Территория, границы и ресурсы

Вопрос о территории и природных ресурсах имеет самое прямое отношение к состоянию межэтнических отношений и к возникновению конфликтных ситуаций, а открытые вооруженные конфликты почти всегда связаны именно с этими вопросами. Причем территория имеет не только утилитарное значение ресурса жизнеобеспечения, но и символический смысл, связанный с историко-культурными ценностями и историческим образом той или иной страны или "исторической территории" того или иного народа. Если говорить о территории в природно-географическом аспекте, то в современном мире размеры территории и заключенных на ней ресурсов становятся все менее значимыми для успешного существования государственных образований. Тем не менее, почти все государства, будучи прежде всего территориальными сообществами, четко оформляют территории границами и жестко их охраняют.

Распад СССР, где административные границы между союзными республиками не были делимитированы, вызвал сложную ситуацию в ряде регионов, особенно в Средней Азии. Во-первых, имеются спорные территории как в горной местности, так и в долинах рек и в оазисах. Попытки установить жесткий контроль вплоть до минирования пограничной полосы, как это сделал в одностороннем порядке Узбекистан на границах с Таджикистаном и Киргизией, приводят к лишениям, поборам и жертвам среди простого населения. Во-вторых, население постсоветских государств, особенно культурно родственное население приграничных районов, не желает признавать жесткие границы. Они мешают человеческим связям, ведению хозяйства, торговле. При упразднении СССР была сделана большая ошибка не только по части отступления от нулевого принципа гражданства, но и в отношении режима новых межгосударственных границ: требовался, как минимум, десятилетний период свободного передвижения и свободного выбора гражданства. Исправить ситуацию задним числом невозможно, но один из выводов следует сделать. Население будет уважать границы, если они будут открытыми.

Казалось бы, открытость постсоветских межгосударственных границ противоречит стремлению государств укрепить свою безопасность и оградить себя от разрушительных внешних влияний со стороны экстремистских сил, в том числе бандитских вооруженных формирований. Но лучше установить более эффективное сотрудничество между властями, вооруженными силами и спецслужбами постсоветских стран, чем сооружать блокпосты и устанавливать мины. В последнем случае недовольство, конфликты и боевики будут порождаться по обе стороны колючей проволоки.

Постсоветские государства располагают разными территориями и природными ресурсами, и в принципе никаких значимых приращений или изъятий по этой части не произошло после распада СССР по линии границ бывших союзных республик. Если не считать того, что некоторые новые государства утратили контроль над частью своих территорий в результате вооруженных конфликтов сепаратистского типа. Это представляет собою одну из серьезнейших проблем для соответствующих стран и для всего Содружества Независимых Государств (СНГ), а отчасти и для международного сообщества. Если национальные правительства жестко настроены сохранять свою международно и взаимно признанную территориальную целостность, то надо полагать, что проблема сепаратистских регионов есть и останется в будущем одной из основных в контексте разрешения существующих конфликтов.

Почти все вооруженные конфликты этого типа произошли в первой половине 1990-х гг. и почти все они закончились своего рода военной победой сепаратистов, однако ни один из самопровозглашенных независимых регионов не достиг своей политической цели – создания признанных и самодостаточных суверенных государств. В то же время, никакая из этих территорий не возвращена полностью под контроль центральных правительств. Некоторые регионы превратились в военно-политические изоляты с налаженной в той или иной степени "блокадной" экономикой и с разными формами политического управления. Такая ситуация длится уже почти десятилетие и может длиться еще долго, что не означает разрешения конфликтов, а только их замораживание с постоянным риском нового цикла насилия. В Чечне это произошло через три года после окончания первой войны, и опыт 1999-2001 гг. по восстановлению конституционного порядка в этом регионе России показывает, насколько трудно отыгрывать назад упущенные ситуации, когда происходит утрата государственного суверенитета над территорией и разрушение существовавшего управления. Но и другой вариант – принятие явочного сепаратистского проекта – также оказывается бесперспективным. Постсоветские государства не примут второй раунд дезинтеграции. Что касается международного сообщества, то этот вариант приемлем для многих только в отношении России, которую поспешно зачислили в "новые империи". Однако Россия располагает достаточными ресурсами, чтобы отстоять собственную территориальную целостность.

В этой связи важнейшим уроком десятилетия является растущее понимание того, что сам по себе раздел государств не решает важнейших вопросов экономического и социально-культурного преуспеяния, а тем более самоопределения народов на этнической основе. Плата за разделы, включая человеческие жертвы и материальные разрушения, оказывается гораздо большей, чем в случае избрания стратегии улучшения порядка управления, в том числе и решения проблем межэтнических отношений на основе внутреннего самоопределения и демократической системы управления. Югославский тупик и постсоветские ситуации знаменуют переосмысление всей проблемы меньшинств, которая доминировала во второй половине ХХ века и которая по инерции остается приоритетной для части европейского сообщества и постсоветского этнонационализма. Смысл этой переоценки состоит в том, что единственный путь решения проблемы многоэтничных сообществ в ее территориальном аспекте – это не проведение новых границ, а поиск новых взаимно устраивающих формул общественной организации в рамках единой территории.

Однако эта общая констатация не решает конкретных проблем урегулирования открытых конфликтов на территории бывшего СССР. Стратегически они могут решаться только двумя путями: разрушением сепаратистских режимов силовым навязыванием воли национальных государств или путем переговорного компромисса. В последние годы использовались оба эти варианта, но о полном успехе какого-либо одного из них говорить рано. Возможно, не только общая констатация странами СНГ уважения территориальной целостности, но и конкретные совместные меры по ее осуществлению способны переломить ситуацию. В любом случае сохранение статус-кво, т. е. состояние замороженности конфликтов, есть наихудший вариант с точки зрения исторической перспективы.

Применительно к внутренней российской ситуации территориальный вопрос также остается одним из конфликтогенных факторов, но его актуальность снижается в последние годы. Публиковавшаяся в самом начале 1990 х гг. некоторыми специалистами-географами "карта-страшилка" с потенциальными территориальными конфликтами оказалась блефом. На сегодняшний день между различными субъектами РФ нет территориальных споров, если не считать нерешенные проблемы последствий ингушско-осетинского конфликта. Отдельные требования радикальных активистов переделать границы на "справедливые" не имеют массовой поддержки и не поддерживаются властями разного уровня. Это не означает, что таковых проблем и их возможной актуализации не существует. Их постоянный мониторинг и выработка адекватных реакций необходимы как в России, так и в других государствах.

В тоже время, внутригосударственные границы могут подвергаться изменениям, особенно если речь идет о границах местных сообществ. Последние во многом существуют и управляются по законам местного самоуправления, где большую роль играет этнокультурная гомогенность населения, хозяйственные и коммуникационные потребности, меняющаяся местная демография, а также представительские и избирательные процедуры. В ряде субъектов имели место вполне рациональные и согласованные решения по изменению местных границ. Эти процедуры должны осуществляться в правовых рамках и на основе волеизъявления. Могут и должны в данном случае учитываться и данные предстоящей в 2002 г. всеобщей переписи населения.

Гораздо сложнее обстоит дело с территориальными границами между субъектами федерации. Их значимость может несколько снизиться в связи с существованием федеральных округов, но не настолько, чтобы производить легкие преобразования, даже если они диктуются экономическими, политическими и другими аргументами. Нынешние границы этно-территориальных автономий (республик) представляются оптимальными, прежде всего, в силу историко-культурных и политических факторов. Но с некоторыми безобразиями государство должно покончить. Я имею в виду, например, хищническое истребление осетровых рыб на волжском отрезке в несколько километров, который является частью территории Республики Калмыкия. Никакими аргументами это не может быть оправдано, и если правительство того или иного субъекта не справляется с должным контролем подвластной ему территории, то оно должно быть лишено этого права во благо всего населения страны.

Что касается природных ресурсов, то на межгосударственном уровне в рамках СНГ и стран Балтии последнее десятилетие показало, что далеко не самые богатые страны добились наибольшего социально-экономического преуспеяния, а тем более справедливого порядка использования ресурсов в интересах всего населения. Во многом ресурсы бывшего СССР продолжают использоваться совместно: от природных богатств выигрывают одни страны, другие пользуются преимуществами транспортных путей, третьи не имеют ни того, ни другого или не могут использовать ни то, ни другое преимущество. Если не считать ресурсы Каспия и среднеазиатскую воду, то спорных ресурсов в странах бывшего СССР не существует. Однако в перспективе возможно появление напряженности в связи с аграрной перенаселенностью стран Средней Азии и их растущей потребностью в водных ресурсах. Эта проблема затрагивает не только сам регион, но и Россию как возможного донора этого жизненно важного ресурса.

В рамках Российской Федерации вопрос о распределении и использовании природных ресурсов между регионами более или менее решается конституционно-правовыми методами, а также политикой бюджетного федерализма и специальными программами помощи и развития. Но есть одна фундаментальная проблема, на которую обращается недостаточное внимание. Вполне понятно, что ресурсы распределены неравномерно: более богаты Север и Сибирь, менее богаты Юг и некоторые центральные регионы. Некоторые субъекты федерации бедны природными ресурсами, как, например, республики Северного Кавказа. Однако уровень жизни в том или ином субъекте часто не соответствует тем ресурсам, которыми располагает проживающее в нем население. Население субъектов-доноров должно жить лучше, чем население субъектов, получающих федеральные бюджетные дотации, а не наоборот. Иначе неизбежно будет возникать напряженность, в том числе и межэтнического характера.

В целом Россия располагает более чем достаточными природными ресурсами для обеспечения благополучного уровня социального существования. Для предотвращения внутренних конфликтов государство не должно допускать разительных различий в уровне жизни регионов, но и жесткое уравнивание или перекачка средств в некоторые республики в обмен на политическую лояльность не дадут позитивных результатов.

Демография и миграции

За последние десять лет в пространстве бывшего СССР демографическая ситуация отличалась двумя важнейшими тенденциями. Одна из них – это сокращение естественного роста населения большинства постсоветских государств за счет падения рождаемости и роста смертности. Сильнее всего эта тенденция проявилась в странах Балтии, Белоруссии, России, Украине и Армении. В других странах темпы роста населения остаются на прежнем уровне, в том числе и на высоком (в странах Средней Азии). С так называемой "шоковой терапией" или "обнищанием народа" сокращение естественного роста населения не связано, ибо в той же России наиболее высокая рождаемость наблюдается в республиках Северного Кавказа, особенно в сельских районах Дагестана, Ингушетии, Чечни, Карачаево-Черкесии. Непосредственно с проблемой межэтнических отношений и конфликтов ситуация с естественным ростом (или сокращением) населения не связана, хотя сами по себе политическая нестабильность и открытые конфликты могут отрицательно сказываться на рождаемости и, конечно, сильно сказываются на смертности. Только в Чеченской республике прямые (от военных действий) и косвенные (от болезней и краха системы здравоохранения) потери могут исчисляться порядком не менее 100 тысяч человек.

Другое дело, что различия в уровне рождаемости проходят по этническим границам, иногда в пределах одного региона, местного сообщества и даже городского двора. Многодетность представителей одной национальности может вызывать опасения и негативное отношение представителей других национальностей, среди которых детность ниже, а это, в свою очередь, вызывает межэтническую напряженность. Некоторые специалисты и политики начинают строить пугающие прогнозы, а власти пытаются найти решения (зачастую – неадекватные) данной проблемы. В частности, в некоторых регионах и городах намеренно ограничиваются прописка, предоставление земельных участков и жилья, вводятся гласные и негласные ограничения на рынке труда. В редких случаях дело доходит даже до попыток под разными предлогами "выдавить" иноэтничную часть населения с более высокой рождаемостью. Это, например, относится к месхетинским туркам в южных регионах России. Всячески насаждается установка, что прибывшие из Средней Азии десять лет тому назад представители этой национальности должны вернуться на "свою историческую родину" в Грузию. Под влиянием безответственных активистов из числа самих месхетинских турок эту же позицию разделяет часть международного сообщества и Верховный комиссариат ООН по делам беженцев, выделивший Грузии средства на разработку закона о репатриации турок-месхетинцев. Тем временем подавляющее большинство этого населения уже прижились в России и не желают переезжать в Грузию, которую они в глаза никогда не видели и родиной своей не считают. Поэтому всякие проекты "репатриаций" в отношении бывших советских граждан в современных условиях являются насилием и представляют собою очередную депортацию. Что касается месхетинских турок, то их процент настолько мал в составе населения Краснодарского края, что даже самые высокие темпы рождаемости никакой угрозы не несут, а пользу для развития региона это население может принести огромную.

Излишне обостренное и политизированное отношение к вопросу разного уровня рождаемости среди российских народов никакого позитивного результата дать не может. В демографических процессах всегда будет своя собственная динамика, которую нужно воспринимать как нормальное явление и научиться приспосабливаться к новым реалиям, обращая их в свою пользу и не превращая в источник конфликтов. Московские дворы и классные комнаты уже изменились по сравнению с тем, какими они были десять лет тому назад. Взрослым следует еще и поучиться тому, как умеют мирно играть и учиться вместе дети разных национальностей.

Следует знать (а может быть и не следует), что если брать только данные естественного движения населения (уровни рождаемости и смертности) по всей Российской Федерации за последнее десятилетие, то прогноз о составе "первой десятки" самых крупных народов страны через полвека выглядит следующим образом:

Таблица. Численность "первой десятки" народов в 1989–2050 гг.

Однако этот расчет никогда не воплотится в жизнь, поскольку демографическая ситуация складывается не только в результате естественного движения населения, но и такой не менее важной составляющей, как миграция. А пропорции этнического состава определяются еще и процессами смены идентичности и перехода представителей одной группы в другую в результате брачного смешения и ассимиляции. В последнем процессе в России почти всегда выигрывали культурно и численно доминирующие русские. Несмотря на рост этнической идентичности среди нерусских народов России, эта тенденция в принципе сильно не изменилась. Русскость остается предпочтительной формой этнической идентификации в стране, и потомки смешанных браков чаще выбирают именно эту национальность.

Вторая важнейшая демографическая тенденция, влияющая на межэтнические отношения и конфликты, – это резкое изменение миграционных процессов в постсоветском пространстве. Мы не рассматриваем здесь миграции по линии село-город, хотя они тоже важны для осуществления качественного этнологического мониторинга, ибо часто то, что называют этническим конфликтом, есть конфликт, точнее, реванш села над городом, как это, например, произошло в Чечне, где город был преимущественно русским, а село – чеченским. Для нашего доклада более важен вопрос о межгосударственном миграционном обмене и об этнических параметрах миграции. В этом плане прошедшее десятилетие было временем принципиально новых тенденций и явлений. Во-первых, произошел резкий рост миграционных потоков между новыми государствами и замедление внутригосударственных миграций, если не считать достаточно крупные вынужденные перемещения людей в результате вооруженных конфликтов и изменившейся политической и социально-психологической ситуации. Последние имели место в наиболее крупных масштабах в Азербайджане, Грузии, Таджикистане и России. В результате чеченской войны около половины населения Чечни (примерно 500 тысяч человек) выехало в другие регионы России. В Азербайджане примерно такое же число этнических азербайджанцев выехало из Карабаха и занятых карабахскими вооруженными силами районов страны. В Грузии также не менее 100 тысяч человек вынуждены были покинуть Абхазию.

Межгосударственные миграции имели место преимущественно между Россией и другими странами бывшего СССР на протяжении всего периода и в более ранний период – между Арменией и Азербайджаном. В России произошел огромный прирост мигрантов из стран бывшего СССР, при резком сокращении обратного потока. Только по официальным данным, в Россию прибыло за десять лет около 5 миллионов иммигрантов, но реально эта цифра намного больше, если считать незарегистрированных переселенцев и "маятниковых" мигрантов, которые фактически являются жителями страны, ибо проводят в ней большую часть своего времени, имеют работу и даже жилье, формально оставаясь гражданами других стран. Россия фактически забрала около 2 миллионов населения у стран Закавказья и примерно столько же у Украины, Молдавии и Белоруссии. Остальные примерно 3 миллиона – это выехавшие из Казахстана и Средней Азии. Если бы российские политики и общество, включая ученых, смогли во время понять, что прибытие культурно близких и ценных для развития экономики страны мигрантов из стран СНГ является большим благом и, пожалуй, главной компенсацией за распад исторического российского государства, тогда государственные процедуры (прежде всего, более свободная регистрация и получение гражданства) и общественный климат способствовали бы дополнительному приезду еще нескольких миллионов человек.

Россия имела все возможности преумножить свое население за счет других постсоветских государств. Экономический кризис начала 1990-х гг. и война в Чечне были только одними из не самых главных причин сдерживания иммиграции в Россию. Главным было опасение: как примут в России новых иммигрантов власти и население, как будет с пропиской, жильем, земельным участком, школой для детей. Работу мигранты способны в большинстве своем найти сами. Ксенофобия и низкая квалификация российских управленцев и экспертов толкнули энергию озабоченных данной проблемой людей в ложную сторону "собирания русской нации" или "репатриации адыгов". Вместо поддержки ценных работников из Армении, Азербайджана, Молдавии или Украины был принят федеральный закон, по которому преимущества предоставлялись исключительно этническим русским в странах бывшего СССР, большинство из которых уже не настроены на отъезд в Россию, или давним потомкам российских эмигрантов, большинство из которых составляют граждане США и Израиля, для которых Россия – это экзотика семейных альбомов и средство сделать быстрые деньги. В итоге в последние два года многие жители Молдавии, Украины, Азербайджана, Армении и других стран стали искать рабочие места в Израиле, Румынии, Греции, Турции, улучшая своим трудом жизнь не россиян, а граждан других стран.

Тем не менее, в России не менее 8 миллионов новых мигрантов из стран СНГ и Балтии, но, если суметь посчитать всех въехавших в Россию, эта цифра может быть вдвое больше. Только в последнее время политики из высших эшелонов власти начинают осознавать, что иммиграция – это благо, и что страна может легко принять несколько миллионов новых иммигрантов, которых не нужно обучать русскому языку и нормам элементарного общения, ибо они их еще не забыли с советских времен, когда учились в московских, ленинградских или воронежских вузах и техникумах. Однако параллельно идет ужесточение антииммиграционных мер. С 2000 г. прекратился упрощенный порядок получения гражданства РФ, а паспортно-визовым службам запрещено принимать заявления на гражданство. Ограничения миграции и получения российского гражданства для всех жителей СССР независимо от национальности являют собою пример близорукой и разрушительной для России политики.

Прибытие нескольких миллионов человек сильно смягчило процесс сокращения естественного роста населения и фактически превратило в миф то, что некоторые специалисты и политики объявили "демографической катастрофой". Население России ни в коей мере не теряет 700 тысяч или даже один миллион человек в год, и все рассуждения на этот счет и прогнозы, в том числе и со ссылкой на ООН, являются антинаучными и политически саморазрушительными вымыслами. К тому же на них строится шовинистическая идеология от имени русской нации, которая, якобы, является первой жертвой такого вымирания. Однако резкое изменение привычного состава населения во многих регионах вызвало ряд социальных и культурно-психологических проблем. Даже этнические русские, прибывшие в новые места своего проживания, столкнулись с проблемами адаптации и интеграции в новую среду.

Мониторинг последних лет показал, что антииммигрантские настроения в России и в других странах растут, и ни одна из стран не проводит политику поощрения иммиграции, хотя все, кроме среднеазиатских стран и Азербайджана, нуждаются в такой политике в целях своего дальнейшего развития. Наш вывод состоит в том, что обмен населением в форме временных и постоянных миграций будет сохраняться на территории бывшего СССР, и этот важнейший ресурс должен стать предметом конкуренции, а не причиной сооружения дополнительных барьеров между странами. Ксенофобия в отношении "иноэтничных" иммигрантов должна быть преодолена путем воспитания, разъяснения и даже административного воздействия, если речь идет о действиях политиков, государственных служащих и работодателей. Иммигранты своей многоликостью и полезной деятельностью принесут не преступность, а умиротворение большие и малые в российские города. А если удастся зазвать их в российское село, тогда это будет самая главная сила аграрного возрождения России. Как это произошло благодаря украинцам и русским иммигрантам в Канаде сто лет тому назад.