Именно на него делают ставку террористы

Десятого октября – сороковины бесланской кровной бойни. Но ощущение такое, что минувшие дни не удаляют, а, наоборот, приближают нас к новой трагедии. К сожалению, об этом приходится говорить в открытую, потому что открытой стала сама угроза.

Терроризм сам по себе явление не новое, своими корнями он глубоко уходит в психологическую приро­ду человека и человечества. Наши далекие предки во­обще осознали себя личностями только после того, как поняли, чем могут стать в их руках дубина и каменный топор. Даже святое учение о Христе люди додумались внедрять и распространять (точнее насаждать) огнем и мечом. Короче, во все времена человечество росло, мужало, зрело на дрожжах войн, агрессии, насилия.

Но прежде, при всем обилии пролитой крови, между теми, кто посягал на чужую свободу и независимость, и теми, кто хотел ее защитить, действовал негласный ко­декс чести: силу и превосходство было принято дока­зывать в открытом бою, лучше с поднятым забралом. Посягательства на жизнь небоеспособных людей – жен­щин, стариков, детей, – хотя такое случалось сплошь и рядом, считались тем не менее постыдными. Настоящий воин себе этого никогда не позволял.

Нынешний терроризм – это вовсе не борьба один на один, даже не стенка на стенку, страна на страну, на­род на народ. Это выплеснувшаяся на поверхность борь­ба смерти против жизни. Ее зловещая фигура, на этот раз в черном балахоне, нависла сегодня над всей пла­нетой, над всем человечеством. Я ничуть не преувели­чиваю: за каждой из террористических акций, где бы они ни происходили, скрываются попытки навязать че­ловечеству новый тип мирового господства, имя кото­рому диктатура страха. И в этом смысле угроза терро­ризма является действительно международной.

Люди оказались сегодня перед лицом врага серьез­ного, жестокого, коварного. Его не вызовешь на по­единок в чистом поле, а вот в одном вагоне метро, са­лоне самолета или автобуса вполне можно сойтись. Это только кажется, что террористы носят свое оружие на себе и с собой. Пояса шахида, начиненные взрывчат­кой, грузовики, за рулем которых сидят водители-смертники, авиалайнеры, превращенные в воздушные торпеды, идущие на таран небоскребов, – это еще не глав­ное оружие террора и терроризма. Это только запал.

Настоящая взрывная сила терроризма не сама по себе смерть, а порождаемый ею эффект послесмертия. Людей надо заставить жить в постоянном ожи­дании трагедии. Ожидание неизбежного удесятеряет страх. А когда ожидание страха становится невыно­симым, а это случается обязательно, террористичес­кие акты непременно происходят сериями – в этом их отличительная особенность, – люди выходят на ули­цу, и тогда волна их возмущения вполне может вып­леснуться через край. Разве человек, пораженный страхом за себя, за своих родных и близких, будет задумываться, где он, этот край.

Именно на взрывной характер неконтролируемо­го страха и рассчитывают террористы. Их главное оружие – мы. Направить наше возмущение, нашу энергию протеста в угодное террористам русло – это и есть конечная, точнее, единственная цель современ­ного терроризма. Терроризм – это смертоносная тех­нология коммулятивного взрыва человеческих эмо­ций, направленного против собственной власти и собственного государства, не сумевших защитить граж­дан от посягательств на их жизнь.

Я не принадлежу к числу людей, которые под этим предлогом призывают встать на защиту властей во что бы то ни стало. Охранительские настроения мне не свойственны. Более того, всякий раз, когда пре­доставляется возможность, обязательно повторяю, что российскую власть не люблю на корню и в семе­нах. Но это вовсе не значит, что, согласно классифи­кации г-на Суркова, меня следует зачислить в состав «пятой колонны». Его идея заслониться от критики угрозой терроризма не настолько изящна, чтобы по­лучить всеобщее признание. На всякий случай напом­ню, что Конституция не содержит предписания лю­бить власть, наоборот, она не запрещает с ней бо­роться, используя предоставленные законом для это­го средства – свободу слова, право на демонстрации, манифестации, акции гражданского неповиновения.

В своих суждениях о власти я полагаюсь вовсе не на эмоции – не нравится, мол, и точка, – а на вполне рациональные соображения. В результате наблюдений и в некотором смысле даже исследований, я пришел к выводу, что российская власть генетически порочна. Она несет в себе врожденные недуги, которые рано или поздно, но обязательно дают о себе знать. Один из таких пороков – крайне заторможенный инстинкт са­мосохранения. В России, что мужик, что власть, пока гром не грянет, не перекрестятся. Именно поэтому большевизм у нас был так похож на самодержавие, а нынешняя демократия на большевизм.

И тем не менее всюду, где только можно, предос­терегаю от опрометчивых попыток выплеснуть свои эмоции, свое возмущение, свой гнев на власть, на государство и его представителей. Во-первых, пото­му, что негоже уважающему себя человеку выступать в роли науськиваемой шавки. Со своими властями, если и когда потребуется, мы сами найдем способ разобраться. России, слава Богу, опыта на этот счет не занимать. А во-вторых, это не только бессмыслен­но, но и чревато еще большими бедами, чем запрог­раммировано террористами.

Террористам наплевать, как дальше будет разви­ваться жизнь в России, если над ней пронесется граж­данская буря. Им важно вывести людей на улицы, натравить людей на государство и друг на друга. Если это удалось, считай, они своих целей добились. А с чем останемся мы? С растерзанной, деморализо­ванной и дезорганизованной страной? С опустошен­ными душами, исковерканными судьбами? Что же нам делать, чтобы избежать этой плачевной участи? Не сидеть же, сложа руки, и дожидаться, когда тебя по­дорвут в твоем собственном доме?

Ответ на этот вопрос существует только один: дать террористам понять, что их попытки спровоцировать граждан на роковую стычку с собственными властя­ми желаемого эффекта не принесут, что если мы и вый­дем на улицы, то вовсе не для того, чтобы сводить сче­ты с собственным государством. Как это сделать?

Существуют два способа. Один простой и понят­ный. Второй крайне сложный и противоречивый. Первый – это возвращение к практике тоталитарно­го государства. При тоталитарных режимах для тер­роризма места нет. Там ему не на что и не на кого опереться. Технология направленного эмоциональ­ного взрыва здесь не срабатывает. При тоталитар­ных режимах собственную власть граждане боятся пуще всяких террористов.

Когда взрывают жилые дома и самолеты, когда за­ложников начинают захватывать целыми школами и больницами, когда без оглядки становится невозможно ходить по улицам, соблазн пойти по пути тоталитариз­ма, навести порядок в стране любой ценой очень велик. Да и желание сделать это явно налицо. Как иначе сле­дует понимать заявления, звучащие из авторитетных государственных уст: если кто-либо в России предпри­мет какие-либо действия под воздействием террористи­ческих актов, которые могут привести к нарушению внутриполитической стабильности, такие люди будут рассматриваться как пособники террористов.

Соблазн соблазном, но на деле возвращение в про­шлое вряд ли возможно. Граждане, однажды уже ис­пробовавшие на себе тоталитарный гнет, назад к нему не пятятся. Во всяком случае история таких приме­ров не знает.

Второй путь – это демонстрация монолитной обще­ственной воли, гражданской сплоченности, ради кото­рой необходимо переступить через сомнения, разногла­сия, раздоры. Я к В. Путину отношусь также скепти­чески, как и к российской власти, но признаю за ним редкое для российских политиков качество: он честно оценивает положение дел в стране и о своих намерени­ях и действиях предупреждает. А дальше народ уже сам вправе судить, прислушаться ему к суждениям Президента или действовать по собственному разумению.

В своем Обращении к народу после бесланской трагедии В. Путин сказал: «Наиболее эффективный отпор террористы получают именно там, где они стал­киваются не только с мощью государства, но и с организованным, сплоченным гражданским обществом». В одночасье, даже за несколько дней и месяцев, спло­ченное, организованное гражданское общество, ко­нечно же, не создашь. На это требуются годы и годы. Но понять, что именно сегодня мы оказались перед роковым выбором, обязаны.

В таких случаях, если память не изменяет, древ­ние греки говорили: «Здесь Родос. Здесь прыгай!» – либо мы найдем способ сплотиться перед лицом на­висшей над всеми нами угрозы, сумеем преодолеть разделяющие нас разногласия и с открытым забра­лом поднимемся на борьбу с терроризмом, либо нас затянет трясина гражданских междоусобиц, взаимных претензий и обид.

Как это сделать, по правде говоря, не знаю. Здесь требуется что-то очень простое и в то же время убеди­тельное. Существует такая форма волеизъявления граж­дан, которую принято считать самой простой и самой убедительной, – референдум, где независимо от слож­ности вопросов принято отвечать однозначно – «да» или «нет». Вот если бы при содействии СМИ под лозун­гом «Жизни – да! Терроризму – нет!» провести что-то вроде общественного референдума по вопросу об отношении к терроризму, было бы здорово. Для этого на страницах газет и журналов можно было бы открыть специальные «колонки», где каждый мог бы оставить запись о своем отношении к терроризму. В крайнем слу­чае, просто зафиксировать свое имя и фамилию.

Такая всероссийская перекличка порядочных и честных людей перед лицом террористической угро­зы как раз и могла бы стать пусть символической, но все-таки демонстрацией нашей готовности сплотить­ся именно для борьбы с терроризмом, а не для того, чтобы превратиться в его диверсионный политичес­кий отряд. Любая террористическая акция обязатель­но пронизана символами. Здесь отягощено символи­кой все выбор способа теракта, времени и места действия, выбор цели и состав участников теракта.

Последняя из террористических акций вовсе не случайно была «приписана» к Беслану. Покоритель Чечни генерал Ермолов происходит из карачаевско­го рода Арсалан-мурзы, по-чеченски – Беслан-мурзы. Акция в Беслане, по понятиям террористов, была еще и исторической отместкой на события двухсот­летней давности, когда Ермолов покорил Чечню.

Кстати, о Чечне. Сегодня многие склонны видеть одну из причин терроризма в остроте ситуации, кото­рая вот уже на протяжении нескольких лет сохраняет­ся в этой северокавказской республике. Если судить о силе течения реки только по белым барашкам на ее поверхности, то это действительно выглядит так – кро­вавые схватки происходят, что ни день, в самой Чеч­не, туда, как правило, ведут следы террористичес­ких вылазок, совершаемых в соседние республики и вообще по всей России.

Но выглядеть не значит быть. Глубинные причины терроризма уходят далеко за пределы Чечни и поли­тически, и географически, и экономически, и психо­логически. Будь Чечня только внутренней проблемой для нашей страны, обстановка здесь уже давно была бы урегулирована. Россия сегодня стала объектом пристального внимания, а иногда и полигоном столк­новения интересов крупных международных сил, для которых существование очага напряженности в стра­тегически важном регионе мира весьма выгодно. По­этому без участия этих сил здесь не обходится.

Абсолютно убежден – террористы, их тайные и явные пособники прочтут смысл нашей символичес­кой акции правильно, в ней они наверняка почувству­ют угрозу для себя и для своих планов. Терроризм и борьба с терроризмом – война психологическая. Здесь важна не столько сила удара, сколько сила впечат­ления. Значение символов не в их функциональной роли, а в способности удесятерять силу впечатлений.

Вот только у террористов свои символы, у нас – свои. Если мы окажемся не в силах провести хотя бы такую простую акцию, как общественный референдум, для которой, собственно, и не требуется ничего, кроме ис­креннего желания, значит, мы лукавим, когда говорим, что терроризм сегодня угрожает каждому, значит, наша гражданская совесть еще дремлет, значит, мы еще на­деемся, что эта беда нас минует. Призрачная надежда.

Сумеем сплотиться – тогда победим. А гамбургские счета народ и власть смогут предъявлять друг другу потом, после того как дадим отпор терроризму. Но предъявить именно как друг другу, а не как враг врагу.

Еженедельник «Родная газета»,

15.09.2004.