Прогресс в изучении стихийных бедствий

Истоки. Главное направление развития научных работ в этой области берет начало в исследованиях Гилберта Уайта и его коллег из Чикагского университета [2]. Ранние работы Уайта были посвящены рассмотрению материального ущерба, причиняемого наводнениями. Публикуя их в такое время, когда главными авторами литературы по этим вопросам являлись инженеры и другие специалисты-практики, уделявшие основное внимание техническим вопросам, и прежде всего особенностям процесса сооружения дамб, Уайт (White, 1939, 1942) начал отстаивать непривычное тогда представление, согласно которому затраты средств, направляемых на предотвращение наводнений и на другие подобные мероприятия, не дают желаемого результата в виде уменьшения размеров ущерба от этих стихийных бедствий. При содействии официальных властей в 1956 г. в Чикагском университете была образована специальная исследовательская группа по изучению всего комплекса вопросов, связанных с различными способами приспособления людей к наводнениям и борьбе с ними. Результаты первого исследования, произведенного этой группой (White et al., 1958), подтвердили предположения Уайта, поскольку вместе с резким увеличением затрат на борьбу с наводнегиями уровень ущерба от них также значительно вырос.

Рис. 12-2. Управление процессом адаптивных изменений. Kates (1971, 447).

==234

Работы этой исследовательской группы, а также ряда талантливых выпускников университета и аспирантов положили начало направлению, впоследствии названному «Чикагской школой» изучения стихийных бедствий. Ее отличительными особенностями было повышенное внимание к практическим вопросам, так же как и чисто академическим проблемам, и убеждение, что во взаимотношениях человека и окружающей среды процессы мыслительной деятельности имеют определяющее значение и что знание именно их дает ключ к подлинному пониманию поведения людей в ходе борьбы со стихийными бедствиями [З]. Вначале группа занималась изучением лишь речных наводнений (Burton, 1962; Kates, 1962, 1965; White, 1964), однако скоро в сферу ее рассмотрения попали и наводнения других видов (например, морские (Burton, Kates, 1964; Kates, 1967)) и другие стихийные бедствия.

Начало последнему направлению исследований было положено работой Сааринена (Saarinen, 1966), посвященной анализу реакций на засуху в пределах Великих Американских равнин. Несмотря на то что в этой работе нарушалась традиция в выборе объекта исследования, поскольку в ней рассматривались явления, относящиеся к противоположному концу спектра стихийных бедствий, а именно связанные с процессами эвапотранспирации, в ней сохранялась преемственность методики исследований. Сааринен использовал анкету, переработанную из вопросника, посвященного анализу ситуации во время наводнений, но расширил его границы, введя вопросы, направленные на выявление возможных вариантов поведения в той или иной гипотетической ситуации: задача этих вопросов состояла в выявлении позиций, которые занимают люди по отношению к природе. Эта осознанная обеспокоенность систематическим развитием как отдельных методов, так и методики в целом остается характерной чертой всех исследований, посвященных изучению стихийных бедствий.

Интегрированные исследовательские программы. Рассмотренные пионерные работы при активном участии и под энергичным руководством ученых Чикагской группы привели к появлению широкого спектра новых научных исследований. Почти все статьи, указанные в табл. 12-4, написаны учеными, либо непосредственно связанными с Чикагской школой, либо с теми, кто принимал участие в той или иной из основных исследовательских программ, в которые вылились работы ее представителей. Мы не собираемся обсуждать здесь алгоритм составления и появления этих программ или подробно рассматривать их главные результаты [4]. Мы хотим дать лишь краткий обзор главных направлений исследований, производимых в соответствии с постоянно действующей Северо-Американской программой (география реализации которой следует за перемещениями основных ученых, занимающихся ею, в университеты Торонто, Колорадо и Кларка), а также тех, которые осуществляются под эгидой Комиссии человека и окружающей среды Международного географического союза (МГС).

Большинство исследований, датируемых последним десятилетием, проводятся в полном или частичном соответствии с парадигмой, выдвинутой Бартоном и др. (Burton et al., 1968), согласно которой анализируются:

==236

1) количество людей, которые проживают в районах, подверженных угрозе тех или иных стихийных бедствий; 2) весь возможный спектр поведенческих реакций людей в условиях того или иного стихийного бедствия; 3) то, как человек воспринимает и как оценивает стихийное бедствие; 4) процесс выбора тех или иных способов приспособления, направленных на уменьшение нанесенного стихийным бедствием ущерба, во взаимосвязях с социальной средой, в которой они происходят; 5) оптимальный набор мероприятий, направленных на борьбу со стихийным бедствием с целью минимизации негативных социальных последствий.

В рамках такой парадигмы главные усилия исследователей направляются на получение возможно более полной картины распространения, а также масштабов стихийных бедствий на земном шаре, на проведение сравнительного анализа различных типов стихийных бедствий, а также одного и того же бедствия, но в различных социокультурных условиях и, наконец, на систематическое совершенствование методики подобных исследований. Разработку всех этих научных направлений можно увидеть при беглом рассмотрении исследований, связанных с научной программой, организованной МГС (White, 1974a; Bin-ton et al., 1978).

В рамках этой программы проводятся исследования девяти видов стихийных бедствий учеными из пятнадцати стран мира. Хотя ее нельзя считать исчерпывающей, программа обеспечивает некоторое основание для более подробной разработки широких проблем, само исследование которых может углубить понимание того или иного рассматриваемого вопроса. Сравнимость получаемой информации обеспечивается использованием стандартного вопросника, который построен на основе анкет, применявшихся в ранних работах упомянутых североамериканских ученых. Сделав подробный анализ использования этого вопросника, Сааринен (Saarinen, 1974) приходит к выводу, что при его применении возникает много ситуаций, которые потенциально могут вызывать немало ошибок; кроме того, часто приходится сталкиваться с недостатком времени и средств, порождая затруднения, связанные с необходимостью сотрудничества с множеством людей, которые никогда ранее не работали в этой научной области, а также с неизбежными проблемами, возникающими при переводе вопросов на другие языки. Оказалось, что из 56 вопросов, входивших в первоначальный вариант анкеты (см. White, 1974b), чуть больше половины (30) не вызывали серьезных затруднений, в то время как четырнадцать порождали некоторые трудности, а еще 14 приводили к значительным осложнениям. Сааринен показывает, что вопросы анкеты образуют широкий спектр - от простых прямых вопросов, на которые очень легко отвечать, до открытых, направленных на выяснение подлинного мнения людей по тем или иным проблемам, которые порождают значительные трудности при ответе на них. Суть проблемы в данном случае состоит в том, что «самые интересные вопросы» как раз и порождают больше всего проблем, вопросы же, предусматривающие краткие, простые ответы, неудобны тем, что они делают респондентов полностью зависимыми от гипотез, которые выдвигают составители анкеты, лишая интервьюируемых каких-либо способов выражения своего внутреннего мира собственными словами.

С учетом сказанного интересно взглянуть на альтернативный подход, которого придерживается ряд ученых и в ходе использования которого основное внимание концентрируется на каком-либо конкретном месте или районе, которые их обитатели считают потенциально опасными с точки

==237

зрения возможных стихийных бедствий. Хорошим примером применения этого подхода является работа Смита (Smith, 1976b, 1976d), посвященная исследованию Виндсдорна (провинция Онтарио). Для того чтобы правильно понять эту работу, необходимо дать несколько иное определение понятия «стихийное бедствие», чем то, которого мы придерживались в этой главе до сих пор. Под стихийным бедствием в данном случае мы будем понимать любые «компоненты материальной среды, которые рассматриваются горожанами как потенциально опасные для их физического или умственного здоровья» (Smith, 1976d, 8). Далее, надо отметить, что в этой работе термину «стихийные бедствия городской среды» отдается предпочтение перед термином «природные бедствия», поскольку в данном случае перечень стихийных бедствий наряду с наводнениями и т. п. включает и антропогенные стихийные бедствия [5], например загрязнение воды или повышенный уровень шума, вызванный автомобильным транспортом. Точно так же Хевит и Бартон (Hewitt, Burton, 1971), изучая Лондон (провинция Онтарио), наряду с исследованием полного набора природных стихийных бедствий рассматривали и антропогенные стихийные бедствияпожары и загрязнение, вызываемое промышленными производствами.

Эти работы носят обзорный характер и ограничены конкретными условиями, в которых происходят исследуемые явления, не говоря уже о том, что в них присутствуют проблемы обеспечения сравнимости различных видов стихийных бедствий между собой, однако они тем не менее содержат новый аспект изучения стихийных бедствий. Подход, на котором они строятся, обеспечивает видение стихийного бедствия с точки зрения не столько стороннего исследователя, сколько самих респондентов. Его использование позволяет также ликвидировать искусственно созданную дихотомию между так называемыми рукотворными стихийными бедствиями (которые, для соблюдения логики, рассматривались в нашей работе под их обычным названием-«городские стрессоры»-в 10-й гл.) и природными стихийными бедствиями. Обе эти особенности носят позитивный характер.

Заключение

Два важных аспекта отличают исследование стихийных бедствий от других направлений поведенческой географии. Во-первых, в этом направлении исследований главная роль принадлежит географам. В ходе нашей работы мы уже привыкли видеть географов, которые лишь подхватывают и развивают идеи, выдвинутые специалистами других наук, а вот изучение стихийных бедствий-это направление, толчок развитию которого дали сами географы. Это произошло по трем основным причинам. Во-первых, изучение стихийных бедствий происходит на таких пространственных уровнях, на которых географы привыкли работать издавна, будь то уровень всей Земли в целом или небольшого по территории района. Затем, подобные исследования затрагивают изучение природных процессов, знание которых у географов несравненно выше, чем у специалистов других наук. Наконец, возможно, что образ природной стихии, обрушивающейся на человека, который обычно возникает при проведении подобных исследований, лучше вписывается в традиционные географические концепции взаимоотношений окружения человека и среды, чем в концепции других научных дисциплин.

Во-вторых, это направление исследований необычно тем, что оно является хорошо структурированным, высокоорганизованным, ориентированным на практическую деятельность и (в последнее время) имеющим международную основу. Такое развитие событий отчасти отражает тот

==238

факт, что для исследований подобного типа были выделены значительные финансовые средства. Однако более существенным является то обстоятельство, что это направление развивалось на базе нескольких исследований, произведенных по легкоприменимой методике, причем в ходе его развития авторы пионерных работ сохранили свою лидирующую роль. Все эти особенности позволили установить преемственность и непрерывность развития обсуждаемого направления, до сих пор оставшиеся уникальными в поведенческой географии. Но они же обусловили некоторые его недостатки. Одним из негативных последствий развития этого направления в жестких рамках одной географической парадигмы, созданной Уайтом и его коллегами, видимо, является более слабая восприимчивость ученых к достижениям негеографических наук, чем в других направлениях поведенческой географии. Так, весьма примечательно, что в географических исследованиях на эту тему невозможно найти ни одной ссылки на аналогичные работы, написанные специалистами-социологами (см., напр.: Young, 1954; Baker, Chapmen, 1962; Barton, 1969; Turner, 1976; Davis, 1978). В то же время эти работы, посвященные главным образом механизмам приспособления к условиям стихийных бедствий на уровне сообщества и другим социальным особенностям приспособления к природным катастрофам, могут очень многое дать географам, занимающимся исследованием стихийных бедствий.

Генеральная парадигма географических исследований стихийных бедствий подверглась более принципиальной критике со стороны ряда радикальных географов [6] (Baird et al., 1975; O'Keefe, 1975; Wisner et al., 1976; O'Keefe, Haiverston, в печати). Главной причиной их недовольства является глубокая убежденность в том, что необходимо кардинальным образом переориентировать исследования в этой области для того, чтобы гораздо большее внимание в них уделялось странам третьего мира, которые, как мы видели, особенно сильно страдают от стихийных бедствий. А если это случится, тогда, по мнению критиков, существующая парадигма перестанет удовлетворять необходимым научным требованиям как вследствие того, что она носит слишком местный (ориентированный на условия Северной Америки) характер, так и потому, что социальные особенности процессов приспособления к стихийным бедствиям в развивающихся странах учитываются ею неадекватно. Эти утверждения заслуживают дальнейшего рассмотрения.

Считается, что местнический характер этой парадигмы проявляется в двух основных формах. Во-первых, чувствуется, что ее авторы ориентируются на достижение научных целей, характерных именно для американской науки. Так, по мнению Вестгейта (Westgate, 1978), ярким примером проявления такой тенденции является книга «Возрождение после катастрофы» (Haas et al., 1977). Хаас и его коллеги рассматривают четыре землетрясения, три из которых затронули американские города, а одно - Манагуа, столицу Никарагуа. И хотя в работе изучается ситуация в одной из стран третьего мира, цели исследования, декларированные авторами, ясно показывают, что это было сделано лишь для того, чтобы «можно было получить новые данные, имеющие значение для американских городов, расположенных в сейсмически опасных районах» (Haas et al., 1977, XVII). Во-вторых, утверждается, что стандартный вопросник, используемый в рамках реализации программы МГС и других более ранних программ, построен прежде всего с учетом американских условий и для правильного применения в странах третьего мира должен быть существенно переработан (Waddell, 1977).

Замечание, касающееся социальных особенностей процесса приспособления к стихийному бедствию, является, возможно, самой серьезной претензией, высказанной в адрес американских ученых, занимающихся исследованием стихийных бедствий. Бэрд и др. (Baird et al., 1975) отмечают, что до сих пор преобладает взгляд на стихийные бедствия как на некие

==239

экстраординарные события, но сами авторы считают, что более реалистичным было бы рассматривать ситуацию, возникающую во время стихийного бедствия, как крайний вариант функционирования окружающей людей среды в данном районе их обычного проживания. Это заставляет авторов поставить вопрос, насколько «природными» являются стихийные бедствия. Они пишут: «Поскольку население слаборазвитых районов пытается опереться на некую альтернативную технологию, балансируя на грани нарушения существующей системы производства, опирающейся на патриархальную ресурсную базу, оно вынуждено прибегать к механизмам, неустойчиво гарантирующим выживание или гибкую перестройку» (Baird et al., 1975, 29). Таким образом, выходит, что тяжесть стихийного бедствия является, по крайней мере отчасти, следствием господствующей в данном районе технико-экономической системы. Городская и сельская беднота в слаборазвитых странах практически лишена каких-либо дополнительных ресурсов, которые можно было бы использовать для противостояния чрезвычайным бедствиям, и поэтому она в наши дни фактически более уязвима к капризам стихии, чем была ранее (Westgate, O'Keefe, 1976).

Во многих смыслах это была действительно радикальная критика, но во время, когда она появилась, почти никто из видных американских ученых, занимающихся изучением стихийных бедствий, не имел возможности дать на нее подробный ответ. Поэтому строгая оценка их реакции на соответствующие критические замечания представляется преждевременной, хотя короткая реплика Уайта (White, 1978) позволяет составить некоторое впечатление о том, по каким линиям будет происходить защита. Уайт отвечает на критический обзор, написанный Уэддлом (Waddell, 1977), в котором последний выдвигает два обвинения в адрес исследовательской программы МГС, состоящие, во-первых, в том, что подход, используемый в этой программе для исследования проблем социальной адаптации к крайним по масштабам проявления природным силам, является «жестко детерминистическим», а во-вторых, что методы, применяемые в этом случае, абсолютно непригодны для решения подобных проблем. На оба предъявленных обвинения Уайт отвечает в похожем ключе. Как основной подход, используемый в исследованиях, так и базовый вопросник являются лишь общими, задающими наиболее существенные черты изучения; никому не навязывается какая-либо единая модель развития этого подхода, а предлагаемый вопросник может использоваться в неизменном виде, переделываться или вообще не применяться по полному усмотрению конкретного исследователя. По словам Уайта (White, 1978, 230): «Задачами предполагаемого интервью является формирование неких основ для получения общего взгляда на ситуацию, отталкиваясь от которых можно было бы углубиться в исследование обнаружившихся проблем, а также обеспечить сопоставимость получаемых результатов. Оно должно быть не столько трафаретом, сколько общей рекогносцировкой». Однако более общие вопросы, вытекающие из подхода радикальных географов, касающиеся роли экономического развития района повышенного риска стихийных бедствий как противовеса негативным тенденциям, вызываемым быстрыми темпами роста населения, или те, что затрагивают самую внутреннюю логику и согласованность применяемого экономического анализа, все еще ждут ясного ответа.

В заключение необходимо сделать еще одно замечание. В этой главе мы увидели природную среду совсем с иной точки зрения, чем в предыдущей. Там основное внимание уделялось анализу ландшафтных предпочтений и рассмотрению особенностей поведения, связанных с характером притягательности того или иного места, а здесь нашим главным интересом было исследование стрессов, борьбы, механизмов приспособления людей к разбушевавшейся стихии.