ЧТО ПРОИЗОШЛО 24 ОКТЯБРЯ 1960 ГОДА

ДВА СООБЩЕНИЯ

МОСКВА ТОРОПИТ

НА СТАРТЕ

ПУСК ОТКЛАДЫВАЕТСЯ

ХРОНИКА СОБЫТИЙ 24 ОКТЯБРЯ

КАТАСТРОФА

ФАКТЫ, ДОМЫСЛЫ, НЕЛЕПОСТИ

УСТАМИ ОЧЕВИДЦЕВ

КТО ВИНОВАТ?

НА ДРУГОЙ ДЕНЬ

РАКЕТА ДОЛЖНА ЛЕТАТЬ

ФЕВРАЛЯ 1961 ГОДА

НА БОЕВОМ ДЕЖУРСТВЕ

ПЕРВОПРОХОДЦЫ

ДВА СООБЩЕНИЯ

Вечером 24 октября 1960 года аппарат специальной связи в Кремле выдал на печать горькие слова трагической шифровки:

Сообщение

В 18.45 по местному времени за 30 минут до пуска изделия 8К64 на заключительной операции к пуску произошел пожар, вызвавший разрушение баков с компонентами топлива. В результате случившегося имеются жертвы в количестве до ста и более человек. В том числе со смертельным исходом - несколько десятков человек.

Главный маршал артиллерии Неделин находился на площадке для испытаний. Сейчас его разыскивают.

Прошу срочной медицинской помощи пострадавшим от ожогов огнем и азотной кислотой.

Янгель

"Пурга-3"

Аппарат т. Неделина

В Кремле второй день с нетерпением ждали сообщение от Главного маршала артиллерии М.И. Неделина. Ждали чего угодно, но только не этого. О важности, которую придавали полученной телеграмме, свидетельствует тот факт, что на документе имеется запись, сделанная заведующим Общим отделом ЦК КПСС: "Прочитано членам Президиума ЦК КПСС. В. Малинин. 24.10.60".

Реакция на сообщение последовала незамедлительно. В ночь того же числа из Москвы на полигон, где случилось непредвиденное, специальным рейсом вылетела высокая комиссия. Решение о ее создании будет оформлено лишь на следующий день, когда комиссия уже приступит к работе на месте катастрофы. Вот содержание этого архисекретного документа.

№ П308/22

СТРОГО СЕКРЕТНО (особая папка)

Тт. Брежневу, Козлову

Выписка из протокола № 308 заседания Президиума ЦК
от 25 октября 1960 г.

Вопрос Министерства обороны

Утвердить комиссию в составе: тт. Брежнева, Гречко, Устинова, Руднева, Калмыкова, Сербина, Гуськова, Табакова и Тюлина для расследования причин катастрофы и принятия мер в воинской части 11284.

Секретарь ЦК

Итак, в составе партийно-правительственной комиссии Л.И. Брежнев - Председатель Верховного Совета СССР, А.А. Гречко - первый заместитель Министра обороны СССР, Д.Ф. Устинов - заместитель Председателя Совета Министров СССР, К.Н. Руднев - Председатель Государственного комитета
Совета Министров СССР по оборонной технике, В.Д. Калмыков - Председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по радиоэлектронике, И.Д. Сербин - заведующий Отделом оборонной промышленности ЦК КПСС, А.М. Гуськов - начальник Третьего главного управления Комитета государственной безопасности СССР, Г.М. Табаков - директор Научно-исследовательского института, на стендах которого производились огневые испытания реактивных двигателей (НИИ-229), Г.А. Тюлин - директор Научно-исследовательского института проблем ракетной техники (НИИ-88).

Кроме Л.И. Брежнева решение адресовано Ф.Р. Козлову, являвшемуся в то время Секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза.

Рано утром 25 октября самолет с высокой комиссией приземлился на аэродроме среднеазиатского полигона и сразу же началось расследование причин случившегося.

А через два дня спецрейсами самолетов "черные тюльпаны" - цинковые гробы были отправлены в Днепропетровск, Харьков, Киев, Москву и Загорск.
В городах, куда их доставили, приняли самые строжайшие меры для сохранения тайны.

Происшедшая катастрофа тщательно скрывалась не только от широкого общественного мнения. О том, что случилось на полигоне в Средней Азии, не знали даже на другом полигоне - Капустин Яр, где параллельно с некоторым опережением (первый пуск состоялся 6 июля) испытывалась вторая ракета конструкторского бюро Р-14. Утром 25 октября у них была отключена связь с полигоном, где готовилась к испытаниям ракета Р-16, и участники экспедиции были в полном неведении о причине ее отсутствия. И лишь вернувшись через несколько дней в Днепропетровск, узнали всю правду от сослуживцев прямо на аэродроме после приземления самолета. В печать содержание телеграммы М.К. Янгеля и сведения о последовавших событиях не просочились. Информационные агентства Советского Союза хранили молчание.

Утром 26 октября 1960 года все центральные газеты на первой полосе в левом нижнем углу опубликовали сообщение:

От Центрального Комитета КПСС и Совета Министров СССР

Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР с глубоким прискорбием извещают, что 24 октября с.г. при исполнении служебных обязанностей, в результате авиационной катастрофы погиб Главный маршал артиллерии Неделин Митрофан Иванович - кандидат в члены ЦК КПСС, депутат Верховного Совета Союза ССР, Герой Советского Союза, заместитель Министра обороны и Главнокомандующий Ракетными войсками СССР, один из важнейших военных деятелей и строителей Вооруженных Сил Советского Союза, прославленный герой Великой Отечественной войны.

Похороны Главного маршала артиллерии Неделина М.И. состоятся в городе Москве на Красной площади.

Центральный Комитет КПСС

Совет Министров СССР

Под этим сообщением было напечатано стандартное Постановление
Совета Министров СССР о создании комиссии для организации похорон
М.И. Неделина и еще ниже извещение Министерства обороны Союза ССР.

27 октября был опубликован некролог, подписанный руководителями партии, государства и военными деятелями. 28 октября газеты поместили репортаж о траурном митинге и похоронах Главного маршала артиллерии М.И. Неделина, состоявшихся в Москве на Красной площади по традиционному ритуалу с высшими государственными почестями. Урна с прахом была установлена в единый ряд колумбария в Кремлевской стене сразу за урной с прахом выдающегося физика И.В. Курчатова. Так совсем рядом оказались руководитель создания первых ядерных бомб и идеолог ракетно-ядерной военной стратегии.

И все, более ни слова ни в этих, ни в последующих номерах газет. А страницы прессы, как и всегда, были заполнены сообщениями о текущих событиях, происходивших в стране и мире: работала очередная сессия Верховного
Совета Российской Федерации, проходили в Кремле концерты сельской художественной самодеятельности, о своих очередных трудовых успехах, как было принято, рапортовали коллективы трудящихся.

Предельный лаконизм, абсолютно лишенная содержательности информация, кроме констатации факта: был человек, герой самой большой в истории человечества войны, и не стало его. Что за авиационная катастрофа, при каких обстоятельствах потерпел аварию самолет с маршалом? Какова судьба экипажа и других пассажиров самолета? И ни слова о том, как это принято в таких случаях, будет ли какая-то комиссия изучать обстоятельства, приведшие к катастрофе? Все осталось за кадром, отгорожено завесой молчания, как само собой разумеющееся. Естественно, что такая лапидарность информации только инициировала догадки, рождала самые невероятные слухи как о размерах катастрофы, так и о ее последствиях, в них вымысел и волей-неволей просачивавшаяся правда слились воедино.

Версия об авиационной катастрофе и истинная информация о происшедшем на полигоне и его масштабах существовали в СССР независимо десятки лет: одна - для широких масс страны, другая - для узкого круга посвященных. И лишь вездесущие зарубежные агентства сразу же по своим "голосам" сообщили более конкретно, что на полигоне в Средней Азии при испытаниях ракеты СС-7 погиб маршал Неделин и более ста ракетчиков".

А позднее информация о происшествии на полигоне стала объектом внимания даже книги рекордов Гиннеса. В ней под рубрикой "Самый крупный в космонавтике несчастный случай" напечатано: "24 октября 1960 г. в результате взрыва ракеты Р-16 в космическом центре Байконур, СССР (ныне Казахстан), погиб 91 человек".

Отбывавшим с полигона домой участникам трагедии, большинство из которых все еще находились в шоковом состоянии (для снятия стресса, а возможно, и оттягивания самого факта возвращения домой их будут долго окольными путями транспортировать самолетом с посадками в ряде городов Средней Азии и Кавказа), работники госбезопасности без всякой скидки на самочувствие в безапелляционно-приказном тоне рекомендовали, как себя вести:

"Если будут спрашивать, что случилось, отвечайте: произошла авиационная катастрофа".

Обет молчания распространялся на всех, без исключения. Инженер янгелевского конструкторского бюро А.И. Баулин был в командировке в Москве. Утром 26 октября он направился в организацию Н.А. Пилюгина для согласования вопроса, связанного с реализацией достигнутого соглашения о сокращении объема ручных операций в процессе предстартовой подготовки ракеты Р-14. Это давало возможность повысить боеготовность, уменьшить время, необходимое для пуска, и одновременно повысить безопасность проведения работ. Естественно, такие мероприятия должны были найти отражение и при совершенствовании технологических операций, проводимых при подготовке к пуску ракеты Р-16.

Выйдя из гостиницы, Анатолий Иванович, как обычно, вооружился в киоске набором свежих утренних газет. В вагоне метро, раскрыв "Правду", прочитал

сообщение о том, что погиб маршал Неделин.

- Ну, думаю, - вспоминает он, - летел обратно самолетом с полигона и самолет разбился. А раз возвращался 24-го, значит пуск ракеты не состоялся и, очевидно, отложили на достаточно большой срок.

Поскольку Н.А. Пилюгин разрабатывал автономную систему управления для ракеты Р-14, то инженер решил, что о причине переноса срока пуска Р-16 там не знают, а посему, приехав в конструкторское бюро, не стал ничего выяснять и не обратил внимания, как потом понял, на несколько необычно натянутую обстановку, царившую в подразделениях организации. Непонятно вели себя не только исполнители, но и руководители подразделений. Никто не хотел согласовывать, казалось бы, уже полностью обговоренные вопросы, перепихивая от одного к другому.

Видя тщетность принимаемых усилий, решил пойти к "самому". Но к нему не пускала секретарь, ссылаясь на то, что Н.А. Пилюгин плохо себя чувствует. Инженер проявил настойчивость и в конце концов добился своего.

Войдя в кабинет, А.И. Баулин сразу почувствовал, что Главный конструктор системы управления чем-то явно озабочен и необычно неконтактен. В ответ на высказанное неудовольствие, что никто не хочет брать на себя инициативу работать над протоколом согласования, услышал неожиданное. Держа по привычке очки около лица, а дужку их в углу рта, Николай Алексеевич медленно, расставляя слова, произнес:

- Вы знаете, протокол уже устарел и не имеет технического смысла.

И потухшим голосом на грустной ноте закончил:

- Это уже г...но...

- Но почему "г...но", - невольно за Главным мысленно повторил инженер, - ведь до этого все шло нормально, было достигнуто полное понимание по всем поднятым и обсуждавшимся вопросам.

- Это, к сожалению, на сегодня уже маленький вопрос. Надо переделывать всю ракету, - закончил свою мысль Главный конструктор системы управления.

Видя полное недоумение, написанное на лице озадаченного инженера, продолжил:

- Ну, да я вижу Вы все равно ничего не поймете. Ладно, придется рассказать.

- Чувствовалось по всему, - продолжает А.И. Баулин, - как не легко было ему произнести следующие слова:

- Произошла большая авария. Ночью нас - Главных конструкторов вызывали в ЦК. Ракета Р-16 взорвалась на стартовом столе. Погибло очень много людей. Погиб Коноплев, Б... (Н.А. Пилюгин назвал ошибочно переданную фамилию первого заместителя М.К. Янгеля вместо Л.А. Берлина). Не очень понятно, что со Смирновым и Гришиным. Михаил Кузьмич, кажется, жив. Надеюсь, Вы понимаете, что я сказал все и, что ваш протокол в свете того, что случилось, уже мелочь.

- Но мне надо доложить в Днепр.

- Аппарат ВЧ не работает, связь с полигоном вырублена. Попытайтесь позвонить по междугородному телефону, но учтите, что они все полностью контролируются кагэбэшниками...

Об этом же пишет в своих воспоминаниях и Б.Е. Черток:

"Вечером 24 октября... получив строго секретную информацию из московских источников, Королев сообщил только своим заместителям, что на янгелевской стартовой площадке при подготовке ракеты Р-16 произошел пожар и взрыв. Есть человеческие жертвы. Сколько и кто - пока неизвестно. Уже образована правительственная комиссия, председатель - сам Брежнев".

Так постепенно истинная картина "авиационной катастрофы" доходила до тех, кто по долгу службы должен был знать об этом всю правду.

И только лишь 35 лет спустя, 24 октября 1995 года по первой программе

Общественного российского телевидения показали короткий репортаж о возложении цветов к Кремлевской стене, где установлена урна с прахом маршала
М.И. Неделина. Показ сопровождался не менее коротким рассказом о том, что в действительности произошло в уже ставшем далеким шестидесятом году. Так впервые был приоткрыт занавес, расшифрованы и названы своими именами истинные события, скрывавшиеся за официальной версией об авиационной катастрофе.

МОСКВА ТОРОПИТ

Третью с момента создания конструкторского бюро и первую межконтинентальную баллистическую ракету Р-16, принципиально отличную от двух предыдущих одноступенчатых, молодое конструкторское бюро, понимая всю ее важность для обороны страны, проектирует, кажется, на одном дыхании в предельно сжатые сроки. В ноябре 1957 года Главный конструктор подписывает первый вариант эскизного проекта.

Но это только внешнее впечатление, обусловленное творческим энтузиазмом всего коллектива, увлеченного захватившей его работой. Реализации (пока на бумаге) новой ракеты предшествовали большие дискуссии в самых высоких правительственных и научных сферах о принципиальной возможности создания тяжелой межконтинентальной баллистической ракеты на высококипящих компонентах топлива с автономной системой управления.

Практически в то же время, и даже на начальном этапе с некоторым опережением, С.П. Королев разрабатывает также межконтинентальную баллистическую ракету Р-9 на керосине и переохлажденном кислороде. По сути дела, это был решающий этап становления военной ракетной техники, связанный с борьбой двух диаметрально противоположных направлений ее развития.
Вот как оценивает сложившуюся ситуацию через три с половиной десятка лет цитировавшийся выше Б.Е. Черток:

"Главный конструктор ОКБ-586 Михаил Кузьмич был ярым сторонником ракет на высококипящих компонентах... Ракета Р-9, по нашим воззрениям, должна была прийти в систему стратегического оружия на смену Р-7 и Р-7А. После создания Р-9 "семерки" должны были быть сняты с боевого дежурства и полностью переведены на службу космонавтике.

Оснований для этого было достаточно. Открытые со всех сторон и легко уязвимые стартовые позиции "семерок", сложность и длительность их подготовки к пуску, требовавшей не менее семи часов, не удовлетворяли новым доктринам ракетно-ядерной войны. В случае, если первый удар наносят американские носители ядерного оружия, стартовые позиции Советского Союза будут безусловно уничтожены. Для ответного удара межконтинентальных ракет у нас уже не будет.

Разработка новых стратегических ракет, старты которых будут надежно защищены и позволят нанести ответный удар, была необходима.

Какие из межконтинентальных ракет, королевские Р-9 или янгелевские
Р-16, станут на дежурство для защиты страны в надежных шахтных укрытиях - вот что обостряло отношения между Королевым и Янгелем.

Не остался в стороне и Глушко. Он разрабатывал двигатели первых ступеней для обеих двухступенчатых ракет: Р-9 и Р-16. За годы создания ракет Р-1, Р-2, Р-5 и Р-7 у Глушко была создана мощная стендовая база огневых испытаний и получен бесценный опыт разработки кислородных двигателей.
Несмотря на это, он включился в соревнование с явной тенденцией в сторону разработки двигателей на высококипящих компонентах - азотнокислых окислителях и несимметричном диметилгидразине в качестве топлива. Оба компо-

нента были токсичны, взрывоопасны и у военных испытателей они вызывали отвращение по сравнению с "благородными" кислородом, этиловым спиртом и керосином. Однако по фактору поддержания постоянной готовности сотен ракет к пуску в течение месяцев и даже лет высококипящие компоненты имели неоспоримые преимущества. Интенсивное испарение жидкого кислорода после заправки ракеты приводило к необходимости постоянной подпитки.
Из-за таких потерь для ракеты Р-9 проектировались специальные хранилища с системами возмещения потерь на испарение. Заправка ракеты кислородом предусматривалась непосредственно перед пуском. "Высококипящие" ракеты дежурили в заправленном состоянии и не требовали увеличения времени готовности на заправку. Это было доказано на опыте эксплуатации ракеты средней дальности Р-12, которую Янгель на двигателе Глушко сумел разработать до 1960 года...

Янгель вступил в соревнование с Королевым, имея опыт полигонных испытаний ракеты Р-12. Глушко не проявлял, так нам в те годы казалось, нужных стараний и энтузиазма по отработке двигателей Р-9. Одной из причин являлась "высокая частота". Это явление проявилось в мощных кислородных двигателях при повышении энергетических удельных характеристик. После серии загадочных разрушений кислородных двигателей во время стендовых испытаний было обнаружено, что авариям предшествовало возникновение высокочастотных колебаний давления в камере сгорания. Эта "высокая частота" приводила к разрушению камеры сгорания или сопла двигателя. На двигателях для Р-9 "высокая частота" оказалась бедствием, которое сорвало сроки их поставок на сборку первых ракет. Объяснить причины возникновения "высокой частоты" в кислородных двигателях ни теоретикам, ни испытателям не удавалось. Забегая далеко вперед, скажу, что даже на благополучной, десятки лет летающей "семерке", в ее модификации, именуемой "Союз", на центральном блоке до сих пор нет-нет, да и появится вдруг "высокая частота"...

Командование Ракетными войсками стратегического назначения и сам Главнокомандующий Главный маршал артиллерии Неделин поддерживали Янгеля. Наличие альтернативных вариантов позволяло провести объективное сравнение реальных эксплуатационных показателей".

Для полной характеристики обстановки тех лет следует добавить, что на оборону, а тем более ракетную технику, которой буквально бредил глава государства, денег не жалели. Холодная война, выразившаяся в противостоянии двух великих держав, создавала "горячую" обстановку в экономике социалистической системы страны. И хотя штаты и лимиты на зарплату создателям грозного оружия рассматривались и утверждались, на реализацию же собственно технических идей выделялось неограниченное финансирование. Поэтому стоимость создания ракеты практически оставалась вне поля зрения. При этом цифры предполагаемых затрат, естественно, фигурировали, но технико-экономического обоснования, как такового, в эскизных проектах еще не было. Несмотря на то, что опыт создания ракеты Р-12 доказал со всей очевидностью преимущество военных ракет на высококипящих компонентах топлива с автономной системой управления, до окончательного признания и победы этого направления было еще далеко. Наступит 1962 год, когда именно только янгелевские ракеты Р-12 и Р-14 отправятся в трюмах кораблей в далекий заморский "вояж" к берегам революционной Кубы, чтобы стать причиной приснопамятного Карибского кризиса, поставившего судьбу цивилизации на грань катастрофы.

Наиболее сложным оказался вопрос о выборе системы управления. В нем надежность, боеготовность, помехозащищенность и точность попадания составляли одно целое. Можно добиться показателей самого минимального отклонения точки падения головной части от цели, но в результате ракета не поднимется со стола. Можно запустить ее через сутки - но кому она уже будет нужна?

О системах управления обстоятельный разговор еще впереди. Но чтобы пролить свет на обстановку, сложившуюся при проектировании ракеты Р-16, необходимо сделать некоторые пояснения.

Преимущества автономной системы управления (а это следует из самой семантики слова - "независимость в управлении") проявляются сразу после старта ракеты. Как только она, преодолев собственную силу тяжести, оторвется от пускового стола, никто и ничто уже не в состоянии извне повлиять на полет ракеты: она находится отныне всецело во власти собственной идеологии, заложенной в приборах системы управления, ибо автономная система управления вырабатывает командные сигналы с помощью только собственной бортовой аппаратуры и без вмешательства со стороны. Насколько совершенна заложенная в ней идея и ее реализация, а также сама программа полета, настолько "удачным" будет и "приземление" головной части - "полезной нагрузки". В идеале на языке профессионалов это звучит как "попасть в кол".

Система управления с радиокоррекцией обеспечивала на тот момент несомненно большую точность попадания, но была недостаточно защищена от воздействия со стороны противника и не только за счет создания радиопомех, но и обеспечения скрытности. Ракета может быть спрятана под землей, а система ее коррекции, подающая сигналы, не допускает этого, так как из-под земли ничего "не светится". Антенну надо выставить, она должна быть открытой. Поэтому ее нельзя защитить железобетонным укрытием, равно как и укрытием из высокопрочных материалов. Формально, пока старты были наземными, этот недостаток с позиций уязвимости не был, казалось, определяющим: уничтожить можно было в равной степени и ракету и радиосистему. Однако одним из важнейших достоинств М.К. Янгеля, как Главного конструктора, была способность стратегического мышления. Он прекрасно понимал, что век открытых стартовых позиций для боевых ракет кончается. При существовавшем наращивании мощности несомого заряда и дальности полета они становились беззащитными. Более того, как Главный конструктор, он уже вынашивал идею защиты ракеты. А именно в шахтном варианте на тот момент проблема защиты системы радиокоррекции была практически неразрешимой. Но автономная система не обеспечивала требуемой точности попадания, поскольку вместе с ростом дальности (дальность полета ракеты Р-16 в шесть с лишним раз (!) превышала дальность ракеты Р-12) ошибки в полете, влияющие на точность стрельбы, накапливались. А в то же время уровень требований по точности попадания ужесточался. Поэтому вопрос о системе управления ракетой Р-16 приобрел принципиальное значение: что важнее - уязвимость или точность попадания? И как оптимизировать эти характеристики, найти разумное соотношение между показателями, находящимися в противоречии друг с другом?

Как это часто бывает, на объективные обстоятельства накладывается часто человеческий фактор. Являясь по своей природе субъективным, он может оказаться решающим при принятии самых сложных и ответственных решений.

А положение было таково: "законодателем мод" на тот период являлся ведущий Научно-исследовательский институт по разработке систем управления, сложившийся еще в начале развития ракетной техники, во главе с признанным авторитетом С.М. Рязанским. В структуре НИИ несколько тематических комплексов и среди них два главных: по разработке радио- и автономных систем управления.

Лично сам С.М. Рязанский как давний и постоянный, с первой ракеты Р-1, сподвижник и смежник С.П. Королева является крупным специалистом и сторонником систем управления с радиокоррекцией. Учитывая сложившуюся конъюнктуру и возросшие требования по точности стрельбы, несмотря на слабое звено, появляющееся у комплекса, связанное с его уязвимостью,
М.К. Янгель вынужден принять компромиссное решение и заложить в эскизном проекте (на бумаге) вариант автономной системы управления с боковой

радиокоррекцией. Логика рассуждений проста предельно и в сложившейся ситуации единственно правильная: идея только зреет, а пока дают работу - бери, потом разберемся.

Состоявшаяся первая защита эскизного проекта в этом плане вопроса не решала, а приводила к тупиковой ситуации. Без радиосистемы нет точности, а с радиосистемой нет защищенности, такая система годится только при насту-

пательной доктрине. Но тогда зачем прятать в шахту?

Сделав дипломатическую паузу, М.К. Янгель попытался вести переговоры с С.М. Рязанским и убедить его в перспективности разработки автономных систем. Но тот решительно отклонил предложение. Между тем в системе НИИ, возглавлявшегося С.М. Рязанским, существовало подразделение Н.А. Пилюгина. Им были разработаны автономные системы управления для ракет Р-12 и Р-14. Решив не отступать от направления, на которое была сделана ставка при создании первых ракет, М.К. Янгель пытается опять привлечь в качестве главного конструктора системы управления Н.А. Пилюгина, который вначале и выразил согласие. Состоявшиеся предварительные переговоры и последовавшая переписка, казалось, обнадеживали. Однако вскоре Николай Алексеевич, испытывая определенную зависимость от руководства института, стал лавировать, и когда речь зашла о подписании карточки на Постановление правительства о создании комплекса, вначале несколько раз откладывал решение вопроса, а затем наотрез отказался завизировать документ, заявив представителям М.К. Янгеля, что будет лично разговаривать с Михаилом Кузьмичом. Стало совершенно ясно, что в пределах своих полномочий Н.А. Пилюгин пытался решить все вопросы по существу, но когда дело дошло до более высокого уровня, то он уже был бессилен что-либо сделать, несмотря на самые дружеские отношения с М.К. Янгелем.

Один вопрос - личные контакты с живыми людьми, которым надо доказывать и можно убеждать. Другое дело, когда вопрос поднимается на более высокий уровень, с его "этикетом" взаимоотношений между руководителями организаций, откуда рукой подать и до выхода в правительство. Такова психология двойной служебной морали. Верный себе при решении технических вопросов для достижения цели действовать решительно и бескомпромиссно,
М.К. Янгель пытается пойти на разрушение единоличной монополии, сложившейся в практике проектирования систем управления. Главный конструктор комплекса будущей ракеты ведет переговоры с В.И. Кузнецовым, являющимся директором московского Научно-исследовательского института прикладной механики, и предлагает ему возглавить проектирование автономной системы управления для создаваемой машины.

Делая ставку на В.И. Кузнецова, он прежде всего видит в нем авторитетнейшего и признанного специалиста в области систем наведения летящей ракеты, понимая при этом, что как главный конструктор, ответственный за разработку темы, он не в состоянии обеспечить создание всей системы управления в комплексе: систему управления подготовки и проведения пуска, систему стабилизации ракеты в полете, электрооборудование и другие вытекающие отсюда вопросы.

Поэтому, получив согласие В.И. Кузнецова, Главный конструктор комплекса пытается подкрепить принятое решение и с этой целью выходит в вышестоящие инстанции с инициативным предложением о создании в г. Харькове на базе существовавшего серийного конструкторского подразделения нового Опытно-конструкторского бюро по системам управления во главе с Главным конструктором Б.М. Коноплевым, которому и было поручено под формальным техническим руководством В.И. Кузнецова разрабатывать автономную систему управления для ракеты Р-16.

Так возник новый украинский куст - ОКБ-692, сыгравший в дальнейшем важную роль в становлении и развитии систем управления в Советском Союзе. А пока, как покажут ближайшие события, ему предстоит сыграть роковую роль в судьбе первой ракеты Р-16. Об этом в соответствующем месте еще предстоит подробный разговор.

В январе 1958 года специальная правительственная экспертная комиссия, возглавляемая Президентом Академии наук СССР академиком М.В. Келдышем, "дает добро" на проектирование комплекса с межконтинентальной бал-

листической ракетой Р-16.

Принимая во внимание особенности ситуации, которая сложилась в процессе разработки эскизного проекта вокруг системы управления, М.К. Янгель поручает согласование комплекса вопросов, связанных с ее реализацией, молодому, но уже опытному специалисту А.И. Баулину.

- Пригласил меня Михаил Кузьмич, - вспоминает А.И. Баулин, - в заднюю комнату (комната отдыха. - Авт.) и провел своеобразную беседу - инструктаж с глазу на глаз. Сказал сразу:

- Вопрос сложный. Ты, наверное, слышал, что есть противники наших технических решений. Возможно, в Министерстве не будет доброжелательного отношения. Не обращай внимания, держись ровно, делай спокойно свое дело и в условиях их "монастыря" не взбрыкивай.

Запомнилась, - продолжает А.И. Баулин, - атмосфера, сопровождавшая беседу: говорил доверительно, емко, понятно. Очень откровенно и полностью обрисовал не только ситуацию, но и чисто человеческую атмосферу, в которой придется работать. Подчеркнул, как себя держать, вести, как отвечать на выпады с учетом конъюнктуры, сложившейся вокруг этой проблемы.

- Я не поручаю тебе решать вопрос. Поезжай, разберись. Необходимо поставить задачу, получить ответ. А успех дела зависит от личной смекалки, - напутствовал Михаил Кузьмич.

Далее начался обычный процесс по отработанной схеме. Делать все приходилось из Москвы, из министерства. А оно хотя и "родное", но находишься не в родных стенах. Министерство - структура всегда сложная. Жду ответы на разосланные письма. Начались трудности, стали ставить препоны. И совершенно неожиданно не руководство, а рядовые клерки. Перестали давать возможность вести междугородные телефонные разговоры, ссылаясь на то, что кончились лимиты. А на таком этапе это основная работа в стенах министерства, в которое сходятся все нити управления. Остается секретная связь - ВЧ. Но в областных центрах, куда надо звонить, аппараты, как правило, только у секретарей обкомов. Поэтому вызвать директора какого-то завода для переговоров с министерством практически невозможно. А вдобавок, все это время крайне необходима постоянная связь с Михаилом Кузьмичом в Днепропетровске.

Наконец, он сообщил, что в среду будет в Москве. Предложил встретиться у министерства и предупредил:

- Только подходи не к той двери, через которую ходит министр, а к общей. Пожалуйста, не задерживайся, так как в 13.00 мне нужно быть в ВПК.

Как и условились, встретились точно в назначенное время. Главный предложил отойти в сторону, чтобы не мешали. Внимательно выслушав, коротко резюмировал:

- Мне все ясно: ты сделал все, что нужно. Вопрос перерос на более высокий уровень, и дальнейшее его решение касается только меня...

А в конструкторском бюро широким фронтом развернулись работы по всем направлениям. Идеи, расчеты, прорисовки принципиальных конструктивно-силовых схем, подкрепленные технологическими обоснованиями возможности реализации их в производстве, отныне должны превратиться в чертежно-техническую документацию.

Между тем наступила очередь показать свое искусство производственникам при разработке совершенно отличных от существовавших технологических процессов для реализации новых конструктивных решений. Потребовалось много сил, энергии и здоровья многочисленных коллективов конструкторов и заводчан, чтобы в буквальном смысле слова пробить все преграды, организовать производство, в том числе и обеспечить необходимые поставки из смежных организаций, собрать первые узлы и машины для прочностных и функциональных испытаний, а затем и первую, и вторую летные ракеты.

В августе 1960 года на испытательную станцию завода была подана первая ракета, и ее подготовка перешла в решающую стадию перед отправкой на полигон. О напряженности, сложившейся в процессе подготовки ракеты, говорит сам факт организации работ: испытания проводились в две смены по
12 часов каждая двумя бригадами, состоявшими из инженеров-испытателей завода и конструкторского бюро с участием представителей главных конструкторов, разрабатывавших бортовые приборы системы управления. Присутствовали на испытаниях и представители полигона, которые, активно готовясь к предстоящим испытаниям, тщательно изучали технологию проведения электроиспытаний.

По завершении заводских испытаний в ОКБ-586 состоялся Совет главных конструкторов-разработчиков систем ракетного комплекса Р-16. В повестке дня был один вопрос: о готовности систем и ракетного комплекса Р-16 наземного варианта к началу летно-конструкторских испытаний. На Совете присутствовали все главные конструкторы бортовых и наземных систем ракетного комплекса, руководители военных приемок, представители Военно-промышлен-ной комиссии и Главного управления ракетного вооружения.

В сентябре 1960 года из заводских ворот днепропетровского Государственного союзного завода № 586 (открытое наименование - почтовый ящик № 186) отправился в Среднюю Азию железнодорожный состав с секретным грузом.
В специальных вагонах - первая межконтинентальная двухступенчатая баллистическая ракета Особого конструкторского бюро № 586 - Р-16 № ЛД1-3Т. Через некоторое время тем же маршрутом проследовала вторая летная машина.

Одновременно в этом же месяце решением Совета Министров СССР был утвержден состав Государственной комиссии по проведению летно-конструкторских испытаний новой ракеты. По принятой схеме на этом этапе летно-конструкторские испытания являлись совместными для Ракетных войск стратегического назначения и промышленности, которая была представлена всеми разработчиками ракеты. Председателем Государственной комиссии был назначен заместитель министра обороны СССР Главнокомандующий Ракетными войсками Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин, а техническим руководителем испытаний - Главный конструктор комплекса Михаил Кузьмич Янгель.

Недели за две до прибытия новой машины на полигоне была получена эксплуатационная документация. В соответствии с установившейся традицией еще в процессе изготовления ракеты военные испытатели полигона начинали знакомство с ее конструктивными особенностями непосредственно в сборочных цехах завода.

Как вспоминал впоследствии инженер-капитан В.С. Талдыкин, после детального изучения в подразделении полигона полученных материалов начальник стартового отдела подполковник С.Д. Титов собрал специалистов своего отдела и предложил высказать свое мнение о новой ракете. Замечаний ни у кого из присутствовавших не оказалось, как будто все нормально. Сам же руководитель отдела высказался очень конкретно и достаточно резко:

- Система управления ракеты недостаточно задублирована, и в экстремальной ситуации может произойти авария.

Присутствовавшие на обсуждении не придали мнению начальника особого значения. Но его заявление окажется вещим. Об этом вспомнят после 24 октября, и останется оно в памяти на всю жизнь. Своим публично высказанным мнением С.Д. Титов как бы "накаркал" будущую аварию. Правда, произойдет она совсем по другой причине.

Через несколько дней после возникшего эпизода - 26 сентября железнодорожный состав, преодолев не одну тысячу километров, прибыл на полигон, который в секретных документах именовался как Научно-исследовательский испытательный полигон № 5 Министерства обороны СССР (войсковая часть 11284).

Среди специалистов, связанных с ракетной техникой, новый полигон, расположенный в среднеазиатских песках и построенный для испытаний королевской "семерки", фигурировал по названию небольшой железнодорожной станции в Кзыл-Ординской области как полигон Тюра-Там. Впоследствии он станет широко известным космодромом Байконур.

Наименован<