Александр Соколов и Мария Вишняк

Но мне хотелось показать и другие направления. Вот очень крупная фигура, к сожалению, человек, который уже закончил свой земной путь, – это Александр Соколов. Одну его икону я вам уже показывала, потому что он был одним из участников и даже инициатором первой иконописной выставки 1989 года в Знаменском соборе. Он же был в бригаде отца Зинона при восстановлении Даниловского монастыря. И он стал, конечно, очень интересным иконописцем, тоже определившим одно из основных направлений, которое больше связано с древнерусской традицией. Вот его ранняя фотография, он такой замечательный, у него семья, четверо детей. Здесь дети еще маленькие. Сейчас уже, конечно, и внуки есть. И жена, замечательный художник Мария Вишняк.

Вот она нарисовала их духовника, замечательного батюшку отца Анатолия Яковина, благодаря которому, собственно говоря, Александр Соколов и стал иконописцем. Потому что они, будучи еще неженатыми, шестнадцатилетние ученики художественной московской школы, приехали в деревню Пятница к известному священнику, который тоже привечал интеллигенцию, у него последние дивеевские матушки жили, такой очень известный был священник.

Но, как в советское время очень часто бывало, известные священники были совсем не в столицах, а были загнаны в жуткую провинцию. Вот он служил в деревне Пятница и Великодворье, это две деревни, которые сейчас слиты в одну, в небольшой деревянной церкви, судьба которой очень интересна. Эта церковь была построена в 1927 году, когда все церкви на Руси рушились. А рабочие стекольного завода (недалеко Гусь-Хрустальный) решили сами себе построить церковь, никого не спрашивая. И по своему доморощенному проекту построили храм и водрузили на нем красивый хрустальный крест.

И как ни странно, этот храм уцелел в советское время. Более того, здесь жил и служил вышедший после 20 (или даже более) лет лагерей ныне канонизированный священник Петр Чельцов, исповедник и мученик. И его икону для этого храма написал Александр Соколов. И как раз отец Анатолий Яковин, который заступил после отца Петра Чельцова, очень хотел прославить… И потом, действительно, и церковь прославила отца Петра. И он сказал как раз Александру Соколову: «Раз ты художник – давай пиши». И он стал действительно писать иконы, и стал писать их прекрасно, хотя сначала он не мыслил себя как иконописец. Ну, батюшка благословил, он, видимо, увидел в нем этот талант. И вот одна из его икон как раз написана к прославлению отца Петра Чельцова. Вообще о проблемах новых икон, новомучеников мы, наверное, еще сумеем поговорить, но это хороший образец, как мне кажется, где соединяются и иконность, и портретность, и такая вот свобода, и в то же время стилистическая выверенность.

Небольшой этот деревянный храм – это тоже такой памятник возрождения церковного искусства 80-90-х годов. Отец Анатолий приглашал сюда самых разных людей. Здесь, кстати, несколько месяцев жил и работал отец Зинон, когда он ушел из Данилова монастыря, но еще не вернулся к себе в Печоры. Вот отец Анатолий воспользовался этой паузой в его работе, пригласил, и здесь есть несколько ранних икон отца Зинона. Здесь работал и Александр Соколов. Ну, естественно, храм своего духовника он расписывал и писал сюда иконы. Здесь работали Александр Лавданский, ныне очень известный, Илья Кручинин, отец Вячеслав Свиных, отец Андрей Давыдов, который тогда еще даже не был священником, и т.д. Т.е. все те, кто сегодня достаточно известен в иконописном мире, начинали здесь.

Это удивительный памятник, его надо сохранять, на него надо повесить табличку «Охраняется государством», но этого даже епархия не понимает – что это памятник начала процесса возрождения церковного искусства. Это удивительно. Потому что многие иконописцы уже так не пишут, как они писали тогда, в 80-90-х годах. К сожалению, отца Анатолия нет, в начале 2000-х годов отец Анатолий разбился на машине, погиб в результате автокатастрофы. Но память его должна сохраняться, потому что он помогал тем иконописцам, которые часто сидели без денег. Более того, в советское время была даже статья, по которой иконописца можно было привлечь к уголовной или административной ответственности за изготовление икон: считалось, что они пишут не для церкви, а для того, чтобы торговать с иностранцами и т.д. В общем, много глупостей было в Советском Союзе.

Но, говоря об Александре Соколове, хочется отметить вот эту икону, которая получила, во всяком случае, всероссийскую известность. Это икона «Неупиваемая чаша», которая написана для серпуховского Высоцкого монастыря молодым иконописцем (ему всего было 33 года). Тогдашний настоятель, отец Иосиф, попросил его восстановить утраченный образ. В Серпухове еще в XIX в. прославилась икона, помолившись которой, люди исцелялись от пьянства. Такой недуг очень распространен в России. И конечно, такая икона снова требовалась в возрожденный монастырь. Сохранились черно-белые фотографии, известна была иконография. Но Александр Соколов не пошел по принципу прямого восстановления, какой-то копии синодальной иконы, а сделал свой, абсолютно свойственный его стилю образ.

И как только икона заняла свое место в храме, к ней потекли снова толпы и стали совершаться чудотворения. Вот это тоже удивительное, знаковое событие: новая икона становится чудотворной. Сейчас уже никого этими чудесами не удивишь, мне рассказывают, что какие-то там печатные иконочки мироточат, совершают чудеса и т.д., но тогда это была сенсация. Во-первых, было понятно, что эти новые веточки органично привились к древу церковной традиции. Это уже не просто что-то внесенное извне, а это то, что рождается в недрах самой церкви. И Александр Соколов, конечно, был удивительно чутким человеком и к художественному, и к церковному, и к духовному. И его иконы проникнуты какой-то глубиной и настоящим чувством.

Я помню дискуссию 90-х годов «Какой должна быть икона». Все говорили: духовность – это не душевность, не надо привносить сюда художество, художник должен умереть в иконописце и т.д. А Соколов и теоретически, и практически утверждал, что икона не может быть лишена эмоций, просто эта эмоция должна быть очищена. Что христианство – это про любовь, это не просто идеология, не надо делать плакат! Вот эта замечательная «Не рыдай Мене, Мати», мне кажется, как раз говорит о глубоком чувстве иконописца – что его иконы располагают к молитве. Вот образ Спасителя, в котором нет вот этой угрожающей силы испепеления грешников.

Ну, если говорить о начале, а мы все-таки говорим сегодня больше о начале восстановления традиции, то вот его замечательная работа в царицынской церкви. Он тогда был в этом приходе Живоносного Источника в Царицыне. Там храм состоит из большой трапезной, которую потом расписывали другие художники, и самого храма, четверика. Вот четверик расписывал как раз Александр Соколов.

Мне кажется, это очень интересная роспись, она такая свободная, живописная… Живописная не в том смысле, что противоположность иконе, а в том смысле, что сама иконопись свободная и красивая. И во многом, я бы сказала, новаторская, но не разрушающая традиции, а наоборот, творчески их продолжающая.

Очень красив иконостас, иконы. Сам иконостас-то остался, конечно, фанерным, синодального еще периода, его не стали менять, а вот иконы, в него вставленные, конечно, говорят об очень высоком мастерстве Александра Соколова. Его линия отлична от линии отца Зинона. Хотя они дружили и даже в некоторых местах вместе работали, но это другая традиция.

Это как раз говорит о том, что возрождение церковной традиции вовсе не было загнано в какие-то узкие рамки. Хотя многие понимали тогда канон как некие рамки, из которых невозможно вырваться. Наоборот, какое-то ограничение. А вот и отец Зинон, и Александр Соколов понимали канон как стержень, на который нанизывается… Смысловой стержень, догматический, канонический, на который нанизывается уже то мастерство, на что способен сам художник.

Даже его «Троица» в этом иконостасе как раз говорит о том, что он знает «Троицу» Рублева, он ориентируется на нее, но он ее ни в коем случае не копирует. Сколько этих ужасных копий было порождено в 90-е годы, и до сих пор творится множество этих копий, которые просто являются карикатурой на Рублева. Здесь этого нет. И, конечно, заслуга Александра Соколова, что он возвращает какие-то, я бы сказала, нежные чувства в икону. Вот это молитвенное умиление, то, что было присуще именно лучшим иконам Древней Руси.