Homo mensura: люди – это их техника – техника присуща человеку

I

Цель и функция техники – преобразовывать природу и мир человека в соответствии с целями, сформулированными людьми на основе их нужд и желаний. Лишь редко люди могут выжить без своей преобразующей деятельности. Без техники люди не могли бы справиться с окружающей их природной средой. Техника, следовательно, – это необходимая часть человеческого существования на протяжении всей истории.

В антропологии или антропологической интерпретации правильно стремятся объяснить все виды техники как выражения человека и нисходящих форм, интегрированных человеческой природой. Существует техника, созвучная неорганической природе; есть техника, созвучная растительной и чувственной (или животной) жизни; и есть техника, которая копирует специфически человеческие органы и органические функции до такой степени, что существует даже техника, аналогичная самой высокоразвитой ментальной функции. Человеческие существа могут реально лишь воспроизводить себя, и в этом самовоспроизведении индивидуальные параметры и функции остаются аналогичными, даже если они возрастают или уменьшаются экстенсивно или интенсивно. Это верно, что технические средства заменяют или усиливают человеческие органы или функции (как доказывал А. Гелен). В этом контексте понятия аналогии, структуры и модели становятся центральными понятиями антропологии техники.

<…>

Корни этого подхода лежат в антропологии древних греков и метафизике, как она была развита христианской схоластической философией. В соответствии с этим направлением мышления, человек – это существо, наделённое потребностями в процессе осуществления энтелехии. Человеку не дано всё, в чём он может и мог бы нуждаться, и он не является всем, чем он может и мог бы быть. Индивид, так же как и человечество в целом, ещё не достиг своего совершенства; человеческая природа требует завершения и расширения.

Аристотель и схоластическая философия, таким образом, подчёркивают, что каждое конечное существо является деятельным существом, стремящимся к совершенству, к тому, чтобы стать чем-то большим, чем оно есть в действительности. Но как источник деятельности каждое конечное существо также стеснено или ограничено в своей деятельности своим весьма специфическим статусом конечности; оно может достичь только своей собственной энтелехии, но не энтелехии другого существа. <…>

Гегель развил дальше эту идею Аристотеля, понимая материальные и идеальные достижения человека как формы его экстериоризации и как часть человеческой «системы потребностей». Гегель показывает, что необходимо признание и сотрудничество других людей, чтобы осуществить полную экстериоризацию; личность – не только индивидуальна, но и социальна, и в этом качестве она материальна и интеллектуальна. Сочетая эти элементы, человек является мироформирующим или миротворящим и мыслящим существом.

Оба этих типа деятельности являются с самого начала единством двух элементов, действующих и в гармонии, и в оппозиции друг другу. Человек всегда был техником, который производит и использует или потребляет продукты техники. Но в то же самое время он также был продуктом своей технической деятельности – посредством коммуникации и обмена трудом и работой <…>. В этом осуществлении человеческих нужд посредством социальной деятельности Гегель нашёл выражение способности человеческого рода к совершенствованию. Изучая, что он есть, человек может понять, чем он может или должен быть; делая это своим законом, он может стать тем, чем он ещё не является, но что является его энтелехией <…>.

Это в традиции тех идей, которые появились в первом систематическом труде под заголовком «Философия техники». Именно около ста лет назад, в 1877 г., Эрнст Капп опубликовал свою книгу «Основания философии техники». Для антропологии техники эта работа остаётся ценным и вдохновляющим вкладом.

II

На первых страницах введения Капп обнаруживает антропологическую направленность своей работы. Он хочет показать, как создание и разработка артефактов аналогична различным аспектам человека и потому составляет предварительное условие развития человеческого самосознания. «Начиная с этого, мы обращаемся к тому неоспоримому факту, что человек неосознанно переносит форму, функции и отношения своей собственной физической структуры на работу своих рук и что только после осуществления этой деятельности он начинает сознавать и осознаёт их аналогичные связи со своим собственным телом».

Капп использует термин «органопроекция» как ключевой объяснительный термин, который с тех пор играл ключевую роль в философии техники. С помощью органопроекции Капп обращается к той идее, что наружность, форму и функцию всех типов человеческой техники необходимо рассматривать с точки зрения более или менее близкой аналогии с оригиналом и что даже само производство оказывается до некоторой степени аналогичным человеческому организму. Как показывает Капп на примерах орудий и машин, информации и языка, и даже государства как социальной организации, обе аналогии могут быть более или менее точными и находящимися на различных уровнях.

«Всё содержание науки является ничем иным, как экстериоризацией человеком самого себя и возвращением к самому себе». В этом утверждении Каппа обнаруживается влияние Гегеля. Однако он гегельянец левого крыла и поэтому подчёркивает, что люди – не только духовные существа, но прежде всего существа с материальным телом; только через уверенность в телесном или физическом существовании люди действительно приходят к самосознанию.

Капп также цитирует высказывание греческого философа-досократика Протагора – человек есть мера вещей <…>. Он осознаёт, что реинтерпретирует Протагора, но он распространяет этот принцип на всё, что делают люди. Человек сам является мерой или стандартом. Всё, что мы знаем, всё, что мы делаем, является в полном смысле человеческим. По Каппу, вся культура человечества есть не что иное, как постепенное раскрытие самого себя. Это означает, что антропологическое мерило техники должно мыслиться не только в физическом аспекте, но в аспекте целой структуры человеческой природы. Это справедливо и для центробежной деятельности науки и техники, которая является экстериоризацией человека, и для центростремительных усилий приобрести знание и сознание. До сих пор человек может делать только то, что заключено в нём самом, сделанные вещи раскрывают человека и служат средством самопознания.

Для Каппа все мысли, идеи и представления не могут не быть антропоцентристскими. Человека можно мыслить только на основе его человечности. Но человечность включает в себя все предыдущие стадии эволюции неорганического и органического мира – стадии, которые отмечает Капп со ссылкой на теорию эволюции. Человеческая техника, следовательно, включает аналогии относительно этих трёх ранних стадий эволюции, поскольку они являются частью человеческой реальности.

Это является также причиной того, почему люди владеют принципами упорядочения всего в природе, за исключением себя самих. Люди могут быть названы голосом природы. Никакое животное не может сказать, что оно есть. Только люди делают это и за себя самих, и за те части природы, к которым они принадлежат и которые находятся внутри них. Это мирская версия библейской истории о Боге, предоставившем Адаму (человеку, человечеству) все живые существа, чтобы тот дал им имена.

Для Каппа экстериоризация человечества имеет место в труде и через труд. Как только человек начинает работать, создавая свои первые орудия, начинается и история, потому что труд подразумевает сознательную деятельность. <…> Сознание, или ментальный элемент, в человеческом труде становится явным, когда мы рассматриваем разделение труда, в котором много людей участвует в совместной работе. К тому же такое разделение труда имело место в истоках человеческой истории. Но это также подразумевает, что каждый должен делать то, что он может делать наилучшим образом: этим способом может выжить даже слабый, поскольку каждый не должен делать всё. В конечном счёте, даже сильные становятся слабыми, надрываясь тяжёлым трудом с орудиями и инструментами, что, в свою очередь, ведёт к совершенствованию орудий и созданию большого количества новых орудий, тем самым усиливая сознательную деятельность.

Капп подкрепляет это различными примерами. Первая стадия создания орудий, согласно Каппу, является проекцией человеческих форм, особенно руки, с помощью изменения, преобразования природного материала. Уже здесь мы находим некоторое разнообразие, потому что проекция руки может быть как проекцией осязательной способности в форме длинного зонда, так и хватательной – в форме чаши. Затем приходит знание законов, форм и алгоритмов человеческого организма, которое может быть применено к материалу для выполнения им функции, соответствующей тем же самым законам, но без копирования форм человеческого тела. Продолжая, Капп рассматривает зрение и слух и происходящие от них акустические и оптические инструменты. Глаз и ухо являются наиболее привилегированными органами интеллекта. Другие инструментальные аналогии включают в себя сердце как модель насоса и кости как модели для элементов конструкции. Капп детально исследует паровой двигатель и железную дорогу, чтобы показать параллели с преобразованием пищи в тепло и энергию. Восьмая часть книги Каппа описывает электрический телеграф как параллель нервной системе человека; нервы являются кабелями человеческого тела, а телеграфные линии могут быть названы нервами человечества. И он делает вывод, со ссылкой на Людвига Фейербаха, что человеческие творения являются не чем иным, как объективной человеческой сущностью.

Исследование Каппом аналогий, таким образом, распространяется на артефакты, которые обычно не относят к физическим «прообразам». Чтобы сделать это, он апеллирует к бессознательному. Бессознательное толкает к экстериоризации в материальном мире, чтобы дать людям возможность отразить свою внутреннюю сущность. Бессознательное у человека возвращается к сознательному через ту техническую работу, которая экстериоризирует его. Техника, таким образом, является средством самосознания. Человеческий мир – это внешнее выражение человека, так как он вытекает из его внутреннего; он – природа, преобразованная в человеческий мир. Культура – это человеческая природа, строящая, формирующая и развивающая сама себя. Как это излагает Капп: наша целостная культура есть нечто, подобное большому костюму всего человечества.

С точки зрения Каппа, развитая полностью техника будет законченной и исчерпывающей проекцией во внешний мир всех возможностей, которые заключены в человеческой природе. Капп поэтому заканчивает свою книгу фразой: «Из орудий и машин, которые мы сделали, из букв, которые мы открыли, явится сам человек, Deus ex machina, в котором он найдёт отражение самого себя». Человек – это исходная точка, источник всех технических средств и артефактов. Люди всегда делают то, чем они являются сами, и являются поэтому мерилом того, что они делают. В этом принципе заключена основа для оценки прогресса, который люди больше не способны контролировать. Люди не могут взять на себя ответственность за технику, которую они не могут или ещё длительное время не смогут измерять и контролировать, до тех пор пока они не будут в состоянии познать себя самих и управлять самими собой в той мере, в какой этого требует технический прогресс.

III

Чем менее материальной, физической или наглядной является техническая имитация человека, тем сложнее становится овладеть техникой и контролировать её. Так как всё, что сделано человеком, происходит от его человечности, техника всегда является посредником для самореализации и познания самого себя. Всякий раз, когда мы делаем или воспринимаем технические артефакты, мы приходим к познанию самих себя, мы воспринимаем в них самих себя. Техника во все исторические моменты выражает людей и идею человечности данного времени. Это становится совершенно очевидным для некоторых разработок в современной технике, особенно в химии человеческого мозга, где встречаются микробиология и информатика. Это область, где новые открытия и изобретения могут привести нас к новому знанию о человеке и человеческом мире, гораздо большему, чем области традиционной физики.

Как подчёркивает в своей книге «Будете как боги: человек в биологической эволюции» Генрих Ширмбек, мы ещё очень хорошо живём под сенью атомной энергии с её превосходными и ужасными приложениями. Мы дрожим от страха ядерной войны, но мы должны помнить, что биотехнология может быть не менее решающей для нашего будущего. В энергетических машинах человеческая сущность выразилась ограниченным образом. Даже разработка сегодня кибернетических моделей для таких органов, как сердце и лёгкие, не может быть конечной стадией. Техника в своём развитии, пожалуй, начинает достигать человеческого уровня, двигаясь от аналогии с физическим и его организацией (которые мы разделяем со всеми животными) к аналогиям с ментальными и психически-психологическими свойствами человека. Пока мы достигли зоологической стадии техники, которая действительно значительно разработана. Теперь мы приближаемся к поистине антропологической технике.

Как далеко это могло бы зайти, можно измерить, рассмотрев некоторые пункты анализа техники Мартином Хайдеггером. Для Хайдеггера техника раскрывает и выявляет, что есть человек, который как бытийное существо является средством доступа ко всем другим сущностям, содержащимся в нём самом. Таким образом, в человеке и через человека Бытие раскрывает само себя. Это – возможность и задача, но также и причина хайдеггеровской фундаментальной озабоченности тем, что технически созданные вещи могут закрыть от нас само Бытие, так как мы должны признать, что слишком часто технические средства принимаются за цели, части – за целое, предварительные результаты – за конечный результат. В этом процессе сам человек подвергается огромному риску, так как людям соблазнительно смотреть на самих себя как на существа, подобные любым другим, т.е. просто как на объекты, забывая, что они субъекты, которые должны обнаружить тропу к истине целого. Это верно, но только частично, при понимании техники инструментально-антропологически. Как подчёркивает Кант, человек не должен использоваться как простое средство для достижения произвольно выбранных целей; он должен подчиняться категорическому требованию держать себя за пределами инструментально-технического диктата, как личность и цель сами по себе.

Хайдеггер, однако, мистифицирует, когда объясняет, что не мы открываем истину, но что сама истина приходит к нам, когда мы слышим голос Бытия, что истина – это наша судьба, что в истине божественная воля Бытия овладевает нами. Это своего рода эскапизм, бегство от реальности, отрицание нашей задачи в этом мире. Пассивность не является реальным выбором, ибо люди должны активно развивать все потенции человеческого мозга и души, чтобы быть способными овладеть и управлять развитием технического прогресса. Техника не объясняет сама себя; она должна быть понята и направлена извне.

Технические возможности, таким образом, тесно связаны с эволюцией людей и окружающей их среды. Прежде, чем могут быть «найдены» определённые формы техники, должны существовать известные социальные и экономические условия, а человечество должно достигнуть определённой стадии психической, физиологической и духовной ступени развития. Каждое изобретение, таким образом, становится открытием чего-то, что было и будет постоянно возможно, хотя для того, чтобы быть открытым, требуется историческая эволюция определённых необходимых условий. Техника может быть, таким образом, понята, как имеющая способность высвобождать и восстанавливать силы мира и приводить их к своей собственной цели. Мы можем видеть некоторую «энтелехию» в возможностях техники и понимать технику как процесс и средства гуманизации мира.

История, таким образом, предстаёт перед нами как нечто, творимое человеком, реализующим всегда наличествующее новое в форме «ещё-нет» бытия, понятия, разработанного Э. Блохом и Г. Петровичем. Эта человеческая ориентация на будущее показывает нам, что творческая свобода воплощена в судьбе инертной материи с её определённой и определяющей подчинённостью неизменным отношениям и законам. Если люди нарушают «мир с природой» своими техническими действиями, то они становятся жертвами собственной агрессии. В наше время, следовательно, философия техники имеет задачей снова возвратить единство человека, потерянное нами и являющееся частью единства с природой, в которой люди должны строить свой дом. Люди не могут существовать без техники. Техника невозможна без вмешательства в природу, но вмешательство не должно превращаться в агрессию. Природа может быть укрощена: она может стать своего рода домашним животным, но даже домашние животные могут содержаться «естественным» или «противоестественным» образом.

Человеческая природа сегодня разделена в результате эволюции: с одной стороны на человеческую субъективность, с её способностью к критицизму и руководству; и с другой, на человеческую объективность, включая возможность инструментального вмешательства. Но только в качестве целого человеческий разум может возвратить себе способность судить на основе поставленных целей. Если это единство не восстановлено, субъективный разум готов сделать всё, что решено мнением избирателей или политическими и экономическими лицами, принимающими решения, даже не задавшись вопросом об истинности или ценности провозглашённых целей.

Конечно, теперь технический разум представляет собой нечто большее, чем наша способность копировать и оценивать. Мы должны приложить особые усилия, чтобы найти путь назад к самим себе, к саморефлексии. Это не только задача для индивида. Развитие техники аналогично высшим человеческим способностям, требующимся для «великого» человека, для развитого человечества, которое узнаёт себя в развитых процессах коммуникации. Вероятно, Юрген Хабермас является тем философом, который самым ясным образом сформулировал эту задачу. Он призвал нас покончить с развитием инструментального разума, который проявляет тенденцию к обособлениям и изоляции. Хабермас стремится включить инструментальный разум в разум как целое, в единство индивидуального и социального разума, который способен определять, что нужно двигать вперёд или задерживать. Мощь техники должна быть возвращена в гармонически действующее сообщество людей.

Технический прогресс никогда не бывает автономным. Люди не должны делать то, что они могут делать – и, несомненно, не сразу же после открытия новых технических возможностей. Мы сами должны определять содержание и направление технического прогресса и мы должны приспосабливать его к нетехническим целям в качестве средств и инструментов. Одна из наиболее настоятельных задач нашей сегодняшней антропологии техники – рефлексия целей и ценностей и их соответствующих приоритетов и предпочтений.

Это ведёт к новым формулировкам принципа “Homo mensura” с его двузначностью как описания и как предписания. Как описание этот принцип подразумевает, что человек – это его техника. Техника всех времён копирует историческое состояние человека. В технике человек сталкивается с самим собой – в дружбе и вражде. Человеческая техника так же противоречива, как и сама человечность.

Как предписание этот принцип означает, что совместимость с человеческим началом, понимаемым как индивид и как человечество, и в настоящем, и в будущем, есть идеал гуманности, который должен быть мерой и нормой для любой оценки техники. Но эта задача не может быть выполнена, если философия неспособна представить антропологию индивида и социальную антропологию в столь же развитом виде, как технику. Хотя человеческое начало – faber, т.е., техническое, существует также и нечто более человеческое. Истина в том, что человечность представляет собой единство. Этим истинным отражением человечности мы должны определить то, какими люди могут позволять себе быть и что они вправе делать как техники. Каждый исторический период может только тогда иметь правильное представление о своей технике, если он имеет столь же верное представление о человеке и его месте в мире. Если человек – лишь Homo faber, тогда он крайне опасен. Homo faber полезная составная человека, только если и поскольку человек признан как Homo sapiens.

Вопросы к тексту 4

1. Чем обусловлена необходимость и основная историческая задача техники?

2. Как используются понятия аналогии, структуры, модели в антропологии техники?

3. Как Вы поняли, в чём заключается идея органопроекции Каппа? Насколько, по-Вашему, она правдоподобна?

4. Почему Капп называет технику средством самопознания?

5. Почему человек не может контролировать технику?

6. В чём автор видит неудовлетворительность «мистифицирующего» истолкования техники Мартином Хайдеггером?

7. Каким образом «человек в технике сталкивается с самим собой – в дружбе и вражде»?

8. Каков для автора текста основной критерий оценки техники?

9. Объясните название текста.

4.5. Текст 5[3]

Николай БЕРДЯЕВ

Николай Александрович Бердяев родился в Киеве 6 (18) марта 1874 г. в дворянской семье. В 1894 г. поступил сначала на естественный, а затем на юридический факультет Киевского университета. В том же году Бердяев сближается со студенческой группой, близкой к марксизму, а позже примыкает к социал-демократической партии. После ареста в 1898 г. он был исключен из университета и на три года сослан в Вологду. Здесь, в ссылке, определяется разрыв Бердяева с революционным движением, его путь от «критического марксизма» к «этическому идеализму». С 1908 по 1922 г. Бердяев жил в Москве. Здесь он участвует в Религиозно-философском обществе имени Вл. Соловьева, в создании религиозно-философского книгоиздательства «Путь»; здесь же он впервые формулирует основы своей оригинальной философии свободы и философии творчества, запечатленные в его книгах «Философия свободы» (М., 1911) и «Смысл творчества» (М.,1916).

Войну 1914 г. и русскую революцию Бердяев пережил не только как величайшее историческое потрясение, но и как события собственной судьбы. Осознание неизбежности революции не означало для Бердяева примирения с тем, что ей сопутствовало. Отсюда — противоречивость суждений Бердяева об «истоках и смысле русского коммунизма» и нападки на него с разных сторон: одни обвиняли его в «большевизанстве», другие - в антикоммунизме. В 1919 г. Бердяев был избран профессором Московского университета, осенью того же года им была основана Вольная академия духовной культуры.

В 1922 г. Бердяев был выслан из России вместе с большой группой русских писателей и ученых. С 1922 по 1924 г. он жил в Берлине, где читал курсы лекций но истории русской мысли и этики; там же, в Берлине, им была создана Религиозно-философская академия, перенесенная в 1925 г. в Париж. В Париже с 1925 по 1940 г. Бердяев редактировал основанный им журнал религиозно-философской мысли «Путь».

Годы жизни Бердяева во Франции были временем усиленного философского творчества. В этот период им написаны наиболее значительные философские книги: «Философия свободного духа» (2 тт. 1927-1928; эта книга была удостоена премии Французской академии), «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики» (1931), «Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения» (1934), «Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности» (1937), «О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии» (1939). Все эти книги были переведены на многие европейские языки (а после войны и на японский) и принесли Бердяеву мировую известность.

До конца своей жизни Бердяев продолжал философскую работу. Последние книги, написанные им, – «Опыт эсхатологической метафизики», «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого», «Царство Духа и Царство Кесаря», «Истина и откровение», — еще одна редакция его трагической философии свободы. Изданы они были уже после его смерти.

Умер Бердяев 24 марта 1948 г. в своем доме в Кламаре под Парижем.

Человек и машина.