Самое полноценное цветение русского романтизма

Южные поэмы Пушкина.

Изучение поэтики пушкинской романтической поэмы следует построить на двух группах проблем. С одной стороны, структура конфликта, или коллизии (эти понятия мы употребляемкак синонимические); с другой - художественное повествование,особенности жанра. Также стоит отметить, что в русской романтической поэме второй половины 1820-х -начала 1830-х годов (раньше и полнее, чем в любом другом жанровом направлении русского романтизма) сложилась более илименее устойчивая структура конфликта. Это произошло под влияниемюжных поэм Пушкина, после их появления.

«Кавказский пленник»

В «Кавказском пленнике» (1822), содержащем первый набросокромантического героя, или, как говорил Пушкин, «герояромантического стихотворения» (письмо В.П. Горчакову, октябрь-ноябрь 1822), уже чувствуется намерение подчеркнутьособое положение этого персонажа.Подробно разработано в поэме отчуждение центрального персонажа: мы видим различные стадии этого процесса, узнаемнекоторые конкретные эпизоды и моменты его жизни.Герой поэмы - именно беглец, странник.Это существенно потому, что Пушкин явно желал придать герою свои собственные черты». Это еще более существеннопотому, что придает бегству и пребыванию пленника наКавказе характер свободно и сознательно совершенных поступков(для военного они могли быть просто результатом воинскойдисциплины). А это, в свою очередь, формирует весь конфликтпоэмы, в котором отчуждение главного героя последовательнодоводится до самой резкой формы - до разрыва и бегства.

Стоит приступить к мотивировке отчуждения. Она содержится уже в начале поэмы в краткой предыстории героя.Собственно, здесь развернут целый спектр мотивов, данных с различной степенью яркости и неуловимо переходящиходин в другой.Но постепенно из круга мотивов с наибольшей яркостью выступают два: жажда свободы и переживание любви.То, что свобода действительно была важнейшим побудительныммотивом бегства, подчеркивается особым авторскимотступлением, строфически отделенным от предшествующеготекста и исполняющим функцию объективирования психологическогопереживания.Но постепенно свобода как побудительный мотив отступничества и бегства вытесняется другим мотивом. Еще в предысториицентрального персонажа (в начале первой части поэмы)глухо упоминалось о «безумном сне» любви. Потом, после упоминанияо вспыхнувшем чувстве черкешенки к пленнику, осторожно,в форме предположения, вводится мотив прежней любвигероя.Так, начав с широкого спектра мотивов отчуждения, Пушкин, как может показаться, постепенно сужает их до двух ведущих,чтобы к концу поэмы оставить один, самый главный – мотивнеразделенной любви.

Современная Пушкину критика сочла мотивированиепоступков пленника неполным и противоречивым и тотчас жепотребовала от автора дополнительных объяснений.Претензии порождены не столько субъективной ошибкой критиков, сколькостолкновением устоявшихся эстетических представлений с художественным новаторством.Плетнёв выделял указанный мотив среди других, он первым выступил с критикой поэмы.

Романтическое переживание любви - то новое, что прокламированона исходе XVIII в. европейским романтизмом и противопоставленоим культу любви античному (но с опорой на средневековые куртуазные традиции), - коротко говоря, заключалосьв крайнем повышении ее идеального значения. Это характеризоваловсе направления и разновидности романтизма.Любовь ставится тем самым в один ряд с такими высшими категориями,как универсум, познание.Мало сказать, что любимая женщина возвеличивается - она обожествляется, так как представляет в глазах поэта высшиесубстанциальные силы бытия.Чувственный элемент любовного переживания при этом вовсе не исключается.Плетнев не хочет видеть связи - характерно романтической связи - между трагедией любви и крушением всего мироощущенияи миросозерцания.

Другой упрек Плетнева касается самого любовного чувства пленника - его чистоты и, так сказать, интенсивности.Чувство любви центрального персонажа должно быть постоянным, не допускающим иных сходных эмоций и переживанийи целиком сосредоточенным на избранном предмете. Вот изкакого представления вытекает упрек Плетнева пленнику.Этот упрек задевает особенности духовной жизни персонажа,которые уже с трудом улавливаются романтической концепцией,не вписываются в нее.

Второй критик – Погодин. Позиция Погодина оттеняет пушкинский метод сочетания эмпирически несовместимого и нелогичного.Погодин не понимал, почему страсть к свободе вновь вспыхнула в пленнике«именно после объяснения черкешенки».Погодин ловит автора «Кавказского пленника» еще на одном «противоречии»: «друг природы», «отступник света»,герой поэмы никак не может подружиться с нею.

Во многих произведениях до и после Пушкина отдаленныйкрай и населяющий его первобытный народ являлись целью бегстваи скитальчества центрального персонажа. Именно там стремилсяон найти (и в той или другой мере находил) воплощениеразрушаемых цивилизацией высоких идеалов Природы.

Как видно из всего сказанного, в «Кавказском пленнике»тонко совмещены два смысла понятия «свобода»: свобода какосвобождение от черкесского плена и возвращение на родинуи свобода как то идеальное состояние, к которому герой стремилсяеще на родине и которого он жаждет, естественно, и сейчас.Первое неуловимо сливается со вторым, конкретное значение -с идеальным. Это не могло не вызвать сложного характера восприятияпоэмы.

«Кавказский пленник в зеркале пародий»

Свидетельство зрелости какого-либо направления, стиляи т. д. - появление на них пародий. «Кавказский пленник» вызвалнесколько таковых: это прежде всего «Московский пленник.Повесть в стихах. Сочинение Ф. Соловьева» (М., 1829) и «Калмыцкий пленник».«Калмыцкий пленник» начинается со сцены отъезда героя из столицы, очевидно, не без влияния первых строк «ЕвгенияОнегина», уже известного пародистам.Чуть позже сообщается и о мотивах отчуждения - это, как и у пушкинского героя, несчастная любовь.

А впереди маячат новые треволнения в незнакомом краю,«в пустой, далекой стороне» и, как подсказывает название, калмыцкийплен... Большего, правда, узнать нам не дано: произведение,занимающее две малоформатные странички, обрывается наполуслове, что, возможно (как указал Жирмунский), служит пародиейна фрагментарность и незаконченность романтическогоповествования.

Другое же произведение - «Московский пленник» - являетсобою более полную картину травестирования элементовромантической коллизии.Начальные строки, в параллель к пушкинскому тексту(«В ауле, на своих порогах, / Черкесы праздные сидят...»), переносятнас в среду «естественного народа» - на сей раз это карточныеигроки.Но вот появляется еще один игрок с незнакомцем (как черкес с русским пленником).Значит, вводится такой сюжетный ход, как бегство (из Калуги в Москву!), и указывается (пока очень бегло и приблизительно)мотив поступка - «наскучила» родина.И тут претерпевает изменение сама ситуация – бегствои освобождение оборачиваются узничеством и рабством.Вступает в действие поэмы-пародии и второй персонаж романтической коллизии, влюбленная в «пленника» девушка -на сей раз это «московская дева».Включение в коллизию второго персонажа интересно и тем, что пародирует саму двойственность, «дублированность»процесса отчуждения, протекающего в «мужском» и «женском»вариантах.

«Братья – разбойники и «Бахчисарайский фонтан»

Общее у этих произведений - стремление найти новогогероя романтической поэмы, героя не Я («Я не гожусь в героиромантического стихотворения»). Всякий намек на сходствоцентрального персонажа и Я (и авторское, и конкретно-биографическое)заведомо устранялся полной инородностью среды,к которой принадлежал персонаж: культурной, социальной, этнографической,а в «Бахчисарайском фонтане» еще и национально-исторической. При всей романтической условности соответствующегоколорита сама установка на экзотику – этнографическуюили историческую, - конечно, хорошо ощущалась и составлялазначимый художественный фактор.

Одновременно, как отмечено выше, шла перестройка всегоконфликта. В «Братьях разбойниках» (1821-1822) в начальнойстрофе монолога героя дана обязательная для романтическогопроизведения мотивировка отчуждения и бегства, но заведомоопрощенная, сниженная.Ю.Н. Тынянов отметил особенность стиля южных поэм Пушкин возвращает словам их прямое, неметафорическое значение.В дальнейшем мы увидим, что это нововведение повлияло на развитие конфликта во многих произведениях русскогоромантизма.По сравнению с «Кавказским пленником» более определенна- и одновременно вновь снижена - цель бегства главныхгероев. Теперь-то мы знаем, куда они обратили свои стопы и чемони там занимались.

Сходство между разбойничьей и черкесской вольностью (вспомним, кстати, что последняя именовалась в «Кавказскомпленнике» «воинственным разбоем») заключается в ее двузначности.Это - свободолюбие, непокорность, широта души, товарищество.Но это же - жестокость, невежество, беззаконие, убийства.Обе стороны нерасторжимо слиты в поэзии удалого, нескованногочувства, пронизанного фольклорным духом, и замечательно,что этим духом впервые был овеян центральный персонажромантической поэмы, прошедший через романтический искусотчуждения. Мы встречаем в поэме уже почти гоголевскуюпоэзию «быстрой езды» и упоминание тройки - одно из раннихвоплощений этого художественного мотива.

Правда, критики воздали должное фольклорному колоритупоэмы уже спустя полтора десятилетия, в свете более позднихпроизведений Пушкина и общего «национального направления»русской литературы.Такой фольклорный колорит был неприемлем не сам по себе: наоборот, двузначность «вольницы»(как мы уже говорили) отвечала духу тогдашнего мышления и его тенденции к диалектике. По той же причине (не говоря ужеоб общем интересе ко всему народному, к духу национальности)вызывала глубокое понимание сама народная поэзия, включаяразбойничий фольклор.

Перейдем к «Бахчисарайскому фонтану» (1821-1823).Это единственная из южных поэм, которая начинается неописательной или лирической заставкой, а портретом центральногоперсонажа. В этом портрете - типичные черты романтического героя.ВГирее, с его мотивировкой безответной любви, Пушкин возвращается к герою «Кавказского пленника» («...я не знал любви взаимной»), но только по-новому. Вернее сказать, он дублируетмотивировку из первой южной поэмы на ином уровне.

Надо заметить, что вообще в этой поэме Пушкин осуществилинтересный и не разгаданный современниками опыт перегруппировкимоментов «сложности» и «недосказанности». Сутьопыта в том, что недосказанность количественно возрасталав одном, наименее существенном направлении, за счет чего уменьшаласьв другом, более важном. Первое направление - событийное,сюжетное; второе - объяснения и мотивировки поступковглавных персонажей. В глазах критиков первое направление совершеннозаслонило собою второе, и «Бахчисарайский фонтан»заслужил репутацию самой загадочной (и в этом смысле романтической)из поэм Пушкина.

В «Кавказском пленнике» «намеки» на самоубийство черкешенкиотличались достаточной определенностью.В «Бахчисарайском фонтане» обстоятельства гибели Марии завуалированы.Но в той мере, в какой Пушкин нагнетал тайну вокруг одного из сюжетных узлов поэмы, он прояснял саму мотивировкуромантического отчуждения. В «Кавказском пленнике» действовалсложный комплекс мотивов, не примиренных в своей эмпирическойданности и заставлявших искать между ними соединительнуюлинию (вот где прежде всего читатель выступал как«подмастерье» автора!). В «Бахчисарайском фонтане» сложностимотивировки нет.

Смысл "Бахчисарайского фонтана" совсем не в Гирее, а в синтезе двух женских образов,двух типов любви, между которыми колебался Пушкин:это противоречие между идеалом Мадонны, которая "выше мираи страстей", и вакхическим идеалом чисто "земной", не знающейкомпромиссов языческой страсти.Все три героя (Гирей, Зарема и Мария) лишь отчасти объединены единством любовной, психологическойситуации вообще. Как и в «Кавказском пленнике», рядом с отчуждением центрального героя протекают сходные духовныепроцессы женских персонажей (уже не одного, а двух). Тут-то иоткрывается причина введения в характеристики героинь предыстории,правом на которую обычно обладал лишь герой поэмы.Ведь предыстории описывают состояние персонажа до кризиснойточки, когда он был еще объединен наивно-гармоническимиотношениями с людьми, с окружением.все три персонажа к началу действия поэмы, или несколько позже, подведены к кризисной точке, когдасложившаяся ситуация кажется непереносимой, а смерть – неизбежнойили желанной.Автор «Бахчисарайского фонтана» словно пропускает главную мотивировку отчуждения по несколькимвзаимоотражающим плоскостям. В «Кавказском пленнике» мотивировкаотвергнутой любви у черкешенки взаимодействоваласо сложной, отнюдь не только любовной мотивировкой пленника.В «Бахчисарайском фонтане» мотивировка развивается какодна тема с вариациями, гармонически объединяя центральногоперсонажа с его окружением.

Таким образом, в «Бахчисарайском фонтане», как почтиодновременно и в «Братьях разбойниках», происходит объективизацияромантической коллизии. Ведущий момент этого процесса- изменение масштаба центрального персонажа; последнийпонижен, низведен на иной уровень. Происходит определенноедистанцирование автора и персонажа, однако в последнем сохраняетсянечто существенное, романтически содержательное.К тому же в «Бахчисарайском фонтане» впервые проявилсяиной подход к двузначности и центрального персонажа и окружения.Благодаря единству коллизии и в конечном счете единству мотивировки, «Бахчисарайский фонтан» первым из южных поэмПушкина оставил у читателей впечатление цельности и полнойзаконченности.

«Цыганы»

В «Цыганах» (1824-1825) мы наблюдаем, так сказать,повышение уровня центрального персонажа. Алеко в высшейстепени идеологизирован, иначе говоря, мотивировка его отчужденияи бегства насыщена современным идеологическим содержанием.Весь духовный, эмоциональный облик Алеко, как он вырисовывается в поэме, также обличает в нем представителя «молодежи19-го века».

В «Кавказском пленнике» центральный персонаж былопределен со стороны целого общественного уклада («но европейцавсе вниманье...»). В «Цыганах» мы встречаем сходное определение:«презрев оковы просвещенъя». Понятие сдвинуто в другуюплоскость: противопоставление дано по шкале историческоговремени, социальных укладов (просвещение и первобытныйнарод), а не по шкале национально-религиозных укладов (европейское-азиатское), хотя по содержанию оба измерения почтиидентичны.

Центральный персонаж «Цыганов» вновь самым ближайшим образом соотнесен с авторским идеалом. БлизостьАлеко автору выражена не столько сходством имен (Алеко,как неоднократно указывалось, - цыганская форма имени Александр),сколько серьезностью и богатством того содержания,которое, составляя духовный мир персонажа, мотивирует его разрывс «цивилизацией». Установка на экзотичность - национальную,этнографическую, историческую, - создававшая естественнуюдистанцию между автором и героями таких его произведений,как «Братья разбойники» и «Бахчисарайский фонтан»,в отношении «Цыганов» уже не проявлялась; центральный персонаж,несмотря на некоторый, что ли, символический лаконизмсвоего облика (об этом ниже), восходил к тому же, что и автори его читатели, цивилизованному, европейски просвещенномуслою XIX в.

Соотносимость персонажа с авторским идеалом означалавовсе не их тождественность (надо ли говорить, что Пушкин всегдавыше своего героя?), а способность персонажа выражатьсущественные стороны конфликта идеологически полно и насовременном языке.

Бросается в глаза: насколько подробно и полно дана мотивировкабегства Алеко, настолько скупо вырисовываются событияего прошлой жизни. Мы узнаем о нем несравнимо меньше,чем о пленнике. Единственный конкретный факт - «его преследуетзакон» - сообщается не самим персонажем (или повествователем),но другим лицом, Земфирой, со слов Алеко.

Очевидна, однако, тенденция Пушкина: не внося полнойясности, внушить читателю мысль о возможности сходных событийв прежней жизни Алеко.Пушкину для финального трагического вывода очень важно впечатление замкнувшегося круга, хотя, повторяем, полнойсюжетной ясности в поэме намеренно не дается.

Но в том-то и дело, что неясность событийной линии совмещаетсяв «Цыганах» с большей определенностью мотивировки.В последней нет тех непримиренных и широких смысловых пространств,которые отличали мотивировку пленника. Вместе с тем душевные устремления Алеко направлены не вне художественного мира поэмы, как у пленника, они всецело заключеныв пределах этого мира. Поэтому закономерно, что, несмотряна ореол таинственности, характер Алеко оставлял впечатлениебольшей определенности.

Ситуация, взятая в основу поэмы (Алеко среди цыган), вытекаетиз целей и устремлений центрального персонажа; она ненавязана ему силой (как черкесский плен герою первой южнойпоэмы).Одновременно претерпевает изменение и другой участник ситуации - окружение центрального персонажа, цыганская среда.Цыганская среда отходит от той романтической двузначности добра и зла, которая была намиохарактеризована выше.

В «Кавказском пленнике» окружение не могло быть равноправным диалогическим партнером центрального персонажа. Оно могло лишь составлять для него предмет живого, не свободного от оттенка снисходительности любопытства. В «Цыганах» - это равноправный партнер коллизии. Его значение идеологизированов той же мере, в какой и позиция Алеко. И если Алеко - «сын цивилизации», порвавший с родною почвой, то цыганская среда вправе представлять противоположное идеологическое состояние. И оба состояния вправе помериться силою.Алеко принес с собою не только «страсти», но и высокий критерий общественной гармонии, который не выдерживаетцыганская среда.Однако цыганская община - совсем не идеал «золотого века». Лишь рассматриваемая сама по себе, она приближаетсяк «руссоистской среде»; в соотнесении же с Алеко она теряет всякоеправо на моральную неоспоримость и, следовательно, идеальность(так же как и речь ее «глашатая» - старого цыгана). А оцененнаяс точки зрения высокого и поэтому абстрактного идеала(как ее оценивает Алеко), она способна даже вызвать глубокоеи горькое разочарование.Таким образом, развитие ситуации поэмы приводит героя к новому состоянию - к отчуждению от нового окружения, от тойсамой естественной первобытной среды, которая должна былауврачевать его раны и вселить ощущение гармонии и покоя.

Мы опирались преимущественно на«основной текст» пушкинских южных поэм, оставляя в стороне такиеих компоненты, как посвящение, авторские примечания и приложения,- там, где они имеются. Материал эпилогов также привлекалсянами ограниченно, лишь для уяснения системы конфликтов.

Все это выдвигает перед нами особую проблему – проблемуобщего состава романтической поэмы, что, с одной стороны,связано с жанровой природой романтической поэмы и ее происхождением,а с другой - с характером романтического повествованиявообще.