Тема: Педагогический аспект профессиональной деятельности врача

«Врач должен быть независимым, как деятель, которому доверяют самое дорогое – здоровье и жизнь».

Г.А. Захарьин*

Основные вопросы:

1. Характеристика профессии врача как специфической сферы деятельности в системе "человек - человек". Качества личности врача. Социальные и профессионально-педагогические функции врача.

2. Педагогический компонент в подготовке современного врача. Педагогические способности. Психолого-педагогические умения врача общей практики.

3. Педагогическое общение. Культура общения и стили поведения врача. Педагогический такт. Дидактогения.

4. Педагогическая валеология. Роль врача в обучении и воспитании больных, медицинского персонала, в работе с семьей пациента.

5. Просветительская деятельность врача по воспитанию ценности здоровья и формированию здорового образа жизни россиян.

Темы рефератов для самостоятельной внеаудиторной работы:

1. Выдающиеся ученые - медики о роли педагогической подготовки врача.

2. Врач в медицинском коллективе.

3. Владение методами воспитательного воздействия в системе " врач - сестра - больной" как условие профессиональной подготовки врача.

4. Культура общения врача.

5. Просветительская деятельность врача в пропаганде здорового образа жизни.

6. Врач и его карьера

1.Целевые задачи:

Знать:

· Сущность педагогической деятельности врача как специфической сферы профессиональной деятельности в системе "человек - человек".

· Содержание педагогического компонента подготовки врача.

· Структуру педагогических способностей и психолого-педагогических умений врача.

· Модель педагогической деятельности.

· Понятия - стиль общения, педагогический такт, дидактогения.

· Основные принципы построения просветительской деятельности попропаганде здорового образа жизни и привычек здорового поведения среди населения.

Уметь:

· Объяснять использование методов воспитательного воздействия в системе "врач - сестра - больной - родственники пациента" как условие профессиональной подготовки врача.

· Применять психолого-педагогические умения врача в деятельности лечебного учреждения на клиническом этапе обучения и в ходе внедрения обучающих программ в работе с пациентом и его семьей.

 

Объекты изучения

Основные понятия:

Педагогическая деятельность представляет собой воспитывающее и обучающее воздействие учителя на ученика, направленное на его личностное, интеллектуальное и деятельностное развитие, одновременно выступающее как основа саморазвития и самосовершенствования (И. Зимняя).

Воспитательная работа - это педагогическая деятельность, направленная на организацию воспитательной среды и управление разнообразными видами деятельностью воспитанников, с целью решения задач гармоничного развития личности.

В структуре педагогической деятельности (по Н.В. Кузьминой) различают:

· гностический;

· проектировочный;

· конструктивный;

· организаторский;

· коммуникативный компоненты.

Способности - развивающиеся в процессе обучения психические свойства личности, которые, с одной стороны, выступают как результат её активной, учебно-познавательной деятельности, а с другой, обеспечивают высокую степень умелости и успешности этой деятельности. Способности обнаруживаются в быстроте, глубине и прочности овладения методами и приемами некоторой деятельности и являются внутренними психологическими регуляторами, обусловливающими возможность их преобразования.

Педагогические способности (по В.А.Крутецкому):

Дидактические – способности адаптировать учебный материал, возбуждать познавательную активность; организовывать самостоятельную работу учащихся, формировать у них потребность к самостоятельному получению знаний.

Академические – способности к соответствующей области наук, глубокое знание предмета, потребность к проведению собственной исследовательской работы.

Перцептивные – способности к психологическим наблюдениям, умениям замечать изменения во внутреннем состоянии человека.

Речевые – способности ясно, четко выражать свои мысли, чувства с помощью речи, мимики.

Организаторские – способности организовать коллектив и свою собственную работу.

Авторитарные – способность оказывать непосредственно эмоционально-волевое влияние на учащихся.

Коммуникативные – способность к общению, умение найти подход к человеку, установить целесообразные с точки зрения педагогики, взаимоотношения, наличие педагогического такта.

Прогностические – способности предвидеть последствия своих действий, умение проектировать и прогнозировать развития определенных качеств воспитанников в целостном процессе взаимодействия.

Педагогические умения представляют собой совокупность самых различных действий педагога, которые соотносятся с функциями педагогической деятельности.

Общение - сложный, многоплановый процесс установления и развития контактов между людьми, порождаемый потребностями совместной деятельности и включающий в себя обмен информацией, выработку единой стратегии взаимодействия, восприятия, понимания другого человека.

Стиль общения – индивидуальная, стабильная форма коммуникативного поведения человека, проявляющаяся в любых условиях взаимодействия – в деловых и личных отношениях, в стиле руководства. Выделяют:

1. авторитарный;

2. демократический;

3. попустительский стили общения.

 

Общение педагогическое - взаимодействие людей, которое связано с педагогической деятельностью. Стили педагогического общения (по В. Кан-Калику):

1. Общение на основе высоких профессиональных установок педагога.

2. Общение на основе дружеского расположения.

3. Общения - дистанция.

4. Общение - устрашение.

5. Общение - заигрывание.

Педагогическая культура - динамическая система педагогических ценностей, способов деятельности и профессионального поведения педагога, это тот уровень образованности, с помощью которого передают профессиональные знания.

Дидактогения - неблагоприятные последствия педагогических ошибок, отрицательного воспитательного воздействия, т.е. нарушения педагогической этики.

Образ жизни человека - это обобщенная характеристика индивидуальных особенностей поведения и жизнедеятельности, которая обусловлена его уровнем жизни, качеством, стилем и укладом жизни.

Оригинальные тексты:

· Дианкина М.С. К вопросу о формировании психолого-педагогической культуры в медицинском вузе//Ярославский психологический вестник. Вып.11. М. – Я., 2004. С.67.

· Утробина В.Г. Профессиональное общение как условие эффективной деятельности будущего врача / Пути совершенствования учебно-воспитательного процесса в медицинском вузе. Республ. сб науч. тр.М.:РГМУ. 2003.

· Жук Г. Просветительская деятельность врача // Медицинская газета, 1997 №8

4. Контрольные вопросы и проблемные задания по теме:

· В каком соотношении находятся понятия: доктор, учитель, воспитатель?

· Какова социальная и профессиональная функции врача?

· В чем проявляется воспитательная деятельность врача, какова её цель?

· Раскройте смысл утверждения: "Врач как субъект педагогической деятельности".

· Найдите и выпишите высказывания ученых-писателей, общественных деятелей о профессии врача.

· Определите содержание педагогического компонента подготовки современного врача.

· В чем сущность педагогического общения?

· Каковы главные элементы культуры врача?

· Влияют ли различные стили общения врача и пациента на результат профессиональной деятельности? Подтвердите ответ результатами наблюдения (по предмету "Уход за больным").

· Какова роль эмпатии в общении врача и пациента?

· Составьте план беседы для учащихся лицея СГМУ по темам "Курение и его вред", "Нет наркотикам!".

Проблемная ситуация:

1. Во время встречи выпускников произошел следующий разговор. Вера - уже фармацевт. Слушать, как она говорит о своей профессии - одно удовольствие: "Лекарства для детей - говорит она, - это очень ответственно. Малейшая ошибка, и даже страшно подумать, что может случиться... 0на сыплет названиями лекарств, рецептами. Друзья смеются: "С тобой невозможно говорить по-русски, все латынь и о лекарствах". "Так это же моя работа, - улыбается Вера". Среди выпускников еще один будущий медик - Алла Петрова. Она будет стоматологом.

- Алла, почему ты пошла в стоматологию?

- Марина решила, ну и я с ней.

- И как, нравится?

- Да ничего, только много, знаете, разных ненужных предметов. Ну хотя бы, английский и педагогика. Зачем зубному врачу нужен английский язык, а педагогика?! А, вообще, я хочу перейти в стоматологический техникум. Буду техником.

- Из университета в техникум? Но зачем?

- Надоело учиться, а потом, я узнала, что техник может зарабатывать больше врача.

Вопросы и задания:

· Сравните две позиции в отношении выбора профессии.

· Какими критериями оценки труда пользуются девушки?

· Как Вы понимаете профессиональное самоопределение и творческую самоориентацию человека? Ответ аргументируйте.

2. Ребенок пяти лет боится сесть в стоматологическое кресло и плачет даже при одном виде стоматологических инструментов. Врач покрикивает на ребенка и говорит: «Если ты немедленно не успокоишься, то тебя будут лечить бормашиной – вот посмотри, как она жужжит. А если это не поможет, то тебя положат в больницу, а маму отправят домой». В соответствии с каким стилем общения вел себя врач? Как бы поступили Вы на месте врача?

Литература

Обязательная:

· Бордовская Н.В., Реан А.А. Педагогика. Учебник для вузов. СПб.: Питер, 2001.Гл. 5.

· Григорович Л.А., Марцинковская Г.Д. Педагогика и психология. М., 2001. Гл. 4.

· Сластенин В.А., Исаев И.Ф. и др. Учебное пособие. М.: Школа-пресс, 2000, Гл. 1 - 2.

· Кудрявая Н.В., Уколова Е.И., Молчанов А.С., Смирнова Н.Б., Зорин К.В. Врач-педагог в изменяющемся мире: традиции и новации / Под. ред. академика РАМН, проф. Н.Д. Ющука. М.: ГОУ ВУНМЦ МЗ РФ, 2001. Гл. 8-10

· Леонтьев А.А. Педагогическое общение. М., 1997.

· Урываев В.А. Комплексная самохарактеристика личности: Учеб. Пособие. Ярославль. ЯГМА. 2004.С. 53 – 57.

Дополнительная:

· Белых М.И. Педагогическая рефлексия подготовки современного врача // Ярославский психологический вестник. Вып.11. М. – Я.,2004. С. 77.

· Видт И.Е. Педагогическая культура. Становление, содержание и смыслы // Педагогика. 2002. № 3. С.16

· Носкова С.В. Коммуникативная компетенция студентов-медиков: этнопедагогический аспект /Стратегии и практики коммуникации в современном обществе. Межвуз. науч. сб. Саратов: Издательство «Научная книга» 2004.

В.И.РАЗУМОВСКИЙ*

…Врач, признающий свои ошибки, обычно человек мужественный. Хирургические ошибки необходимо разделить на несколько видов:

1. Ошибки, происходящие от недостатка знаний и от технических погрешностей.

Ошибки, происходящие от неблагоприятной обстановки: недостатка в инструментарии (диагностическом и оперативном), отсутствие опыта у помощников и т. д. Ошибки эти неизбежны, но иногда и могут быть устранимы — откладывание операции, пересылка больного в другое место, к более компетентному хирургу и т. д.

Эмоциональные ошибки, зависящие до известной степени от психического состояния хирурга.

…Под эмоциональными ошибками я подразу­меваю, когда наша эмоция во время операции поднима­ется (под влиянием неожиданного осложнения, грозящей боль­ному смертельной опасности и т. п.) до степени аффекта, страха, угнетающим образом действующего на «поток» нашего созна­ния, с одной стороны, и на наши действия — с другой. Причем не только наше сознание, но даже координация наших движений могут быть нарушены. Степень аффекта обуславливается, несо­мненно, и индивидуальностью хирурга, его настроением в зави­симости от физического состояния, жизненной обстановки и т.д.

Для здоровых эмоций необходим ряд подходящих условий: уверенность в себе, хорошие физические качества (органы чувств, координация движений, иногда даже тренировка и т. д.).

А как многое зависит от настроения врача-хирурга. Как же поднять это самочувствие, чтобы человек, лечащий другого, был уверен в своих силах?

Настроение хирурга при беспрерывной смене отрадных и мрачных впечатлений, счастливых и пе­чальных исходов его операций представляется до крайности изменчивым. С подавленным состоянием надо бороться. Лучшим (профилактическим и терапевтическим) средством, по-моему, является общение с товарищами-хирургами, как частное, так и заседания ученых обществ, съездов. Да и большую роль играет непосредственное окружение хирурга: семья, друзья и т. д. Для хирурга хорошая семейная обстановка важнее, чем при всякой другой профессии.

По личному опыту знаю, что очень хорошее средство также музыка. После тяжелых хирургических переживаний я нередко ухожу в оперу или на концерт. И после нескольких актов настроение изменялось к лучшему. Лучше я и спал. Бессонница очень неблагоприятно отражается на операционной деятельности. На другой день я оперировал в лучшем настроении. Хорошее отвлекающее средство представляют также физические упражнения, легкий спорт, даже научная работа и чтение классиков.

...Вообще, оперировать надо в добром настроении, избегая перед операцией неприятных сообщений, разговоров, откладывая таковые на послеоперационное время. Самый порядок операций имеет значение: наиболее тяжелые должны быть сделаны первыми (исключая, конечно, септические). Но в начале операционного сезона (после отпуска) я обычно поступал иначе: делал сначала подряд несколько операций, в которых хороший исход наиболее обеспечен…

(Источник: Непроторенными дорогами: Сб. очерков о крупнейших ученых-врачах, работавших в Саратове. – Саратов: Приволж. Кн. Изд-во, 1981. – С. 17-19).

Вопросы:

1. Какие хирургические ошибки выделяет В.И. Разумовский? Как они соотносятся с врачебными ошибками вообще?

2. Как Вы считаете, почему от настроения врача зависит результат лечения?

 

 

М.А. БУЛГАКОВ*

СТАЛЬНОЕ ГОРЛО

 

Итак, я остался один. Вокруг меня - ноябрьская тьма с вертящимся снегом, дом завалило, в трубах завыло. Все двадцать четыре года моей жизни я прожил в громадном городе и думал, что вьюга воет только в романах. Оказалось: она воет на самом деле. Вечера здесь необыкновенно длинны, лампа под синим абажуром отражалась в черном окне, и я мечтал, глядя на пятно, светящееся на левой руке от меня.

Мечтал об уездном городе - он находился в сорока верстах от меня. Мне очень хотелось убежать с моего пункта туда.

Там было электричество, четыре врача, с ними можно было посоветоваться, во всяком случае не так страшно. Но убежать не был никакой возможности, да временами я и сам понимал, что это малодушие. Ведь именно для этого я учился на медицинском факультете...

"...Ну, а если привезут женщину и у нее неправильные роды? или, предположим, больного, а у него ущемленная грыжа? Что я буду делать? Посоветуйте, будьте добры. Сорок восемь дней тому назад я кончил факультет с отличием, но отличие само по себе, а грыжа сама по себе. Один раз я видел, как профессор делал операцию ущемленной грыжи. Он делал, а я сидел в амфитеатре. И только холодный пот неоднократно стекал у меня вдоль позвоночного столба при мысли о грыже. Каждый вечер я сидел в одной и той же позе, налив чаю: под левой рукой у меня лежали все руководства по оперативному акушерству, сверху маленький Додерляйн. А справа десять различных томов по оперативной хирургии, с рисунками. Я кряхтел, курил, пил черный холодный чай...

И вот я заснул: отлично помню эту ночь - 29 ноября, я проснулся от грохота в двери. Минут пять спустя я, надевая брюки, не сводил молящих глаз с божественных книг оперативной хирургии. Я слышал скрип полозьев во дворе: уши мои стали необычайно чуткими. Вышло, пожалуй, еще страшнее, чем грыжа, чем поперечное положение: младенца привезли ко мне в Никольский пункт-больницу в одиннадцать часов ночи, девочку. Сиделка глухо сказала:

- Слабая девочка, помирает... Пожалуйте, доктор, в больницу .. .

Помню, я пересек двор, шел на керосиновый фонарь у подъезда больницы, как зачарованный смотрел, как он мигает. Приемная уже была освещена, и весь состав моих помощников ждал меня уже одетый и в халатах. Это были: фельдшер Демьян Лукич, молодой еще, но очень способный человек, и две опытных акушерки - Анна Николаевна и Пелагея Ивановна. Я же был всего лишь двадцатичетырехлетним врачом, два месяца назад выпущенным и назначенным заведовать Никольской больницей.

Фельдшер распахнул торжественно дверь, и появилась мать. Она как бы влетела, скользя в валенках, и снег еще не стаял у нее на платке. В руках у нее был сверток, и он мерно шипел, свистел. Лицо у матери было искажено, она беззвучно плакала. Когда она сбросила свой тулуп и платок и распутала сверток, я увидел девочку лет трех. Я посмотрел на нее и забыл на время оперативную хирургию, одиночество, мой негодный университетский груз, забыл все решительно из-за красоты девочки. С чем бы ее сравнить? Только на конфетных коробках рисуют таких детей - волосы сами от природы вьются в крупные кольца почти спелой ржи. Глаза синие, громаднейшие, щеки кукольные. Ангелов так рисовали. Но только странная муть гнездилась на дне ее глаз, и я понял, что это страх, - ей нечем было дышать "она умрет через час", - подумал я совершенно уверенно, и сердце мое болезненно сжалось...

Ямки втягивались в горле у девочки при каждом дыхании, жилы надувались, а лицо отливало из розоватого в легонький лиловый цвет. Эту расцветку я сразу понял и оценил. Я тут же сообразил, в чем дело, и первый раз диагноз поставил совершенно правильно, и главное, одновременно с акушерками - они-то были опытны: "У девочки дифтерийный круп, горло уже забито пленками и скоро закроется наглухо..."

- Сколько дней девочка больна? - спросил я среди насторожившегося молчания моего персонала.

- Пятый день, пятый, - сказала мать и сухими глазами глубоко посмотрела на меня.

- Дифтерийный круп, - сквозь зубы сказал я фельдшеру, а матери сказал: - Ты о чем же думала? О чем думала?

И в это время раздался сзади меня плаксивый голос:

- Пятый, батюшка, пятый!

Я обернулся и увидел бесшумную, круглолицую бабку в платке. "Хорошо было бы, если б бабок этих вообще на свете не было", - подумал я в тоскливом предчувствии опасности и сказал:

- Ты, бабка, замолчи, мешаешь - Матери же повторил: - О чем ты думала? Пять дней? А?

Мать вдруг автоматическим движением передала девочку бабке и стала передо мной на колени.

- Дай ей капель, - сказала она и стукнулась лбом в пол, - удавлюсь я, если она помрет.

- Встань сию же минуточку, - ответил я, - а то я с тобой и разговаривать не стану.

Мать быстро встала, прошелестев широкой юбкой, приняла девчонку у бабки и стала качать. Бабка начала молиться на косяк, а девочка все дышала со змеиным свистом. Фельдшер сказал:

- Так они все делают. Народ - Усы у него при этом скривились набок.

- Что ж, значит, помрет она? - глядя на меня, как мне показалось, с черной яростью, спросила мать.

- Помрет, - негромко и твердо сказал я.

Бабка тотчас завернула подол и стала им вытирать глаза. Мать же крикнула мне нехорошим голосом:

- Дай ей, помоги! Капель дай!

Я ясно видел, что меня ждет, и был тверд.

- Каких же я ей капель дам? Посоветуй. Девочка задыхается, горло ей уже забило. Ты пять дней морила девчонку в пятнадцати верстах от меня. А теперь что прикажешь делать?

- Тебе лучше знать, батюшка, - заныла у меня на левом плече бабка искусственным голосом, и я ее сразу возненавидел.

- Замолчи! - сказал ей. И, обратившись к фельдшеру, приказал взять девочку. Мать подала акушерке девочку, которая стала биться и хотела, видимо, кричать, но у нее не выходил уже голос. Мать хотела ее защитить, но мы ее отстранили, и мне удалось заглянуть при свете лампы-"молнии" девочке в горло. Я никогда до тех пор не видел дифтерита, кроме легких и быстро забывшихся случаев. В горле было что-то клокочущее, белое, рваное. Девочка вдруг выдохнула и плюнула мне в лицо, но я почему-то не испугался за глаза, занятый своей мыслью.

- Вот что, - сказал я, удивляясь собственному спокойствию, - дело такое. Поздно. Девочка умирает. И ничто ей не поможет, кроме одного - операции. И сам ужаснулся, зачем сказал, но не сказать не мог. "А если они согласятся?" - мелькнула у меня мысль.

- Как это? - спросила мать.

- Нужно будет горло разрезать пониже и серебряную трубку вставить, дать девочке возможность дышать, тогда, может быть, спасем ее, - объяснил я.

Мать посмотрела на меня, как на безумного, и девочку от меня заслонила руками, а бабка снова забубнила:

- Что ты! Не давай резать! Что ты? Горло-то?!

- Уйди, бабка! - с ненавистью сказал я ей. - Камфару впрысните, - сказал я фельдшеру.

Мать не давала девочку, когда увидела шприц, но мы ей объяснили, что это не страшно.

- Может, это ей поможет? - спросила мать.

- Нисколько не поможет.

Тогда мать зарыдала.

- Перестань, - промолвил я. - Вынул часы и добавил: пять минут даю думать. Если не согласитесь, после пяти минут сам уже не возьмусь делать.

- Не согласна! - резко сказала мать.

- Нет нашего согласия! - добавила бабка.

- Ну, как хотите, - глухо добавил я и подумал: "Ну, вот и все! Мне легче. Я сказал, предложил, вон у акушерок изумленные глаза. Они отказались, и я спасен". И только что подумал, как другой кто-то за меня чужим голосом вымолвил:

- Что вы, с ума сошли? Как это так не согласны? Губите девочку. Соглашайтесь. Как вам не жаль?

- Нет! - снова крикнула мать.

Внутри себя я думал так: "Что я делаю? Ведь я же зарежу девочку". А говорил иное:

- Ну, скорей, скорей соглашайтесь! Соглашайтесь! Ведь у нее уже ногти синеют.

- Нет! Нет!

- Ну, что же, уведите их в палату, пусть там сидят.

Их увели через полутемный коридор. Я слышал плач женщин и свист девочки. Фельдшер тотчас же вернулся и сказал:

- Соглашаются!

Внутри у меня все окаменело, но выговорил я ясно: - Стерилизуйте немедленно нож, ножницы, крючки, зонд!

Через минуту я перебежал двор, где, как бес, летала и шаркала метель, прибежал к себе и, считал минуты, ухватился за книгу, перелистал ее, нашел рисунок, изображающий трахеотомию. На нем все было ясно и просто: горло раскрыто, нож вонзен в дыхательное горло. Я стал читать текст, но ничего не понимал, слова как-то прыгали в глазах. Я никогда не видел, как делают трахеотомию. "Э, теперь уж поздно", - подумал я, взглянул с тоской на синий цвет, на яркий рисунок, почувствовал, что свалилось на меня трудное, страшное дело, и вернулся, не заметив вьюги, в больницу.

В приемной тень с круглыми юбками прилипла ко мне, и голос заныл:

- Батюшка, как же так, горло девчонке резать? Да разве же это мыслимо? Она, глупая баба, согласилась. А моего согласия нету, нету. Каплями согласна лечить, а горло резать не дам.

- Бабку эту вон! - закричал я и в запальчивости добавил: - Ты сама глупая баба! Сама! А та именно умная! И вообще никто тебя не спрашивает! Вон ее!

Акушерка цепко обняла бабку и вытолкнула ее из палаты.

- Готово! - вдруг сказал фельдшер.

Мы вошли в малую операционную, и я, как сквозь завесу, увидал блестящие инструменты, ослепительную лампу, клеенку... В последний раз я вышел к матери, из рук которой девочку еле вырвали. Я услыхал лишь хриплый голос, который говорил: "Мужа нет. Он в городе. Придет, узнает, что я наделала, - убьет меня!"

- Убьет, - повторила бабка, глядя на меня в ужасе.

- В операционную их не пускать! - приказал я.

Мы остались одни в операционной. Персонал, я и Лидка - девочка. Она, голенькая, сидела на столе и беззвучно плакала. Ее повалили на стол, прижали, горло ее вымыли, смазали йодом, и я взял нож, при этом подумал "Что я делаю?" Было очень тихо в операционной. Я взял нож и провел вертикальную черту по пухлому белому горлу. Не выступило ни одной капли крови. Я второй раз провел ножом по белой полоске, которая выступила меж раздавшейся кожей. Опять ни кровинки. Медленно, стараясь вспомнить какие-то рисунки в атласах, я стал при помощи тупого зонда разделять тоненькие ткани. И тогда внизу раны откуда-то хлынула темная кровь и мгновенно залила всю рану и потекла по шее. Фельдшер тампонами стал вытирать ее, но она не унималась. Вспоминая все, что я видел в университете, я пинцетами стал зажимать края раны, но ничего не выходило. Мне стало холодно, и лоб мой намок. Я остро пожалел, зачем пошел на медицинский факультет, зачем попал в эту глушь. В злобном отчаянии я сунул пинцет наобум, куда-то близ раны, защелкнул его, и кровь тотчас же перестала течь. Рану мы отсосали комками марли, она предстала передо мной чистой и абсолютно непонятной. Никакого дыхательного горла нигде не было. Ни на какой рисунок не походила моя рана. Еще прошло минуты две-три, во время которых я совершенно механически и бестолково ковырял в ране то ножом, то зондом, ища дыхательное горло. И к концу второй минуты я отчаялся его найти "Конец, - подумал я, - зачем я это сделал? Ведь мог же я не предлагать операцию, и Лидка спокойно умерла бы у меня в палате, а теперь умрет с разорванным горлом, и никогда, ничем я не докажу, что она все равно умерла бы, что я не мог повредить ей..." Акушерка молча вытерла мой лоб. "Положить нож, сказать: не знаю, что дальше делать", - так подумал я, и мне представились глаза матери. Я снова поднял нож и бессмысленно, глубоко и резко полоснул Лидку. Ткани разъехались, и неожиданно передо мной оказалось дыхательное горло.

- Крючки! - сипло бросил я.

Фельдшер подал их. Я вонзил один крючок с одной стороны, другой - с другой, и один из них передал фельдшеру. Теперь я видел только одно: сероватые колечки горла. Острый нож я вколол в горло - и обмер. Горло поднялось из раны, фельдшер, как мелькнуло у меня в голове, сошел с ума: он стал вдруг выдирать его вон. Ахнули за спиной у меня обе акушерки. Я поднял глаза и понял, в чем дело: фельдшер, оказывается, стал падать в обморок от духоты и, не выпуская крючка, рвал дыхательное горло "все против меня, судьба, - Подумал я, - теперь уж, несомненно, зарезали мы девочку, - и мысленно строго добавил: - Только дойду домой - и застрелюсь..." Тут старшая акушерка, видимо, очень опытная, как-то хищно рванулась к фельдшеру и перехватила у него крючок, причем сказала, стиснув зубы:

- Продолжайте, доктор...

Фельдшер со стуком упал, ударился, но мы не глядели на него. Я вколол нож в горло, затем серебряную трубку вложил в него. Она ловко вскользнула, но Лидка осталась недвижимой. Воздух не вошел к ней в горло, как это нужно было. Я глубоко вздохнул и остановился: больше делать мне было нечего. Мне хотелось у кого-то попросить прощенья, покаяться в своем легкомыслии, в том, что я поступил на медицинский факультет. Стояло молчание. Я видел, как Лидка синела. Я хотел уже все бросить и заплакать, как вдруг Лидка дико содрогнулась, фонтаном выкинула дрянные сгустки сквозь трубку, и воздух со свистом вошел к ней в горло, потом девочка задышала и стала реветь. Фельдшер в это мгновение привстал, бледный и потный, тупо и в ужасе поглядел на горло и стал помогать мне его зашивать.

Сквозь сон и пелену пота, застилавшую мне глаза, я видел счастливые лица акушерок, и одна из них мне сказала:

- Ну и блестяще же вы сделали, доктор, операцию.

Я подумал, что она смеется надо мной, и мрачно, исподлобья глянул на нее. Потом распахнулись двери, повеяло свежестью. Лидку вынесли в простыне, и сразу же в дверях показалась мать. Глаза у нее были как у дикого зверя. Она когда я услышал звук ее голоса, пот потек у меня по спине, я только тогда сообразил, что было бы, если бы Лидка умерла на столе. Но голосом очень спокойным я ей ответил:

- Будь поспокойнее. Жива. Будет, надеюсь, жива. Только, пока трубку не вынем, ни слова не будет говорить, так не бойтесь.

И тут бабка выросла из-под земли и перекрестилась на дверную ручку, на меня, на потолок. Но я уж не рассердился на нее. Повернулся, приказал Лидке впрыснуть камфару и по очереди дежурить возле нее. Затем ушел к себе через двор. Помню, синий свет горел у меня в кабинете, лежал Додерляйн, валялись книги. Я подошел к дивану одетый, лег на него и сейчас же перестал видеть что бы то ни было; заснул и даже снов не видел.

Прошел месяц, другой. Много я уже перевидал, и было уже кое-что страшнее Лидкиного горла. Я про него и забыл. Кругом был снег, прием увеличивался с каждым днем. И как-то, в новом уже году, вошла ко мне в приемную женщина и ввела за ручку закутанную, как тумбочка, девчонку. Женщина сияла глазами. Я всмотрелся - узнал.

- А, Лидка! Ну, что?

- Да хорошо все.

Лидке распутали горло. Она дичилась и боялась, но все же мне удалось поднять подбородок и заглянуть. На розовой шее был вертикальный коричневый шрам и два тоненьких поперечных от швов.

- Все в порядке, - сказал я, - можете больше не приезжать.

- Благодарю вас, доктор, спасибо, - сказала мать, а Лидке велела: - Скажи дяденьке спасибо!

Но Лидка не желала мне ничего говорить. Больше я никогда в жизни ее не видел. Я стал забывать ее. А прием мой все возрастал. Вот настал день, когда я принял сто десять человек. Мы начали в девять часов утра и кончили в восемь часов вечера. Я, пошатываясь, снимал халат. Старшая акушерка-фельдшерица сказала мне:

- За такой прием благодарите трахеотомию. Вы знаете, что в деревнях говорят? Будто вы больной Лидке вместо ее горла вставили стальное и зашили. Специально ездят в эту деревню глядеть на нее. Вот вам и слава, доктор, поздравляю.

- Так и живет со стальным? - осведомился я.

- Так и живет. Ну, а вы доктор, молодец. И хладнокровно как делаете, прелесть!

- М-да... я, знаете ли, никогда не волнуюсь, - сказал я неизвестно зачем, но почувствовал, что от усталости даже устыдиться не могу, только глаза отвел в сторону. Попрощался и ушел к себе. Крупный снег шел, все застилало. Фонарь горел, и дом мой был одинок, спокоен и важен. И я, когда шел, хотел одного - спать.

(Источник: М.А. Булгаков Записки юного врача. Спб, 2002 )

Вопросы:

1. Какие противоречивые чувства испытывал врач перед началом своей первой операции и почему?

2. Какие качества, необходимые врачу, продемонстрировал главный герой до операции и во время нее?

3. Какие трудности ждут каждого начинающего врача в своей профессиональной деятельности, включающей не только лечение больного, но и взаимоотношение с его родственниками?

 

 

А.И. ГЕРЦЕН*ДОКТОР КРУПОВ(Отрывок из повести о душевных болезнях)

 

Я родился в одном помещичьем селении на берегу Оки. Отец мой был диаконом. Возле нашего домика жил пономарь, человек хилый, бедный и обремененный огромной семьей. В числе восьми детей, которыми бог наградил пономаря, был один ровесник мне; мы с ним вместе росли, всякий день вместе играли в огороде, на погосте или перед нашим домом. Я ужасно привязался к товарищу, делился с ним всеми лакомствами, которые мне давали, даже крал для него спрятанные куски пирога, кашу - и передавал через плетень.Приятеля моего все звали "косой Левка", он действительно немного косил глазами. Чем более я возвращаюсь к воспоминаниям о нем, чем внимательнее перебираю их, тем яснее мне становится, что пономарев сын был ребенок необыкновенный; шести лет он плавал, как рыба, лазил на самые большие деревья, уходил за несколько верст от дома один-одинехонек, ничего не боялся, был как дома в лесу, знал все дороги и в то же время был чрезвычайно непонятлив, рассеян, даже туп. Лет восьми нас стали учить грамоте; я через несколько месяцев бегло читал псалтырь, а Левка не дошел и до складов. Азбука сделала переворот в его жизни. Отец его употреблял всевозможные средства, чтобы развить умственные способности сына - и не кормил дня по два, и сек так, что недели две рубцы были видны, и половину волос выдрал ему, и запирал в темный чулан на сутки, - все было тщетно, грамота Левке не давалась; но безжалостное обращение он понял, ожесточился и выносил все, что с ним делали, с какой-то злою сосредоточенностию. Это ему не дешево стоило: он исхудал, вид его, выражавший прежде детскую кротость и детскую беззаботность, стал выражать дикость запуганного зверя; на отца он не мог смотреть без ужаса и отвращения. Побился еще года два пономарь с сыном, увидел наконец, что он глупорожденный, и предоставил ему полную волю.Освобожденный Левка стал пропадать целые дни, приходил домой греться или укрываться от непогоды, садился в угол и молчал, а иногда бормотал про себя разные неясные слова и вел дружбу только с двумя существами - со мной и с своей собачонкой. Собачонку эту он приобрел неотъемлемым правом. Раз, когда Левка лежал на песке у реки, крестьянский мальчик вынес щенка, привязал ему камень на шею и, подойдя к крутому берегу, где река была поглубже, бросил туда собачонку; в один миг Левка отправился за нею, нырнул и через минуту явился на поверхности с щенком; с тех пор они не разлучались. Лет двенадцати меня отправили в семинарию. Два года я не был дома, на третий я приехал провести вакационное время к отцу…. Левка сопровождал меня на всех прогулках, его безграничная преданность, его беспрерывное внимание сильно трогали меня. Привязанность его ко мне была понятна, один я обходился с ним ласково. В семье им гнушались, стыдились его; крестьянские мальчики дразнили его, даже взрослые мужики делали ему всякого рода обиды и оскорбления, приговаривая: "Юродивого обижать не надо, юродивый - божий человек". Он обыкновенно ходил задами села, когда же ему случалось идти улицей, одни собаки обходились с ним по-человечески; они, издали завидя его, виляли хвостом и бежали к нему навстречу, прыгали на шею, лизали в лицо и ласкались до того, что Левка, тронутый до слез, садился середь дороги и целые часы занимал из благодарности своих приятелей, занимал их до тех пор, пока какой-нибудь крестьянский мальчик пускал камень наудачу, в собак ли попадёт или в бедного мальчика; тогда он вставал и убегал в лес. …Я тогда уже оканчивал риторику, и потому нетрудно понять, отчего мне в голову пришло написать "Слово о богопротивном людей обращении с глупорожденными". Желая расположить мое сочинение по всем квинтиллиановским правилам, я, обдумывая его, пошел по дороге, шел, шел, не замечая того, очутился в лесу; так как я взошел в него без внимания, то и не удивительно, что потерял дорогу, искал, искал и еще более терялся в лесу; вдруг слышу знакомый лай Левкиной собаки; я пошел в ту сторону, откуда он раздавался, и вскоре был встречен Шариком; шагах в пятнадцати от него, под большим деревом, спал Левка. Я тихо подошел к нему и остановился. Как кротко, как спокойно спал он! Он был дурен собой на первый взгляд, белые льняные волосы прямо падали с головы странной формы, бледный лицом, с белыми ресницами и несколько косившимися глазами. Но никто никогда не дал себе труда вглядеться в его лицо; оно вовсе не было лишено своей красоты, особенно теперь, когда он спал; щеки его немного раскраснелись, косые глаза не были видны, черты его выражали такой мир душевный, такое спокойствие, что становилось завидно. Тут, стоя перед этим спящим дурачком, я был поражен мыслью, которая преследовала меня всю жизнь. С чего люди, окружающие его, воображают, что они лучше его, отчего считают себя вправе презирать, гнать это существо, тихое, доброе, никому никогда не сделавшее вреда? И какой-то таинственный голос шептал мне: "Оттого, что и все остальные - юродивые, только на свой лад, и сердятся, что Левка глуп по-своему, а не по их"....И я постоянно возвращался к основной мысли, что причина всех гонений на Левку состоит в том, что Левка глуп на свой особенный салтык, - другие повально глупы; и так, как картежники не любят неиграющего, а пьяницы непьющего, так и они ненавидят бедного Левку. Однако диссертации я не написал; для меня, ученика семинарии, казалось трудным и даже неприличным писать о таких суетных предметах. Нас учили всё писать о пре