Из жития святой Синклитикии. Блаженная Синклитикия говорила:

 

Блаженная Синклитикия говорила:

«Таково величие смирения: диавол может подражать почти всем добродетелям, а об этой даже не знает, что это такое. Апостол Петр знает, как тверда и непоколебима эта добродетель, а потому велит нам «облечься в смиренномудрие» (1 Пет 5. 5), т.е. никогда не расставаться с ним, охватить и удерживать этой добро­детелью все остальные. Как невозможно построить корабль без гвоздей, так немыслимо спастись без смиренномудрия. Посмотри на славословие трех отроков: разве они помянули все добродете­ли? Нет, но к благословящим Господа причислили только смирен­ных, хотя ничего не сказали о мудрых или нестяжательных (Дан 3. 87). И Господь облачился в смирение, чтобы исполнить Свое о нас домостроительство. «Научитесь от Меня, — говорит Он, — ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф 11. 29). Поэтому пусть смирение будет в начале и в завершении всех твоих добродетелей».

 

Из патерика

 

Кто-то из Отцов рассказывал: жил в келиях один старец-подвижник. Он носил на себе одежду, плетенную из тростника. Как-то раз он пришел к авве Амону. Старец увидел, что на нем одежда из тростника, и сказал:

— В этом тебе никакого проку.

— Отче, — спросил тот старца,— меня беспокоят три по­мысла: либо вернуться в пустыню, либо уйти в иные земли, где меня никто не знает, либо закрыться в келии, ни с кем не об­щаться и есть раз в два дня. Что мне из этого выбрать?

— Нет тебе пользы ни в том, ни в другом, ни в третьем, — ответил авва Амон. — Если послушаешь меня, так лучше оста­вайся в своей келии, ешь понемногу каждый день, непрестанно держи слова мытаря в своем сердце — и сможешь спастись.

2. Брат пришел на гору Ферма к одному великому старцу и говорит ему:

— Что мне делать, авва? Душа моя погибает!

— А что такое, чадо? — спросил его старец.

— Когда я был в миру, — ответил брат, — я подолгу и охот­но соблюдал посты и бдение, было у меня глубокое сокрушение и горячность. А теперь я не вижу в себе ничего хорошего.

— Знаешь, чадо, — сказал ему старец, — все, что ты делал в миру, ты делал по тщеславию и ради похвалы от людей, и Богу это угодно не было. Потому и сатана не боролся с тобой. Да и зачем ему подавлять твое произволение, если тебе от этого про­изволения не было никакой пользы? А теперь он видит, что ты стал воином Христовым и выступил против него. Тут уж опол­чился и он на тебя. И все-таки сейчас один псалом, что ты про­чтешь с сокрушением, угодней Богу, чем те тысячи, что ты читал в миру. И Бог примет твой нынешний скромный пост скорее, чем те недели, что ты постился в миру.

— Да я вообще сейчас не пощусь, — сказал ему брат. — Все то доброе, что у меня было в миру, ушло от меня.

— Брат, — сказал старец, — хватит с тебя и того, что у тебя есть. Ты только терпи, и будешь молодцом.

Но брат стоял на своем.

— Нет, авва, правда, — сказал он, — погибает моя душа.

— Знаешь, брат, — ответил ему старец, — не хотел я тебе этого говорить, чтобы помысел не навредил тебе. Но вижу, что диавол увлек тебя в нерадение, и потому скажу. Считать, что в миру ты поступал добродетельно и жил святой жизнью, — это уже само по себе гордость. Так ведь думал и фарисей, а потерял все то хорошее, что сделал. И опять же, если сейчас ты думаешь, что ничего хорошего не делаешь, — этого, брат, тебе хватит для спасения. Потому что это и есть смирение, и так был оправдан мытарь, который ничего хорошего не сделал. И Богу угоднее человек грешный и нерадивый, но с сокрушенным сердцем и сми­ренный, чем тот, кто делает много хорошего, но при этом дума­ет, что он хоть что-то хорошее, да сделал.

Это так укрепило брата, что он положил поклон старцу.

— Авва, — сказал он, — ты сейчас спас мою душу.

3. Авва Епифаний говорил: «Хананеянка вопияла — и ее ус­лышали. Кровоточивая молчала — и ее похвалили. Мытарь не от­крывал рта — и ему вняли. А фарисей кричал — и его осудили».

4. Авву Лонгина спросили:

— Какая добродетель больше всех остальных?

— Думается, — ответил тот, — что как гордость больше всех страстей и кое-кого могла даже низвергнуть с неба, так и смирение больше всех добродетелей. Потому как смирение мо­жет поднять человека из самой бездны, даже если он грешен, как бес. Поэтому и Господь первыми ублажает нищих духом.

5. Авва Сарматий сказал: «По мне, так лучше человек, ко­торый согрешил, но знает, что он грешен и кается, чем человек, который не грешил и считает себя праведником».

6. В одном городе был епископ. По действию сатаны он впал в блуд. Затем, когда в церкви была служба — а никто не знал о его грехе, — он сам исповедовал его перед народом.

— Я впал в блуд, — сказал он и сложил на жертвенник омофор. — Больше я не могу быть вашим епископом.

Народ стал плакать и кричать:

— На нас твой грех, только останься на кафедре!

— Если хотите, чтобы я остался на кафедре, — сказал епис­коп, — вы сделаете, что я вам скажу?

И он велел закрыть двери церкви, а затем на пороге пал ниц и сказал:

— Не будет части с Господом тому, кто выйдет наружу и не наступит на меня ногой.

И все сделали, как он сказал: каждый, когда выходил, ста­вил на него ногу. И когда вышел последний человек, с неба был глас:

— За его великое смирение Я простил ему грех.

7. Один старец сказал: «По мне, так лучше смиренное по­ражение, чем горделивая победа».

8. Старец сказал: «Смирение часто и без труда спасало многих. Свидетели тому — мытарь и блудный сын: сказали всего несколько слов, а спаслись».

9. Старец сказал: «Отцы взошли на небо своей строгостью. А мы, если, по благости Божией, сможем, постараемся взойти смиренномудрием».

10. Авва Исайя сказал: «Прежде всего, нам нужно смире­ние, чтобы мы на всякое слово и дело были готовы сказать «про­сти». Ибо смиренномудрие разрушает все козни врага».

 

ГЛАВА 45. О том, что человек смиренный привыкает укорять и уничижать себя и чтобы он ни делал хорошего - он ничему не придает значения. Также и о том, каковы свойства смирения и какие у него плоды

 

 

Из патерика

 

Авва Антоний рассказывал: «Видел я, что все сети диавола распростерты по земле. Тогда я вздохнул и сказал:

— Кто же минует их?

И услышал голос, который ответил мне:

— Смирение».

2. Он же сказал авве Пимену: «Труд человека в том, что­бы всегда пред Богом возлагать вину за свои ошибки на себя и до самой своей смерти всегда ждать искушения».

3. Однажды, когда авва Арсений был в своей келии, бесы ополчились на него и начали досаждать ему. А те, кто ему при­служивал, подошли к келии. Они стали снаружи и услышали, как авва вопиет к Богу:

— Боже, не остави меня. Ты видишь, что ничего хорошего я не сделал, но дай мне по Твоей благости положить начало.

4. К авве Аммону пришел брат и говорит ему:

— Авва, скажи мне слово.

Он оставался при авве семь дней и так ничего и не услышал от старца. Затем, когда он уходил, старец, провожая его, сказал:

— Пока еще мои грехи остаются темной стеной между мной и Богом.

5. Авва Даниил рассказывал: «В Вавилоне у одного прин­ципала (градоначальника) была дочь, и она была бесноватой. У ее отца был один знакомый монах, которого он особенно любил. Он стал просить монаха о своей дочери.

— Никто, — сказал ему монах, — не сможет исцелить твою дочь, разве что те пустынники, которых я знаю. Вот только, если мы их попросим, они по смирению не возьмутся за это дело. А лучше мы сделаем вот как. Когда они придут на рынок прода­вать свое рукоделие, притворитесь, будто хотите это рукоделие купить. Пригласите их в дом, чтобы они забрали деньги за руко­делие. А когда они придут, попросите, чтобы они сотворили мо­литву. И я верю, что твоя дочь исцелится.

Итак, отправились они на рынок и нашли там ученика од­ного старца. Он сидел и продавал свое рукоделие. Они взяли его со всеми его корзинами и отвели в дом принципала, чтобы он забрал плату за них. Но лишь только монах зашел в дом, бесно­ватая выбежала ему навстречу и дала пощечину. Он тут же под­ставил ей и другую щеку, по заповеди Господа. Тогда бес в страш­ных мучениях закричал:

— Какая сила! Заповедь Иисуса гонит меня! — и тотчас же вышел из женщины.

Она выздоровела и обрела разум.

Это было рассказано старцам, и они прославили Бога.

— Ничто, — сказали они, — не повергает так гордость диа­вола, как смирение по заповеди Христовой».

6. Авва Карион сказал:

— Я положил много трудов, даже больше, чем сын мои Захария, но не достиг его меры из-за его смирения и молчания.

7. Однажды, когда этот авва Захария жил в Скиту, ему было видение. Он пошел и рассказал его авве Кариону. А ста­рец не вполне разбирался в этом, поскольку был опытен в дея­тельных добродетелях. Он встал, поколотил его и сказал, что видение от бесов. Однако видение продолжало являться. Тог­да авва Захария ночью пошел к авве Пимену, исповедовал ему это и сказал, что его словно жжет изнутри. Старец понял, что это от Бога.

— Пойди, — сказал он, — к старцу такому-то и сделай то, что он тебе скажет.

Брат пошел к этому старцу. А тот, прежде чем Захария спросил его, сразу ответил ему и сам рассказал ему все.

— Это видение, — сказал он, — от Бога. Но иди и повинуй­ся своему духовнику.

8. Того же самого авву Захарию авва Моисей как-то спро­сил:

— Скажи мне, что мне делать?

В ответ на это Захария бросился ему в ноги.

— Отче, — сказал он, — и ты спрашиваешь меня?

— Верь мне, чадо Захария, — сказал ему старец, — я ви­дел, как Дух Святой нисходит на тебя, и потому я должен спро­сить тебя.

Тогда Захария снял с головы куколь, бросил его под ноги и растоптал.

— Если человек не будет сокрушен так же, он не может быть монахом.

9. Авва Пимен рассказывал:

«Когда авва Захария был при смерти, авва Моисей спро­сил его:

— Что ты видишь?

— Отче, — сказал тот, — может, лучше молчать?

— Да, чадо, молчи, — ответил старец.

Но в самый миг его смерти авва Исидор, который сидел рядом, посмотрел на небо и сказал:

— Радуйся, чадо мое Захария, — тебе отверзлись врата Небесного Царства».

10. Авва Евагрий сказал: «Главное в спасении для челове­ка — это познание самого себя».

11. Случилось авве Феодору быть вместе с братьями. И когда они ели, монахи брали стаканы молча и не говорили «про­сти» (возглас «прости» у преподобных отцов того времени имел то же значение, что сейчас у монахов возглас «благослови»). Тогда авва Феодор сказал:

— Нет больше в монахах красоты души, чтобы сказать «прости».

12. Ему же один брат сказал:

— Хочу исполнить заповеди.

— Авва Фома, — ответил ему старец, — тоже как-то сказал: «Хочу исполнить свой помысел о Господе». Он по­шел в пекарню и стал печь хлеб. Нищие просили у него, и он отдал им весь хлеб. А когда стали просить еще, он отдал им корзины из-под хлеба и ту одежду, которая была на нем. В келию он вернулся, подпоясавшись мафорием, и все равно ругал себя. «Я, — говорил он, — не исполнил заповедь Божию».

13. Брат просил авву Феодора:

— Скажи мне слово, я погибаю.

А тот лишь ответил ему:

— Я и сам в опасности, что мне сказать тебе?

14. Однажды блаженный архиепископ Феофил прибыл на Нитрийскую гору. Авва обители пришел к нему.

— Отче, — спросил его архиепископ, — что ты приобрел на этом пути?

— Винить себя, — ответил тот, — и во всем себя укорять.

— Нет другого пути, кроме этого, — согласился архиепи­скоп.

15. Тот же архиепископ пришел однажды в Скит. Тогда братья собрались и говорят авве Памве:

— Скажи Папе (по всей видимости, Феофилу, патриарху Александрийскому) слово для его пользы.

— Если ему нет пользы от моего молчания, — ответил ста­рец, — от моего слова ему тоже не будет пользы.

16. Амма Феодора говорила, что ни подвиг, ни страдания, ни сама по себе скорбь не спасают без истинного смирения. Был один пустынник, он изгонял бесов. И стал он их спрашивать:

— От чего вы выходите? От поста?

— Мы и сами ни едим, ни пьем, — сказали те.

— От бдения?

— Мы вообще не спим, — сказали они.

— От уединения?

— Мы, — отвечали бесы, — и сами живем в пустынях.

— Так от чего же вы исходите? — продолжал старец.

— Ничто нас так не побеждает, — сказали бесы, — как смирение.

17. Авва Иоанн Колов сказал: «Смирение и страх Божий — выше всех добродетелей».

18. Он же спросил:

— Кто продал Иосифа в рабство?

Один брат сказал:

— Его братья.

— Нет, — возразил старец, — его смирение. Ведь, когда они его продавали, он мог вступить в спор и сказать, что он — их брат. Но он промолчал и по смирению продал себя. А смирение поставило его владыкой над всем Египтом.

19. Он же сказал: «Легкое бремя — самоукорение — мы бросили, а тяжелое — самооправдание — взвалили на себя».

20. О нем же кто-то из Отцов сказал: «У аввы Иоанна такое смирение, что весь Скит держится на одном лишь его мизинце».

21. Авва Иоанн Фивейский сказал: «Прежде всего монаху нужно достичь смиренномудрия. Ибо это первая заповедь Спа­сителя: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Не­бесное» (Мф 5. 3)».

22. Авва Пимен рассказывал об авве Исидоре, что каж­дую ночь у того на плетение уходила вязанка ветвей. Братья про­сили его:

— Дай себе немного отдыха, ты ведь уже стар.

А он им отвечал:

—Если и сожгут Исидора и развеют прах его по ветру — даже в этом нет никакой мне заслуги, ибо Сын Божий снизошел сюда ради нас.

23. Он же рассказывал об авве Исидоре: «Когда помыслы говорили ему, дескать, великий ты человек, он отвечал им:

— Разве я как авва Антоний? Или вовсе стал как авва Памва или другие Отцы, угодившие Богу?

При этих словах помыслы отступали, а он обретал успоко­ение.

А когда враги, напротив, увлекали его в уныние и говори­ли, что, мол, даже после всего этого ты попадешь в ад, он отве­чал им: "Пускай я попаду в ад, но вы там будете еще ниже"».

24. Авва Лонгин сказал: «Как мертвый ничего не чувству­ет и никого не осуждает, так и смиренномудрый не может осу­дить человека, даже если увидит, как тот поклоняется идолам»

25. Авва Матой сказал: «Чем ближе человек к Богу, тем более грешным он себя видит. Даже пророк Исайя, когда увидел Бога, назвал себя погибшим и нечистым (Ис.5. 6)».

26. Он же говорил: «Был я когда-то помоложе — и вообра­жал себе, будто делаю что-то хорошее. Но теперь, когда соста­рился, вижу, что нет у меня ни одного хорошего дела».

27. Его же один брат спросил:

— Как в Скиту могли делать больше, чем было заповеда­но? Любили своих врагов больше, чем самих себя?

— Я до сих пор, — ответил старец, — даже того, кто меня любит, не люблю так, как себя.

28. Авва Иаков рассказывал:

«Как-то зашел я к авве Матою. Уже уходя, я сказал ему:

— Я собираюсь отправиться к кельям.

— Передай от меня поклон авве Иоанну, — сказал мне ста­рец.

И вот как пришел я к авве Иоанну, то говорю ему:

— Тебе поклон от аввы Матоя.

— Авва Матой, — сказал старец, — вот «подлинно изра­ильтянин, в котором нет лукавства» (Ин 1. 47).

Прошел год, и я снова зашел к авве Матою. Передаю ему слова аввы Иоанна, а старец говорит:

— Я, конечно, слов старца недостоин. А вообще-то имей в виду: если услышишь, как старец кого-то хвалит больше, чем себя, — значит, он сам достиг большой меры. Потому что совер­шенство в том и есть, чтобы превозносить ближнего больше, чем себя».

29. Брат просил авву Матоя:

— Скажи мне слово.

— Иди, проси Бога, — сказал ему старец, — чтобы Он дал твоему сердцу плач и смирение, и всегда помни о своих грехах. Не осуждай других, но держи себя ниже всех и отсеки от себя дерзновение. А еще сдерживай свой язык и свое чрево. И если кто-то скажет что-либо по какому бы то ни было поводу, не спорь с ним. Если он хорошо сказал, скажи «да». А если плохо, то скажи: «Ты знаешь, что говоришь», — и не ссорься с ним из-за его слов. А все это и есть смирение.

30. Авва Ксанфий сказал: «Даже собака лучше меня — у нее и любовь есть, и в осуждение она не впадает».

31. Брат спросил авву Алония:

— Что значит уничижать себя?

— Считать себя хуже бессловесных скотов и помнить, что они при этом не подлежат суду, — ответил старец.

32. Авва Пимен сказал: «Если человек укоряет себя, он во всем одерживает верх».

33. Он же сказал:

— Когда человек достигнет того, о чем сказал апостол: Для «чистого все чисто» (Тит.1. 5), — он видит в себе самую нич­тожную из всех тварей.

На это один брат спросил его:

— Как же я смогу считать себя хуже убийцы?

— Если человек достигнет того, что сказано апостолом, — ответил старец, — то даже если он увидит, как кто-то убивает, он скажет себе: «Этот человек сделал такой грех только раз, а я убиваю каждый день».

34. Тот же брат спросил и авву Анува о том же изречении, при этом передал то, что сказал авва Пимен.

— Он правильно сказал, — ответил ему авва Анув. — Так оно и есть: если человек достигнет меры этого изречения и уви­дит немощи своего брата, он сделает так, что его праведность покроет их.

— А что это за праведность? — спросил его брат.

— Укорять самого себя, — отвечал старец. — Кто укоряет сам себя, тот оправдывает ближнего. А такая праведность по­крывает слабости ближнего.

35. Об авве Пимене рассказывали, что он никогда не хотел говорить свое слово вопреки словам другого старца и всегда их хвалил. Так, рассказывали, что, если кто-нибудь приходил к нему, он посылал их сначала к авве Ануву, поскольку тот был старше его по возрасту. А авва Анув снова им говорил: «Идите к моему брату Пимену — это у него есть дар наставления». Если же ког­да-то случалось, что авва Анув сидел рядом с аввой Пименом, авва Пимен при нем и вовсе молчал.

36. Авва Пимен сказал: «Блаженный авва Антоний гово­рил, что величайшая сила человека в том, чтобы возлагать на себя пред Господом все свои ошибки и до самой смерти быть готовым к искушению».

37. Однажды он с тяжелым вздохом сказал:

— Все добродетели вошли в этот дом, кроме одной. А без нее человеку одно мучение.

Его, разумеется, тут же спросили, что это за добродетель.

— Чтобы человек укорял самого себя, — ответил он.

38. Он же сказал: «У человека, если он следит за собой, не будет смущений. Потому-то мы и впадаем так часто в искуше­ния, что не следим за своим внутренним состоянием и тем, что говорим. Ведь мы слышали из Писания об Авигее, как она ска­зала Давиду: «На мне грех» (1 Цар 25. 24), — и он выслушал и полюбил ее. Авигея здесь — это прообраз души, а Давид — Бо­жества. И если душа укоряет себя пред Господом, Господь лю­бит ее.

39. Авва Пимен сказал: «Я всегда говорю, что, куда низ­вергнут сатану, туда попаду и я».

40. Он же сказал: «Во всем человеку нужны смирение и страх Божий — как воздух, которым он дышит».

41. Он же сказал: «Повергать себя пред Господом, не ду­мать о себе и забыть о собственной воле — вот орудия души».

42. Брат спросил его:

— Авва, о чем мне нужно думать, когда я пребываю в келии?

— О том, что я до сих пор человек, который в грязи по самую шею, на шее у меня бремя, и я вопию к Богу: «Помилуй меня».

43. Он же сказал: «Если придет к тебе брат и ты увидишь, что тебе от его прихода нет душевной пользы, рассмотри свой ум и пойми, какой помысел был у тебя перед его приходом. И тогда ты увидишь, в чем причина этой бесполезности и что ты виноват в этом. И если ты это сделаешь со смиренномудрием, ты не будешь в обиде на своего ближнего. То есть ты укоришь не его, а себя и возьмешь на себя же собственные прегрешения. Потому что, если человек со вниманием пребывает в своей келии, он не согрешит — ведь Бог будет рядом с ним. И, как мне кажется, именно из такого пребывания в келии человек обретает страх Божий».

44. Он же рассказывал, как однажды старцы сидели и ели, а авва Алоний стоял и прислуживал им. И старцы его похвалили, а он вообще ничего не ответил. Кто-то спросил его уже наедине:

— Почему ты не ответил, когда старцы похвалили тебя?

— Если бы я ответил им, — сказал он, — оказалось бы, что я принял похвалу.

45. Он же сказал: «Земля, на которой Бог заповедал при­носить жертвы, — это смиренномудрие».

46. Авва Сисой сказал: «Тот, кто сознательно воздержи­вается от голоса, исполнил все Писание».

47. Один брат пришел к авве Сисою на гору святого Анто­ния. Когда они беседовали, брат спросил старца:

— Что, и сейчас, отче, ты не достиг меры аввы Антония?

На что старец ответил ему:

— Если бы у меня был хоть один помысел, как у аввы Ан­тония, я бы весь обратился в пламя.

48. Другой брат спросил его:

— Авва, кажется, память Божия пребывает во мне.

— Невеликое дело, — ответил старец, — что ум твой нахо­дится в Боге. А великое — видеть себя ниже всей твари. Вот почему и телесный труд ведет к смиренномудрию.

49. Авва Сисой спросил брата:

— Как поживаешь?

— Даром теряю свои дни, отче, — ответил тот.

— А я, дай Бог, чтобы хоть один день потерял даром, — ответил старец.

Другими словами: «Дай Бог, чтобы я хоть один день ниче­го не прибавил к своим грехам».

50. Три старца, которые слышали об авве Сисое, пришли к нему. И говорит ему первый:

— Отче, как мне спастись от скрежета зубовного и червя неусыпающего?

Но авва не ответил ему. Тогда говорит второй:

— Отче, как мне спастись от скрежета зубовного и червя неусыпающего?

Авва и ему не ответил. И сказал ему третий:

— Отче, что мне делать? Память о тьме внешней не дает мне даже вздохнуть!

Тогда старец говорит им:

— Я сам ни о чем таком и не вспоминаю, но надеюсь, что Бог по Своему благоутробию сотворит со мной милость.

Когда старцы услышали это, они огорчились и собрались было уходить. Но авва не хотел, чтобы они ушли расстроенны­ми, и сказал им:

— Счастливы вы, братья, я даже вам завидую. Ведь, если бы ум наш стяжал такую память, мы бы вообще не могли гре­шить. А что делать мне, жестокосердому? Я и в мыслях не до­пускаю, что есть ад для людей, а потому все время грешу...

Тогда старцы поклонились ему и сказали:

— Что мы слышали о тебе, то и увидели.

51. Авва Сисой говорил, что путь к смиренномудрию — это воздержание, непрестанная молитва Богу и стремление быть ниже всех людей.

52. Он же говорил: «Об идолах написано, что они имеют уста — и не говорят, имеют глаза — и не видят, имеют уши — и не слышат. Таким же точно должен быть и монах. И как идо­лы — ничто, так и себя он должен считать ничем».

53. Брат спросил авву Крония:

— Как человеку достичь смиренномудрия?

— Страхом Божиим, — ответил старец.

— А как достичь страха Божия? — спросил брат.

— Мне думается, — сказал старец, — что надо во всем утес­нять себя, нести телесные скорби и, сколько хватает сил, помнить об исходе души и суде Божием.

54. Как -то раз авва Макарий возвращался с болота в свою келию и нес ветви. И тут на дороге ему повстречался диавол с мечом. Он хотел ударить Макария, но не смог и говорит ему:

— Большая сила у тебя, Макарий, — я против тебя слаб. Все ты делаешь, как и я: ты постишься — и я; ты бдишь — я вообще не сплю. Только одним ты меня побеждаешь.

— Что же это? — спросил его авва Макарий.

— Твое смирение, — ответил тот. — Потому я и слаб про­тив тебя.

55. Авва Иперехий сказал: «Смиренномудрие — это древо жизни, возносящееся к небу».

56. Старец сказал: «В ком есть смирение, тот смиряет бе­сов. А в ком его нет — тот им игрушка».

57. Он же сказал: «Будь не смиреннословным, а смирен­номудрым. Потому что в деле Божием без смиренномудрия не возвысишься».

58. Один великий пустынник сказал:

— Почему ты так воюешь со мной, сатана?

— А ты, — ответил ему сатана, — еще больше воюешь со мной своим смиренномудрием.

59. Старцы говорили: венец монаху — смиренномудрие.

60. Старца спросили, когда душа обретает смирение.

— Когда думает о том зле, которое сотворила, — ответил он.

61. Старец сказал: «Как земля не может упасть вниз, так не падает тот, кто смиряет себя».

62. Двое монахов были братьями по плоти и жили вместе. Задумал диавол разлучить их между собой. И вот однажды млад­ший зажег светильник, но бес опрокинул подставку и светильник перевернулся. Старший брат разгневался и ударил младшего, но тот положил ему поклон и сказал:

— Прости меня, брат, я сейчас снова зажгу.

И тотчас сила Божия низошла и уничтожила все бесовские козни. А бес ушел и доложил все происшедшее своему князю, который сидел в капище.

Между тем языческий жрец услышал, как бес это расска­зывал. Тут он понял, в каком он заблуждении, принял крещение и стал монахом. И с самого начала он хранил смирение. «Смире­ние, — говорил он, — разрушает все козни диавола, потому что я слышал, как он сам сказал:

— Лишь только посею раздор у монахов, как один из них кладет поклон, и я теряю всякую силу».

63. Старец сказал: «Смирение не гневается и никого не при­водит в гнев».

64. Старца спросили:

— Почему нас борют бесы?

— Потому что мы бросаем наше оружие: уничижение, сми­рение, нестяжание и терпение, — ответил тот.

65. Старца спросили:

— Что такое смирение?

— Это если твой брат согрешит, — ответил старец, — а ты простишь его еще до того, как он попросит у тебя прощения.

66. Об авве Сисое рассказывали, как однажды он заболел. Те, кто сидел рядом с ним, спросили:

— Что ты видишь?

— Я вижу, — ответил он, — что ко мне пришли, и я прошу их, чтобы они мне дали еще немного покаяться.

Тут один из старцев говорит ему:

— А если они позволят тебе, разве ты успеешь еще что-то сделать для покаяния?

— Даже если ничего не смогу сделать, — ответил старец, — я хоть вздохну немного о своей душе, и будет с меня.

67. Однажды к одному старцу пришли братья из Фиваиды и привели с собой бесноватого, чтобы старец исцелил его. Старца долго упрашивали, и наконец он говорит бесу:

— Выйди из творения Божия.

— Выхожу, — ответил бес, — но спрошу тебя об одном ме­сте из Писания, а ты скажи мне. Кто такие козлища, а кто такие овцы? (СР. Мф.25, 32)

— Козлища — это я, — ответил старец, — а что до овец, их знает Бог.

На эти слова бес закричал громким голосом:

— Вот, я выхожу по твоему смирению! — и в тот же миг вышел.

68. Старцы говорили: если у нас нет брани, то тем более нам надо смиряться. Ведь это Бог знает нашу слабость и покры­вает нас. А если будем гордиться, Он отнимет от нас Свой по­кров и мы погибнем.

69. Брат спросил старца:

— В чем преуспеяние человека о Господе?

— Преуспеяние человека, — ответил старец, — это смире­ние. Чем дальше человек нисходит в своем смирении, тем боль­ше он восходит в своем преуспеянии.

70. Старец сказал: «Если скажешь кому "прости меня", чтобы себя смирить, ты опаляешь бесов».

71. Если мельник не закроет шорами глаза своему скоту, тот будет поворачиваться и поедать его труды. Вот так и мы: промыслом Божиим нам даются шоры, чтобы мы не видели то добро, которое делаем, и не хвалили бы сами себя, потому что так мы потеряем свои труды. Поэтому, чтобы мы осужда­ли себя, нам иногда попускаются нечистые помыслы, и мы только их и видим. И вся эта грязь закрывает от нас то малое добро, которое у нас есть. До тех пор, пока человек укоряет себя, он не потеряет даром своих трудов.

72. Старца спросили:

— Что такое смирение?

— Смирение, — сказал тот в ответ, — есть великое дело Божие. А путь ко смирению — в страданиях тела и в том, чтобы считать себя грешным и ниже всех.

— Что значит ниже всех? — вновь спросил его брат.

— Это значит смотреть не на чужие грехи, — сказал ста­рец, - а только на свои и непрестанно молиться Богу.

73. Один брат жил в монастыре и все вины братьев брал на себя. Он обвинял себя даже в блуде — мол, я и это сделал. Кое-кто из братьев, кто не знал о его подвиге, стали роптать на него.

— Столько зла он делает, — говорили они, — да притом еще и не трудится.

Но авва, который знало его подвиге, говорил братьям:

— Мне одна его циновка, которую он делает со смирением, дороже всех ваших, сделанных с гордостью. А если хотите, я дам вам знать и волю Божию.

Он повелел, чтобы они разожгли костер, принесли каждый по три циновки своей работы и одну циновку — брата, а затем бросили их в костер. И только лишь они бросили, все их циновки сгорели, уцелела только одна — брата. Когда те, кто его обвинял, увидели это, они положили ему поклон и с этих пор чтили его, как отца.

74. Одному монаху кто-то нанес увечье, а он положил поклон тому, кто поранил его.

75. Старец рассказывал: «Как-то раз двое мирских по уго­вору вместе оставили мир и стали монахами. Но по ревности и незнанию они сделали себя евнухами ради Царства Небесного чтобы исполнить, как они думали, евангельскую заповедь (имеется в виду Мф.19.12). Ког­да архиепископ узнал об этом, он отлучил их от Причастия. Они оскорбились: им казалось, что они поступили правильно. Пошли они тогда к архиепископу Иерусалимскому и все рассказали ему, но и тот их отлучил; потом к Антиохийскому — и он туда же. Наконец, пошли они к Папе Римскому, как к старшему, но и от него они услышали то же.

Это их озадачило, и они сказали друг другу:

— Все они собираются на соборах — вот и прикрывают друг дружку. А мы пойдем к святому Божию — Епифанию, епископу Кипрскому. Он и скажет нам волю Божию. Он пророк и не смот­рит на лицо человека.

Отправились они в путь. Но как только приблизились они к городу, святому было о них откровение, и он послал им на­встречу сказать: "Даже и в город этот не входите!" Тогда они пришли в себя и сказали:

— Вправду согрешили мы. Пусть даже все остальные от­лучили нас не по праву — но ведь не этот же пророк, раз уж сам Бог открыл ему о нас!

И они стали корить сами себя. Но Бог увидел, что их серд­це смирилось и они признают свой грех. Он известил святого Епифания, и тот отправил за ними и позвал их назад. Затем он их утешил и принял в общение. А архиепископу Александрий­скому написал: "Прими своих чад, потому что они воистину рас­каялись".

— Вот это, — добавил старец, — и есть исцеление человека, и именно этого хочет Бог: пусть человек возьмет свои грехи на себя, как пред Богом, а благодать откроет это людям».

76. Один брат жил среди келиотов и в такое пришел сми­рение, что всегда молился: «Господи, порази меня, ибо, когда я в здравии, я не слушаю Тебя».

77. Если человек будет постоянно и со тщанием обличать, попрекать и уничижать втайне свою душу, он убедит ее, что она ниже псов и зверей. Потому что они не гневили Создателя и на суд не пойдут. И лучше уж ему вообще не восстать на суд, чем восстать на вечные муки.

78. Брат пришел к старцу и спросил его:

— Как у тебя дела, отче?

— Плохо, — ответил старец.

— Почему, авва? — спросил брат.

— Потому, — ответил старец, — что вот уже восемнад­цать лет я предстою пред Богом и каждый день проклинаю сам себя: «Прокляты уклоняющийся от заповедей Твоих» (Пс 118. 21).

Услышав это, брат ушел: он получил большую пользу от смирения старца.

79. Старец сказал: «Если ты пребываешь в пустыне и без­молвствуешь, не воображай, что ты делаешь что-то великое. Луч­ше представь, что тебя, как собаку, отогнали от народа и посади­ли на привязь, чтобы ты не кусался и не бросался на людей».

80. Старец сказал: «Если ты живешь в пустыне и увидишь, что Бог печется о тебе, пусть не возвышается твое сердце. Пото­му что Господь отнимет Свою помощь от тебя. Но лучше скажи себе: "По малодушию и слабости моей Бог творит со мной ми­лость, чтобы я терпел и не впал в небрежение"».

81. Старец сказал: «Если ты услышишь о великой жизни святых отцов и возгоришься им подражать, приступи к делу. Но призывай имя Господа, чтобы Он укрепил тебя на дело, которое ты избрал. И если, с помощью Божией, ты его окончишь, то будь благодарен Тому, Кто помог тебе. А если не сможешь до­вести его до конца, то познай свою слабость и беспомощность, укори себя и смири свой помысел «даже до дня смертного», счи­тай, что ты ни к чему не годен, ничтожен и нетерпелив. Всегда обличай свою душу за то, что она начала и не смогла окончить. Вот тогда сможешь спастись и ты».

82. Пришел однажды авва Макарий Египетский из Скита на Нитрийскую гору на праздник аввы Памвы. Старцы говорят ему:

— Отче, скажи братьям слово.

И он рассказал:

«Я до сих пор еще не стал монахом, но я видел монахов.

Жил я как-то в своей келье в Скиту, и меня беспокоили помыслы: "Пойди в пустыню и посмотри, что ты там увидишь". Но я продолжал бороться с этим помыслом пять лет, на случай, если он от бесов.

Помысел, однако же, оставался, и я пошел в пустыню. Там я нашел пресное озеро, а посреди его — остров. Пустынные зве­ри пришли к нему на водопой. И среди них я увидел двух нагих людей. Меня охватил страх: я подумал, что это духи. Но они увидели, что я боюсь, и заговорили со мной:

— Не бойся, мы тоже люди.

Тогда я спросил:

— Откуда вы? Как пришли в эту пустыню?

— Мы из общежительного монастыря, — ответили они. — Но мы ушли по сговору сюда тому как сорок лет назад. Один из нас египтянин, а другой — ливиец. Но расскажи нам ты: как там мир? Приходит ли вода вовремя? (Имеется в виду разлив Нила, который обеспечивает земле плодородие) А в миру все так же благополучно?

— Да, — сказал я им. — Скажите мне еще: как я могу стать монахом?

— Если человек не откажется от всего мирского, — сказали они мне, — он не может стать монахом.

— Я слаб, — сказал я им, — и не могу вот так, как вы.

— Если не можешь, как мы, — ответили те, — сиди в своей келье и плачь о своих грехах.

Еще я их спросил:

— Когда приходит зима, вы не мерзнете? И потом, когда жарко, вам не жжет кожу?

— Бог так промыслил о нас,— ответили они, — что мы ни зимой не мерзнем, ни жар нам не вредит».

— Вот почему, — прибавил старец, — я вам сказал, что так и не стал монахом, но видел монахов. Простите меня, братья.

83. Однажды авва Антоний молился в своей келии, и был ему глас: «Антоний, ты еще не достиг меры такого-то сапожни­ка, что живет в Александрии».

Наутро старец встал, взял свой пальмовый посох и отпра­вился к этому сапожнику. Придя, он приветствовал его, а затем сел рядом с ним и говорит ему:

— Расскажи мне, брат, о твоем делании.

А сапожник ответил:

— Я, авва, не знаю, что я сделал доброго. Вот только разве что встаю я с утра, чтобы сесть за работу, и каждый раз говорю себе, что весь этот город, от малого до великого, — все войдут в Царство Небесное за их праведность, а я один попаду в ад за свои грехи. И вечером опять, перед тем как лечь спать, говорю те же слова.

На это старец сказал:

— Воистину ты, как добрый плавильщик, спокойно жил дома и унаследовал Царство. А у меня не было рассудительно­сти, и за все время, что я провел в пустыне, я не достиг тебя.

Будь внимателен, читатель, и не прими эту повесть попросту и без рассуждения, не получи вместо пользы вред! А иначе одно-единственное делание мирского человека, и то нетрудное, ты пред­почтешь всему подвижническому жительству того, кто был главой и родоначальником многих Отцов. А ведь Антоний, по слову апо­стола, «получил свою награду по своему труду» (1 Кор 3. 8): он был прославлен Богом превыше всех Отцов и вознесен туда, где пребывает Сам Бог, как это было открыто одному из святых.

Но если Антонию Великому — «огненному столпу, просве­щающему вселенную», как сказал о нем один из святых, — сле­дует предпочесть сапожника за один только благочестивый по­мысел, то почему бы тогда не поставить этого сапожника всем в пример? Не лучше ли нам начать подражать ему, если он больше подходит для этого, тем более что подражать ему несложно? Почему же тогда мы, монахи, оставили его в стороне: взираем на житие дивного Антония, как на образец, и каждый из нас стре­мится подражать ему своей жизнью? Притом уподобиться Антонию стоит таких трудов: немногие были способны в полной мере достичь этого, да и те, думаю, так и не достигли.

Отсюда видно, что Бог, по слову Писания, смиряет тех, кого любит (Притч 3.12). Он дал апостолу Павлу «жало в плоть», чтобы тот не «превозносился чрезвычайностью откровений» (2 Кор 12. 7—9). Он и святого Антония оградил смирением, когда тот уже был преисполнен плодов и дарований Духа и же­лал узнать собственную меру совершенства. Поэтому Человеко­любец и сказал ему как человеку, что тот еще не достиг меры сапожника.

И сказав это, Он не солгал — да не будет! — но изрек под­линную и непреложную истину. Но о какой мере говорит Гос­подь? О мере той добродетели, которая была у сапожника: не воображать о себе ничего особенного, если ты пр