный вопрос, употребив слово личность, — сказала я. — Относительно этого существует много разных мнений. В определенных музыкальных кругах полагают, что личность музыканта имеет мало общего с его успехом. Каково Ваше мнение?

— Облик музыканта играет очень большую роль. Если личность как таковую не принимать в расчет, тогда почему бы не слушать фонограф или радио? Почему, в конце концов, ходят на концерты? Возьмите такой конкретный пример. Мистер Крейслер обладает потрясающей индивидуальностью. Он выходит на эстраду, играет и побеждает. Вы знаете, как он побеждает. Теперь давайте представим, что в концерте он будет играть за занавесом. Как Вы думаете, придет ли публика в такой же восторг, как обычно?

— Думаю, что нет.

— Тогда наши мнения совпадают. Облик музыканта сознательно или бессознательно влияет на публику. В наслаждении музыкой человеческое сердце играет более важную роль, чем рассудок.

— Как Вы думаете, имели бы Вы успех, как пианист, если бы у Вас был какой-то физический недостаток, даже если бы это не отражалось на Вашей игре?

— При таких обстоятельствах я бы обязательно провалился, даже если бы играл в сто раз лучше, чем сейчас. Возьмите актера подобного Станиславскому, основателю Московского Художественного театра. Если бы он имел какие-то физические недостатки, но играл значительно лучше, он все равно провалился бы. Что касается композиторов и драматургов, то здесь совсем другое дело. Если бы я был калекой и не мог играть на фортепиано в концерте, я, быть может, сочинил бы более значительные симфонии, оперы и концерты. Всегда существует компенсация. Поэтому я настаиваю на своем мнении, что облик музыканта, появляющегося на публике, оказывает большое влияние на его успех.

МУЗЫКАЛЬНОЕ БУДУЩЕЕ АМЕРИКИ

Беседуя об Америке, я спросила замечательного русского мастера, что он думает о музыкальном будущем этой страны.

— У Америки — большое музыкальное будущее. Сейчас мы свидетели только начала новой музыкальной эры. Все великие музыканты Европы приезжают сюда и вкладывают свою долю в развитие музыки этой страны. Это несчастье для Европы, но это большое счастье для Америки. Возможно, именно в такой стране, где производятся такие прекрасные рояли, родится замечательная музыка. Но я, к сожалению, должен отметить, что в настоящее время не предпринимаются никакие организационные национальные меры по координации развития американских музыкальных сил на благо страны. Первое, что я бы осуществил, будь я у власти, — учредил бы национальную консерваторию в здании, соответствующем финансовым ресурсам и международному престижу страны. Затем я бы сделал ее центром, пропагандирующим все самое возвышенное и самое чистое в музыке. В течение трех лет, будучи вице-президентом императорского Русского музыкального общества, я занимался осуществлением этой задачи⁷.

Рахманинов ведет очень спокойную и скромную жизнь. Он избегает роскоши в любых ее проявлениях. Он целиком погружен в свое искусство и летом много времени посвящает чтению, игре на фортепиано и садоводству. Его редко видят на концертах. Но, когда поет его старый друг Шаляпин или играет Метнер, его трудно удержать дома. Он очень Предан театру. В молодости он был большим почитателем Чехова, другом Московского Художественнсго театра. Я вспоминаю зрелище, которое мне пришлось однажды наблюдать в артистической после нью-йоркского концерта Рахманинова в Carnegie Hall⁸. В углу комнаты стоял огромный сверкающий зеленовато-золотистым блеском лавровый венок, предподнесенный замечательному пианисту с сердечным пожеланием от Художественного театра. Актеры и актрисы величайшего в мире театра во главе со статным и красивым Станиславским плотно окружили Рахманинова. Некоторые мужчины целовали его, а он их — чисто по-русски. Они немногословно перебрасывались репликами. Затем на одну или две минуты воцарилась тишина. Московские актеры просто смотрели на великого московского музыканта, смотрели в благоговейном молчании. Такой преданности, такого постоянства, такой чисто детской искренности я никогда не видела прежде, даже на сцене Московского Художественного театра. Актеры превзошли самих себя. Потом они тихо, один за другим удалились, как послушные дети,

огорченные тем, что их оторвали от общей игры. Взгляд маэстро был прикован к ним, и он помахал последнему выходящему актеру, который оглянулся. Я в изумлении, затаив дыхание, наблюдала этот кусочек драмы жизни, и мне не стыдно признаться, что святость этой сцены тронула меня до слез. По частому движению рахманиновских век я смогла заметить, что и глаза маэстро не остались сухими. Я никогда не забуду эту «одноактную пьесу» в исполнении Московского Художественного театра, в которой Рахманинов играл заглавную роль. Это было больше, чем пьеса, это было таинство, и я была вдвойне счастлива видеть великих русских актеров, воздающих таким удивительно торжественным образом дань великому русскому музыканту.