Государствостроительства

Все новые государства были сначала политически сконструированы, и только потом оформились социально-культурные сообщества (другими словами, сначала – Франция и Италия, а потом уже – французы и итальянцы). Точно так же в 1991 г. было выкрикнуто слово "Россия" в его новом государственном смысле, обозначены и другие постсоветские государства. Что это означало на самом деле, кроме административных границ между союзными республиками и разной степени местного национализма/патриотизма (украинского, грузинского, узбекского и других), плохо себе представляли как политики, так и население бывшего СССР. Обустройство новых государств в смысле утверждения институтов и господствующего образа страны началось уже после распада СССР.

Сложнее всего судьба распорядилась с Россией. Не оттого, что у новой России меньше ресурсов и других оснований быть самостоятельным государством, а оттого, что Россия больше всего связывалась с представлением о прошлой стране, и оттого, что в России ментальное государство-строительство пошло более хаотично и со смутными представлениями.

Как это ни покажется невероятным, но смутность процесса российского государствоустройства (институционального и ментально-символического) пошла оттого, что в Москве как жили, так и остались проживать все основные идеологи "социалистического федерализма" и "решения национального вопроса". Распад СССР изолировал демагогию и новый камуфляж "спецов по нацвопросу" пределами России, от чего другим странам стало легче определяться (даже на той же идеологической основе этнонационализма), а России – крупно не повезло. Родовая несостоятельность господствующих подходов к "национальному вопросу", особенно в законодательно-правовых аспектах, была замечена мною еще во времена горбачевских 28 съезда КПСС и Съезда народных депутатов. Как известно, СССР представлял собою единственное государство, где отрицалась и даже осуждалась территориальная основа федерализма, где мобилизующая метафора "нации" была отдана в исключительное владение населявших страну этнокультурных общностей, где для общегосударственной консолидации использовался суррогат "нации" в форме "советского народа". При ЦК КПСС, КГБ и газете "Правда" эта конструкция работала, но содержала в себе своего могильщика. Как только зал во Дворце съездов дружно и слепо поддержал предложение депутата Е. Евтушенко изменить в тексте президентской присяги единственное на множественное число в словах "Я клянусь народу Советского Союза", мне стало ясно, что вместе со словом "народ" хоронится и общегражданская основа государства. Слово "народ", во все времена, во всех правовых теориях и действующих международных документах означавшее территориальное сообщество, в посткоммунистическом контексте закреплялось за этнической общностью, т. е. однозначно обретало этнографический, а не гражданско-территориальный смысл. В этой же ментальности Съезд народных депутатов принял и один из первых законов "О правах граждан, проживающих на территории не своей государственности", сразу же обозначив правовую лженорму, что одни носители советских паспортов с "правильной" национальностью (созвучной названию республики) являются исключительными собственниками соответствующего государственного образования, а другие – имеют "свою" государственность или в другой части страны, или вообще за ее пределами. Эта рожденная отечественными юристами и законодателями норма в отношении тех, кто создает государство, оказалась очень живучей и стала позднее основой для массовой дискриминации, межэтнической напряженности и конфликтов.

Несмотря на то, что все постсоветские государства были созданы от имени проживающего на их территории населения, участвовавшего в процедурах волеизъявления (здесь не имеет значения, как голосовало отдельное лицо), при конституционном и дальнейшем законодательном оформлении этих государств преимущественное или даже исключительное право на них узурпировали те жители, которые принадлежали к одной ("коренной", или "титульной") этнической общности. Сделано это было с помощью разных правовых конструкций или словесных уловок. Одной из самых распространенных была компромиссная запись в конституциях о том, что государство создается от имени всех его граждан, но в то же время это государство является формой самоопределения определенной этнонации, и поэтому является "национальным" государством этнических молдаван, украинцев, казахов, узбеков и т. п. Кое-где сделали запоздалые уступки, записав в число владельцев "национальной" государственности и другую группу (например, абхазов в Грузии, но не осетин!). Но в целом, за некоторым исключением (Литва, эпизодически – Украина, Казахстан, Эстония), никто не попытался встать на общегражданские основы нациестроительства.

Таким образом, новые государства (кроме России) ушли от советской "многонациональности", но застряли на полпути, сконструировав ненадежную правовую схему. Суть ее примерно такая. Украина – это национальное государство этнических украинцев (украинской нации), остальное население – это национальные меньшинства, куда поспешно были записаны русские, поляки, крымские татары и многие другие. Членами нации они могут стать, видимо, только после "украинизации", другими словами, – после культурной ассимиляции, которая иногда мягко называется "интеграцией". Аналогичная схема во всех остальных государствах, кроме Латвии и Эстонии. Там принцип гражданства включен в понятие нации, но зато из гражданства исключены подавляющее большинство "некоренных" иноэтничных жителей. Там тоже установка на интеграцию получающих гражданство, которая понимается как латышизация или эстонизация в культурно-языковом отношении. Другими словами, даже самый лояльный государству гражданин, исправно платящий налоги и служащий своей стране, членом нации не является и всем набором соответствующих прав не обладает, если только он желает сохранять свой язык и свою культуру и по какой-то причине не становится хотя бы двуязычным.