VI. Заимка и овладение

Прежнее и нынешнее значение заимки. — Заимка земель до генерального межевания. — Старозаимочные земли в слободских полках. — Заимка на Дону. — Селитебные земли. — Отвод казенных земель под заведения. — Расчистки

Заимка, как первоначальный способ приобретения поземельной собственности, имела весьма важное историческое значение. Давно уже миновало то время, когда при неопределенности прав собственности на первом плане стояло самостоятельное владение: тогда заимка была главным путем к установлению владения. Но когда установилось понятие о праве собственности на землю, утверждаемом посредством титула, и тогда еще заимка не утратила своего значения; посредством ее открывалась возможность устанавливать владение имуществом или по поводу права на известную землю — распространять границы своего владения на прилегавшие к этой земле угодья и пространства. Мы говорили выше об этом предмете по поводу угодий и примерных земель. Рано образовалось официальное понятие о том, что все земли, никому в особенности не принадлежащие, принадлежат государю; но земель было так много и так мало населения, что правительство не имело возможности наложить руку и непосредственную власть свою на все участки, на которые частное лицо не могло предъявить и утвердить свое право. Правительство долго не имело еще в том и нужды. С государственным межеванием должно было соединиться и приведение в точную известность всех имуществ как частных, так и государственных, и точное отделение одних от других. С этого времени начинается забота правительства о приведении в известность имуществ бесхозяйных, с тем чтобы объявить их собственностью государства. Но межевание имело в виду освятить и утвердить всякое спокойное и добросовестное владение, хотя бы оно образовалось и распространилось и без титула, посредством одной заимки. Главная цель была — привести в известность владение, и если правительство встречалось с завладением казенных земель и находило на них поселение, то имело в виду не нарушать этого поселения. Сюда относились: примерные земли, завладение угодьями без утвердительных дач, завладение и заселение казенных земель бесспорно до 1765 г., расчистка пашни из-под лесов и т. п.

Межевая инструкция содержит в себе правила о том, как поступать с землями, которые были до 1765 года самовольно заняты сторонними людьми. Во многих случаях такие земли велено было оставлять во владении заимщиков, безденежно или с платежом за них установленной платы, когда те земли были казенные или когда у частных владельцев, на чьих землях было чужое поселение, оказывалась, сверх дач, примерная земля. Так, велено было: межевать безденежно за церковными причтами, что было ими занято под дворы из выгонных городских земель. Занятое городскими жителями из выгонных, церковных, дворцовых и т. п. земель под строения, велено межевать за теми, у кого что в заселении окажется, но брать с них единовременно по 3 и по 2 копейки за квадратную сажень; но впредь на выгонных землях никакого строения и поселения не допускать (VIII, 10, 11, 15). Самовольно заселенные дворцовыми и прочими казенного ведомства крестьянами и иностранными выходцами, без дач и крепостей, порожние государственные земли межевать за ними по числу душ в 15-десятинную пропорцию безденежно, если занятие было ненасильственное (XII, 6, 7, XXII, 7, 14 и XXIV, 14 — об иноверческих землях). Владельцам, поселившимся без дач и отказных книг на диких государственных или на оброчных землях, продавать те земли по объявленным от государства тройным ценам (XXIV, 11, 13, XXV, 8, 15). Если кто, не имея своей дачи, поселился в урочищах у других владельцев, у коих за полными их законными дачами еще окажется примерная земля, то из сей примерной земли намеривать поселившемуся 8-десятинную на душу пропорцию, взыскав с него тройную сумму против казенной продажной цены (XXVII, 4, 6, 8). О наделе землей припущенников, поселившихся без актов на башкирских землях, см. Особ. Прил. к Зак. Сост., XVI, ст.15, прим., прил.

Пример. Грамотами царя Иоанна Васильевича 7066 (1558) и 7076 (1568) годов именитым людям Григорию и Якову Строгановым даровано было право занимать в Перми Великой по обе стороны реки Чусовой от устья и до вершины пустые места, строить городки и варницы и около них владеть землями и угодьями. Для занятий таковых мест дан был срок: по первой грамоте 20, а по второй 10 лет, с тем, что по прошествии оных будут посланы писцы как для описания их владения и назначения с него оклада, так и для удостоверения, действительно ли заняты под оное места пустые, без чего грамоты не в грамоты. По миновании определенного первой грамотой срока посланный в 7087 году писец Яхонтов описал заселение и владение Строгановых и учинил отвод по реке Чусовой от устья ее вверх до реки Утки. Спустя после сего более 40 лет, т. е. в 7131 (1623) и 7132 (1624) годах, послан был другой писец Кайсаров, который в писцовых книгах своих означил границей заселения и владения Строгановых по Чусовой ту же реку Утки. Спустя после сего более 40 лет, т. е. в 7131 (1623) и 7132 (1624) Камасинское; к Чусовскому городку уезда, рекой Чусовой от устья вверх на правую сторону до реки Утки с малыми речками и с озерами, которые в той меже впали в реку Каму и в Чусовую: со всякими угодьями. Затем грамотой Императора Петра I 7200 (1692) года повторены все прежде данные Строгановым грамоты и писцовые книги Яхонтова и Кайсарова, и велено Григорию Строганову и впредь по нем будущему роду его владеть неотъемлемо, как владели исстари дед и отец его и как в жалованных грамотах и в крепостях написано "быть непременну и в прежней своей силе и крепости ныне и впредь нерушиму в вечные роды". Затем в течение 18-го столетия в той же площади во р. Чусовой строились казенные заводы и отводились под них, равно как и под частные заведения, земли и леса по распоряжению и отводу горного начальства. Наконец, когда надлежало посредством генерального межевания определить границы дач и владений, право Строгановых признано только на те пространства, которые оказались действительно занятыми ими и законно отведенными под горные их заводы, а все за тем пространство не занятое признано Госуд. имуществом (Д. Гороблагод. заводов и Кн. Голицына в Об. Собр. Сен. и в Госуд. Совете 1875 г.).

Заимка земель и доныне в употреблении там, где еще изобилие земель, впусте лежащих, — напр. в Сибири, в Томской и Иркутской губерниях. Это ведет к образованию обычным способом особого права, основания коего в захвате, труде и давности, а проявление — во владении, пользовании и распоряжении. Но примечательно, что при этом община предполагается верховным распорядителем земель частного захвата. Мало-помалу оказывается, что при умножении захватов прежний простор сменяется утеснением; тогда начинается борьба против распространения заимочного владения, и оно уступает другим, более определенным формам. (О сем см. подробности в книге: крестьянское землепользование и хозяйство в Тобол. и Томск. губерниях. Изд. Мин. Гос. Имущ. СПб. 1804.)

После генерального межевания должны были окончательно определиться все частные и государственные имущества, и заимка стала юридически невозможной. Но фактически она возможна и доныне, потому что не все еще обширные пространства России приведены в известность и еще не сделалось невозможным владение, скрытое от контроля правительства. От времени до времени слышно и теперь, что где-нибудь в глубине лесов северных губерний открываются у нас такие поселения и деревни, которые вовсе не значились в списках сословий и скрывались от правительственного контроля и от платежа податей.

В особенности под названием заимки известен исторический способ приобретения поземельной собственности в так называемых слободских полках, составивших нынешнюю Харьковскую губернию. Полки эти образовались, как известно, из пришельцев малороссийского происхождения, которые, по поводу польского гонения за веру, вышли в 1646 году из-за Днепра и поселились в полуденном крае России, сначала по черте, устроенной Михаилом Феодоровичем от Ворсклы до Дона, потом мало-помалу распространились по Суле, Пселу, Харькову, Донцу и пр. Из них были устроены слободы, сделавшиеся впоследствии полковыми городами; первые переселенцы вышли из Черкасского повета, и оттого все слободские жители получили общее название черкас. Русское правительство старалось привлечь их к себе и воспользоваться их военным устройством для защиты границ. В 1654 году Харьковский полк, центр местного управления, принят был под скипетр России и вскоре поступил в ведение посольского приказа, и наряду с ним образовался другой главный полк, Изюмский. В последней четверти XVII столетия начинается ряд жалованных грамот, которыми русские государи утверждали за слободскими жителями разные льготы и привилегии. В том числе грамотой 1682 года указано слободским полкам "пашенные земли пахать и всякими угодьями владеть промеж собой по разделу по их черкасской обычности". К числу таких обычностей, перенесенных, вероятно, из первоначальной родины, принадлежал обычай занимать пустые земли для разработки и владения. Таким образом, заимка в слободском краю сделалась главным способом приобретения собственности, и уже впоследствии, в XVIII столетии, при уменьшении земель, явились производные способы приобретения посредством покупки у первоначальных заимщиков или преемников их.

Но и в то время, наряду с приобретением по передаточным актам и по наследству, заимка долго еще не утрачивала прежнего своего значения. Сначала, по изобилию пустых земель, для заимки не требовалось никаких формальностей; с умножением населения, с увеличением ценности земель и уменьшением количества пустых дач оказалась необходимость в установлении определенного порядка заимки; для предупреждения ссор и споров за землю потребовалось определить начало и основание каждого заимочного права. С этою целью установился для заимок особый обряд, сходный с тем обрядом, который в системе поместных прав великороссийского края существовал издавна для приискания и записки в дачу земель порожних: здесь образовалось официальное понятие о том, что земли слободских полков составляют фонд, предоставленный им за службу и для службы; следовательно, по происхождению своему занятая или отведенная земля не могла ни у кого почитаться полной, безусловной собственностью. Заимщик должен был для записки за собою земель обращаться с просьбой в полковой уряд, в изюмскую полковую канцелярию, откуда выдавались на этот предмет документы, не имевшие, впрочем, строго определенной формы: письменные дозволения на заимку, письма полкового уряда, указы и предписания, а иногда ввозные грамоты с дозволением "вольных людей черкас призывать и селить" на заимочной земле. Естественно, что при таком способе происхождения поземельной собственности не могло быть точной определенности ни в границах владения, ни в материальных признаках права. Это повело, с одной стороны, к злоупотреблениям местных правителей, от которых зависело утверждение прав, с другой стороны — к частым насилиям, завладениям и ссорам между частными владельцами. Правительство с половины XVIII столетия, особенно же со вступления на престол Екатерины II, поставило себе одной из главных государственных целей определение границ поземельного владения и приведение в известность вотчинных прав. Особое внимание было обращено при этом на земли служилых людей, в том числе на заимочные земли слободских полков; в них произошло смешение собственности государственной с частным владением, мало-помалу превратившимся в личную собственность. В 1765 году (указ 15 марта) слободской губернской канцелярии велено было отобрать и рассмотреть документы всех поселившихся на слободской земле помещиков, с тем чтобы определить законные права каждого владельца и выделить их из массы земель, назначенной на "содержание слободских полков", долженствовавшей составлять общественную принадлежность. Между тем приготовлялось общее государственное размежевание. В июле 1765 года издана была специальная инструкция для размежевания слободских земель, причем постановлено: "по неимению в Слободской губернии никакого предела в землях, ограничить законом, дабы всякий свой удел или заимку знал и завладенное излишне возвратил, и по правильным крепостям имел бы себе владение по указам, как и великороссийские владельцы. Для разбирательства же земляных дел учредить в слободской канцелярии особый вотчинный департамент". Притом велено "оставшуюся в округе каждого местечка за удовольством обывателей лежащую впусте полковой дачи землю описать и без указа губернской канцелярии не давать кроме обывателей вновь прибылых и тамошних с семьями размножившихся и в землях недостаточных, а губернской канцелярии, получа сведение об оставшихся землях, если кто из бывших старшин и их детей, не имеющий до сего заимочных земель, будет просить, оным дачи производить кому надлежит, по пропорции" (указы 6 июля 1765 г., 25 октября 1767 г., 1 декабря 1768 года). Впоследствии же, по учреждении слободской межевой конторы, велено ей производить межевание заимочных земель по началам межевой инструкции (указ 7 мая 1769 г.). Таким образом, прекратилась на будущее время возможность беспорядочных заимок, а владение землями старозаимочными должно было получить надлежащую определенность. Население вновь образованной Слободско-Украинской губернии мало-помалу утратило характер служилого сословия; прежде войсковые обыватели и казаки вошли частью в сословие государственных крестьян, частью, выслужившись, перешли в высший класс, приобретя и своей поземельной собственности качество дворянского владения. В общей массе земель, состоявшей во владении бывших служилых людей, предстояло теперь отделить личную собственность от собственности государственной, от земель, предназначавшихся для душевого надела. Посреди общественных дач часто встречались особые участки, состоявшие в личном владении, из старозаимочных земель, доставшихся по наследству от предков или покупкой от прежних владельцев. Такие владельцы, если успели выслужиться из поселянского звания в офицерские чины, получали вместе с тем право располагать своей землей свободно, как дворянской собственностью; но когда они, при личном владении землей, оставались в сословии свободных сельских обывателей, то возникал вопрос о пространстве прав их на отчуждение своих участков лицам посторонним, не принадлежащим к одному с ними сословию. Право это ограничено было законом в отношении к личной собственности однодворцев и малороссийских казаков. Закон имел при этом в виду, что в даче, населенной государственными крестьянами, не должно быть допускаемо образование новых разнопоместных владельцев, и держался того начала, что земли, выделенные из фонда, первоначально назначенного для государственной службы, не должны выходить из того сословия, коего поземельное владение основано на прежнем служебном его значении; напротив того, земли, приобретенные по частным сделкам между прежними служилыми людьми или потомками их, если эти сделки утверждены законом или давностью, могут быть предоставлены в свободное распоряжение владельцев. То же начало выражается и в законе относительно старозаимочных земель. Войсковым обывателям Харьковской губернии предоставлено в 1859 году право собственности на те старозаимочные земли, которые состояли в личном их владении и распоряжении и достались им по наследству от предков или приобретены покупкой. Таким образом, как те, так и другие земли, не причисляясь к общественным, свободны от оброчной платы. Но свобода в отчуждении тех и других земель не одинакова. Первые, т. е. наследованные от предков, дозволяется войсковым обывателям продавать, по примеру малороссийских казаков, только "равным себе обывателям", а последние, т. е. купленные, предоставляется им отчуждать, кому пожелают. Те старозаимочные земли, которые перешли уже к лицам других состояний и удержаны лицами, выслужившимися из войсковых обывателям", а последние, т. е. купленные, предоставляется им отчуждать, владельцев и их наследников. В 1864 году постановлено, что все вообще старозаимочные земли войсковых обывателей Харьковской губернии, когда принадлежат владельцам на праве собственности, могут быть отчуждаемы людям всякого звания, а в 1865 году постановление сие распространено на все вообще старозаимочные земли, где бы они ни находились (т. IX, Зак. Сост., ст.763, прим. 3, по Прод. 1890 года).

В разъяснение сих узаконений в 1880 году состоялось решение Гражд. Касс. Департ. (N 207), в коем Д-т, руководствуясь соображениями бывшего II Отделения собственной Его Величества Канцелярии, распубликованными в связи с законом 1865 года, не принятыми Государственным Советом, разъяснил, что в спорах о старозаимочных землях для укрепления прав собственности на эти земли закон не требует представления актов пожалования оных праводателям истцов, а предписывает лишь доказать, что присвоенная частным лицом или обществом земля есть действительно старозаимочная и состояла в пользовании истцов на полном праве собственности, и за сим уже от ответчика — казны зависит опровергнуть это обстоятельство представлением доказательств, что спорная земля дана от казны лишь в пользование. Это разъяснение, в связи с рассуждением Департамента, что из актов о пожаловании старозаимочных земель нельзя делать вывода о принадлежности их бывшим войсковым обывателям на праве пользования, — ведет к тому, что все старозаимочные земли надлежит признать собственностью их настоящих владельцев. И действительно, после распубликования сего решения к казне предъявлено было множество исков о признании права собственности на старозаимочные земли за владельцами и о возврате оплаченной за них оброчной подати. Вследствие сего потребовалось новое разъяснение законов о старозаимочных землях, какое положением Комитета Министров 3 октября 1882 года и возложено на Министерство Юстиции, при участии Министерств Внутренних Дел, Государственных Имуществ и Финансов и бывшего Кодификационного Отдела при Государственном Совете, а производство дел по упомянутым искам о старозаимочных землях и о возврате оброчной подати приостановлено Высочайшим повелением 25 сентября 1883 года (П. С. Зак. N 1729). Это поручение Министерством Юстиции и по сие время не исполнено.

Хотя это название "старозаимочные земли" и относится специально до слободских полков, но, по существу дела, таков же был способ происхождения собственности и в других местностях, где целому сословию отводима была от Государя определенная территория. Естественно, что частная собственность в этих условиях вырабатывалась из личного владения, утверждавшегося на заимке. Так, например, образовалось поземельное владение на Дону. Территория донского казачества населялась пришельцами, которые сначала занимали себе места, где вздумается, занимали городками, то есть огороженными местами. По мере умножения поселений оказалась надобность разграничить поземельные довольствия или так называемые юрты отдельных городков. Тогда завелся такой порядок, что желающие являлись в войско и просили у войскового круга разрешения на заимку пустого места, а разграничение мест между соседними станицами производилось полюбовно, на основании чего выдавались из войска разводные грамоты. Подобно тому в позднейшее время войсковые чиновники на захваченные или произвольно занятые земли получали укрепление от войсковой канцелярии.

Особенный вид заимки пустых земель существовал во многих местах России, особливо же в Малороссии, под названием селитьбы. В Малороссии существуют доныне большие слободы, образовавшиеся этим способом из пришлых (нахожих) людей из разных мест (слобожане). Делалось обыкновенно так: какой-нибудь пан из старшины малороссийской или достаточный человек выбирал где-нибудь в лесу удобное место около речки для водяной мельницы и просил гетмана или полковника выдать ему универсал на место и позволить построить млинок и осадить слободку. По универсалу такой заимщик делался полным владельцем места, только осаживать слободу должен был никак не местными жителями, а сторонними людьми (ибо в самой Малороссии местное правительство старалось противодействовать передвижениям и переселениям народа с места на место). Строились хаты, и на хатах выставлялся сверху крест, на котором "осадчик" обозначал, сколько лет льготы от повинностей за землю дается новым поселенцам. Вскоре набирались люди и осаживалась слобода. В пору общего закрепления крестьян в Малороссии многие из таких слобод были укреплены со всеми жителями за первоначальными осадчиками, по их заимкам.

В устава казенного управления упоминается множество случаев, в коих частным лицам предоставлено от государства право занимать для известного хозяйственного или заводского промысла поземельные участки, которые отводятся им для сего от казны на условиях. В таком случае лицо, получившее участок, удерживает оный на праве условного пользования, которое в некоторых случаях принимает вид владения срочного, пожизненного, потомственного или может превратиться даже в право собственности. Такие права, по началу их и основанию, кажется всего правильнее отнести в системе нашей к оккупации или заимке, когда они образуются не вследствие свободного договора между казенным управлением и частными лицами (отдача в содержание), но вследствие основанного на общем законе требования или прошения частного лица об отводе, удовлетворяемого на основании общего же закона подлежащим начальством.

Вот рассеянные в Св. Зак. случаи такого отвода.

Отвод поземельных участков под выстройку от городов — см. Зак. Сост., ст.532, прил. IV, ст.6; V, ст.3. Отвод земель под устройство караван-сараев в Закавказском крае, в вечное и потомственное владение. Уст. Сел. Хоз. изд. 1893 г., ст.23, прил. III. Отвод земель под фруктовые сады, виноградники и проч. в Новороссийском крае, Бессарабии и Кавказском крае в вечное и потомственное владение. Уст. Сел. Хоз. изд. 1893 г., ст.78–90, под пчеловодство в Сибири — 112. Отвод земель в Восточной Сибири под хлебопашество, сенокошение и постройку домов (Уст. Оброчн. изд. 1893 г., ст.19, прим., прил.). Отвод бывшим государственным крестьянам в некоторых лесных губерниях лесных участков для лесного промысла, с платой или без платы попенных денег и пошлин (414 ст. Уст. Лесн. изд. 1893 г.).

В некоторых местностях лесные участки, расчищенные под хлебопашество, предоставляются тем, кто их расчистил, в срочное владение (до 40 л.), Уст. Лесн. изд. 1893 г., ст.407; для Архангельской губернии там же, ст.183, прим., прил. См. еще Особ. Прил. к IX т. полож. о горнозавод. населении, ст.21, прим. 1–3; о лесных участках, отведенных под расчистку удельным крестьянам, см. Уст. Лесн., ст.534, прим. 2. См. еще Уст. Казач. Сел. прил. к 2 ст. по прод. 63 г. § 12; полож. об управл. Иркутских и Енисейских казачьих полков. Полн. Собр. Зак. 1871 г. N 49616, ст.14. Членам станичных обществ в казачьем Донском войске предоставлено право владеть разведенными лесными рощами (левадами) или сбереженными рощами из мелкой поросли (т. VIII ч. I, изд. 1893 г., Уст. Лесн., ст.576).

В римском законе оккупация, или присвоение бесхозяйных вещей, была свободна для частного лица; в германском и вообще в новейших законодательствах выражается та мысль, что оккупация должна подчиняться государственным (или в ином случае регальным) правам, так что в известной государственной области относительно вещей, имеющих известный хозяйственный интерес и получивших известную ценность, частные лица могут пользоваться правом оккупации только с разрешения, или в виде уступки со стороны правительства, или в виде права общего пользования. Выше упомянуто, как наше правительство разрешало и утверждало оккупацию относительно земли. Теперь следует сказать, в связи с тем же предметом, в особенности о праве охоты, ловли, промыслов и добывания металлов.

Охота. — Римское понятие об охоте. — Германская регалия охоты. — Освобождение охоты. — Ограничения охоты по новейшим законодательствам. — Постановления русского закона об охоте и промыслах. — Охота в Курляндии

По римским понятиям право собственности на землю не давало еще необходимо права собственности на диких животных, в пределах той земли водящихся, и к приобретению в собственность этих животных применялось вполне понятие об оккупации. Таким образом, на чужой земле можно было приобретать в свою собственность животных; но это еще не значило, что каждому принадлежит право охоты на чужой земле. Право охотиться, как и право прохода, считалось принадлежностью права собственности на землю, ибо без согласия собственника земли нельзя, по римскому понятию, вступить в его владение, и собственник имеет полное право удержать каждого постороннего вступщика. Таким образом, собственник земли, разрешая охотнику охотиться, не дает ему тем права собственности на животных, которого и сам исключительно не имеет, но дает ему только право свободно ходить и действовать в своей земле.

Это понятие о праве охоты существовало первоначально и на германской почве, может быть, еще и пространнее. Предполагалось, что всякий свободный человек может охотиться на чужой земле, лишь бы не нарушал права собственности на эту землю. В первоначальной экономии общества, когда многие производительные силы природы не получили еще определенной, одинаковой для всех ценности, естественно было думать, что вольная птица и вольный зверь в вольном лесу, не выращенный и не вскормленный рукой человеческой, есть дар Божий всякому человеку и не состоит ни в чьей собственности. Притом самое понятие о земельной собственности в средневековую эпоху не имело еще той экономической формы, которую приобрело впоследствии: дом, двор, сад, пашня считались исключительной принадлежностью одного владельца; а угодья, то есть лес и выгон считались в общей принадлежности и в общем пользовании совместных владельцев целой дачи. В отдельных дачах рыцарских и церковных, без сомнения, прежде всего образовалось понятие об исключительном праве владельца на охоту в своей даче, ибо для благородных охота мало-помалу получила значение благородного занятия. Некоторые леса, особливо королевские, объявлены запертыми, заказными, и на них наложено запрещение охоты, для того чтобы охота короля и его свиты была прибыльнее.

С развитием феодальных понятий право охоты приняло вид регального права. Некоторые леса объявлены были заказными королевскими лесами, и в них запрещено было кому бы то ни было, кроме короля и его свиты, охотиться, под опасением штрафа (Bannforsten, bannus regius). Этому запрещению стали подвергаться леса не в одних королевских дачах, но и вольные леса и даже леса, составлявшие принадлежность сельских общин. Таким образом, право охоты стало доходною королевской статьей и превратилось в регалию. В средние века это право, подобно другим королевским правам и имениям, служило предметом раздачи, пожалования и продажи; право охоты от имени короля раздаваемо было знатным людям светского и духовного чина; есть акты того времени, коими предоставляется частным владельцам право охоты в их собственных дачах. Таким образом, раздробляясь в частные руки, право охоты стало мало-помалу принадлежностью аристократии и рыцарского сословия, и к нему применено было феодальное понятие о верховной и зависящей собственности.

В XVI столетии право на охоту приняло характер сословных различий. Когда ослабло понятие о всеобщей обязанности ходить на войну и военное занятие сделалось принадлежностью одного рыцарского сословия, утвердилось такое правило, что земледельческому населению не следует носить оружие, и понятие о праве на охоту соединялось с понятием о праве носить оружие. Лишь в ограниченной степени оно иногда предоставляемо было и среднему сословию, а у низшего вовсе было отнято. Так право охоты отрешилось от частного права на поземельную собственность до того, что многие землевладельцы лишены были охоты на своей собственной земле, и нарушение этого запрещения считалось преступлением. Появились многочисленные уставы о праве охоты со строгими наказаниями за нарушение запретительных правил, но эти запрещения установлены были исключительно в видах охранения регального и феодального права, а не в интересах права общественного. Юристы XV и XVI столетий положительно признавали право охоты одним из регальных прав, но такое понятие об охоте было в постоянном противоречии с народным сознанием, и протесты против него никогда не прекращались. Всякое частное право на охоту считалось производным от регалии, и в нем юридически различались степени: вышней и нижней, крупной и мелкой охоты. Крупная охота предоставлялась исключительно господам, высшему дворянству, а мелкая — низшему дворянству и горожанам; у владетельных лиц она была регальным правом, у частных привилегированных владельцев была реальным вотчинным правом.

Ограничения права на охоту имели важное социальное значение и немало послужили ко взаимному раздражению сословий. Охота за вольным зверем и вольной птицей представляется простому человеку таким естественным проявлением природных сил и таким естественным пользованием вольными силами природы, что ему трудно, почти невозможно во многих случаях понять разум и причину юридических ограничений свободного действия. Притом любовь к охоте коренится в основном побуждении природы человеческой одолевать внешнюю природу и бороться с живущими существами, и понятно, что эта любовь к охоте у многих доходит до страсти, которую заманивают и раздражают всякого рода препятствия и естественные, и формальные. Итак, когда охота из права естественного превратилась в искусственное, ревнивое и строго ограниченное право, масса народная никогда не могла принять такое право к сознанию и примириться с ним, и взыскания за нарушение права охоты, доходившие до чрезмерной строгости и связанные с ограждением сословных привилегий, не переставали казаться простому человеку беззаконным насилием высших над низшими и богатых над бедными. Притом превращение охоты в регальное право и в сословную привилегию вело к невыносимым стеснениям для крестьян и для мелких владельцев в пользовании своей собственностью и в сельском хозяйстве. Вошло в обычай объявлять заказными целые обширные округа — а с заказом соединялись меры насильственные для всех частных владельцев в пределах округа: не только в лесах, но и в полях и даже во дворах, усадьбах и садах своих они должны были подчиниться безусловно множеству тяжких ограничений, непрерывным потравам, за которые не полагалось вознаграждения, запрещению многих потребностей, необходимых для хозяйства и домашнего быта, суровому надзору коронных служителей и строжайшим наказаниям за всякое нарушение. С насилиями такого рода, которым нельзя было найти иного объяснения, кроме сословной привилегии, не могла помириться масса сельского населения, и немудрено, что насилия, продолжавшиеся из века в век, были в числе главных причин народного раздражения против высших классов и против всего порядка общественного.

Во всеобщем крушении регалий и сословных привилегий и регалия охоты исчезла во Франции. В 1789 и 1790 годах было объявлено, что каждый землевладелец пользуется безусловным правом охоты на земле своей, но и эта безусловная свобода охотников повела к стеснениям владельцев и ко вреду частного хозяйства, так что злоупотребления свободы вскоре указали на необходимость ограничить ее в видах общественной пользы установлением правил о порядке охоты. С другой стороны, возвращение к прежним ограничениям охоты, противное для массы населения в интересах собственности и гражданской свободы, было всегда целью желаний значительной партии людей, для которых охота стала страстью и интересы охоты представлялись главными. Под влиянием этой партии издан во Франции в 1844 г. закон об охоте, доныне действующий, в силу коего право охоты перестало быть принадлежностью каждого вотчинного владения, но поставлено в зависимость от особого разрешения и подчинено строгой регламентации.

В Германии новое начало, провозглашенное французским законом 1789 года, повело только к ослаблению прежней строгости взысканий за преступления и проступки по охоте, но прежнее понятие об охоте, как о регальном и феодальном праве, держалось до последнего времени, то есть до новой эпохи народных движений в 1848 г. С этого времени начинаются решительные реформы по предмету охоты в германских законодательствах. Бавария подала первый пример, и вслед за нею в других государствах право охоты объявлено нераздельной принадлежностью вотчинного права на землю, и отменены всякие исключительные, зависимые от вотчинного владения, права на охоту в чужих дачах. Однако и в Германии, так же как и во Франции, скоро оказалась необходимость постановить ограничения безусловной свободы охотиться. Следствием того были законы о праве охоты: право охотиться даже в собственной даче поставлено в зависимость от некоторых условий относительно имущества и относительно лица.

Германские законодательства (подобно французскому) большей частью допускают охоту только в дачах не менее положенного размера и в пространствах огороженных, прилежащих к усадьбе. Желающий пользоваться правом охоты, даже в своих дачах, должен взять от установленного правительства билет на право охоты (Jagdkartee, permis de chasse); иным закон вовсе воспрещает выдавать такие билеты (например, безумным, состоящим под надзором полиции и т. п.), другим в выдаче может быть отказано по усмотрению начальства (несовершеннолетние, уличенные в некоторых полицейских проступках, прислуга, ремесленники и т. п.). Билет выдается на срок, и за выдачу его взимается пошлина. Общинам, которым принадлежит право охоты в своих дачах, предоставляется отдавать его в аренду только ограниченному числу арендаторов. Все эти ограничения, независимо уже от регального права, имеют целью исключительно ограждение общественной безопасности. Кроме того, в новейших постановлениях об охоте видна и другая цель: охранение интересов хозяйственных, ограждение соседних владельцев от вреда, причиняемого их дачам охотою; предупреждение нерасчетливого истребления дичи в интересах общественного хозяйства. С этой последней целью закон или прямо указывает сроки и времена для охоты, или предоставляет это усмотрению администрации. Так, по французскому праву префект обязан в каждом департаменте заблаговременно определять сроки открытия и закрытия охоты, принимая во внимание состояние жатвы и другие обстоятельства, кроме того, особыми постановлениями префекты определяют сроки и способы для охоты на дичь разного сорта, по свойствам породы, могут принимать меры против неразумного истребления птиц и т. п. В связи с запрещением охотиться в ту или другую пору состоит и запрещение продавать на рынках дичь. Охота на хищных зверей и на породы, вредные для хозяйства, определяется особыми правилами.

Наконец, законы об охоте имеют еще в виду ограждение лица, пользующегося правом охоты, от незаконных действий посторонних лиц. В прежнем порядке, когда с охотой соединялось значение регального права, нарушение сего права возвышалось нередко до степени государственного преступления и подлежало строгим наказаниям. В новейших законодательствах нарушение права охоты представляется по преимуществу как нарушение права собственности, однако и частное право охоты обыкновенно защищается законом строже, чем другие частные права.

Вообще законодательство об охоте нельзя еще признать установившимся на твердых началах: те начала, на которых оно построено, подвергаются сильной критике, и интересы, которых оно касается, т. е. интересы охоты и интересы частной собственности, далеки еще от примирения. Поборники охоты утверждают, что право на дичь невозможно соединить с правом на землю и сильной критике, и интересы, которых оно касается, т. е. интересы охоты и место и с одной дачи на другую, следует, по справедливости, причислить к предметам общественного права, признать за res nullius, которой законодательство может располагать вполне свободно и независимо от прав частной собственности на землю (это взгляд, преобладающий ныне в законе и в судебной практике). С другой стороны возражают — и, кажется, <