О признаках и последствиях вооружённого конфликта в Южной Осетии

Если оставить за пределами оценок того, что уже произошло и еще будет происходить в Южной Осетии и в связи с ней, эмоциональные морально-нравственные параметры, ко­торые на первый взгляд могут выглядеть не только правильными и справедливыми, но даже благородными, ответа на вопрос о причинах, сути, а главное – ответственности зато, что случилось, мы не получим.

Если оставить за пределами оценок того, что уже произош­ло и еще будет происходить в Южной Осетии и в связи с ней, эмоциональные морально-нравственные параметры, которые на первый взгляд могут выглядеть не только правильными и справедливыми, но даже благородными, ответа на вопрос о причинах, сути, а главное – ответственности за то, что случи­лось, мы не получим. Этот ответ нужно искать в изъянах по­литического мышления руководства страны, имея в виду не ка­кие-то конкретные имена и персоны, а весь идейно-полити­ческий истэблишмент, который вот уже 15 лет кряду не может выработать концепцию стратегического развития страны, включая его внешнеполитические и военные компоненты.

Южноосетинскую трагедию надо воспринимать не изоли­рованно, как региональную проблему, а в качестве проявле­ния набирающих силу глобальных политических процессов, за которыми мы мало того, что не поспеваем, так нередко еще и действуем им – этим процессам – в пику.

Именно по этой причине 15 лет назад мы потеряли стра­ну, более того – великую державу, что объективно не было свя­зано с осуществлением демократических преобразований да­же в самых радикальных формах. Просто над соображения­ми сохранения страны возобладало стремление к суверенизации каждой из составляющих ее частей под руко­водством отдельного вождя, из числа бывших партийных бонз. Расплата за это была очень тяжелой, по сути сопоставимой с последствиями третьей мировой войны, которую Россия про­играла, даже не заметив как.

Затем мы не сумели сохранить в зоне своего влияния быв­ших союзников по братскому Варшавскому договору. Едва мы пошатнулись, как бывшие союзники незамедлительно пере­метнулись в стан общего потенциального противника. Они сде­лали это вовсе не по соображениям того, что испугались на­падения или военно-политического давления со стороны Рос­сии. Просто мы не предоставили им ни одного убедительного примера решения хоть какой-нибудь из проблем, возникших перед страной. От сильных – не бегут, а слабых не боятся.

Россия не нашла способа помочь федеративной Югосла­вии уберечься от распада, а затем не нашла способа предот­вратить расчленение братской по крови и вере Сербии.

Безуспешными оказались наши попытки предотвратить расширение американской системы ПРО, вплоть до размеще­ния ее компонентов в непосредственной близости от наших границ. Мы не сумели доказать мировому общественному мне­нию, что все рассуждения о необходимости создания глобаль­ной системы ПРО – пропагандистский блеф. Какая может быть система глобальной обороны, когда не существует угрозы глобального ракетного нападения, если в качестве потенциаль­ного агрессора не считать Россию?! Иран, что ли?! США и НАТО по адресу нашей страны никаких упреков в подготовке гло­бального ракетного удара не бросают. Следовательно, и это на­до понимать, «глобальная оборона» не может быть ничем иным, как неотъемлемой частью системы «глобального напа­дения», которую упорно и целенаправленно выстраивают США.

И, наконец, конкретно Южная Осетия. Здесь в глазах ми­рового общественного мнения мы напоролись на то, за что бо­ролись в Косово, где до последнего настаивали на соблюде­нии принципа сохранения территориальной целостности, ко­торую сама Сербия обеспечить уже не могла, хотя действовать с учетом перспектив решения проблем с непризнанными рес­публиками на территории бывшего Советского Союза – Юж­ной Осетии, Абхазии, Приднестровской Республики, – нужно было совершенно иначе.

Вообще клятвы в верности международному праву как та­ковому, о чем от российских руководителей в эти дни мы слы­шим на каждом шагу, нонсенс. На самом деле единого между­народного права не существует. Оно в целом и в каждой из сво­их частей носит диалектический характер, когда в одних случаях на первое место выходят одни требования, в других -совершенно иные. Бывает, прямо противоположные. К приме­ру, так противостоят друг другу в международном праве прин­ципы сохранения территориальной целостности и право наций на самоопределение. Это дает возможность разумной полити­ке, осознающей интересы страны, в одних случаях делать став­ку на принцип самоопределения, в других – на обеспечение территориальной целостности, то есть так, как действовали США в Косово, так, как они действуют сегодня в Южной Осетии.

Чтобы впредь не ошибаться в поисках правильного выбо­ра, не мешает воспользоваться из любви к принципам принципом соблюдения принципов: они действуют в практической политике только до тех пор, пока отвечают требованиям ре­альной обстановки и соображениям целесообразности, свя­занным с обеспечением национальных интересов страны.

Не сумев правильно определиться по этому вопросу во время косовского прецедента, ныне Россия в глазах мирово­го общественного мнения действительно выглядит виноватой, поскольку сама же многократно и во всеуслышание заверяла, что твердо будет придерживаться принципа сохранения тер­риториальной целостности, что, применительно к ситуации в Южной Осетии по понятиям международного права, исключа­ло российское противодействие Грузии регулярными воору­женными силами в лице 58-й армии, десантно-авиационных частей и кораблей Черноморского военно-морского флота.

Согласитесь, одно дело – выступать защитником принци­па самоопределения, если об этом оповещено заранее, и дру­гое – непрошеным защитником территории, которую мы са­ми признавали неотъемлемой частью Грузии. В результате мы попали по собственной вине в незавидное положение чело­века, оказавшегося перед суровым обвинением в превышении мер необходимой обороны. Вот уж действительно: глупость до цугундера (тюрьмы) доведет.

В данном комментарии у меня нет возможности раскрыть, в чем конкретно коренятся причины постигших Россию за по­следние 15 лет военно-политических провалов. Назову лишь главную: по сей день мы так и не определились, к какому из

двух главных всеохватывающих процессов принадлежим, глобализации, в основе которой лежит идея потребления, ис­пользуемая США для обеспечения собственного идейно-поли­тического и военно-стратегического доминирования; или ан­тиглобализма с его идеей выживания, объединяющей страны, стремящиеся к обеспечению собственного благополучия, в противовес так называемому «золотому миллиарду».

Когда я употребляю термины «потребление» и «выжива­ние», то я вкладываю в них не утилитарно-бытовой смысл, а их стратегическое значение, находящее проявление примени­тельно к глобализации в действиях таких стран, как США, стран Объединенной Европы и Япония, а в случае с антиглобализ­мом – как Китая, Индии, Бразилии, Венесуэлы.

На чью сторону в этом глобальном историческом противо­борстве встать, мы еще не решили. Российскую элиту тянет к потребителям, основную массу граждан страны – к обеспече­нию достойных условий существования. Если встать на сторо­ну глобалистов, то действовать нужно одними способами и ме­тодами, а если на сторону их противников, совершенно дру­гим. Это касается как проблем самой большой политики, так и малых. До тех пор, пока мы не определимся, с нами будут поступать соответствующим образом не только такие могучие страны, как США, но и их потешные союзники, вроде Грузии.

«Боевое братство» №5,

сентябрь 2008.