Вашингтон Ирвинг. Легенда о наследстве мавра

Сразу при входе в крепость Альгамбры, перед царским дворцом,простирается широкая площадь, именуемая Водоемной (la Rlaza de losAlgibes), ибо под нею скрыты водохранилища, устроенные еще маврами. В углуплощади-мавританский колодец, прорубленный на большую глубину в сплошнойскале, и вода из него холодна как лед и прозрачна как хрусталь.Мавританские колодцы вообще славятся: известно, что мавры умели дорыться досамых чистых и свежих ключей и родников. Но колодец, о котором идет речь,знаменит на всю Гранаду, и с раннего утра до позднего вечера вверх-вниз потенистым аллеям к Альгамбре и из Альгамбры спешат водоносы-одни несутбольшие кубышки на плечах, другие погоняют ослов, навьюченных узкогорлымиглиняными сосудами. Родники и колодцы с библейских времен отведены в жарких странах длясплетен и пересудов, и возле этого колодца день-деньской обретаютсяинвалиды, старухи и другие любознательные бездельники из числа жителейкрепости. Они сидят на каменных скамейках под защитным навесом для сборщикаплаты, пережевывают местные толки, выспрашивают у каждого водоносагородские новости и распространяются обо всем, что слышат и видят. Подолгуторчат здесь также ленивые хозяйки и нерадивые служанки; с кувшином в рукеили на голове, они жадно ловят последние пересуды в потоке нескончаемойболтовни. Среди водоносов-завсегдатаев колодца был когда-то коренастый,широкоплечий и кривоногий человечек по имени Педро Хиль, прозванный длякраткости Перехи-лем. Как всякий водонос, он был, конечно, родом изГалисии, проще говоря-гальего. Люди что животина: у каждой породы своеназначенье. Недаром во Франции сапоги чистят савояры и швейцары во всехгостиницахшвейцарцы, а в Англии во дни фижм и пудреных париков сыныболот-ирландцы прославились уменьем носить портшезы. Вот и в Испании всеводоносы и просто носильщики-приземистые уроженцы Галисии. Никто здесь нескажет: "Позови носильщика", скажут: "Кликни гальего". Но к делу. Перехиль-гальего вступил на поприще с большой глинянойкубышкой на плече; преуспев в своем ремесле, он купил себе в помощьживотину потребной породыприземистого и шерстистого осла. По бокамдлинноухого собрата были навьючены корзины с двумя кубышками, прикрытыми отсолнца фиговыми листами. Перехиль был самый усердный, а вдобавок и самыйприветливый водонос во всей Гранаде. Он брел за своим ослом и веселовыводил припев, который разносится летом по испанским городам: "Csшenдtaere adиа-аsuа так lna que lа шеуе?" ("Кому воды-воды холоднее снега?Кому воды из колодезя Альгамбры-холодной как лед и прозрачной какхрусталь?") Каждый искристый стакан он подносил с учтивым словом и вызывалулыбку, а миловидным женщинам и девицам с ямочками на щеках лукавоподмигивал и отпускал неотразимые комплименты. И вся Гранада считалаПерехиля-гальего учтивейшим, любезнейшим и счастливейшим из смертных. Однако не всякий весельчак и балагур живет припеваючи. И у беспечного свиду добряка Перехиля хватало своих печалей и забот. У него была уймаоборванных детишек, голодных и крикливых, как стрижата, и они кидались кнему ввечеру с разинутыми клювами. Была у него и дражайшая половина,которая и вправду обходилась ему дорогонько. В девушках она была первойкрасоткой на деревне, лихо отплясывала болеро и прищелкивала кастаньетами;такою осталась и зажжем. Скудные заработки безответного мужа уходили на безделушки, и повоскресеньям и праздникам она даже забирала у него осла, чтоб ездить назагородные гулянки; а ведь известно, что праздников в Испании больше, чемдней в неделе. К тому же она была неряха и порядочная лежебока, а ужболтушка первостатейная: кой-как одевшись, она бросала дом, хозяйство и всена свете, лишь бы всласть посудачить с соседками. Однако у Творца истриженую овцу ветром не продует, а покорную шею супружеское ярмо не трет.И Перехиль не роптал на свой нелегкий удел супруга и отца, как и оселего-на полные кубышки; может, он иной раз украдкой и встряхивал ушами, носвоей неряхе жене никогда не выговаривал и чтил в ней хозяйку дома. И детей он любил, как филин своих птенцов: ведь они были егоразмноженным образом и подобием-все крепенькие, плотно скроенные икривоногие. Больше всего добряку Перехилю нравилось денек отдохнуть,запасшись пригоршней мараведисов, и выбраться вместе со всем своимвыводком-кто сидел на руках, кто цеплялся за штанину, а кто и сам неотставал-в загородные сады; жена же его тем временем плясала и веселилась скем попадя на тенистых берегах Дарро. Как-то в поздний час почти все водоносы, кроме Перехиля, разошлись подомам. День выдался на редкость знойный, и теперь наступала дивная луннаяночь-такие ночи южане встречают на улицах, чтоб очнуться от жаркогодневного оцепенения и подышать полуночной прохладой. Перехиль, какзаботливый и работящий отец, подумал о своих голодных детишках. "Схожу-ка я еще раз на колодец, - сказал он сам себе, - и будет малышамв воскресенье мясная похлебка". С этими словами он бодро зашагал откосом поаллее, ведущей в Альгамбру, распевая дорогою и оглаживая осла палкой побокам-то ли в такт песне, то ли взамен корма,-ведь в Испании вьючнуюскотину кормят в основном колотушками. Возле колодца было пусто, только на залитой лунным светом каменнойскамье сидел какой-то пришелец в мавританском платье. Перехильприостановился и поглядел на него с удивленьем и не без опаски, а маврмедленно поманил его рукой. - Я болен и ослаб,-сказал он. - Помоги мне вернуться в город, и я заплачутебе вдвое против твоей выручки. Добродушный водонос бьи тронут мольбой чужестранца. - Сохрани бог, - сказал он, - чтоб я брал какую-нибудь плату за обычноедело милосердия. Он подсадил мавра на своего осла, и они не спеша побрели в Гранаду;бедняга мусульманин так обессилел, что приходилось поддерживать его, чтобон не свалился наземь. В городе водонос спросил, куда его отвезти. - Увы!- проговорил мавр,-уменя здесь нет ни дома, ни пристанища, я издалека. Приюти меня на эту ночьпод своим кровом, и тебя ждет щедрая награда. По чести, Перехилю был вовсе ни к чему гость, да еще магометанин, но подоброте своей он не мог отказать ближнему в такой напасти-и повел осла кдому. Заслышав цоканье его копыт, дети, как обычно, выскочили с разинутымиклювами, но при виде чужака в тюрбане испуганно попятились и укрылись заюбками матери. Она бестрепетно выступила вперед, словно взъерошеннаянаседка навстречу приблудному псу. - Это еще что такое! - крикнула она. - Ты зачем на ночь глядя таскаешь вдом приятелей-нечестивцев? Хочешь, чтоб за нас взялась инквизиция? - Успокойся, жена,-отвечал гальего,-это бедный больной чужестранец,одинокий и бесприютный, не на улице же его бросать? Жена собиралась браниться дальше: она хоть и жила в лачуге, но пущевсего на свете радела о доброй славе своего жилища; но на этот разкоротышка-водонос заупрямился и никак не сгибал шею под хомутом. Он помогбедняге мусульманину спешиться и положил ему в самом прохладном углу кошмуи овчину: другой постели в доме не было. Вскорости мавра схватили сильные корчи; Перехиль ухаживал за ним какумел, но поделать ничего не мог. Больной следил за ним признательнымвзглядом. Между приступами он подозвал его к себе и чуть слышно выговорил:"Боюсь, конец мой близок. Если умру, возьми в благодарность за милосердиеэту шкатулку", - и, распахнув свой плащ-альборнос, он показал примотанную ктелу сандаловую шкатулочку. - Бог милостив, друг, - возразил сердобольный гальего,- авось ещепоживешь, сам попользуешься своими сокровищами, да и какие там у тебясокровища. Мавр покачал головой, возложил руку на шкатулку и хотел было что-тосказать, но корчи начались с новой силой, и вскоре он испустил дух. Тутжену водоноса словно прорвало. - Вот тебе, - вопила она, - твое дурацкое мягкосердечие, всегда ты иззанего в дураках! Что теперь будет с нами, когда в нашем доме найдутмертвеца? Нас засадят в тюрьму за убийство и, если, спасибо, не повесят,все равно до нитки обдерут судейские и альгвасилы. Бедняга Перехиль тоже вконец растерялся: он и сам чуть не жалел, чтосделал доброе дело. Наконец его осенило. - Время сейчас ночное, - сказал он, - я вывезу покойника за город исхороню его в песке у берега Хениля. Никто не видал, как мавр зашел к нам,никто и не узнает, что он здесь умер. Сказано-сделано. Жена помогла ему завернуть тело злополучного мавра в тусамую кошму, на которой он скончался, вдвоем они навьючили поклажу на осла,и Перехиль отправился с нею на берег реки. Но, как на грех, напротив водоноса жил некий Педрильо Педруга, один изсамых пронырливых, болтливых и пакостливых цирюльников на свете. С лица онбыл сущий хорек, ножки паучьи, юла и втируша; сам знаменитый севильскийцирюльник и тот не умел так залезать в чужие дела; а держалось в нем всекак в решете. Про него говорили, что он спит одним глазом, навострив одноухо, чтоб даже во сне подсматривать и подслушивать. Гранадские сплетники внем души не чаяли: он знал все про всех, и народу у него брилось больше,чем у его городских собратьев, вместе взятых. Этот дотошный брадобрей слышал, что Перехиль возвратился позже обычного,слышал, как галдели его жена и дети. Головка его тут же высунулась изподзорного окошечка, и он увидел, что его сосед ведет к Себе какого-томавра. Это было так необычайно, что Педрильо Педруго всю ночь не сомкнулглаз. Каждые пять минут он бегал к своему окошечку поглядеть, как сочитсясвет из соседских дверей, а перед самым рассветом приметил, что Перехильвывел осла со странной поклажей. Любознательный цирюльник заторопился: он натянул одежонку и, бесшумновыбравшись из дому, следовал за водоносом в отдалении и видел, как тотвырыл яму в песке на берегу Хениля и схоронил там что-то очень похожее намертвое тело. Цирюльник поспешил домой и до рассвета не находил себе места. Потом онвзял тазик под мышку и отправился к Алькальду, которого брил ежеутренне. Алькальд только что восстал ото сна. Педрильо Педруго усадил его вкресло, повязал салфетку, подставил к подбородку тазик с кипятком ипринялся умягчать пальцами его щетину. - Ну и дела творятся на белом свете!-промолвил Педруго, от которогождали не только бритья, но и новостей,-ну и дела! Ограбили, убили ипохоронили и все в одну ночь! - Это как? Ты что? Где это? - вскричал Алькальд. - Я говорю,- отвечалцирюльник, орудуя куском мыла поверх его носа и рта, ибо испанскийбрадобрей обходится без кисточки, - я говорю, что Перехиль-гальего ограбили убил мавританского мусульманина и в ту же ночь похоронил его. Мама миа,пусть будет проклята злосчастная ночь! - А ты-то это откуда знаешь? - полюбопытствовал Алькальд. - Потерпите, сеньор, сейчас вы все услышите,- обещал Педрильо, схвативего за нос и проводя бритвою по щеке. Затем он рассказал обо всем, чтовидел, не прерывая своего занятия: борода была побрита, подбородок вымыт инасухо вытерт грязной салфеткою, а мавр тем временем ограблен, убит ипохоронен. А этого самовластного Алькальда знала вся Гранада-он был сущий кровосос,скареда и сквалыга. Нельзя, однако ж, отрицать, что правосудие у него былов цене: оно отпускалось на вес золота. Он рассудил, что произошло убийствои грабежи выручка, надо думать, богатая: вопрос, стало быть, в том, как еезаконно прибрать к рукам? Что толку, если преступник будет болтаться нависелице? А вот если добыча его достанется судье-тогда-то правосудие ивосторжествует. В таких мыслях он призвал своего доверенногоальгвасила-поджарого, с голодным огнем в глазах, и одетого, как испоконвеков подобает его должности в Испании: в подвернутой черной бобровке,засаленных брыжах и коротком темном плаще, койкак болтавшемся на плечах;его тощее тулово облекала выцветшая черная рубаха, а в руке он держалтонкий белый жезл, грозный знак своей власти. Эта гончая древней испанскойпороды взяла след злополучного водоноса с таким проворством и чутьем, чтобедняга Перехиль еще по пути домой был перехвачен и вместе с осломдоставлен к блюстителю правосудия. Алькальд яростно ощерился на него. - Дрожи, негодяй!-взревел он такимголосом, что у малорослого гальего затряслись коленки,- дрожи, негодяй! Ине вздумай запираться, мне все известно. За твое преступление тебя надовздернуть на виселицу, но я из милости готов выслушать твои оправдания. Втвоем доме был умерщвлен мавр, нечестивец и враг нашей веры. Я понимаю, тыприкончил его во славу божию, и поэтому буду снисходителен. Отдайнаграбленное, и мы, так и быть, замнем дело. Бедняга водонос призвал всех святых в свидетели своей невиновности, ноувы! - никто из них не явился, да если б и явились, Алькальд загнал бы ихобратно в святцы. Водонос правдиво и без утайки рассказал, как оно все былос мавром, но и это не помогло. - Стало быть, ты упорствуешь,- вопросил судья,-и утверждаешь, будто уэтого магометанина не было ни денег, ни драгоценностей, на которые тыпозарился? - Спасением души своей клянусь, ваша честь,- отвечал водонос, - ничего унего не было, кроме сандаловой шкатулки, отказанной мне в благодарность загостеприимство. - Сандаловой шкатулки? Сандаловой шкатулки!- воскликнул Алькальд, иглаза его сверкнули при мысли о дорогих каменьях. - А где эта шкатулка?Куда ты ее спрятал? - С позволения вашей милости,-отвечал водонос, - она у меня там, вкорзине на осле, не угодно ли, ваша честь? Едва он это выговорил, как хваткий альгвасил уже исчез и в мгновение окавернулся с таинственной сандаловой шкатулочкой. Руки у Алькальда дрожали отнетерпения, он открыл шкатулку, все воззрились, но увы, никаких сокровищтам не было, только свиток пергамента, исписанный арабской вязью, и огароквосковой свечи. Когда с подсудимого нечего взять, правосудие, даже в Испании, становитсябеспристрастным. Алькальд пришел в себя после огорченья и, видя, чтоприбытком здесь не пахнет, безучастно выслушал объяснения водоноса иподтверждения его жены. Убедившись таким образом в невиновности Перехиля,Алькальд освободил его из-под ареста и даже присудил ему шкатулку какзаслуженную награду; только осел был конфискован в уплату судебныхиздержек. Так что незадачливому коротышке-гальего пришлось снова таскать водусамому и ходить в гору-под гору, на колодец и от колодца Альгамбры сбольшой глиняной кубышкой на плече. Когда он брел наверх в знойный полдень, привычное добродушие изменялоему. "Вот собачий сын Алькальд! - выкрикивал он. - Это же надо - разомлишить бедного человека пропитания и отобрать у него лучшего друга!" И привоспоминании о возлюбленном товарище трудов своих у него прямо сердценадрывалось. "Ах.осел ты мой милый!-восклицал он, поставив ношу на камень иутирая пот со лба.-Ах ты мой милый осел! Помнишь небось своего старогохозяина! Тоскуешь небось по кубышкам-то, ах ты бедолага!" В довершение печалей дома его ждали вопли и причитания: жена ведьпредупреждала его против такого дурацкого и такого злосчастногогостеприимства-и теперь, как истая женщина, не упускала случая напомнитьему о своей рассудительности и прозорливости. Если дети просили есть илипоказывали вконец заношенную одежонку, она злорадно отсылала их: "Подите котцу-он у нас наследник царя Чико, пусть он вам достанет, что надо, изсвоей шкатулки". Бывало ли, чтоб судьба так наказывала человека за доброе дело? БеднягаПерехиль страдал телом и душою, но попрежнему безропотно сносил нападкижены. Наконец однажды он особенно уморился после жаркого дня и, когда она,по обыкновению, принялась его пилить, потерял всякое терпение. Перечить ейон не рискнул, но глаза его упали на полуприкрытую сандаловую шкатулку,которая стояла на полке и словно скалилась над его несчастьями. Перехиль всердцах схватил ее и шваркнул об пол. - Пропади ты пропадом, - сказал он, - и угораздило же меня встретиться ствоим хозяином! Шкатулка грохнулась, крышка отскочила, и вывалился пергаментный свиток. Минуту-другую Перехиль сердито глядел на него, потом вдруг призадумался. "Кто его знает, - подумал он, - вдруг здесь что-нибудь важное написано,недаром же мавр так его берег?" Он поднял свиток, положил за пазуху и назавтра между делом, выкрикиваяобычный припев, завернул в лавочку к одному мавру из Танжера, которыйпродавал на Закатине духи и безделушки, и попросил его объяснить, какойтолк в этом пергаменте. Мавр внимательно прочитал свиток, погладил бороду и усмехнулся. - Это, - сказал он, - заклинание, открывающее доступ к любомузапрятанному сокровищу. Написано, что перед ним не устоят самые крепкиезамки и запоры, несокрушимая скала и та разверзнется! - Вон как! - удивился коротышка-гальего, - да мне-то что до этого? Янебось не волшебник, и какой мне толк в запрятанных сокровищах? Однако вечером, когда он в сумерках отдыхал у колодца Альгамбры, тамсобралась обычная болтливая компания, и разговор, глядя на ночь, свернул кдревним сказаньям, преданьям и бывалой небывальщине. Нищий народвосторженно наполнял Альгамбру зачарованными кладами. И все сходились натом, что уж в подземельях Семиярусной Башни таятся богатства несметные. Все эти россказни добрый Перехиль, против обыкновения, выслушалвнимательно, они запали ему в мысли и никак не выпадали, пока он одиноковозвращался темнеющими аллеями. "А вдруг и в самом деле башня таит сокровища и через этот свиток, что яоставил у мавра, я до них доберусь!" Подумав так, он подскочил и чуть необронил свою кубышку. Ночь он провел в тревоге и беспокойстве, глаз не сомкнув от осаждавшихего мыслей. Рано утром он явился в лавку к мавру и все ему выложил. - Ты умеешь по-арабски, - сказал он, - давай пойдем вместе в башню ипопробуем заклинание; не выйдет - ну и ладно, хуже не будет, а получится -тогда разделим сокровище пополам". - Погоди,-отвечал магометанин,-заклинание, конечно, заклинанием, ночитать-то его нужно в полночь, при свете особой свечи, и где же мне ееизготовить, у меня и половины нет того, что ее составляет. А без свечисвитка хоть бы и не было. - Ну, все понятно! - воскликнул коротышка-гальего. - Есть у меня этасвеча, сейчас принесу. Он пустился домой и скоро принес огарок восковой свечи из сандаловойшкатулки. Мавр помял ее и понюхал. - Да, - сказал он, - редкостные и дорогие ароматы сочетались с этимвоском. Именно такая свеча и обозначена в свитке. Пока она горит,разверзнутся глухие стены и потаенные пещеры. Но лишь она потухнет, горепромедлившему! Он будет зачарован вместе с сокровищем. Они решили тою же ночью испробовать заклинание. И в поздний час. когдацарили нетопыри и совы, они поднялись по темному склону Альгамбры иприблизились к жуткой башне, обнесенной деревьями и защищенной сказаньями.При свете фонаря они пробрались сквозь кусты, через завалы, к потаеннойбашенной дверце. Содрогаясь от ужаса, они сошли по ступеням в сырой имрачный подвал, откуда спуск вел еще глубже. Так они миновали, один задругим, четыре схода в четыре подвала; и, согласно преданию, ниже сойтибыло нельзя, остальные три охранялись крепким заклятьем. Воздух был сырой имогильный, и фонарь все равно что не горел. Затаив дыхание, они переждали,пока до них слабо донесся полночный удар подзорного колокола: тут онизажгли восковую свечку, и она распустила запах мирры, ладана и прочихблаговоний. Мавр стал торопливо читать. Едва он кончил, как раздался подземныйгрохот. Земля содрогнулась, и в полу открылась лесенка. Они с трепетомспустились по ней, и фонарь их осветил арабские письмена на стенах новогоподвала. Посредине его стоял большой сундук, окованный семью стальнымиполосами, и по обе стороны сундука сидели зачарованные мавры в полномдоспехе, недвижные, как статуи, во власти заклятья. Несколько кубышек передсундуком были доверху наполнены золотом, серебром и драгоценными каменьями.Они по локоть запустили руки в самую большую, пригоршнями вынимая тяжелыемавританские монеты, браслеты и золотые украшенья, а иногда и ожерелья,унизанные крупными восточными перлами. Задыхаясь и дрожа, они набиваликарманы, с ужасом поглядывая на двух зачарованных мавров, которые сиделинеподвижно, вперившись в них немигающим взором. Наконец, всполохнувшись откакого-то почудившегося им обоим шума, они кинулись к лестнице, взбежалинаверх, упали друг на друга и загасили восковой огарок: пол гулкосомкнулся. Все в том же испуге и дрожи они выбрались из башни и успокоились привиде тихого звездного неба между ветвями деревьев. Усевшись на траве, ониподелили добычу, решив, что покамест хватит с них и этого, а как-нибудьпотом они придут еще и уж тогда повытрясут кубышки. Для пущей надежноститалисманы тоже были поделены: одному достался свиток, другому-огарок; и обаотправились в Гранаду с легким сердцем и полным карманом. Под горою их пути расходились, и предусмотрительный мавр решил напрощанье дать один совет простодушному водоносу. - Друг Перехиль, - начал он, - все это дело надо хранить в глубокойтайне, пока мы не повытаскиваем сокровища и не уберемся сами куда-нибудьподальше. Если Алькальд о чем-нибудь проведает, мы пропали. - Конечно,-отвечал гальего,-что верно, то верно. - Друг Перехиль, - сказал мавр, - ты не болтун и, разумеется, будешьдержать язык за зубами, но у тебя есть жена. - Она ни о чем не узнает, - накрепко заверил коротышкаводонос. - Вот и хорошо,-кивнул мавр, - полагаюсь на твое слово и на твоеблагоразумие. Обещание водоноса было самое твердое и искреннее, но увы! какой мужсумеет утаить что-нибудь от жены? Во всяком случае, не такой, как Перехиль-супруг нежный и покладистый. Он воротился домой и увидел, что жена сидитсупится в углу. - Слава тебе господи,-вскричала она ему навстречу,- явился кормилец подсамое утро. Что ж ты не привел к нам в гости еще какого-нибудь мавра?-Онарасплакалась и стала заламывать руки и бить себя в грудь.-Бедная я,несчастная!- голосила она,-куда мне деваться? Дома ни полушки, всерастащили судейские и альгвасилы, бездельник муж и на кусок хлеба не можетзаработать, а только шляется где-то днем и ночью с нечестивыми маврами!Детки мои, детки! Что с пами будет? Не иначе как все по миру пойдем! Добряка Перехиля так растрогали рыданья супруги, что он и сам захлюпал.Карманы его были переполнены, сердце тоже, и сдерживаться не стало сил. Онвытащил три или четыре тяжелые золотые монеты и опустил их жене за пазуху.Бедняжка так и обмерла вт атого золотего дождя, а коротышгальего темвременем достал еще золотую цепочку и помахивал ею перед носом жены,приплясывая от восторга и растянув рот до ушей. - Пресвятая дева заступница!-воскликнула она.- Что ты наделал, Перехиль?Ты что, кого-нибудь убил и ограбил? И едва она так подумала, как сразу в этом уверилась. Ей померещиласьтюрьма, виселица и кривоногий муженек, пляшущий в петле; от ужаса с неюсделался настоящий припадок. Что было делать бедняге? Чтоб успокоить и разубедить ошалелую супругу,пришлось рассказать ей всю правду. Впрочем, он сперва взял с нее самуюторжественную клятву не проговориться ни одной живой душе. Радость ее была неописуема. Она кинулась мужу на шею и чуть не задушилаего в объятиях. - Ну, жена,-ликовал коротыш-гальего,-что теперь скажешь о наследствемавра? Впредь никогда не ругай меня за помощь ближнему. Добряк Перехиль улегся на свою кошму и уснул слаще, чем иной на пуховойперине. Жена его не сомкнула глаз: она опростала его карманы на той жекошме, пересчитывала золотые арабские монеты, примеряла ожерелья и серьги имечтала, как она вырядится, когда им не нужно будет скрывать своебогатство. Утром гальего отнес на Закатин к ювелиру старинную золотую монету, будтобы найденную в развалинах Альгамбры. Ювелир рассмотрел арабскую надпись,увидел, что монета червонного золота, и предложил за нее треть настоящейцены; водоносу же и в голову не пришло торговаться. Перехиль накупил своиммалышам одежонки, игрушек и вдоволь съестного; они пустились в пляс вокругнего, и он, счастливый, как ребенок, приплясывал с ними. Жена водоноса соблюдала обет помалкивать с неслыханной строгостью. Целыхполтора дня она ходила с таинственным видом, сдерживалась изо всех сид и неразболтала ничего ни одной кумушке. Правда, она немного важничала,извинялась за свой затрапез и поговаривала, что вот-вот закажет себе новуюбаскинью с пронизью и золотой оторочкой и новую кружевную мантилью.Намекала она также, что мужу пора оставить ремесло водоноса: оно ему не полетам и не по здоровью. И вообще они собираются на лето поехать за город,чтоб дети подышали горным воздухом, а то в Гранаде все-таки ужасная духота. Соседки переглядывались и думали, что бедняжка слегка спятила; всеподружки злорадно хихикали у нее за спиной над ее ужимками и жеманством. За такую сдержанность на людях она вознаграждала себя дома: нацепив нашею ожерелье из восточных перлов, на руки - мавританские браслеты, а наголову-алмазную эгретку, она в своих грязных лохмотьях прохаживалась покомнате и смотрелась в осколок зеркала. Один раз она с простодушнымкокетством даже выставилась в окошко, чтоб поразить своими уборамикакого-нибудь прохожего. Волею судеб вездесущий Педрильо Педруго как раз в это время сидел бездела в своей цирюльне напротив, и алмазный блеск коснулся его недреманногоока. Он тотчас кинулся к подзорному окошечку и узрел замарашку-супругуводоноса, разубранную, как невеста на Востоке. Он мысленно составил полнуюопись ее драгоценностей и со всех ног помчался к Алькальду. Вскоре поджарыйальгвасил уже несся по следу, и бедняга Перехиль не успел оглянуться, какбыл схвачен и снова предстал перед судьей. - Ах,вот как, негодяй!-разъяренно вскричал Алькальд. - Ты мне плел,будто покойный нечестивец оставил тебе только пустую шкатулку, а теперь яслышу, что твоя жена красуется в отрепьях, разубранных жемчугом ибриллиантами. Подлая тварь! А ну-ка выкладывай все, что награбил у своейнесчастной жертвы, и ступай на виселицу, она уже давно по тебе плачет. Водонос в ужасе пал на колени и без утайки рассказал, каким чудеснымпутем досталось ему богатство. Алькальд, альгвасил и проныра цирюльникжадным ухом внимали этой повести о зачарованных сокровищах. Альгвасилаотправили за мавром. Попавший в когти блюстителей закона, мусульманин былнасмерть перепуган. По виноватому виду и потупленным глазам водоноса ондогадался обо всем. - Скотина ты несчастная, - бросил он ему мимоходом. - Говорил же я тебе:не болтай с женой". Мавр рассказал точно то же, что и его сообщник, но Алькальд разыгрывалнедоверие и угрожал тюрьмою и пытками. - Спокойно, добрый сеньор Алькальд, - сказал магометанин, к которомуварнулись рассудительность и самообладание. - Какой нам толк затевать сваруи портить все дело? Кроме нас, никто об этом ничего не знает, вот и хорошо.Сокровищ в подвале хватит на всех с лихвою. Обещайте честный дележ - и всенаше, а нет - пусть все там и останется. Алькальд в сторонке посовещался с альгвасилом: тот на таких делах собакусъел. - Обещайте им что угодно, - сказал он,-лишь бы до сокровища добраться. Атам заберете себе все, и ежели эти двое только пикнут, припугнете ихкостром, как чародеев и нечестивцев. Алькальду совет понравился. Он расправил чело и обратился к мавру. - Повесть ваша необычайна, - сказал он,-но, может быть, и правдива: немогу сказать, пока пе удостоверюсь воочию. Нынче же ночью вы повторитезаклинания при мне. Если сокровища и вправду существуют, мы разделим ихполюбовно, и дело с концом; если же вы меня обманули, то пощады не ждите. Апока останетесь под стражей. Мавр и водонос на это охотно согласились: они ведь знали, что правда наих стороне. К полуночи Алькальд, альгвасил и неотлучный брадобрей, все вооруженныедо зубов, тронулись в путь. Они вели под конвоем мавра и водоноса иприхватили с собой дюжего осла, бывшего приятеля Перехиля, чтоб нагрузитьего сокровищами. Никем не замеченные, они подошли к башне, привязали осла ксмоковнице и спустились в четвертый башенный подвал. Восковой огарок был зажжен, и мавр прочитал по свитку заклинание. Как ив прошлый раз, содрогнулась земля, и каменный пол с грохотом разверзнулся,открыв узкую лесенку. Алькальд, альгвасил и цирюльник замерли в страхе исойти вниз не отваживались. В подпол спустились мавр с водоносом; двастража сидели там все так же безмолвно и недвижно. Они отодвинули парубольших кубышек с золотом и драгоценностями, водонос по одной вынес их наплечах и, хоть был крепок и привычен к тяжестям, все же пошатывался подношей, а навьючив ее на осла, понял, что больше тот не свезет. - На этот раз хватит, - сказал мавр, - повезем больше-еще, пожалуй,заметят, а здесь и так богатства хоть отбавляй. - Там еще что-нибудь осталось?-спросил Алькальд. - Осталось-то самое главное,-сказал мавр,- громадный кованый сундук,полный жемчуга и других каменьев. - Вытащить сундук во что бы то ни стало!- потребовал ненасытныйАлькальд. - Я вниз больше не пойду,-заупрямился мазр.- Говорю же - нам хватит сизбытком, а алчность к добру не ведет. - Этак моему бедняге ослу недолго и спину сломать,- прибавил водонос. Приказанья, угрозы и уговоры не подействовали, и Алькальд обратился ксвоим подручным. - Помогите мне поднять сундук, - сказал он,-и мы разделим его на троих. С этими словами он стал спускаться по лесенке, а альгвасил и цирюльникнехотя последовали за ним. Как только они скрылись внизу, мавр тут же задул огарок, под землеюпрокатился гул, и пол сомкнулся над головами трех достойных особ. Затем мавр поспешил наверх и перевел дыхание лишь на свежем воздухе.Коротышка-водонос почти не отстал от него. - Что ты наделал? - воскликнул Перехиль, когда они чуть-чуть отдышались.- Алькальд и те двое-они же остались с маврами в подвале! - Такова воля Аллаха,-заметил набожный магометанин. - И ты их не выпустишь? - Сохрани Аллах!-ответствовал мавр, поглаживая бороду. - В Книге судебзаписано, что они пребудут под заклятьем, пока до клада не доберется ещекто-нибудь. Аллах ведает, когда это будет! И, сказав так, он забросил огарок свечи далеко в темные заросли оврага. Теперь уж поделать ничего было нельзя, и мавр с водоносом повели в городтяжко нагруженного осла: Перехиль без конца обнимал и целовал своегонежданно вызволенного длинноухого товарища. Трудно даже сказать, чемупростодушный гальего радовался больше-несметным богатствам илиновообретенному ослу. Два добытчика разделили клад полюбовно и справедливо; правда, мавр,пристрастный к украшеньям, отбирал себе большую часть жемчугов, самоцветови прочих безделушек, но взамен отдавал водоносу впятеро крупнейшиевеликолепные и массивные золотые изделия, чем тот и был вполне доволен. Онине стали дожидаться новых неприятностей и разъехались со своими богатствамив разные стороны. Мавр вернулся в Африку, в свой родной Танжер, а водонос сженою, детьми и ослом быстренько перебрался в Португалию. Там жена взяласьза него как следует, и он стал важною птицей, ибо она заставила егонапялить на длинное туловой камзол, а на короткие ноги - штаны до колен,носить шляпу с пером и шпагу на боку и сменить прозванье Перехиль назвучное имя Дон Педро Хиль. Потомство его было веселое, радушное,приземистое и кривоногое; сеньора же Хиль, с головы до ног в оборках,бахромках и кружевах, унизанная перстнями, завела моду на роскошноенеряшество. Алькальд и присные его по-прежнему замурованы в подвале громаднойСемиярусной Башни. Их, наверно, хватятся, когда в Испании недостанетпронырливых цирюльников, хищных альгвасилов и лихоимцев Алькальдов, нопокамест их здесь вдосталь, и похоже, что наша троица просидит в подвале довторого пришествия. просидит в подвале до второго пришествия.