Даже тех, кто не просит

Прощения

Может ли Иисус в таком случае быть образцом добродетели? И сразу мы вынуждены сказать «нет» или, по меньшей мере, не может быть образцом в обычном смысле. Первые христиане верили, что Иисус относится к совершенно особой категории: без сомнения, он был в полном смысле слова человеком и, как все мы, сталкивался с искушениями, но одновременно он был тождествен тому, «через которого все было создано». Можем ли мы думать, что Иисус проходил через тот же мучительный процесс обучения, через нравственную борьбу, как и все мы?

Как это ни странно, можем. В конце концов, три Евангелия начинаются с рассказа об искушении Иисуса в пустыне (Мф 4:11 и параллельные места), и хотя можно принять эти краткие и стилизованные рассказы за описание достаточно легкой победы, евангелисты, несомненно, хотели показать, что здесь серьезному и длительному испытанию подвергалось само понимание Иисусом своего призвания, того, кто он есть, и характера того Царства, которое он должен был принести на землю. Победа над отдельным искушением укрепляет нравственные мышцы, но это происходит потому, что сила понадобится дальше: искушение, наталкивающееся на сопротивление, может не отступить, а стать еще яростнее, поскольку именно отступление уменьшает напряженность схватки – по крайней мере, на короткий момент. Вероятно, об этом в какой‑то мере говорит следующий любопытный отрывок Послания к Евреям:

[Иисус], во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение; хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию, и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного (5:7–9).

Конечно, в первую очередь речь здесь идет о Гефсимании (Мк 14:32–42 и параллельные места), хотя, похоже, сказанное можно понимать шире. Иисус, хотя он и был Сыном Божьим, научился послушанию. Так буквально говорится в данном отрывке, хотя автор, очевидно, не хотел сказать, что некогда Иисус не слушался Бога, но постепенно научился послушанию. Скорее, Иисус познал на своем опыте, что означает быть послушным во всем на фоне сильного искушения ослушаться.

И это очень похоже на то, что мы понимаем под добродетелью. Даже Иисусу нужно было учиться проявлять послушание тогда, когда этого делать не хочется. И когда его муки усилились, он все глубже постигал, что означает послушание на практике. В результате он обрел teleios, «совершенство», «полноту» (Евр 5:9); это не значит, что ранее он был «несовершенным» в смысле «грешным», но что до того он еще не стал в полной мере тем человеком, каким стал после этих страданий. И контекст в Послании к Евреям указывает на то, что такими же должны стать христиане. Но поскольку они начинают с иной отправной точки – как прощенные грешники, все еще склонные грешить, – им нужно научиться не только послушанию, но и смелости, чтобы «твердо держаться исповедания нашего» (Евр 4:14). Вот цель, которая стоит перед нами, telos. Нам надо создавать уже сейчас такие привычки сердца, которые позволят нам держаться за то, что совершил Иисус, и сделать его свершение нашим.

Мы не найдем в Новом

Завете и у первых

Христианских авторов

каких‑либо попыток

Рассматривать жизнь

Иисуса с точки зрения

Обычных «нравственных

Ценностей»

Или добродетелей

Мы не найдем в Новом Завете и у первых христианских авторов каких‑либо попыток рассматривать жизнь Иисуса с точки зрения обычных «нравственных ценностей» или добродетелей. Его жизнь, если верить Евангелиям, глубоко наполнена верой, надеждой и особенно любовью, но никто не писал о ней с такой точки зрения. Мы найдем в его жизни также и удивительные примеры смелости, мудрости, собранности и справедливости, но опять‑таки авторы не говорили об этом. Вместо этого первых христиан поражало то, к чему они возвращались снова и снова: Иисус показал им (через истории очевидцев) такую жизнь человека, которую до него никто себе не мог и представить: щедрость и прощение, стремление опустошить себя и поставить нужды других людей на первое место. Ничего подобного никто ранее не встречал, и именно они стали источником тех добродетелей, которые считают специфически христианскими, таких как смирение, милосердие, терпение и целомудрие – все эти качества, по мнению секулярного философа Саймона Блэкберна, «для древних греков были совершенно непонятными добродетелями»[9]. И, как мы отмечали выше, рассказы об искушении Иисуса и (хотя и крайне краткое) размышление над ними в Послании к Евреям заставляют предположить, что и сам Иисус должен был следовать описанным нами путем «добродетели»: то есть ему, через мучительный труд, приходилось постигать, что значит быть послушным – в частности, исполнять волю Отца о его жизни и смерти, подчиняясь закону жертвенной любви.

Мы не увидим, чтобы сам Иисус или его последователи видели в нем пример человека, «соблюдающего правила», который предписывает эти правила другим или дает им новое истолкование. Путь его жизни никак не укладывается в правила, его нельзя свести к попытке соответствовать каким‑то нормам и стандартам. И нельзя сказать (как это делают сторонники утилитаризма), что это путь подсчета и оценки воздействия тех или иных поступков на окружающих, когда такой подсчет позволяет принимать решения и действовать. И уж, разумеется, Иисус никогда не предлагал людям «поступать естественно» – на самом деле именно «естественные» дела, исходящие из сердца, он считал проблемой. Есть только один подход к верному пониманию тех нравственных требований, которые Иисус предлагал своим ученикам и предлагает нам сегодня: это не подсчет результатов и не «аутентичность» романтизма и экзистенциализма, но добродетель. Добродетель, которой придали ее особую форму Царство и крест.

Несомненно, Иисус, как и его современники, считал, что поступки, перечисленные у Марка 7:21–22 (коварство, убийство, воровство и т. д.), дурны. Он не стал бы слушать того, кто сказал бы: поскольку важен только характер (какой ты человек), а не правила (что ты делаешь), мы вольны нарушать правила (скажем, воровать или убивать), если характер при этом формируется нормально. Порочность, предательство, распущенность, зависть, клевета, гордость, глупость упрямца и подобные вещи остаются злом. Правила все еще имеют смысл; невозможно стремиться к добродетели, нарушая эти правила. Но важнее всего обновление сердца, а нарушение правил может быть прощено. А когда человек обрел новое сердце, перед ним встают иные задачи: освоить привычки, которые позволят ему избегать любых пороков, потому что станут его «второй природой». Учиться такому послушанию тяжело и мучительно. Но так мы осваиваем язык самой жизни.

В настоящей дискуссии я стремился изъять «этику» из того контекста, куда ее обычно помещают, говоря об Иисусе и его подвиге, и поставить ее в иной контекст. Иисус пришел не для того, чтобы «научить нас новой этике». Он не говорил, что все представления о поведении человека ошибочны и что теперь надо все начинать с нуля. И он не пришел, чтобы продемонстрировать нам, как надлежит соблюдать Закон Божий, или чтобы сказать нам, что у нас ничего не получится, как бы мы ни старались, а потому нам лучше полагаться на его прощение. Иными словами, Иисус не действовал в тех обычных для западных христиан – да и для западных нехристиан – категориях, в которых мы привыкли рассматривать «поведение». Он пришел, чтобы на земле началось Царство Божье – через его жизнь и общественное служение, которые достигли своей кульминации в его смерти и воскресении. Он пришел спасти Израиль, спасти человечество, а тем самым – спасти творение. И если помнить об этом, вся картина меняется.

Фактически Иисус пришел, чтобы могло начаться новое Божье творение, а в его рамках – новый путь жизни для человека. Этот новый путь вбирает в себя все лучшие представления о «правильном поведении», родившиеся в рамках древнего иудаизма и язычества, и, превзойдя их, позволяет окинуть их свежим взглядом с иной позиции. И одновременно Иисус начал осуществление замысла о людях: человек должен снова стать человеком через очищение и умягчение сердца, он должен перевернуться вверх тормашками и вывернуться наизнанку и открыть, что ему нужно изучать новый язык. Царство Божье ворвалось в наш мир и оно породило такую «цель», которая и не снилась Аристотелю. Люди должны заново открыть, для чего они были созданы и для чего был создан Израиль. Они предназначены стать властителями и священниками, следуя за Иисусом, который исполнил царское и священническое призвание, и им предназначено начать осваивать это с нуля. Они должны упражняться в добродетели – причем в такой добродетели, которую раньше никто не мог себе и представить. И об этом, как и о многом другом, из всех первых последователей Иисуса больше всего размышлял неутомимый и неугомонный прекрасный и часто непонятный человек по имени Павел.

5

Перемены