Судебная власть по Уставной Грамоте 1818–1820 гг.

Вопросы, связанные с организацией судебной власти, рассмотрены в Главе V Уставной Грамоты (ст. 175–188), которая состоит из трёх Отделений: «О судах вообще» (ст. 175–179), «О верховных судах» (ст. 180–187) и «Об апелляционных и низших судах» (ст. 188). Таким образом, судебной ветви власти посвящено всего лишь 14 статей, или 7% от общего объёма уставной Грамоты.²¹² Это один из самых маленьких показателей среди Конституций эпохи Реставрации. Меньше только в Конституциях Норвегии 1814 г. (5,5%) и Баварии 1818 г. (6%). Тем самым и по расположению, и по количеству статей раздел о судебной власти продолжает тенденцию, наметившуюся в европейских конституциях периода Реставрации, и демонстрирует явно второстепенное внимание к нему со стороны авторов Уставной Грамоты.

В ст. 175–179 определялись основные принципы судопроизводства: независимость судей («судьи действуют по законам и независимо ни от какой власти»); запрет произвольного толкования законов судьями, в случае злоупотреблений они подвергались уголовной ответственности; несменяемость судей (судьи назначались Императором из числа лиц, соответствующих специальным требованиям и прошедших испытания (видимо, подразумеваются экзамены и определённый стаж), судья мог быть отрешён от должности только по решению суда. Надзор за добросовестным использованием судьями своих обязанностей возлагался на Верховные суды наместничеств и министерство юстиции.

Все вышеизложенные принципы восходят к юридической доктрине идеологии Просвещения, изложенной, прежде всего, в трудах Ш.–Л. Монтескье и Ч.Беккариа. На тот момент отнюдь не каждая европейская страна могла похвастаться соблюдением этих принципов. Поэтому включение их в текст Уставной Грамоты можно оценить как прогрессивный шаг в направлении приобщения России к лучшим, и, главное, к гуманным достижениям европейской цивилизации.

Высшим органом судебной власти становился Верховный суд Российской империи, состоявший из председателя, сенаторов и других особ по назначению Императора. При Верховном суде состоял Генерал-прокурор в качестве государственного обвинителя. Верховный суд должен был рассматривать преступления против личности монарха и государства, а также противозаконные поступки высших чиновников в силу соответствующего решения Сената или Госсовета (сенаторов, министров, наместников, членов Общего собрания Госсовета и т.д.) (ст. 182).

Приговоры Верховного суда были окончательными и обжалованию не подлежали, однако в действие вступали только после утверждения Императором (ст. 184). Местопребывание Верховного суда определялось в Петербурге или в любом городе по решению монарха (ст. 183).

В каждом наместничестве создавался местный Верховный суд. Он состоял из постоянных судей из числа председателей апелляционных судов и части сенаторов, замещающих эту должность поочерёдно по назначению императора (ст. 185). Верховным судом наместничеств были подсудны все гражданские и уголовные дела, переносимые из нижестоящих судов кроме дел, подсудных Верховному суду империи. Их решения являлись окончательными, но, судя по всему, подлежали утверждению Императора, хотя прямо об этом не говорится (ст. 187).

Наконец, в ст. 188 конспективно обрисовывалась будущая структура нижестоящих судов: апелляционные суды по гражданским и уголовным делам (палата уголовных дел и палата гражданских дел, надворные суды в столицах), суды первой инстанции по гражданским и уголовным делам (уездные суды и городовые магистраты), коммерческие, совестные и мировые суды. Более подробно структура и подсудность этих судов должна была быть определена в специальных законах.

Таким образом, несмотря на предельную краткость раздела о судебной власти, основные вопросы, связанные со структурой новой судебной системы были более-менее освещены. При этом новая судебная система предполагалась, судя по всему, всесословной (во всяком случае, о судах для отдельных сословий не упоминалось) и базировалась на просвещенческих принципах судопроизводства, буржуазных по своей сути. Это был бы явный прорыв в развитии судебной власти в России. В любом случае, новая судебная система, по сути, предвосхищала основные положения судебной реформы 1864 г. Создание же двух видов Верховных судов (Общероссийского и на уровне наместничеств) подтверждает, на наш взгляд, сделанный ранее вывод о наличии элементов федерализма в Уставной Грамоте.

Само же наименование высшей судебной инстанции заставляет предположить об использовании авторами Уставной Грамоты в качестве источников Конституции Франции 1791, 1795, Конституцию США 1787 г. и Конституцию Царства Польского 1815 г.

Структуру судебной власти по Уставной Грамоте можно изобразить в виде следующей схемы:

Специального раздела о пересмотре положений Уставной Грамоты в её тексте не содержалось. По этому показателю Уставная Грамота напоминает Конституции Франции 1799 и 1814 г.г., а также Польскую Конституцию 1815 г., в которых раздела о пересмотре также не было. Единственное, что можно отметить по этому вопросу – это фразу в заключительной части Уставной Грамоты, где говорится о даровании населению Грамоты и признании её Основным законом государства, «предоставляя себе оную дополнить». Тем самым возможные дополнения или пересмотр положений Уставной Грамоты являлись всецело прерогативой Императора и должны были проводиться только по его инициативе.

В обобщенном виде новая политическая система должна была выглядеть следующим образом:

Исполнительная власть

Законодательная власть

Судебная власть

В сравнении с проектом Сперанского, произошлизначительные изменения. Во-первых, изменилась роль и функции Сената: уСперанс­кого – это орган судебной власти, в Уставной грамоте – одна изпалат законодательного сейма (ст.136); во-вторых, значительно расширились функции Государственного Совета, разделенного на 2 палаты (первичная разработка законопроектов, контроль за деятельностью министров, разработка и первичные обсуждения бюджета (ст.37-44)), во многом за счет умень­шения функций законодательного сейма, который потерял право контроля за деятельностью министров и всей исполнительной власти (ст.114-134), как это было в проекте Сперанского.

Это дало повод большинству исследователей, изучавших этот вопрос, считать Уставную Грамоту шагом назад по сравнению с проектом Сперанского. В качестве дополнительного аргумента часто приводится такой факт, как добавление к имущественному цензу в избирательной системе сословного разделения (1/2 депутатов в Посольские палаты избирается дворянством, 1/2 - от городов, крестьянство же вообще не участвует (ст. 100-113)), ктому же принцип выборности значительно ограничивается системой назначений (ст.136).²¹³

С такой оценкой в целом можно и согласиться, но нельзя не отметить, что хотя права законодательной ветви власти ограничивались, зато расширялись права местного самоуправления, ему предоставлялась большая свобода и самостоятельность (ст.47-62, 102-11З, 148-151). В масштабах всей империи прослеживается явная тенденция к децентра­лизации управления и распределении его между двенадцатью наместничествами, что компенсируется жесткой централизацией внутри самих наместничеств (ст.47-62). Тем самым создавались предпосылки создания нового типа государства – не унитарной империи, а своеобразной федеративной империи.

Оценивая Уставную грамоту, нельзя не отметить ее схожесть с западноевропейскими Конституциями этого времени. По структуре государственной власти наибольшее сходство прослеживается с Конституциями Франции 1814 г., Польши 1815 г., Баварии и Бадена 1818 г. Как и в этих государствах, Россия, согласно Уставной Грамоте, должна была стать конституционной дуалистической монархией с огромными полномочиями императора во всех ветвях власти, но без права единоличного принятия законов. В сфере избирательного права Уставная грамота ближе к германским конституциям и к конституции Польши 1815 г., в которых буржуазный принцип имущественного ценза соединен с элементами сословности. Отличия от этих конституций крайне незначительны и заключаются лишь в отдельных нюансах. При этом принцип многоступенчатости выборов, как и в проекте М.М.Сперанского, явно восходит к наполеоновской конституции Франции 1799 г.

Таким образом, Уставная грамота 1818 г. – типичный образец умеренно-либеральной Конституции европейской модели, вобравший в себя все достижения и опыт мировой конституционной мысли начала XIX в. Но при этом Уставная Грамота была абсолютно самостоятельным документом с учетом чисто российской специфики. Ни о каком слепом подражании западноевропейскому конституционализму говорить не приходится. Да, заимствования (в основном смысловые) были, но они носили творческий характер применительно к конкретным российским условиям. Некоторые же моменты были вообще новыми, не имевшими аналогов в западноевропейских конституциях. Речь идет, прежде всего, о структуре местного управления, введения в него элементов федерации. Ниже приводится сводная сравнительная таблица Конституций Франции 1790-х г.г., Конституций европейских стран эпохи Реставрации и Уставной Грамоты Российской империи 1818-20 г.г.

Сравнительная таблица Конституций европейских государств эпохи Реставрации

Бесспорно, Уставная гра­мота являлась прогрессивным для своего времени документом, хорошо продуманным и проработанным. Возникает вопрос, почему же такой документ постигла судьба «Жалованной Грамоты» 1801г. и проекта Сперанского 1809г. Вероятно, ответ надо искать в политической ситуации, как внутри России, так и в Европе. Видимо к сомнениям Александра I по поводу последствий принятия Уставной Грамоты добавился еще и внешнеполитический фактор. Пока Александр I размышлял, в какой форме принять Грамо­ту и к какому событию ее приурочить, резко обострилась внешнеполи­тическая обстановка. Революционные события 1820-21 гг. в Испании, Португалии, Италии, освободительное восстание в Греции в 1821 г. не могли не насторо­жить Александра. Ведь в большинстве из охваченных революционным движением стран действовали похожие умеренно-либеральные конституции, призванные предохранить эти страны от революций. Начавшиеся события показали, что это не так. Резонно предположить, что Александр испытывал большие колебания, не решившись в этой обстановке вводить в России Конституцию, построенную на тех же принципах, что и западноевропейские. Резуль­тат был непредсказуемым. В конце концов, аргументы предосторожности перевесили все остальные, и Александр решил не рисковать и оставить все по-старому.

Стечение обстоятельств в третий раз за последние 20 лет не позволило принять в России Конституцию. Но за этим нужно видеть не только слепую игру случая и каких-то внешних сил. За всем этим прос­матривается определенная закономерность. В России просто еще не соз­рели объективные предпосылки создания конституционного строя. Пред­посылки были лишь субъективного порядка, выразившись во взглядах и деятельности Александра I и его окружения. Самодержавие в это время в его лице играло прогрессивную роль, оно опережало развитие страны. Но с другой стороны, положительный результат начинаний Александра I был весьма проблематичен. Для этого требовалась почти идеальная обстановка, отсутствие напряженности вне и внутри страны, прочная социальная база. В начале XIХ в. ничего подобного не наблюдалось. К тому же Александр I не обладал качествами сильного государственного деятеля типа Петра I, который мог усилием своей воли наперекор всем обстоя­тельствам проводить необходимые для России реформы. Александр же был склонен к постоянным сомнениям, колебаниям, компро­миссам. Отсутствие твердости явилось одной из причин неудачи всей его реформаторской деятельности и потери той альтернативы исторического развития страны, которая возникла после победы над наполеоновской Францией.