Кабуки - театр немых сцен

Чаще всего представление кабуки строится на пантомиме и представляет собой набор определенных канонических поз, движений, сценок, выхода и ухода со сцены под музыку. Иногда эти сцены слабо связаны между собой и разыгрываются только для демонстрации безупречной актерской техники. Подобные сцены могут показаться европейскому зрителю абсолютно абсурдными, но именно они приносят наивысшее наслаждение японскому зрителю, не нуждающемуся в некоей истории, взятой из реальной жизни. К кабуки неприменимы такие термины, как драма, конфликт, мимесис и т.п. Даже актерское мастерство носит специфический характер, отличный от европейского, так как выходит за рамки сценической речи. То есть игра японских актеров начинается тогда, когда кончаются слова. Актер проявляет себя как актер именно во время ремарок, когда ему не нужно произносить текст.

Даже «переигрывать» японские актеры могут именно в немых сценах, когда, например, нужно пристально посмотреть друг другу в глаза в попытке скрыть истинные чувства, не показывать боль от разлуки, нечаянно сломать деревянную подставку самбо в приливе гнева и т.д. Если говорить о постановке пьесы кабуки, то надо сказать, что здесь господствует формалистский поход, призванный оказать максимальное впечатление на зрителя. Для драматурга кабуки важнее не литературный талант, а талант живописца, потому что задачей автора объявляется создание картинки, яркой и эмоциональной.

Устройство театра кабуки, начиная от декораций и костюмов и кончая композицией и актерским исполнением, может сформировать впечатление о нем как о театре примитивном, приземленном, неоригинальном и даже бессмысленном. Однако подобные оценки имеют место только со стороны европейского зрителя, знакомого с театральным искусством по пьесам Ибсена, Чехова, Шоу, Брехта и многих других столпов драматургии. Кабуки – это представление, в которое можно целиком погрузиться, только отринув привычные установки и взглянув на искусство глазами человека иной культуры.

1.2 ТЕАТР-КАБУКИ В СОВРЕМЕНнЫХ FASHION- И BEAUTY-ИНДУСТРИЯХ

Кабуки — традиционное японское театральное искусство, беззвучно повествующее притчи страны восходящего солнца. Лицедеи в основном мужчины, костюмы и движения драматичны, грим вместо слов.

Последний компонент, он же самый ключевой, известный среди актеров театра как «кумадори» — процесс нанесения косметики — перевернул современные beauty- и fashion-индустрии, расписав полотно истории моды в красные и черные краски.

Как и в XVII веке, так и сейчас процесс приготовления к перформансу начинается с нанесения на лицо «оширои», рисовой крем-пудры, плотной консистенции. Вслед за тоном в ход идут краски. Героям позволительны красные губы и стрелки, злодеям же достаются темные широкие брови. В гримерке актера театра кабуки нет визажиста. Каждое прикосновение кисти к лицу во время мейкап-сессии актер осуществляет самостоятельно. Обычно ритуал длится около двух часов и раньше держался в строжайшем секрете. После шоу актер даже прикладывал к лицу лист бумаги, а отпечаток «кумадори» продавали в фойе в качестве сувенира. Времена поменялись и с начала прошлого века доступ в гримёрную открыт, а ИбицоИшикава, потомственный актер из прославленной театральной династии кабуки Мацумото, даже завел Инстаграм-аккаунт, на который уже подписано более 135-ти тысяч людей. Противостоять очаровывающему магнетизму японского синтеза театра, музыкальной игры и танца не смогла ни модная индустрия, ни индустрия красоты.

В 2003-м году, будучи на посту креативного директора Dior, Джон Гальяно, после трехнедельного путешествия по Японии и Китаю, январским, традиционно промозгло-ветряным парижским днем представил коллекцию, в которой культурные различия между востоком и западом были взорваны. Прошлое смешалось с современным, примерно так, как сейчас в столице кабуки — Киото. О таланте Гальяно как кутюрье вряд ли даже у самого гадкого скептика или унылого мизантропа могли закрасться сомнения. Парча, тафта, невообразимые воланы из невесомого шифона и юбки из креолина. Настоящий хард-кор романс, повествующий о сенсационной победе цвета и фактуры. Но именно эта коллекция говорит о Гальяно как о потрясающем сценографе и театральном режиссере. Традиционный подиум получил роль «цветочной тропы», авансцены действия, а каждая из моделей свое амплуа. Злодеи, герои и простолюдины, скрытые за «кэсё» (С японского — грим) в исполнении команды визажистов Dior, развернули перед залом целую историю, в которой встретились животное и сверхъестественное начало. Шоу Гальяно, запоминающееся до мурашек, было трансформировано им в носибельную версию во время следующей коллекции ready-to-wear, а beauty-индустрия, не дожидаясь ни времени, ни места, озвучила трендом сезона — драматический макияж.

Вслед за Гальяно, в 2004-м году Патрик-Луи Виттон говорит о своем восхищении японским театральным искусством и презентует make-up кейс «Kabuki», созданный в соответствии с актерскими ритуалами нанесения грима. Перед созданием продукта, Патрик несколько дней провел в одной из гримерной театра в Нагои, наблюдая за тем самым длинным процессом визуального перевоплощения. Дизайнер был покорен упорядоченностью и удобством используемых средств макияжа. Процесс гримирования происходил очень натурально, без спешки и смятения. Спустя некоторое время, вдохновленный искусством «кумадори», свет увидел мейкап-кейс с внутренней обивкой из красной кожи, трельяжем и функциональным множеством ниш и ящиков. Сейчас на творение дизайнера вживую можно посмотреть на выставке «LouisVuitton’stravelingexhibitionoftrunks» в Токио, с перепиской — «там, где традиционное мастерство европейского модного дома встретило историческое искусство повествования, поэтическое кабуки».

Практически каждый сезон beauty-индустрия снова и снова возвращается в театральный мир периода Эдо, ища новую геометрию и краски. В 2011-м кабуки-набор блесков и кистей для макияжа презентовал косметический концерн Франсуа Нарса. Для шоу SS 2014 Missoni визажист ЛюцияПирони смешала эффект «cateyes» с традиционным макияжем гейши, а Энтони Ваккарелло в коллаборации с Toмом Пеше добавил акцент на глаза в виде щедрой порции лайнера. Эффект такой уловки — идеальная овальность лица. Такой трюк пришелся бы по вкусу Киотским лицедеям. Японская марка по уходу за кожей «FacePack» решила превратить процесс восстановления и релаксации в настоящий в настоящий артистический перформанс, создав маски с принтом кабуки совместно с авангардистом лондонской модной сцены — легендарным КансаиЯмамото.

Но самый интересный диалог с традиционным японским театральным искусством у визажиста, настоящее имя которого навсегда останется «terraincognito», но его псевдоним «Kabuki» и магия работ действительно обезоруживает. Коллаборации с Рианной, Кети Перри, ЛанойДель Рей, Мадоной, Кайли Миноуг и Майклом Джексоном. Подиумный визаж для таких брендов как ZacPoesen, JeremyScott и Moschino, обложки для Vogue, Harper’sBazaar, W Magazine, дружба и совместная работа со Стивеном Кляйном. Его работа беззвучна и так же прекрасна как традиционное «кумадори».

1.3Особенности создания фантазийного образа «Кабуки» для подиума

Лицо сценического персонажа – объект особо строгой регламентации и канонизации. Здесь переплелись в один сложный узел: традиция по актерской линии, т. е. стремление сохранять и воспроизводить театральный облик великих актеров, основоположников нынешних «династий»; традиция по линии сюжетной, – наделение того или иного драматического персонажа определенными канонизованными историческими чертами, или же чертами, условно выражающими определенный жизненный идеал (храбрость, верность долгу и пр.); наконец, – чисто театральная традиция условного грима, объединяющего в себе все предыдущие моменты (а также и влияние сценических масок старого театра Но) и диктующего, в конечном итоге, сценический облик для каждой роли традиционного репертуара Кабуки. В самом формировании канонов этого условного грима значительную роль сыграла, конечно, цветовая символика, весьма прочно усвоенная всем старым японским искусством. Во всяком случае, театральное лицо актера Кабуки является тем фокусом, где скрещиваются основные генеалогические линии этого искусства. И в этом фокусе особенно четко преломляется важнейший художественный принцип Кабуки – театральная условность методов выразительности. Грим актера условно регламентирован сообразно определяющим типовым чертам изображаемого персонажа. Имеются точные каноны этого условного грима, выработанные великими актерскими семействами прошлого. Так известны каноны ИтикаваДандзюро, – династии, чей последний представитель, величайшей из актеров Кабуки всех времен, Дандзюро IX, действовал в эпоху Мэйдзи (конец XIX века). Вот некоторые из канонов Дандзюро. Благородный рыцарь отмечается белым лицом с широкими черными чертами надбровий, красными полосами вокруг глаз и около углов рта. Крестьяне, представители демоса, наделяются красно-коричневыми лицами, как бы загоревшими от солнца. Комедийные бытовые персонажи гримируют лицо красным, белым и голубым. Храбрый герой, притом герой счастливый, побеждающий, имеет вокруг глаз широкую красную линию, такая же линия спускается к подбородку. Несчастный герой обозначен белыми полосами вокруг красных губ, линиями-морщинами на лбу, продолжающимися кверху на висках полосами бровей. Множество вариантов предусмотрено для целого ряда характерных ролей. Другая система канонов грима, установленная семейством ОноэКикугоро, отличается более широким применением синего цвета в гримировке, и т. д. Условному гриму соответствует условная мимика. Мимические движения отличаются как бы расчлененностью отдельных мускульных зон лица; при этом определенная эмоция «прикреплена» к определенному мимическому движению и не затрагивает остальных черт лица, остающихся неподвижными. Так, устрашение условно выражается сдвинутыми к переносице зрачками обоих глаз, гнев – движением бровей, презрительная насмешка – опущенными углами губ и т. д. Принцип расчлененного условного движения повторяется и в жесте японского актера: и там и здесь мы имеем дело с явственным и глубоким влиянием техники и эстетики кукольного театра, в течение целой эпохи (начало XVIII в.) доминировавшего в Японии над театром живого актера. Именно от двигательных и мимических форм игры кукол исходит расчлененная, децентрализованная мимика японского актера и такой же его жест, – как исходит вообще многое в арсенале средств «условного» театра. Артист выступает иногда в одном и том же акте в двух резко контрастных ролях, – молодой умирающей от болезни, девушки и грубого злодея и т. п., – причем смена этих ролей дает простор для всяческих ухищрений театральной техники (замена актера в определенный момент чучелом, быстрое переодевание и т. д.). Чем резче выявляется это отсутствие специальных амплуа, эта способность к перевоплощению, тем определеннее, однако, подчеркивается единство родового типа каждого отдельного выдающегося актера. Именно это единство типа занимает теперь в системе японского театра, примерно, такое же место, какое у нас занимает специализация по амплуа. Искусство перевоплощения – основа актерского искусства на сцене Кабуки. Перевоплощения опять-таки не натуралистически-иллюзорного, а чисто театрального, – в смысле перехода от одного театрального образа к другому, от одного комплекса театральных форм к другому. Умение преодолевать эти переходы и служит одним из самых важных мерил в оценке мастерства актера японским зрителем. С этой чертой теснейшим образом связан и знаменитый институт «оннагата» (или «ояма») – исполнение всех женских ролей мужчинами: обязанный своим происхождением чисто историческим, бытовым условиям, этот институт, однако, приобрел характер прочного художественного канона именно потому, что он вполне соответствовал всей эстетической основе актерского творчества Кабуки и давал наиболее выразительные образцы искусства актерского перевоплощения.

Совершенство грима таково, что узнать в них мужчину невозможно. Оннагата выглядят, как женщина с очень ярким, демонстративным макияжем.