Из информационного бюллетеня штаба полиции безопасности и СД №6 «Сообщения из оккупированных восточных областей» - о положении Церкви в Белоруссии

5 июня 1942 года.

Г. Берлин.

Секретно.

«В церковной жизни Белорутении уже открыто и ясно поставлен вопрос о великороссах. Дабы и в церковной сфере отколоть белорутенов от Великороссии и сделать независимыми, генеральный комиссар вызвал к жизни автокефальную православную белорутенскую национальную церковь. Однако следует констатировать, что эта белорутенская национальная церковь стала сборищем круга великорусских священников, хотя гражданская администрация, отдавая соответствующие указания идти в ногу с развитием Белорутении, и не совершала ошибок, и неизменно получала со стороны руководства автокефальной церкви заверения в том, что не возникнет никаких трудностей.

Это великоросское развитие в среде белорутенской национальной церкви внимательно отслеживалось, проводился сбор конкретных документальных материалов о прежних связях руководства этой церкви… с выдвинутым Советами архиепископом Сергием, соответственно с Москвой, и о великорусских устремлениях после освобождения Белорутении немцами…

Минск поддерживает связи с великорусскими центрами в Варшаве, Гродно, Вильнюсе, Пинске, Риге…

Предпринимались многочисленные попытки пресечь подобные связи, что, однако, не всегда было возможно уже потому, что священники объявлялись в Минске с разрешениями на въезд…»

В октябре 1941 г. Генеральный комиссариат Белоруссии поставил в качестве условия для легализации деятельности местного епископата проведение им курса на автокефалию Белорусской Православной Церкви. Эти планы активно поддерживались узкой группой националистической интеллигенции, которая не только оказывала всяческую поддержкугитлеровским властям, но и зачастую подталкивала их к более решительным действиям по разрушению канонического церковного единства. После отстранения от дел митрополита Минского и всея Белоруси Пантелеимона (Рожновского) и заключения его в тюрьму СД, в августе 1942 г. радением нацистского руководства был созван Собор Белорусской Церкви, который, однако, даже испытывая мощный прессинг со стороны националистов и оккупационных властей, отложил решение вопроса об автокефалии на послевоенное время. Осенью 1942 г. активизировались попытки Германии разыграть антимосковскую «церковную карту» — разрабатывались планы проведения Поместного Собора в Ростове-на-Дону или Ставрополе с избранием « своего» Патриарха.

Германские власти достаточно быстро поняли, какой эмоционально патриотический заряд несет в себе восстановление церковной православной жизни на оккупированных территориях и потому пытались жестко регламентировать её формы. Ограничивалось время проведения богослужений — только ранним утром в выходные дни — и их длительность. Колокольный звон был запрещен. В Минске, к примеру, ни на одном из открывшихся здесь храмов нацисты не разрешили воздвигнуть кресты. Вся церковная недвижимость, которая оказалась на занятых землях, объявлялась ими собственностью рейха. Когда оккупанты считали это необходимым, они использовали храмы в качестве тюрем, концлагерей, казарм, конюшен, сторожевых постов, огневых точек. Так, под концентрационный лагерь для военнопленных была отведена значительная часть территории древнейшего в западной Руси Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря, основанного еще в XII веке.

Из вышесказанного видно, что на оккупированных территориях нацисты прежде всего пытались инспирировать или возрождать церковные расколы.

Особый размах эта тактика приняла на Украине, где и без того существовало множество самостийных церковных группировок. Впрочем, их позиция по отношению к нацистам была различна. Например, униатское духовенство открыто приветствовало гитлеровцев и активно участвовало в бандеровском движении. «Украинская автокефальная церковь» также занимала явно антимосковскую позицию. Однако вынужденно созданная Украинская автономная церковь, хотя и не признавалась в качестве такой Местоблюстителем Патриаршего престола, занимала патриотическую позицию, за что подверглась преследованиям. Тем не менее, религиозный фактор играл здесь значительную роль, и принадлежность к той или иной конфессии зачастую стоила их приверженцам жизни – украинские националисты безжалостно расправлялись со всеми своими противниками без различия сана. Оккупационные власти при этом старались максимально использовать различные украинские религиозные течения для стравливания друг с другом верующих и поощрения разделения украинского народа по признаку принадлежности к той или иной церкви.

Довоенные автономные церкви были воссозданы и в Прибалтике.

Антицерковная политика гитлеровцев выражалась не только в провоцировании и поощрении расколов, но и в «идеологической обработке» населения.

На оккупированной советской территории нацистские СМИ настойчиво обсуждали тему гонений на религию и верующих со стороны большевиков, подчёркивая, что германские власти предоставляют религиозную свободу. Оккупанты «рекомендовали» священнослужителям в проповедях выражать верноподданнические чувства к Гитлеру и Третьему рейху, а также проводить особые молебны за победу Германии и «спасение Родины» от большевиков.

Бывали случаи, когда нацисты (в пропагандистских целях) открывали церкви, а затем устраивали ритуалы беспримерного вандализма. Только в Подмосковье сожжена с населением церковь в Ершове Звенигородского района, взорван храм Воскресения Господнего в монастыре Новый Иерусалим. Перед вами - икона, пробитая немецким штыком.