Двери в «имперский клуб» для России открыты

ЕСТЬ в российском национальном характере находящая отражение и в государственной политике черта: не видеть ре­ально осуществляющих угроз, а запугивать себя и других хи­мерическими. Нечто подобное происходит и с вопросом о ста­новлении имперской России. На каждом шагу только и слы­шишь: ни в коем случае нельзя создавать впечатление, что у России вновь появились имперские аппетиты. Это, мол, оттол­кнет от нас друзей и обозлит противников. Напрасные страхи, порожденные, скорее всего, комплексом политической непол­ноценности.

Живет же мир, не особенно опасаясь имперских устремле­ний и великодержавной политики США, Великобритании, Франции, Германии. Японии, наконец. Никому и в голову не приходит упрекать эти страны в том, что они формируют курс мировой политики, превращая по существу свои встречи в за­седания мирового правительства. Живет, потому что остались в прошлом посягательства на сопредельные и заморские тер­ритории, грабежи, беззастенчивая эксплуатация чужих бо­гатств.

Во второй половине XX века, после двух катастрофических мировых войн имперская политика, что называется, помудрела, в чем-то переступила через себя, перестав быть неизбежно кровавой и безусловно жестокой, не потеряв, однако, своей жесткости и целеустремленности. Теперь сила и власть как атрибуты политики уже не определяют главного содержания понятия «империя». Империя сегодня – это совокупная мощь государства, осознающего свою ответственность за судьбы ми­ра, за его материальное и политическое благополучие.

Говорят, что имперские поползновения России могут нане­сти удар ее добрососедским, равноправным, взаимовыгодным отношениям с независимыми государствами, бывшими «брат­скими республиками». Те, кто так рассуждает, по всей види­мости, забывают, что, порвав былые союзные «братские» свя­зи, Россия оказалась перед необходимостью утвердить себя в совершенно ином качестве, адекватном ее потенциальным возможностям и той мере геополитической ответственности, которая объективно ложится на ее плечи.

Наивно думать, что там, где господствуют рыночные отно­шения, возможна какая-нибудь иная, нерыночная политика. В ней столь же опасно продешевить, как и заломить непомер­ную цену. Речь, понятно, в данном случае идет не о матери­альных потерях, хотя их со счетов сбрасывать тоже нельзя, а об ущербе, который наносится статусу и репутации государст­ва суетливой, несолидной политикой. Вроде той, что прово­дится сегодня Россией, к примеру, в отношении Крыма или четырех Курильских островов.

Чем обернется российско-японская тяжба из-за дальнево­сточных островов, нам еще предстоит увидеть, а вот крымская эпопея уже дала обильную пищу для размышлений. Начнем с того, что случай с постановкой вопроса о статусе Севастополя и территориальной принадлежности Крыма в Совете Безопас­ности ООН – вообще политический нонсенс. Его бы даже не приняли к рассмотрению, если бы Россия проявила в своих претензиях твердость, но сделала бы это без нарушения пра­вил дипломатических приличий, без демонстративного пре­небрежения возможностями договорного процесса. (К которо­му в конце концов пришлось-таки обратиться, но предвари­тельно наломав дров сверх всякой меры.)

Ведь по сути дела нет ни одного государства, нет такого международного ограничителя, которые бы могли помешать России предъявить свои права на Крым. США, к примеру, полвека, включая годы достопамятной «разрядки» и «пере­стройки», не признавали включения в состав СССР прибал­тийских государств, несмотря на советские законы, указы и конституции. Разве у России меньше исторических и полити­ческих прав на Крым, чем у США на Прибалтику? А разве ФРГ, никогда не соглашавшаяся на окончательный раздел Германии, имела для этого больше оснований, чем Россия в отношении Крыма? И кто вообще сказал, что у Украины, в составе которой Крым находился, да и то по сути дела условно, три десятилетия, на него больше прав, чем у России, владев­шей Крымским полуостровом более двухсот лет?

К тому же нельзя считать, что предъявление Россией своих прав на Крым означает немедленное и чуть ли не обязательное объявление Украине войны. Так возникшую ситуацию могут воспринимать только политики, тупые как сибирские вален­ки. Любому мало-мальски сведущему во внешней политике человеку известно, международно-правовые документы не исключают самой возможности возникновения споров о гра­ницах и территориях. Они лишь запрещают использование для их разрешения неполитические средства. Что, кстати, за­фиксировано в документах СБСЕ.

Мы же испугались предъявления собственных прав на Крым, как импотент – посягательств на свою невинность. На Западе, конечно, подивились такому поведению, но особого значения возникшему инциденту между Россией и Украиной придавать не стали. Явно в намерении поглядеть, как будут развиваться события дальше. Вот если мы и впредь будем дей­ствовать столь же нелепо, себе во вред, тут уж, как говорится, вольному воля...

Хотя есть основания предполагать, что в стратегическом плане, как с учетом собственных интересов, так и по сообра­жениям обеспечения глобальной стабильности, цивилизован­ный Запад не только не опасается, а наоборот, заинтересован, чтобы Россия проводила имперскую политику, как внутри страны, сохраняя политическое единство и территориальную целостность государства, так и вне, в отношениях со своими ближайшими соседями, а также государствами, находящими­ся в зонах влияния бывшего Советского Союза. (Для примера сошлюсь на доступные российскому читателю статьи директо­ра Олинского института стратегических исследований Гар­вардского университета Сэмюэла Хантингтона и профессора русской истории Лондонского университета Джеффри Хоскинга. см. «За рубежом», № 30 1993 г.).

Великие западные державы вынуждены будут смириться с деимпериализацией России, если она не найдет ничего лучше­го, как самой произвести над собой эту политическую экзеку­цию. Но с точки зрения объективной политической логики и по соображениям здравого смысла, которым западные держа­вы привыкли руководствоваться, им было бы гораздо понят­нее, если бы Россия, встав на путь экономических реформ по американскому образцу, подкрепила сделанный выбор осуще­ствлением политического курса, соответствующего ее роли как мировой державы. Иными словами, двери для вступления России в мировой «имперский клуб» открыты, но тащить ее туда на аркане никто, конечно, не будет.