Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


К структуре диалогического текста в поэмах Пушкина



2018-06-29 601 Обсуждений (0)
К структуре диалогического текста в поэмах Пушкина 0.00 из 5.00 0 оценок




Бочаров С.Г.

Поэтика Пушкина

«Свобода» и «счастье» в поэзии Пушкина

Читавшие Пушкина помнят его строку:

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Противоречие, высказанное в этой строке из стихотворения 1834 года, имеет в поэзии Пушкина свою историю.Противоречие, высказанное в этой строке из стихотворения. «Свобода» («воля») является постоянной пушкинской темой, а «счастье» в контексте особенно значимых пушкинских слов всегда находится рядом, и при этом в проблемном и постоянно меняющемся соотношении со свободой.

Этот вопрос о свободе и счастье был поднят в одном изжурнальных разборов поэмы «Кавказский пленник».Автор статьи обращал внимание на одно слово в тексте поэмы: «свобода»; он рассматривал ситуации,которые определяются в поэме понятием свободы,и находил противоречия.Слово «свобода», помимо общего идейного значения, которым оно наполнено в ранней поэзииПушкина, здесь говорило и о самом поэте в изгнании.

«Природа» и «свобода», таким образом, составляют впоэме повторяющееся созвучие. Они созвучны в миреестественной вольности, куда стремился герой поэмы, нов котором он очутился пленником.Герой в поэме оказывается в таком положении, что его порывы к свободе не могутприйти в контакт и совместиться с окружающей его свободойгорцев. Если последняя — это их реальная жизнь,то первые — это его идеальное устремление.

Ситуация поэмы построена таким образом, чтобы заэтим стремлением героя сохранялось абсолютное значение.В любом жизненном контексте — и на родине, и наКавказе — свобода является ценностью, независимой отконтекста, целью, выводящей за этот контекст; этому соответствуетисключительное положение слова «свобода»в поэтическом контексте. Когда Погодин ставил вопросо том, при каких обстоятельствах и при каких отношенияхсвобода может составить счастие, —- то самая постановкавопроса, при которой свобода оказывается обусловленадругим благом, остро противоречила идее свободы и самомузвучанию этого слова в «Кавказском пленнике». Ноэта критика возбуждала вопрос, который оставался открытымв итоге поэмы: вопрос о внутреннем наполнении тойсвободы, которую получает Пленник, если при этом он сохраняетсвой комплекс разочарованности и охладелостико всему, кроме самой свободы. Критике Погодина нельзяотказать в проницательности, ибо она выявляла именноту проблему, которой суждено было в последующие годыстать одной из решающих в творчестве Пушкина; уже в«Цыганах» (1824) эта коллизия свободы и счастья получитзначительно осложненное и углубленное развитие.

Эволюция темы свободы и употребления этого словаПушкиным показывает, как формируется индивидуальныйпушкинский контекст, поэтический мир; и вместе собразованием этого мира «свобода» лишь постепенно становитсявполне пушкинским словом.В ранней поэзии Пушкина это еще слишком общее и внешнее слово, принадлежащее«торжественному словарю» вольнолюбивогосознания первых двух десятилетий XIX в.

1823 год был отмечен для Пушкина кризисом политическихнадежд, связанных с европейскими революциями,и это же время «совпадает с явно намечающимся переломом в его поэтическом пути». Понятие об отношениисвободы и жизни в целом именно в это время подвергается горькому пересмотру и серьезно осложняется.«Свобода» входит в связи реального мира, и вместе с этим перестраивается поэтический текст. В четвертой главе«Онегина» тот самый «торжественный словарь», которыйв ранней поэзии Пушкина звучит как его собственныйпрямой язык, изображается отчетливо как «чужое слово» («почти как вещь») Владимира Ленского.

В «Цыганах» же на место внешнегопротиворечия свободы и неволи («Кавказский пленник»)являетсявнутреннее противоречие его свободыи их воли, в этой иллюзии слияния Алеко с цыганскиммиром.«Вольный житель мира» — это «торжественный словарь»,знакомая нота, вызывавшая в аудитории немедленный отклик.Но здесь, в несобственно-прямой речи Алеко, этогромкое слово звучит сложно, оно имеет скрытый второйплан. Здесь это слово — иллюзия, самовнушение и самообманАлеко.Свобода их называется «воля», судьба называется «доля» (т. е. одновременно судьба и счастье) — и эти два словатрадиционно рифмуются, образуют уравновешенную нерасторжимуюпару.

Можно сделать следующее наблюдение: в пушкинскойпоэзии последнего десятилетия (после 1825 г.) значительноуменьшается частота употребления слова «свобода»(и производных, а также синонимичных слов), зато повышаетсясобственно пушкинская содержательность этогослова, оно вполне становится словом индивидуальногопушкинского поэтического контекста. Эта истинно пушкинская«свобода» вполне самоопределяется в принципиальныхстихах о поэте и обществе второй половины 20-хгодов.

Примером можно считать стихотворение «Из Пиндемонти» (1836).Но «Не свобода, а воля», которую Пушкин изображал в «Цыганах», сохраняется для негокак непреходящая ценность, хотя сами «Цыганы» остаютсяпозади.

Лотман Ю.М.

К структуре диалогического текста в поэмах Пушкина

Проблема монологической или диалогической структуры повествования связана не только с лингвистическим изучением типов речи. Монологическое или диалогическое построение речи в системе естественного языка — наиболее яркий и изученный случай более общих закономерностей построения текста. Непременным условием диалога является возможность существования двух выраженных точек зрения. Это подразумевает наличие двух сопоставимых кусков текста, отличающихся направленностью, точкой зрения, оценкой, ракурсом и совпадающих по некоторому «содержанию» сообщения или его части.

Существенным признаком диалогической речи можно считать смену точек зрения.В этом смысле можно говорить о двух принципах построения текста: монологическом, при котором текст строится как соединение повествовательных единиц с одной общей для всех фиксированной точкой зрения, и диалогическом, конструктивным принципом которого будет соединение сегментов с различными точками зрения.

Реалистические произведения Пушкина строятся по системе диалога или полилога на уровне стиля, лексико-семантических систем, жанровых моделей и интонаций («ЕвгенийОнегин») или идеологических концепций («Капитанская дочка»). Гораздо интереснее отметить, что и романтические поэмы Пушкина — в этом, видимо, одна из характерных особенностей пушкинского романтизма — далеки от монологизма. Это тем более примечательно, что монологическое построение текста — одна из наиболее ощутимых и поддающихся точному учету сторон романтизма.

Романтические тексты тяготели к лирическому монологу, и спонтанный диалогизм «южных поэм» Пушкина ставил их на особое место в общей картине литературы романтизма.Стоит обратить внимание на одну сторону специфики романтических поэм Пушкина как целого — наличие рядом со стихотворным определенного прозаического текста (предисловий, примечаний), посвященного той же теме и дающего другую точку зрения на тот же объект.Все поэмы Пушкина могут быть разделены на две группы: снабженные примечаниями, то есть построенные как сочетание стихотворного и прозаического текста, и лишенные примечаний, в которых стихотворный текст равен тексту поэмы.

Именно «южные» — наиболее романтически-одноголосые — поэмы Пушкин стремился включить в сложное архитектоническое целое, разработав для поэтического текста настоящую раму из предисловия и примечаний. К тому же дело заключалось не только в том, чтобы соотнести стихи и прозу, но и о соотнесении своего текста с чужим. И если в «Евгении Онегине» «чужое слово» в виде многочисленных цитат, ссылок и реминисценций вошло в самую ткань пушкинского текста, то в поэмах южного периода оно сопровождало текст как «свидетельство со стороны».

Тип пушкинского примечания к поэме образовывался постепенно. В «Кавказском пленнике» прозаический комментарий носит еще характер словарных примечаний, подчеркивающих «местный колорит» непереведенной, специфически кавказской, лексики. Такое дополнение к основному тексту закрепилось в поэтике русского романтизма.«Бахчисарайский фонтан» не имел примечаний в прямом смысле слова. Их заменил прозаический текст послесловия.

Итак, многоголосное построение текста, при котором стихотворная ткань не равно произведению, а составляет его часть, сохранилось в творчестве зрелого Пушкина как форма восприятия и подачи читателю собственного раннего творчества. Однако зародилось оно в южный, романтический период. Это связано с органически свойственным Пушкину и противоположным поэтике романтизма стремлением допустить возможность «другого» взгляда на жизнь, другого построения текста, тяготением к диалогу.

С переходом к работе над дальнейшими эпическими замыслами судьба супертекстовых элементов могла быть двоякой. С одной стороны, открывался путь использования предисловий, посвящений, эпиграфов и примечаний так, как это наметилось уже в публикации первой главы «Евгения Онегина». С другой — вырисовывались «Цыганы» и последующее движение к драме. Окончательный текст поэмы отделился от примечаний — в печати «Цыганы» появились без них. Это явилось, видимо, следствием того, что диалогическая структура была перенесена внутрь самого поэтического текста. Но дело не только в этом, а и в несовместимости моделей мира, даваемых поэтическим текстом и примечаниями. Разрыв зашел слишком далеко.

Поворот Пушкина к реализму был связан с изменением в осознании жанровой специфики поэмы. В общем движении к прозе как лучшему выразителю «поэзии жизни действительной» поэме отводилось особое место: она становилась поэтическим адекватом прозаического повествования — «повестью в стихах». Поскольку диалог поэзии и прозы приобретал здесь новый смысл, уходил внутрь конструкции (стоит сравнить, например, диалог строфической интонации октав и бытовой лексической интонации в «Домике в Коломне», напряжение между «поэзией» и сюжетом в «Графе Нулине»), необходимость в супертекстовых элементах отпадала, и «Граф Нулин» появился без каких-либо авторских примечаний.

«Полтава» восстанавливала право поэмы, выступающей не как имитация или заменитель других жанров, а в своей собственной эмоционально-стилистической и жанровой сущности. Внутреннее построение поэмы, как это глубоко показал Г. А. Гуковский, было основано на конфликте, споре двух идейно-стилистических тенденций: романтической (личной) и государственной. Это определило диалогическое напряжение между частями текста, сюжетными линиями, образами, стилем.

Диалогизм стиха и прозы составляет одну из существенных сторон текстообразующего напряжения на всем протяжении творчества Пушкина. Специального исследования заслуживает конфликт этих двух структурных начал внутри драм Пушкина. Этот принцип построения текста развертывался на фоне противопоставления стиха и прозы как одной из основных, динамических оппозиций, строящих культуру эпохи.

Манн Ю.В.

Русская литература 19 века. Эпоха романтизма.

Глава 2.



2018-06-29 601 Обсуждений (0)
К структуре диалогического текста в поэмах Пушкина 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: К структуре диалогического текста в поэмах Пушкина

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:
Личность ребенка как объект и субъект в образовательной технологии: В настоящее время в России идет становление новой системы образования, ориентированного на вхождение...
Почему люди поддаются рекламе?: Только не надо искать ответы в качестве или количестве рекламы...
Организация как механизм и форма жизни коллектива: Организация не сможет достичь поставленных целей без соответствующей внутренней...



©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (601)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.01 сек.)