Сексуальное поведение семьи. 7 страница

Слайд 6.93.

 

Особое место в семье принадлежит баушкам и дедушкам (прародителям). К.Д. Ушинский называл х «природными педагогами». Мудрость возраста и опыт жизни – это величайшее богатство, которое они приоретают и в последствие делятся со своими детьми и внукам. Они понимающе относятся к проблемам молодых родителей и их детей.

Социально-педагогические возможнсти дедушек и бабушек достаточно разнообразны и включают:

· Эмоциональная поддержка дочери в пеиод береенности и воспитании ребенка, преодоление трудностей в воспитании;

· Консультативная помощь в уходе и воспитании ребенка;

· Советчик в преодолении трудностей семейной жизни и воспитани ребенка;

· Непосредственное участие в воспитании ребенка;

· Подготовка ребенка к школе и помощь ему в адаптации к учебной деятельности и последующей учебе;

· Сохранение семейных традиций и т.д.

 

В то же время, следует подчеркнуть, что имеют место факты, когда пмощь бабушки есет в себе определенные поблемы и трудности в воспитании ребенка. Это связано с рядом факторов:

· Личный опыт бабушки в воспитании единственного дитя может оказаться недостаточным для его реализации в воспитании внука;

· Опыт баушки в основном ограничивается рождением дитя, а воспитанием занмались либо домашние воспитаели, либо ее бабушка;

· Любовь к внукам отличаетя от любви к детям тем, что в ней смешиваются родтильская любовь и жалость к ребенку из-за беспомощности и беззащитности. Порой эта любовь может заглушить рациональность в оценке проявлений ребенка и его воспитании;

· Встречаются факты поакания ребенку, попустительсва по отношению к нему, его действиям и пступкам вследствие боязни, что он будет жаловаться и лишит бабушку возможности заниматься с ним, в чем она видит смысл своей жизни.

 

Все это говорит о том, что следует корректно относится к бабушке в процессе ее воспитательной деятельности, помогать ей и поддерживать ее в позитивных устремлениях.

 

Слайд 6.94.

«Детский фактор» - своеобразие объекта семейной среды субкультурного воспитания:

· своеобразие ребенка;

· особенности детей в семье.

_____________________________

 

«Детский фактор» - своеобразие объекта семейной среды субкультурного воспитания:

· своеобразие ребенка (единственный, поздний, проблемный, с особыми нуждами и пр.);

· особенности детей в семье (рождение второго и последующего ребена; одного пола; разнополые; малая или большая разница в возрасте; многодетная; нормально развивающиеся дети и дети с особыми нуждами; дети от разных браков и общие и т.д.).

 

Э. Эриксон «О материнтве и детстве».

Э. Эриксон стал одним из самых влиятельных американских теоретиков в области социальных наук. Его жизненный путь, однако не был обычен для кабинетного ученого. Эриксон родился в 1902 г. в датской семье. Его мать, рано разведясь с мужем, вела жизнь богатой путешествующей дамы, в результате чего ее дети потеряли датское гражданское. Дество и юность Э. Эриксон провел в Германии, так что позднее в своих работах о происхождении нацизма он мог часты ссылаться на личные впечатления. Даже не окончив гимназии, он отправился путешествовать по разным странам, так что и здесь будущий создатель учения о «психичексом моратории» мог, видимо, опираться и на собственный опыт. Затем он решил стать художником, что, по его собственным словам, «было тогдашним европейским эвфимизмом для молодого человека, не лишенного таланта, которому, однако, некуда себя девать…».

 

 

Слайд 6.95.

 

В 1937 г. Эриксон вступил в тесный контакт с ведущими американскими антропологами. Он проводит полевое исследование индейцев сиу, этого некогда млогучего племени укролителей мустанкгов и охотников на бизонов, остатки которого еще обитали в резервации в глуши штата Южная Дакота. Как показал Эриксон, историческая катастрофа, постигшая племя в середине 19 столетия, продолжала действовать и в 20-м через систему воспитания бесстрашных охотников и воинов в условиях кочевой демократии. Детально изучив современный стиль материнства у сиу, Эриксон находит его резко отличным от стиля белого среднего класса. Так, индейские матри никогда не проявляют нервозности, не отнимают детей насильно от груди и вообще сводят к минимуму все ограничения. И лишь позднее, обретя чувство «базисного доверия» и уверенности в себе, ребенок вступает в общество зрослых. Напротив, в западной цивилизации царит убеждение, что только самая жестокая регуляция всех телесных функций и импульсов с самого раннего детства способна обеспечить затем ребенку успешное функционирование в обществе. В ре­зультате этого, однако, нынешние индейцы остаются фик­сированными на «золотом веке» раннего детства, часто проявляя детскую беспомощность и безразличие ко всем попыткам белых властей или филантропов привить им ка­кие-то технические навыки. Возникает, конечно, вопрос, почему прежний стиль материнства не изменился, хотя он давно не только потерял эффективность, но стал средством увековечения исторической трагедии? Причина этого, по Эриксону, в том, что белая Америка «проиграла битву с индейцами» в том смысле, что она так и не решила, что следует с ними делать — беспощадно подавлять, колонизировать, уподоблять самим себе или, наконец, по возмож­ности освободить от собственного присутствия. Все эти стили отношений чередовались, породив в результате глубокое подозрение индейцев ко всем ценностям белого человека. Само воспитание в традициях охотничьей демократии обрело ныне иные функции — научить молодое поколение игнорировать ценности белого общества. К тому же все средства, к каким прибегали индейцы для своей за-щиты: войны с белыми, дипломатические отношения с ними как нация с нацией и, наконец, религиозные мессианские движения,— оказались равно несостоятельны.

В этой работе уже проявились существенные черты
психоисторического» метода автора: соединение полевых
наблюдений с теорией и, самое главное,— объединение их в
в «психоисторическом контексте», что требует равного внимания как к психологии индивида, так и к характеру самого общества. История детства каждого ребенка оказывается
при этом отражением истории его народа. Новый метод
позволил с неожиданной стороны осветить всю глубину
трагедии коренного населения Америки.

 

Слайд 6.97.

 

 

1.

 

Вторую свою экспедицию Эриксон совершил к индейцам юрокам на севере Калифорнии. Жизнь этого небольшого племени целиком зависела от ежегодного хода семги, подобно тому как жизнь сиу зависела некогда от бизонов. Их система воспитания оказалась прямо противоположной системе сну. Однако и она также с первого дня связана с историей племени, природной средой и системой экономи­ки. Родители должны проявлять холодную отчужденность к ребенку. Уже во время родов мать обязана соблюдать полное молчание. Первые десять дней ребенок пьет только сок из скорлупы лесного ореха. Затем дают столько моло­ка, сколько он хочет, однако в шесть месяцев, когда насту­пает «срок забвения матери», ребенка резко отнимают от груди. Позднее для закрепления уже полученного опыта устанавливается сложный застольный ритуал при скудно­сти пищи. За столом все должны молчать и думать только о двух вещах — о деньгах и о грядущем приходе семги. Подобный жесткий режим поддерживается и в остальном, что странно напоминает методы воспитания в самых чопор­ных пуританских семьях. Ребенок научается жить ради будущего ежегодного прихода семги, ожидание которого приобретает почти мессианский характер, а в момент при­хода снимаются все пуританские запреты. Эриксон нашел, что мифология и фольклор юроков служат той же цели.

В результате возникает довольно любопытный парал­лелизм или конвергенция ценностей между этим примитив­ным племенем и белой Америкой. Главной из этих «цен­ностей» оказывается, правда, страсть к деньгам и накоп­лению имущества, и это намного облегчает юрокам их контакты с белыми, хотя белые сами постоянно жалуются на их подозрительность и отсутствие «романтизма».

В отличие от большинства работ того времени (1939) Эриксон не стремился свести многие странные, на наш взгляд, обычаи к групповой патологии или к странностям национального характера. Его цель иная — выявить их роль в культурных механизмах выживания. Система вос­питания и порождаемое ею восприятие или видение мира должны быть поняты в неразрывной связи с историей пле­мени, его природным окружением, характером экономики, религией и типом социальной организации.

В свое время, замечает Эриксон, Фрейд и Абрагам вы­водили невротические симптомы и черты характера из на­рушений в раннем детском возрасте, связывая их, в част­ности, со специфическими страхами и травмами матери. Это впервые внесло в психологию историческое измерение, хотя лишь в рамках индивидуальной истории. Однако же сам по себе довольно ограниченный набор симптомов, изу­ченных Фрейдом на своих пациентах из кругов венской буржуазии, включая фобии, пищевые табу и навязчивые ритуалы, способен в контексте различных культур обре­тать новый, более конструктивный смысл...

В работе «Детство и традиция у двух американских племен» обобщаяются прежние наблюдения автора над индейцами сиу и юроками, но уже в сопоставлении их системы воспитания с воспитанием среднего амерканского класса. Автор делает вывод о наличии в каждой культуре особого стиля материнства (mothering), который всегда принимается матерью как единственно правильный, но, в конечном счете, определяется тем, что именно ожидают от ребенка в будущем данное племя, класс или каста.

Здесь еще сказывается зависимость автора от американской школы культуроантропологии, хотя вотличие от нее Эриксон уже не выводит приямо хараткер общества из стиля раннего воспитания, сам сложившейся хараткер воспитания он рассматрвает как результат длительной эволюции, запечталевшей историю общества, в результате чего вопрос переводится уже в собственно психоисторический план.

Впервые в данной работе Эриксон вводит понятия «групповой идентичности» и «эгоидентичности». С первого дня жизни воспитание ориентировано на включение индивида в данную группу, на выработку присущего ей типа мироотношения и жизненного стиля. Параллельно с формированием групповой идентичности в субъективном аспкте формируется личная идентичность, которая создает чувство устойчивости и непрерывности своего Я при всех внешних изменениях. Формирование идентичности представляет собой длительный процесс, охватывающий два первых десятилетия жизни, и проиходит через ряд стадий, из которых ранние соответствуют у Эриксона выделенным в свое время Фрейдом стадиям психосексуального развития.

Сами эти стадии не отвергаются, а усложняются.

Слайд 6.98.

 

Эпигенетическая схема развития

1 стадия. Младенчество (1 год). Формируется базисное доверие/недоверие к миру.

2 стадия. Раннее детство. (2-3 года). Автономия /чувство зависимости

3 стадия. Игровой возраст (4-5 лет). Инициативность/чувство вины

4 стадия. Школьный возраст (6-11 лет). Производительность, предметная деятельность/чувство неполноценности.

5 стадия. Юность (12-18 лет). Идентичность/ндтиффузия идентичности

6 стадия. Молодость (19-25 лет). Интимность и солидарность/изоляция

7 стадия. Средний возраст (25-50 лет). Творчество/застой

8 стадия. Зрелость (после 50 лет). Эгоинтеграция/разочарование в жизни.

 

Так, самой ранней фрейдовской стадии оргальной сексуальности у Эрикасона отвечает обретение первичного (базисного) доверия к миру. Достаточное физическое и эмоциоанальное удовлетворение со стороны матери формирует тот слой первичного доверия к миру, который окрашивает всю дальнейшую жизнь. Напротив, в силу ущербности матери или враждебности окружения (что обычно тесно связано) у ребенка возникает чувство недоверия к миру и личной неустояйчивости. В дальнейшем Эриксон выделяет этапы развития личности, которые отвечают достижению чувства доверия, автономии, инициативы, активности, способности к сопереживанию и др. Напротив, провал в развитии той или иной стадии порождает кризисы в развитии личности (кризис доверия, сомнение в себе, чув­ство неполноценности, неспособность к выбору ролей, на­конец, психический застой и изоляция от общества). В конце жизни может иметь место возвращение к неопреде­ленным ранним фазам развития.

Центральным моментом развития Эриксон считает юношеский возраст, на который приходится основной кри­зис идентичности. За ним следует или обретение новой«взрослой» идентичности и своего жизненного пути, или же провал в развитии («диффузия идентичности»). В даль­нейших работах Эриксон стремится к выявлению тех ис­торических и социальных сил, которые могут способство­вать или, напротив, препятствовать полному развитию ста­дий индивидуального жизненного цикла.

При всем внимании к социальным аспектам развития личности сама схема возрастного развития, проходящего через восемь этапов, остается, по Эриксону, однако, неиз­менной для всех культур.

В той же работе середины 50-х гг. Эриксон дал развер­нутое описание синдрома патологии идентичности, связав таким образом проблему, которая обрела острую актуаль­ность лишь десять лет спустя, с массовым появлением «не­удовлетворенной молодежи». Среди многих приводимых им симптомов — регрессия к инфантильному уровню и желание как можно дольше отсрочить обретение взросло­го статуса, смутное, но устойчивое состояние тревоги, чув­ство изоляции и опустошенности, постоянное пребывание в ожидании чего-то такого, что сможет изменить жизнь, страх перед личным общением и неспособностью эмоционально воздействовать на лиц другого пола. С другой стороны, Эриксон уже тогда отмечает и рост иных тенденций: враждебность и презрение ко всем признанным обществвенным ролям, вплоть до мужских и женских ролей (из чего затем возникла проповедь «унисекса»), презрение ко всему американскому и иррациональная переоценка всег иностранного (по принципу «хорошо там, где нас нет»); Наконец, в крайних случаях возникает поиск негативной идентичности, стремление «стать ничем» как единственный способ самоутверждения. Уже в те годы Эриксон отметил рост числа молодых пациентов, которые стремятся получить от врача разрешение не столько чисто невротических, сколько религиозных, этических или экзистенциальных проблем. За этим он увидел рост потребностей в «духов­ных руководителях», которых их «пациенты» легко наде­ляют сверхчеловеческой, магической силой, связывая с ними свои надежды на радикальное перерождение. Это вновь поднимает для него вопрос о роли лидеров в критиче­ские периоды истории и о природе тех связей, которые соединяют их с массами своих приверженцев. Этой теме Эриксон посвящает позднее свои книги о Лютере и Ганди-Книга Эриксона «Детство и общество» впервые сделала его имя широко известным в США, а позднее, переведенная на ряд европейских языков,— и за их пределами. В США она стала «психологическим бестселлером» и вошла в обя­зательный круг чтения студентов, изучающих социальные науки. Отзвуки ее можно встретить повсюду в сочинениях по проблемам молодежи, расовых движений и «социальной терапии», хотя часто без ссылок на автора.

Само название книги «Детство и общество» должно от­разить ее характер. Это не традиционная психология дет­ства и не социология, а та промежуточная «территория», на которой разыгрывается встреча между развивающимся индивидом и обществом, и те специфические проблемы и конфликты, которые связаны с этой «встречей» в различ­ных культурах. Вся книга делится на четыре раздела, из которых первый носит в основном теоретический характер и.посвящен теории стадиального развития индивида и от­вечающим ей «критическим пунктам» в формировании личности.

Вторая часть посвящена связям между воспитанием и спецификой общества. Автор вновь ссылается на свои на­блюдения среди индейских племен, отмечает поверхностный подход большинства этнографов к проблемам воспитания. Детство у «примитивных» народов или идеализировалось, или, напротив, уподоблялось почти органическому росту. Между тем примитивные общества не представляют ни инфантильной стадии развития человечества, ни группы, отклонившиеся от общего пути прогресса...

В третьей части книги обсуждаются в основном вопросы психологии и психопатологии юношеского возраста, что иллюстрируется неадекватностью психиатрического языка, не способного выразить всю сложность отношений между формирующейся личностью и обществом. Отдельная глава отведена анализу социальной роли игр. Эриксон не согласеи с традиционным в психоанализе представлением детских играх как о символическом или сублимированноя выражении бессознательных конфликтов. То, что представляется взрослому игрой, забавой или развлечением, деле — основная форма социальной деятельности ребенка направленная на осмысление окружающего мира и овладение реальностью через создание «модельных ситуаций». Автор прослеживает, как развиваются отношения между собственно игрой и работой или обязанностью на различ ных возрастных стадиях, иллюстрируя это, в частности разбором известного эпизода о том, как Том Сойер красил забор. Специально выделяется роль одиночных и «терапевтических» игр, служащих не только защитой от преждевременного резкого столкновения с реальностью, но и выработке необходимых для будущего способностей к выра­жению своих эмоций через посредство вещей. Овладение любой профессией должно начинаться с игры. Но достижения действительного успеха в творческой деятельности исследователя, конструктора, художника сама игра определенном этапе должна стать глубоко личным делом, необходимым средством самовыражения.

Что касается взрослых игр, то они также способны служить «терапевтическим» целям, укрепляя Эго путем временного освобождения от подавляющего чувства повседневной причинной зависимости. Однако в этом случае иг способна порождать «игровую патологию» или сама пре­вращаться в работу. Это особенно проявилось в англосак­сонской пуританской культуре, извратившей, по Эриксону сам дух игры и превратившей ее в спорт, т. е. еще в одно из средств личной конкуренции, или в утилитарный метафизической и умственной тренировки. Счет на секунды или на сантиметры скорее усиливает, чем снимает чувство зависимости от времени и пространства. Еще более это касается игр, основанных на случае, которые через принятие услоя ных правил восстанавливают изначальное равенство игр ков, их «шансы» перед судьбой. Но лишь игроки забывав о свободе выбора и начинают путать игру с реальность они становятся ее рабами...

Слайд 6.99.

Обращаясь к традициям пуританского воспитания, ставшего позднее предметом острой критики или карикатурного изображения, Эриксон стремится показать его органическую связь с условиями американской жизни. Спеицифическая жесткость и холодность матерей из среднего белого класса, весь суровый стиль домашнего быта были неразрывно связаны с жизнью в условиях полудикой ко­лониальной страны, где слабость была худшим из грехов. Система пуританского воспитания формировала людей внутренне неудовлетворенных, однако способных перено­сить лишения и одиночество и верящих в свою «счастли­вую звезду», индивидуалистов, готовых к жестокой жизнен­ной борьбе и рассчитывающих только на свои силы. Эта система воспитания медленно менялась и после исчезновения опасной внешней «Границы». Ее дальнейшие транс­формации все еще плохо прослежены. В условиях быстрых социальных изменений представления родителей уже не отвечали новым потребностям общества. В результате ста­рые добродетели нередко превращались в новые пороки. Однако и в новых условиях индустриального общества пуританские традиции могли найти более социально полезное применение, приучая к четкому ритму, порядку и самоконтролю. При специфических сочетаниях условий такое вос­питание стимулировало формирование волевых предпринимателей-бизнесменов.

По мере бюрократизации всей системы и сокращения поля для личной инициативы пуританские традиции все чаще проявляются уже в карикатурных формах. Это отно­сится и к традиционному типу «властной- матери», заим­ствовавшей свой идеал Я еще от своего отца или деда (а через него — от самих «отцов-основателей»). Такая мать стремится к абсолютной власти над детьми (тем более что из-за большей средней продолжительности жизни женщин они часто оказываются наследниками семейных капита­лов). Тем быстрее они теряют авторитет в глазах детей. Этот материнский тип в американской психиатрии принято ныне именовать «шизофреногенным». Он может служить примером того, как уже далекое прошлое все еще продол­жает воздействовать на повседневное поведение. Исторические корни имеет и стремление детей к раннему разрыву с семьей, склонность к бродяжничеству, равно как и склонность семей среднего класса к бессмысленным, в большинстве, переездам из штата в штат, к продажам и покупкам Домов и земельных участков...

Книга заканчивается довольно обширной «Легендой о Детстве Максима Горького». Последняя явилась результа­том работы в так называемой русской группе Колумбийского университета во главе с Маргарет Мид. Статья содежит ряд фактических ошибок и искажений. В частности,
сам Горький именуется выходцем из сельской общины
(«мира») с «конкретным крестьянским мышлением», «зем­ным мистицизмом» и теплотой семейных отношений наряду с духовной ограниченностью и нетерпимостью. При этом
одним из главных источников послужил, как оказывается,
фильм Марка Донского по повести Горького «Детством
(1938).

Процесс социализации на протяжении всей жизни индивида предполагает 2 неравные по времени и интенсивности стадии:

1) Период активного становления индивида как общественного существа. Занимает около 1/3 жизни.

· Элементарная первичная социализация ребенка.

· Нормативно-фрагментарная, маргинальная социализация подростка.

· Концептуально-целостная, результатирующая социализация молодежи периода перехода от юности к зрелости – от 17-18 до 23-25 лет

2) Период развития сложившейся личности в ходе ее функционирования в обществе.

· В качестве трудоспособного члена общества

· В связи с выходом на пенсию

Социализация может осложняться периодами депривации.

Прежде всего определимся с термином депривация. Депривация – разъединение детей и родителей может быть принудительной и добровольной. Изоляция при разводе добровольна для родителей и вынужденная для детей. Добровольная депривация родителей от детей бывает:

· семейной, не подлежащей учету (в связи с уходом родителей на работу и передачей детей яслям, детсадам, школам, няням, родственникам)

· Внесемейной, подлежащей учету (когда родители помещают детей на длительные сроки в школы-интернаты, лицеи, суворовские училища и т. п., чтобы видеться сними по выходным или реже. Еще один вид - учеба в другом городе, другой стране или переезд к бабушкам-дедушкам без непосредственного общения с родителями в течение нескольких месяцев и лет.

· Долгая изоляция одного из родителей (или обоих) от детей по причине добровольного разделения супругов и других видов супружеской изоляции (командировки, сроки в тюрьме и т. д.)

Добровольная депривация детей от родителей имеет специфическую разновидность – побеги из дома или дезертирство детей по разным причинам на долгие сроки, что связно в первую очередь с беспризорностью, правонарушением, социальной патологией разного рода.

Вынужденная депривация детей от родителей аналогична : из-за болезни, несчастных случаев, тюремного заключения и т. д.

 

 

Чем меньше зона или поле согласованного взаимодействия членов семьи, чем меньше отдельные члены семьи Я идентифицируются с семейным МЫ, чем меньше в индивидуальных ценностных ориентациях представлены общесемейные ценности и интересы, тем больше будет разнобоя в восприятии складывающихся в семье ситуаций, в понимании целей и потребностей семьи, в оценке средств действий и результатов поведения. Отдельные Я могут усиленно декларировать свою поглощенность заботой о семье, но их реальные программы поведения обнаружат смещения мотивов действия на иные, чем успех семьи, цели. И наоборот, неудачи в реализации признаваемой членами семьи цели способны интегрировать семью вокруг латентной, неосознаваемой задачи семейной деятельности.

В социологии и психологии сегодня отсутствуют средства измерения семейного МЫ, поэтому самый важный процесс определения семейных ситуаций или принятия семейных решений в лучшем случае сводится к одновременному опросу супругов и к вычислению объема совпадающих мнений.

Итак, чем сплоченнее семья, тем сильнее семейное МЫ, тем отчетливее признаки и атрибуты того, что «мы свои». Оппозиция своего и чужого распространяется и на общезначимые ценности. Близкие люди ведут себя по другому, как на людях. В семье отменяется субординация. Именно в семье закладываются основы умения переключаться со «СВОЕГО» НА «ЧУЖОЕ» и обратно. Семья ориентирует ребенка прежде всего на членов семьи и других родственников и лишь потом на социальное окружение и общество в целом.

Наше довольство собой в жизни обусловлено всецело дробью

Успех

Самоуважение = Притязания

 

В полноценной семье после 7-8 лет освобождение ребенка от пут эгоцентризма и зависимого почитания родителей идет быстрее. Но процесс формирования отношений с миром может задержаться, тогда ребенок ведет бои за навязывание своей Я-концепции сверстникам. Причем обычно все успехи приписываются себе, а неудачи обстоятельствам. Хорошая социализация в семье помогает избежать такой тенденции формирует социально компетентную личность способную брать ответственность на себя.

В теории Дж. Мида процесс формирования Я рассматривается как включение в свой мир других людей, как усвоение их ролей. Подражая родителям он учится видеть себя со стороны. Я- образ – это представление о себе глазами других. Чем значимее те, другие, тем больше их влияние на Я-образ. При общении с отдельными другими у ребенка формируется обобщенный образ Я. Чем сплоченнее семья, тем не противоречивее Я-образ.

Семейная социализация формирует у ребенка потребности в физическом, психологическом и социальном самосохранении. И играет решающую роль для формирования семейных потребностей. Общий семейный климат прямо влияет на восприятие детьми семейных ролей и на желание обзавестись в будущем семьей.

 

Исторические особенности семейной социализации.

1. Средневековье. У детей короткое детство. Семья сложная и патриархальная. Ребенок зависит от семьи и разновозрастных групп. К ребенку отношение как к маленькому взрослому. В худшем случае семья его неприемлет. Модель депривированного ребенка – найденыш. В помощь семье существуют сиротские дома и госпитали при монастырях. Пример, Оливер Твист, королева Елизавета.

 

2. 17-19 в.в. Удлиненный период детства. Простые формы патриархальной семьи. В семье повышается аффективность, растет дисциплина вне семьи (в школе) Идеал пристойного ребенка. Недостаток общественной дисциплины и хороших нравов. Модель депривированного ребенка – морально покинутый ребенок. Возникают школы с возрастным ограничением. Пример, Джейн Эйр, Дэвид Копперфильд.

3. Вторая половина 19 в. Продленное детство. Высокая аффективность и дисциплина внутри семьи, иерархия авторитета в семье. Подчеркивание личной морали. Идеал морального детства. Пример, рассказ Л. Толстого «Косточка». Недостатки авторитета у отца и аффективности у матери. Модель депрированного ребенка – ребенок без родителей, сирота, внебрачный ребенок. Создаются воспитательные учреждения, благотворительная социальная помощь.

4. Начало ХХ в. Умеренная дисциплина, снижение аффективности, общезначимые моральные ценности. Идеал образованного ребенка. Недостаток руководства в семье (социальная запущенность). Модель депривированного ребенка – морально опускающийся ребенок из семей на переферии общества. Социальная помощь, народное просвещение и общественное образование. Пример, Саша и Катя из 2-х капитанов Каверина.

5. Вторая четверть ХХ в. Понижение авторитарности, рост рациональности и либерализация отношений. Идеал ребенка добивающегося успеха. Недостаток рациональной заботы и воспитания. Депривированный ребенок – воспитательно- запущенный. Общественная социально-медицинская помощь. Пример, Гуля Королева, Женя и Тимур.

6. Послевоенный период. Возрастающая аффективность в малой нуклеарной семье. Сосредоточие аффективности внутри семьи. Идеал эмоционально приспособленного ребенка. Недостаток эмоциональных связей в семье. Модель депривированного ребенка: эмоционально депривированный ребенок («материнская депривация). Забота о психическом здоровье, замещающая семейная забота. Пример, Малыш и его родственники из «Карлсона». Вик из «Бума»

Современные тенденции. Умеренно растущая аффективность. Открытость и планирование, подчеркивание дисциплины. Идеал ребенка живущего ощущениями. Недостаток осмысленного отношения к миру и самому себе. Модель депривированного ребенка – отчужденный ребенок. Социально-психологические службы.