Типы культур и параметры их выделения

Определение культуры. Существует множество определений культуры: Так, Р. Колс«интегрированную систему приобретенных моделей поведения, типичных для членов данного общества. Культура относится к совокупному образу жизни определенных групп людей. Она включает все, что эта группа людей думает, говорит, делает, это ее система отношений и чувств [Kohls 1984, 17]. Л. Сэмовар и Р. Портер также понимают культуру достаточно широко, определяя ее как “deposit of knowledge, experience, beliefs, values, attitudes, meanings, hierarchies, religion, notions of time, spatial relations, concepts of the universe, and material objects and possessions acquired by a group of people in the course of generations through individual and group striving” (хранилище знаний, опыта, верований, ценностей, отношений, значений, иерархий, религии, понятий времени, пространственных отношений, концептов вселенной, а также материальных предметов и ценностей, приобретенных сообществом людей в результате индивидуального и коллективного труда многих поколений) [Samovar & Porter 1995].

Э. Бенвениста, который отмечал, что культура представляет собой «весьма сложный комплекс представлений, организованный в кодекс отношений и ценностей: традиций, религий, законов, политики, этики, искусства – всего того, чем человек, где бы он не родился, пропитан до самых глубин своего сознания и что направляет его поведение во всех формах деятельности» [Бенвенист 2002, 31].

В литературе по теории межкультурной коммуникации, с учетом гетерогенности сущностей, включаемых в понятие культуры, принято говорить о двух видах культуры: т.н. “Culture writ large”, “objective culture” (культуры с большой буквы, высокой культуры, объективной культуры), включающей литературу, живопись, музыку, балет, и “culture writ small” (культуры с маленькой буквы, бытовой культуры, субъективной культуры), под которой понимается «набор усвоенных и общих для всех членов определенной группы людей моделей поведения, убеждений и ценностей» [Bennett 1998, 3]. Вполне естественно, что жесткой границы между этими двумя видами культур не существует, и социальная действительность конструируется на основе как высокой, так и бытовой, обыденной культуры

Центральным понятием при классификации культур, по мнению специалистов в области межкультурной коммуникации, является понятие культурных моделей (cultural patterns). Культурные модели представляют собой особые ментальные программы, в основе которых лежат убеждения, ценности и нормы, разделяемые членами лингвокультурного сообщества (этноса, нации), которые определяют специфику мировосприятия, поведения и находят свое проявление в языке [Lustig, Koester 1999, 78]. Безусловно, некоторые из таких культурных моделей носят общечеловеческий, универсальный характер. Так, например, материнская забота о детях, защита себя и своих близких, обучение маленьких детей нормам и правилам проживания в обществе отражают заложенную в нас биологическую программу и являются частью общечеловеческого опыта. Другая часть таких ментальных программ носит личностный, индивидуальный характер и отличает людей, принадлежащих к одной культуре, друг от друга. Однако для специалистов в области этнографии, этнолингвистики и лингвокультурологии наибольший интерес представляют культурные модели, которые являются общими для большинства членов, принадлежащих к одному и тому же лингвокультурному сообществу и которые отличают данное сообщество от других. Эти культурные модели в своей совокупности формируют базовый набор определенных стандартов, которые направляют наши мысли и действия, в своей совокупности образуют национальную ментальность и проецируются в область языка. Подобные культурные модели могут быть положены в основу разработки типологии культур.

Основные параметры для разработки типологии культур были сформулированы в работах антропологов Ф. Клукхона и Ф. Шродбека, антрополога и лингвиста Э. Холла, психолога и социолога Г. Хофстеде. Несмотря на определенные различия в подходах и терминологии, обусловленные различиями профессиональных интересов исследователей, между этими параметрами есть много общего, и то главное, что их объединяет – это их антропоцентрическая сущность: в центре предложенных классификаций находится человек в его различных ипостасях: его отношении к себе, к другим людям, к природе, к базовым концептам, таким, например, как время. Так, Ф. Клукхон и Ф. Шродбек выделяют в качестве основных параметров, определяющих различия в моделях культуры следующие: отношение человека к деятельности, к другим, к природе, ко времени и к человеческой сущности [Kluckhohn, Strodbeck 1960]. В основу культурных различий в классификации Э. Холла положен коммуникативный параметр, а именно – роль контекста в коммуникации [Hall 1966]. Результатом широкомасштабного социологического исследования, проведенного Г. Хофстеде среди более 1000 сотрудников международной корпорации IBM в более чем ста странах (в этом списке не было СССР и стран социалистического лагеря), явилась классификации моделей культуры по признаку индивидуализма/коллективизма, дистанции власти, избеганию неопределенности и маскулинности [Hofstede 1980]. И.Э. Клюканов, рассматривая данную проблему в контексте соотношения языка, сознания и культуры, выделяет такие параметры, как кон/текстность, эпистемность, акториальность, пространственность и темпоральность, которые, несмотря на различия в терминологии, также соотносимы с перечисленными выше параметрами [Клюканов 1999, 109 – 128].

.

Опираясь на исследования данных авторов, попытаемся выделить основные модели культур на основе следующих параметров, которые, как показывает предварительный анализ, находят наиболее регулярное отражение как в лексике, так и в грамматике языка:

отношение человека к окружающему миру;

отношение человека к другим членам общества;

принцип построения отношений между социальными группами людей в обществе;

основной принцип построения коммуникации;

особенности мировосприятия, находящие отражение в базовом концепте времени как основном ориентире бытия;

Эти параметры тесно связаны между собой и, как будет показано ниже, находятся в отношениях взаимообусловленности.

Так, по параметру «отношение к окружающему миру» исследователи выделяют культуру деятельности (a doing culture), культуру бытия (a being culture) и культуру становления (a becoming culture) [Kluckholm, Strodbeck 1960]. В основе культуры деятельности лежит ориентация на активное, деятельностное отношение к окружающему миру, на стремление преобразовать его в лучшую сторону для улучшения жизни человека. В рамках данной культуры окружающий мир воспринимается, прежде всего, как сфера для активной деятельности человека. Результатом такой деятельности считается улучшение материального положения человека, создание конкретных продуктов труда, делающих жизнь более комфортной. Наиболее ярким примером этого типа является американская культура. Типичный представитель данной культуры стремится к улучшению жизни, он не полагается на судьбу, а предпочитает быть ее хозяином, контролировать происходящее и подчинять события своей воле. Суть этого принципа сформулирована в известной пословице: “Where there’s a will, there’s a way”. Другая распространенная в этой культуре формула гласит: «если ты умный, то почему ты бедный?». Значимым в рамках данной культуры является стремление к конкретной цели, преодоление трудностей на пути ее достижения, получение конкретного, осязаемого успеха, улучшающего качество жизни человека. Характерным в этой связи являются следующие слова из инагурационной речи Д. Трампа: ”A nation is living as long as it is striving” Образование ценится не само по себе, а, прежде всего, как средство повышения социального статуса человека, улучшения его материального положения. В самом образовании значимым являются не столько знания, сколько умение применить их на практике (важнее не знать, а уметь), именно на этом принципе основано понятие функциональной грамотности. Работа, получение конкретных результатов является основной составляющей человеческой жизни, смыслом жизни.

В данном типе культуры идеалом становится человек активный, предприимчивый, деятельность которого приносит ощутимые результаты, улучшающие качество жизни (например, Генри Форд, благодаря которому американская нация, как говорит Г. Гачев, породила особый тип человека, человека в автомобиле (man-in-a-car) [Гачев 1994, 180].) Именно в рамках данной культуры появилось понятие workaholic. Люди классифицируются на группы achievers, underachievers и losers. Естественной составляющей данного типа культуры является принцип соревновательности, поскольку он органически вытекает из деятельного отношения к миру и стремления к успеху.

Ключевыми словами данного типа культуры являются слова success, goal, challenge, competitive spirit. Основным ключевым словом, воплотившем в себе деятельностный принцип культуры, является слово challenge, которое служит именем сложного концепта, аккумулирующего в себе такие ключевые ценности американской культуры, как активность, стремление к победе, желание убедиться в собственных силах, уверенность в успехе. Именно эти составляющие образуют смысловой стержень слова challenge, которое не имеет точного эквивалента в русском языке, поскольку оно аккумулирует в себе ценности иной культуры. Как подчеркивает В.И. Карасик, концепт CHALLENGE отражает не обычные, рутинные, а особые, значительные моменты в жизни человека, и поэтому он часто эксплуатируется в политическом дискурсе [Карасик 2005, 39]. We’ll face challenges. (D. Trump Inaugarition Speech)Стремление к успеху и вера в его достижение составляет смысл жизни. Философия жизни такова, что человек не должен терять веру в победу в случае неудач, а продолжать стремиться к успеху, и тогда он обязательно достигнет цели. Суть этого жизненного принципа отражена в следующем коротком диалоге, взятом из романа Э. Сигала “The Class”. Джордж Келлер, венгр, эмигрировавший в США во время венгерских событий 1956 года и сделавший успешную политическую карьеру в США, узнает о том, что он не получил пост госсекретаря в администрации Рональда Рейгана. Он сообщает об этом своей жене Кейси, американке: “I lost” и слышит в ответ: “You didn’t lose. You just haven’t won yet” (Segal, 506).

Примечательно, что английский язык отражает деятельностный принцип американской культуры во многих стандартных фразах. Так, обычной формой приветствия служит “Hi! How are you doing?”; говоря о предметах, изучаемых в университете, американец скажет “I did history at the University ”; достижение успеха выражается в формуле “I’ve done it!” (ср. с привычной русской формулой “Все у нас получится”, которую мы часто слышим с экрана телевизора); вопрос к ребенку о его планах на будущее обычно формулируется как “What do you want to do when you grow up?” (ср. с привычным русским “Кем ты хочешь быть (стать), когда вырастешь?”), и даже процесс мышления описывается с помощью глагола do: We must do a bit of thinking (Надо немного подумать).

В культуре бытия человек воспринимает себя как часть окружающего мира и принимает мир таким, как он есть, пытаясь не столько изменить, сколько осмыслить его. Так, описывая различие между американской и японской культурами и особенностями мировосприятия, Р. Орабе определяет американский (и в целом западный – Л.К.) стиль мышления и мировосприятия как аналитический, выражающийся в стремлении к анализу, расчленению сущностей и явлений на составляющие для более полного их понимания, в стремлении к классификации и категоризации, установлении абсолютных дихотомий: добро – зло, Господь – дьявол, индивидуальное – общее и т.д. В противоположность этому стилю мышления восточная культура опирается на синтетические модели мышления, пытаясь понять окружающий мир в его совокупности, целостности, таким, каков он есть (in its suchness or isness), не расчленяя его на категории, а, скорее, соединяя отдельные элементы в единое целое [Orabe 1983, 28]. Другой важной характеристикой данного типа культуры является вера в то, что события, происходящие с человеком, предопределены судьбой, и человек не в силах изменить ее. Понимание деятельности в данном типе культуры не обязательно связано с достижением конкретных результатов, важно не столько материальное, сколько духовное богатство, что нашло свое отражение в известной формуле: «Если ты такой умный, то зачем тебе еще и деньги?» [Ошо, индийский мыслитель]. Созерцание мира, размышление над устройством мира считается такой же значимой деятельностью, как и любая другая. Если деятельностный тип культуры дает миру крупных бизнесменов типа Генри Форда или Билла Гейтса, то культуры бытия известны прежде всего своими мыслителями. Типичным образцом культуры бытия считается индийская культура.

Деление культур на культуры деятельностного и бытийного типа находит, как нам представляется, свою языковую проекцию в разделении языков на “Have-languages” и “Be-languages”. Как справедливо отмечает Эрих Фромм в своем исследовании, посвященном этой фундаментальной дихотомии, обладание и бытие представляют собой «два основных способа существования, два разных вида ориентации и самоориентации в мире, две различные структуры характера, преобладание одной из которых является определяющим для всего, что человек думает, чувствует, делает» [Фромм 1998, 211]. Поскольку результатом целенаправленной деятельности является, прежде всего, приобретение, обладание материальными благами, властью (хотя это, конечно, может быть и обладание знаниями), то языки, представляющие культуры деятельности, являются преимущественно «have» языками. Напротив, поскольку в культурах бытия человек стремится не столько завладеть миром и его ценностями, сколько понять мир и свое место в нем, ответить на вопросы «Что такое мир? Каков он? Как он устроен? Что есть я в этом мире? Каково мое место и мое предназначение в мире? » языки, представляющие эти культуры, являются преимущественно «be» языками.

Исконная русская национальная культура также имеет многие признаки культуры бытия, что проявляется в стремлении к созерцанию, вере в судьбу. Изначальное принятие мира таким, каков он есть, приводит к тому, что русские склонны, скорее, мириться с неудобствами, чем стремиться устранить их, исправить положение дел. Именно на культурных различиях данного вида построен следующий диалог, используемый американскими преподавателями в курсе межкультурной коммуникации для иллюстрации различий между русскими и американцами:

Out of Order

Natasha: Excuse me, but the elevator is out of order.

Sharon: Really? Who should we talk to?

Natasha: Talk to?

Sharon: To report it.

Natasha: I have no idea.

Sharon: Oh, I am sorry. I thought you lived here too.

Natasha: But I do. [Storti Craig. Cross-Cultural Dialogues 1994, 14].

В культурах становления, занимающих промежуточное положение между полярными культурами деятельности и бытия, центральным положением является вера в то, что человек меняется и эволюционирует, и это приводит к изменению мира, поэтому человек может изменить мир, лишь изменяя себя самого. По мнению культурологов, такой тип культуры характерен для американских индейцев и народов Южной Америки.

С делением культур по принципу отношения к миру также тесно связан предлагаемый Г. Хофстеде параметр «маскулинность vs. фемининность», в основе которого лежит отношение к равенству/неравенству полов, а также принцип соревновательности, стремление к личному успеху и материальному благополучию (признаки маскулинности) в противовес стремлению работать не только на личное благо, но и помогать слабым, заниматься благотворительностью и т.д. (признаки фемининности).

Как отмечает М.Б. Бергельсон, в большинстве исследований по культурологии наиболее значимым из перечисленных принципов сегодня считается принцип соревновательности как показатель ориентации общества на достижение успеха, стремление к достижению поставленной цели, к материальному благополучию [Бергельсон 2001, 172]. К числу высокосоревновательных культур исследователи относят культуру США, а также во многом противопоставленную ей по другим параметрам культуру современной Японии, а к числу низкосоревновательных культур – скандинавские страны, экономическое и социальное устройство которых может служить примером «социализма с человеческим лицом». Это страны, в которых на государственном уровне осуществляется политика перераспределения сверхдоходов в пользу менее обеспеченных, существуют высокие налоги на предметы роскоши и т.д.

По отношению человека к другим людям культуры делятся на коллективистские и индивидуалистские. В истоках формирования данных культур, как отмечает С.Г. Тер-Минасова, лежит исторический фактор, а именно разные способы трудовой деятельности, добывания пищи, требовавшие разной степени объединения усилий людей [Тер-Минасова 2003, 7]. В коллективистском типе культуры отдельный человек воспринимает себя как часть группы, общего коллектива (семьи, организации, партии и т.д.), а потому он обязан подчиняться интересам коллектива, не противопоставлять себя, не выделяться и не возвышаться над коллективом. В то же время восприятие себя как части коллектива позволяет человеку надеяться и рассчитывать на помощь и совет со стороны коллектива в случае необходимости, и коллектив, в свою очередь, берет на себя ответственность за поступки отдельного человека, в ответ ожидая от него лояльности по отношению к коллективу, подчинения своих личных интересов интересам коллектива.

В индивидуалистском типе культуры в центре внимания находится отдельный человек, индивид, его права и потребности, с которыми должно считаться и которые должно уважать общество. Каждый человек имеет право на личную свободу и уважение его как личности. В то же время он сам отвечает за свои поступки, за принятые решения и в своей личной жизни должен следовать тем же принципам – уважению к личности других членов общества, их индивидуальности.

В целом восточные культуры, как известно, тяготеют к принципу коллективизма, а западные – к принципу индивидуализма. Неслучайно культурологи и антропологи (например, Герберт Хан) считают символом Великобритании одиноко стоящее дерево. Этот принцип пронизывает все сферы жизни: семейный уклад, систему образования, производственные отношения и, естественно, систему языка и специфику коммуникации. Так, например, в системе японского школьного образования отсутствует т.н. streaming, т.е. деление детей на группы по способностям, столь популярное в Великобритании. Коллективистское сознание, принцип коллективизма, запрещающий индивиду возвышаться над обществом, находит свое отражение в таких японских пословицах, как: «Если какая-то голова возвышается над другими, ее надо отсечь», «Торчащий гвоздь забивают» и т.д. В сознании рядового японца его жизнь и работа связана с его включенностью в тот или иной коллектив. Большинство видов деятельности в Японии носит групповой характер: японцы обычно путешествуют не по одному, а группами (именно по этому признаку можно опознать японских туристов на расстоянии, еще до того, как вы можете увидеть их вблизи), они изучают иностранный язык не индивидуально, а в больших группах. Специалисты в области межкультурной коммуникации отмечают, что, например, в речевом акте самопрезентации представитель коллективистской культуры, говоря о себе, непременно сообщит о своей семье, профессиональной организации или любом другом коллективе, членом которого он себя ощущает, т.е. сообщит информацию, которая для представителя индивидуалистской культуры может показаться не столь релевантной [Wong-Scollon, Scollon 1990, 288]. Отвечая на вопрос о том, почему что-то делается именно так, японец традиционно начитает ответ с фразы типа «Мы, японцы…» или «В Японии принято делать …» [Ramsay 1998, 119].

В индивидуалистских культурах, наиболее ярким примером которых являются американская и британская культура, этот принцип нашел воплощение прежде всего в концепте PRIVACY. Данный концепт является ярким примером т.н. инокультурного концепта, маркером “иной ментальности” [Карасик 2005], а потому имя данного концепта – существительное privacy не имеет точных эквивалентов в других языках. Так, говоря о русском языке и русской культуре Роберт Кайзер отмечает: “The Russian language has no word for ‘privacy’, perhaps because the concept has no real place in Russian” [Kaiser 1976, 46 – 47] – “В русском языке не существует эквивалента для слова ‘privacy’, возможно потому, что данному концепту не отводится сколько-нибудь значительного места в русском” (перевод мой – Л.К.).

Именно такие слова, отражающие иную ментальность, оказываются, по свидетельству билингвов, наиболее трудными для понимания, поскольку в концептуальной системе представителя иной культуры отсутствует соответствующий концепт, и подобная лакунарность приводит к тому, что слово «повисает в воздухе», оставаясь лишь единицей словаря, а не языкового сознания. Опыт проживания в новой культуре, ощущение на себе сущности данного концепта приводит к тому, что он постепенно становится достоянием личности индивида, и слово “privacy” обретает полный смысл, т.е. его значение становится фактом сознания, что свидетельствует о формировании данного концепта в сознании билингва (подробно см. [Jiang, Foster, 2001]).

При этом следует обратить внимание и на существенные различия в реализации данного принципа в американской и британской культуре. В американской культуре этот принцип касается не только духовной (невмешательство в личную жизнь, право на личное мнение и т.д.), но и физической жизни человека, т.е. его физического личного пространства (это понятие тесно связано с privacy), размеры которого оказываются гораздо больше, чем у англичан. В популярном учебнике английского языка “Headway” приводится интервью с англичанкой, которая провела год в США и делится своими наблюдениями относительно различий в культурах между двумя нациями. Она вспоминает, что в самом начале своего пребывания в США она не могла понять, почему американцы отодвигались на некоторое расстояние при разговоре с ней, а потому задавала себе вопрос “Do I smell or something?” до тех пор, пока не поняла, что она приближалась к ним на расстояние, привычное длябританской культуры личного общения, а в США это расстояние больше чем в Англии (более подробно о проксемике см: [Садохин 2004б, 171–75]).

Русская национальная культура является коллективистской в своей основе, истоки этого принципа отношений между людьми коренятся в исконной общинности русской нации, которая является глубинной психологической доминантой русской нации. Напомним, что, согласно одной из гипотез, слово Русь восходит к финскому Drott, что означает дружина. При этом следует подчеркнуть, что этот принцип является не пережитком социализма, как это иногда трактуется, а уходит корнями в далекое прошлое. Новые экономические и политические условия, конечно, оказали свое влияние на принцип коллективизма, но не искоренили эту глубинную черту. Именно принцип коллективизма, желание придти на помощь если не делом, то словом лежит в основе частотности такого речевого акта, как совет, который широко распространен в коммуникативном поведении русских и может привести к конфликту при общении с представителем индивидуалистской культуры, поскольку зачастую совет воспринимается в этом типе культуры как посягательство на privacy, как вторжение в личное пространство другого.

Различие в данных типах культур имеет множество способов реализации в языке, о чем мы будем говорить более подробно во второй главе, но здесь мы упомянем лишь тот факт, что в английском языке местоимение I пишется с большой буквы, с типологической точки зрения английский язык характеризуется как I–language [Матезиус 1989, 20–21], в то время как в русском языке глагол якать имеет отрицательную коннотацию, а человеку, слишком часто упоминающему собственную персону, неизменно напоминают о том, что буква я – последняя в алфавите. Достаточно вспомнить также типичное русское выражение «Мы с Машей посовещались и решили», на которое американцы, знающие русский язык, обычно шутливо реагируют вопросом «Сколько вас было?»

С параметром «коллективизм vs индивидуализм» тесно связан другой параметр классификации культур, в основе которого лежит принцип построения отношений между социальными группами людей в обществе. По этому параметру, т.е. по характеру отношений между социальными группами в обществе различаются вертикальные и горизонтальные типы культур. Этот параметр и выделение вертикального и горизонтального типов культур тесно связан с параметром дистанции власти, предлагаемым Г. Хофстеде [Hoffstede 1991]. В основе понятия дистанции власти лежит принцип ее распределения между членами общества, что и определяет вертикальный или горизонтальный тип культуры. По мнению Г. Хофстеде, определяющими факторами для формирования данных типов культуры служат климатические условия, количество населения и уровень благосостояния общества. Роль климатических условий, по его мнению, заключается в том, что в странах с холодным и умеренным климатом для обеспечения условий проживания людям приходится принимать больше усилий для создания комфортных условия для проживания, требуется интенсивное развитие науки и техники для обеспечения условий для комфортного проживания, что, в свою очередь, служит причиной развития образования, независимого мышления, а также децентрализации политической власти и непризнания верховных авторитетов. В странах с более благоприятными климатическими условиями, т.е. тропическим и субтропическим климатом, людям не приходится принимать больших усилий для выживания, следовательно, потребность в принятии технологических решений более низкая, для выживания не существует большой потребности в массовом образовании и развитии независимого мышления. Молодое поколение в большей степени учится выживать, опираясь на опыт старшего поколения, а потому авторитарные способы правлении более распространены.

Другим фактором, определяющим доминирование вертикального или горизонтального типа культуры и дистанции власти, является, по мнению Г. Хофстеде, количество населения. Дистанция власти, по его мнению, находится в прямопропорциональной зависимости от количества населения. Чем больше население страны, чем более разнороден его социальный состав, тем больше дистанция между теми, в чьих руках сосредоточена власть, и тем больше необходимость вертикали власти для решения многих вопросов управления страной.

Третьим фактором, влияющим на формирование типа культуры, является, как отмечает Г. Хофстеде, уровень благосостояния общества, вернее, принцип распределения средств, принадлежащих обществу. Согласно его утверждению, чем более неравномерно распределение богатств, тем больше дистанция власти. Представляется, однако, что причину и следствие следует поменять местами: чем больше дистанция между властью и остальным населением, тем больше вероятность неравномерного распределения богатств общества.

Признавая несомненную значимость параметров, перечисленных Г. Хофстеде, следует вместе с тем признать, что они не всегда представляются абсолютно достоверными. Так, в таблице, отражающей результаты проведенного им исследования по параметру «дистанция власти», в числе стран с культурами вертикального типа и большой дистанцией власти названы страны Ближнего Востока, Юго-восточной Азии, а также Южной Америки (Малайзия, Филиппины, Индонезия, Эквадор, Турция), но наряду с ними и такие страны, как Бельгия и Франция, что вызывает серьезные сомнения в абсолютной достоверности полученных результатов. С другой стороны, к числу стран с культурами горизонтального типа наряду с такими странами, как Германия, Дания, США, Великобритания и Швейцария, он относит и Японию, что также вызывает сомнения, поскольку большинство исследователей, в том числе сами японцы, подчеркивают принадлежность их культуры к вертикальному типу, что также находит свое отражение в многочисленных языковых фактах, о которых мы будем говорить чуть ниже.

Изначательно идея иерархии, вертикального строения отношений в обществе была выражена Конфуцием, утверждавшим, что вертикальная, иерархическая система необходима, прежде всего, для поддержания порядка в обществе. В культурах вертикального типа в сознании членов сообщества существует убеждение и признание того факта, что люди изначально не могут быть равными и занимать одинаковое положение в обществе, а потому существуют определенная дистанция и иерархия в отношениях между различными слоями общества. Поэтому люди, занимающие более низкое положение по своему происхождению, возрасту, социальному, имущественному статусу или по служебному положению, должны подчиняться вышестоящим представителям общества. В культурах такого типа вышестоящим лицам оказывается подчеркнутое уважение, в отношениях между людьми, будь то семья, школа или работа, существуют отношения строгой иерархии; в людях, занимающих более низкое положение в вертикали, ценятся такие качества, как послушание, исполнительность, а авторитарный стиль руководства воспринимается как норма. Этот тип отношений пронизывает все слои общества, включая семейные традиции, отношения между учителями и учениками, преподавателями и студентами. В детях воспитывается послушание, необходимость подчиняться родителям, в обучении упор делается на заучивание правил, а не на критический анализ изучаемого материала, вопросы к преподавателям не поощряются, так как они могут быть восприняты как знак неуважения. Коммуникация между людьми, занимающими разное положение в обществе, носит подчеркнуто формальный характер. Все это находит самые различные проявления в языке. Так, например, в корейском и китайском языках существуют разные способы для номинации старшего ребенка в семье, самого старшего, а также младшего и самого младшего. Наиболее ярко этот статусный принцип находит свое выражение в формах обращения. Так, например, в японском и других языках Юго-восточной Азии имеются различные формы обращения в зависимости от статуса лица, к которому обращаются. В тайском языке существуют различные формы местоимения первого лица, выбор которых определяется статусом говорящего [Bennet 1998, 14].

Вертикальный тип культуры может находить и весьма своеобразное выражение в языке. Так, например, в японском языке поезд, направляющийся в столицу, называется нобори-рэсся, что означает буквально «поезд, поднимающийся вверх», несмотря на то, что относительно уровня моря Токио находится ниже всех регионов. Выбор слова «верх», таким образом, обусловлен не географическим положением столицы, а тем, что в Токио находится императорский дворец, и поэтому в сознании японцев Токио – верх. Город Киото и его окрестности, т.е. та местность, где раньше была столица, до сих пор сохраняет название камигата – высший район, а диалект этого района называется камигата-хо:гэн – диалект высшего района (подробнее см.: [Проскурин, Судо 2004, 105]).

В культурах горизонтального типа с наименьшей дистанцией власти основополагающим принципом построения отношений между членами общества является принцип изначального равенства: все люди, независимо от их происхождения, цвета кожи, вероисповедания и т.д., рождаются равными, они должны иметь равные возможности и права для реализации своих способностей. По мнению С.Г. Тер-Минасовой, принцип равенства находится в противоречии с принципом индивидуализма, поскольку «равенство предполагает нивелирование, усреднение людей, подчиняющих свои желания и надежды требованиям коллектива, растворяющим свое я в мы [Тер-Минасова 2003, 12]. Мы, однако, не видим здесь большого противоречия, поскольку в культурах горизонтального типа с малой дистанцией власти речь идет, прежде всего, о равных стартовых условиях, независимо от происхождения, о равенстве всех граждан перед законом независимо от занимаемого положения, а не о принципе «уравниловки». Напротив, при условии равенства стартовых условий у каждого члена общества есть возможность, максимально используя свою целеустремленность, работоспособность и стремление к успеху, достичь определенного положения в обществе, независимо от своего происхождения. Американцы, опираясь на примеры своих великих соотечественников, особо подчеркивают как достижение факт своего простого происхождения, который не помешал иметь добиться высокого положения в обществе.

Данный принцип построения отношений между людьми в обществе также пронизывает все сферы жизни и деятельности общества. В семейных отношениях культивируется не столько беспрекословное подчинение воле родителей, сколько совместное обсуждение и поиски причин того или иного решения, предлагаемого родителями. В обучении поощряется активная обратная связь, вопросы к преподавателю, изложение иной точки зрения и ее аргументация. В деловой сфере поощряется не столько беспрекословное подчинение приказам начальника, сколько инициатива снизу (поэтому так популярны т.н. мозговые атаки накануне принятия важных стратегических решений). В сфере делового общения не только начальник может называть своего подчиненного по имени, но и подчиненный может обращаться к начальнику, называя его также по имени.

Этот параметр типологии культур находит многочисленные проявления в языке, на которых мы остановимся более подробно во второй главе. Здесь мы отметим лишь проекцию данного параметра в сферу личных местоимений. Лучшим примером манифестации горизонтального принципа межличностных отношений в сфере языка может служить английское местоимение второго лица, форма которого не меняется, как это имеет место в других языках, в зависимости от статуса лица, к которому обращается говорящий. Конечно, можно при объяснении этого ограничиться лишь фактами исторического развития языка, т.е. внутрисистемными факторами. Но за многими факторами, относящимися сегодня к внутрисистемным, могут скрываться и определенные экстралингвистические предпосылки, т.е. факторы культурологического характера.

В русском языке разграничение двух форм личного местоимения «вы», находящее отражение в написании данного местоимения с прописной или заглавной буквы, в зависимости от статуса лица, к которому обращается говорящий, отражает более присущий русской культуре вертикальный тип отношений между членами коллектива.

Специфика культуры находит свое отражение и в принципах построения коммуникации. В зависимости от сочетания эксплицитного и имплицитного способов передачи смысла в процессе коммуникации исследователи выделяют культуры с высокой и низкой степенью контекстной зависимости (High/Low Context Cultural Patterns) [Hall 1966]. В культурах с низкой степенью контекстной зависимости, примером которых может служить немецкая, швейцарская, а также североамериканская культуры, основной принцип построения высказывания базируется на эксплицитном представлении всей необходимой информации. В культурах с высокой степенью контекстной зависимости, напротив, в основе коммуникации лежит принцип необязательного эксплицитного представления всей информации, значительная часть ее может быть имплицирована, передана невербальным способом. Типичными образцами таких культур являются японская, китайская, мексиканская, индийская, а также культура американских индейцев. Важно отметить, что под контекстом понимается при этом не только и не столько языковой контекст (хотя он тоже имеет значение), сколько сочетание вербального и невербального компонентов коммуникации, а также весь ситуативный и культурологический контекст.

На наш взгляд, при рассмотрении данных типов культур четко прослеживается связь между коллективистским/индивидуалистским типами культуры и степенью контекстной зависимости. Поясню, в чем выражается эта зависимость. Высокая степень контекстной зависимости, и, как следствие, имплицитная передача значительной части информации в процессе коммуникации обусловлена тем, что коммуниканты исходят, прежде всего, из того, что в коллективистском типе культуры в результате опыта совместного проживания, общности взглядов на культурные ценности, правила коммуникативного поведения в обществе и т.д., значительная часть информации оказывается знакомой большинству членов общества (это т.н. shared knowledge), что зачастую делает эксплицитное выражение информации избыточным, пос