К вопросу о научном осмыслении моды

Соавтор Н.В. Черушева

Пути формирования эстетического вкуса достаточно сложны. Одним из них может быть мода. «О любви не говори: о ней все сказано», – поется в одной старой песне. Такой же совет можно было бы дать и тем, кто говорит о моде. Кажется, все, что можно было сказать о моде, уже сказано. С весьма давних пор о ней высказывались не только знаменитые модельеры, но и многие выдающиеся писатели, философы, искусствоведы, социологи, да и кто о ней только не говорил. Мы постоянно сталкиваемся с проявле­ниями моды. Тем не менее, существующие суждения о моде зачастую не только расходятся между собой, но и прямо противоречат друг другу, оценки этого явления (а стремление оценить, как правило, предшествует стремлению понять) диаметрально расходятся: попросту говоря, по одним оценкам, мода – это зло, по другим – благо. Одни утверждают, что мода продукт и источник социального неравенства и элитарности, другие, напротив, что она – результат и фактор развития социального равенства и демократии. Одни настаивают на том, что мода заведомо вредна для художественного творчества, другие – что она действует на него благотворно. Одни рассказывают, что мода подавляет индивидуальность, другие – что она способствует развитию индивидуальности.

Мода и сегодня по-прежнему остается явлением в значительной мере уловимым и далеко не познанным, несмотря на множество высказанных в разное время глубоких, оригинальных и верных идей и мыслей о ней.

Мода – явление в высшей степени интересное. В самом деле, разве не любопытно, почему огромные массы людей время от времени изменяют что-то в своем внешнем, да и не только внешнем, облике даже тогда, когда вроде бы ничто их к этому не понуждает, каждый раз, при этом считая, что изменения эти к лучшему? Разве не интересно попытаться понять, почему люди, утверждавшие некогда одно, под влиянием моды изменяют свою точку зрения и с течением времени говорят совершенно иное, иногда даже не замечая происшедшей с ними метаморфозы? Почему одежда, еще сравнительно недавно казавшаяся человеку такой красивой, перестает ему нра­виться, и через какое-то время вновь вызывать его восхищение?

Из-за чего такими странными, необычными представляются нам иногда внеш­ний облик, костюм, прическа людей, изображенных в живописных произведениях, на фотографиях или в кино?

Очевидно, что понятие моды сформировалось не в сфере науки, оно взято из повседневного языка и продолжает «жить» в нем. Это обстоя­тельство оказывает большое влияние на научное истолкование рассмат­риваемого нами явления. В отличие, скажем, от таких понятий, как «квант», «биоценоз» или «хромосома», понятие «мода» неизбежно свя­зано с самыми различными значениями, интерпретациями, ассоциациями ненаучного, обыденного характера. И это вполне естественно, так как в гуманитарных науках (а именно их объектом, прежде всего, и является мода) вообще собственно научное знание теснейшим образом перепле­тается с житейским; нередко они проникают друг в друга.

Тем не менее, и в гуманитарных науках обыденные и научные понятия не совпадают, так как последние составляют результат специальной работы. Научные понятия, в отличие от житейских, обыденных, не складываются «сами собой»; они искусственно конструируются, с тем чтобы в исследуе­мых явлениях действительности выделить и зафиксировать наиболее зна­чимые, существенные свойства и отношения и отбросить второстепенные, которые непременно присутствуют в обыденном сознании и в так называ­емых «естественных» языках, сформированных этим сознанием.

Мы попытаемся рассмотреть научное понятие моды. Другими сло­вами, мы постараемся использовать не просто слово, а термин, т.е. такое слово, которое точно обозначает определенное научное понятие и его соот­ношение с другими понятиями.

Известно, что слово «мода» (французское «mode» и немецкое «Mode») происходит от латинского «modus» – мера, правило, предписание, способ, об­раз. Именно в значениях «способ» и «образ» оно и использовалось веками во французском языке и продолжает использоваться по сей день [9, с. 231].

В русский язык слово «мода» пришло в XVII в. и распространилось в XVIII в. В эпоху Петра оно означало «образец», «манер». Во второй половине XVIII в. оно утвердилось настолько, что возникла пословица: «То не грешно, что в моду вошло». С 1779 г. в России стал выходить журнал мод «Модное ежемесячное издание». В дальнейшем слово «мо­да» и производные от него «модник», «модничать», «модёна» (щего­лиха), «модиться», «модистый» и т.п. вошли и в крестьянский язык, и в различные областные диалекты [11].

В XVII–XIX вв. в разных языках это слово было тесно связано со словом «обычай»; нередко эти слова использовались как взаимозаменяе­мые, в одинаковых или близких значениях. Так, старинная французская пословица гласит: «В каждом краю – своя мода», т.е. в каждом краю существуют свои особые обычаи. Когда А.С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» пишет: «К чему бесплодно спорить с веком? Обычай – деспот меж людей», – то, как видно из контекста, «обычай» здесь он понимает как си­ноним «моды» (это слово, кстати, также часто встречается в романе) [8]. Еще Адам Смит в своем сочинении «Теория нравственных чувств» (1759) рассматривал моду как разновидность обычая. Впоследствии такое истолко­вание укоренилось в различных странах. Так, в многотомном французском «Большом универсальном словаре XIX века» Пьера Ларусса читаем: «Мода отличается от обычая, как вид от рода. Мода – это преходящий обычай». В словаре В.И. Даля мода определяется как «ходящий обычай; временная, изменчивая прихоть в житейском быту, в обществе, в покрое одежды и в нарядах» [1, с. 389].

В этой первоначальной языковой «привязке» моды к обычаю отразился тот факт, что обычай «старше» моды и долгое время был доминирующим механизмом. В дальнейшем, когда мода выделилась в самостоятельное со­циальное явление, значения слов «мода» и «обычай» оторвались друг от друга, и их все чаще стали толковать в качестве антонимов, т.е. слов, проти­воположных друг другу по значению. В современных толковых словарях моду, как правило, уже не связывают с обычаем, что отражает изменение в употреблении этого слова в повседневном языке. Тем не менее, и в совре­менном языке отчасти сохранилось употребление слова «мода» в значении, близком прежним, а именно в значении «обыкновение», «привычка». Вы­ражение «взять в моду», иногда используемое в просторечии, означает «ус­воить привычку» [2].

Нередко слово «мода» означает быстропроходящую популярность чего-либо или кого-либо. Когда это слово употребляется во множествен­ном числе, оно обозначает, как правило, образцы одежды, наиболее попу­лярные в определенный промежуток времени, например в словосочетании «моды сезона» или «журнал мод».

Примеры современных базовых значений слова «мода» можно найти в таких двух авторитетных справочно-энциклопедических изданиях, как четырехтомный «Словарь русского языка» и «Большая Советская Энцик­лопедия».
В первом из них мода определяется прежде всего как «господ­ство в определенной общественной среде в определенное время тех или иных вкусов, проявляющихся во внешних формах быта, в особенности в одежде». В БСЭ мода толкуется как «непродолжительное господство оп­ределенного вкуса в какой-либо сфере жизни или культуры», а в более уз­ком смысле – как смена «форм и образцов одежды, которая происходит в течение сравнительно коротких промежутков времени». Подобные опре­деления встречаются во многих других изданиях.

Мода выходит за рамки каждого из фрагментов человеческой и соци­альной реальности, рассекаемой на части отдельными науками. Это явление целостное и универсальное, оно расположилось в самых разных областях жизнедеятельности человека: экономической, психологической, эстетической и пр. Поэтому исследование моды осуществляется различными научными дисциплинами, оно носит междисциплинарный характер. Велики достижения и возможности в этой области у истории и теории культуры, эстетики, эко­номики, психологии, социологии, этнографии, семиотики. Ни одну из на­званных, а также многих других дисциплин и проблемных областей науки не­возможно игнорировать в изучении моды без ущерба для ее познания, т. к. ка­ждая из них высвечивает какую-то грань этого явления. И все же роль отдель­ных наук в исследовании интересующего нас предмета неодинакова. Выдви­жение на первый план той или иной из них зависит либо от концепции иссле­дователя, либо от его специальности, либо от того и другого. Так, например, исследователь-искусствовед, трактующий моду как явление эстетическое по преимуществу, естественно, отводит ведущую роль в ее изучении близким ему искусствоведению и эстетике. (Кстати, довольно долго такая точка зре­ния была весьма популярной.) С точки зрения социологии мода – явление главным образом социальное и социально-психологическое. Именно социо­логия, даже имея дело с отдельными сферами социальной реальности, с от­дельными институтами и явлениями, всегда помещает их в целостный со­циальный контекст, в рамки определенной социальной системы того или иного уровня. Так, например, социология экономической жизни отличается от экономической науки тем, что рассматривает экономические институты в тесной взаимосвязи с другими институтами, с потребностями и ориентациями различных социальных групп и с социальной системой, в которую включен тот или иной экономический факт. Что касается социальной психо­логии, то она изучает взаимодействие индивидов между собой и с социаль­ными группами, психические и поведенческие особенности этих групп и мас­совых сообществ.

Вопреки повседневному словоупотреблению мода принадлежит, пре­жде всего, не миру вещей, а миру людей. Вещи сами по себе не меняются под влиянием моды; их изменяют люди, приписывающие им значения, взаимо­действующие между собой и с культурой.

Именно потому, что мода касается самых различных сторон социальной жизни, сознания и поведения человека, социальных групп и массовых сооб­ществ, социология и социальная психология и оказываются главными, при­вилегированными дисциплинами в исследовании моды. При этом следует еще раз подчеркнуть междисциплинарный характер этого исследования, не­обходимость привлечения самых разных наук – от этнографии и истории культуры до экономической науки и семиотики.

Мы рассматриваем моду как одну из форм, один из механизмов соци­альной регуляции и саморегуляции человеческого поведения: индивидуаль­ного, группового и массового. Поведение регулируется, разумеется, не только социальными, но и биологическими и психологическими механизмами; все они взаимодействуют между собой и проникают друг в друга. Понятие «соци­альной регуляции» близко по смыслу двум другим социологическим понятиям: «социальное управление» и «социальный контроль». Основное содержание процессов социальной регуляции состоит в обеспечении нормального функ­ционирования и развития социальных систем различного уровня (от глобаль­ных обществ до малых групп), а также в создании и поддержании социальных условий для нормального функционирования биологических, психических, экологических и других систем, составляющих, в свою очередь, «внутренние» и «внешние» условия существования самого общества.

Механизмов социальной регуляции великое множество. К ним отно­сятся, в частности, социальные нормы, ценности, институты, организации, обычаи и т.д. Мода – один из таких механизмов.

Для того чтобы понять сущность моды, необходимо построить теорети­ческую ее модель. Основная особенность теоретической модели состоит в том, что «она представляет собой некоторую четкую фиксированную связь элементов, предполагает определенную структуру, отражающую внутренние, существенные отношения реальности» [7]. Создать такую модель в нашем случае – значит представить моду в виде идеализированного, или идеального, объекта, не тождественного моде как объекту эмпирического наблюдения, обладающего сложной структурой и состоящего из совокупности взаимосвя­занных элементов – частных идеальных объектов. Эти объекты отражаются в понятиях, конструируемых в процессе идеализации.

Создавая теоретическую модель моды, т.е. представляя последнюю в виде структуры, состоящей из взаимосвязанных элементов, мы тем самым постараемся ответить на вопрос: «что такое мода»?

Первый, наиболее очевидный и наименее устойчивый элемент моды – это то, что «входит» в моду и «выходит» из нее: определенные способы или образцы поведения, которые время от времени сменяют друг друга. Модные стандарты – это разновидность культурных образцов, т.е. некие способы или правила поведения или действия, зафиксированные в культуре особыми средствами, отличными от самого этого поведения и его биопсихических элементов. К этим средствам относятся все существующие в культуре методы и формы фиксации, хранения и передачи информации: от одежды и танца до печатного текста и магнитной записи.

Модные стандарты чаще всего реализуются посредством каких-то объ­ектов, как материальных, так и нематериальных (духовных, знаковых, симво­лических и т.п.). Эти объекты назовем модными объектами. К ним отно­сятся вещи, идеи, слова, художественные произведения и т.п., а также свой­ства объектов, например формы или размеры.

Модные объекты – это любые объекты, которые оказываются «в моде». Каждый из них существует исключительно как элемент и средство реализа­ции модного стандарта, т.е. определенного способа поведения. Вообще одни и те же объекты могут включаться в различные модные стандарты.

Существуют «безобъектные» модные стандарты, которые вообще никак не отделены от тела человека, например, жесты, мимика или танцы. Иногда модный стандарт состоит в отказе от использования каких-то, некогда мод­ных объектов, к примеру, отказ от ношения головного убора, галош, веера, галстука, зонта, муфты, от восприятия каких-то художественных произведе­ний и т.д.

Те или иные стандарты и объекты становятся модными, оказываются «в моде» тогда и только тогда, когда они обладают модными значениями, т.е. вы­ступают в качестве знаков моды. В свою очередь выражение «выступают в ка­честве знаков моды» означает, что эти стандарты и объекты замещают и указывают на какие-то ценности, которые в обществе или социальных группах воспринимаются как модные.

В качестве последнего компонента моды выделим поведение участни­ков моды, т.е. такое поведение, которое ориентировано на отмеченные другие компоненты: стандарты, объекты и ценности моды.

В ходе дальнейшего изложения мы рассмотрим последовательно каж­дый из выделенных компонентов. Ценности оказываются «структурообразу­ющим» компонентом моды; именно через его описание можно определить и представить остальные компоненты.

Культурные образцы, или социальные правила поведения, имеют две стороны. Первая сторона состоит в том, что им надо следовать, вторая – в том, что им хотят следовать. В первом случае эти правила, или образцы, вы­ступают как социальные нормы, во втором – как социальные ценности. В одних правилах доминирует нормативная сторона, в других – ценностная. Иногда эти две стороны в одних и те же правилах настолько тесно перепле­таются, что невозможно зафиксировать, где кончается одна и начинается дру­гая; это две стороны одной медали. Повсеместно и единодушно разделяемая ценность нередко приобретает нормативный, обязательный характер, а интериоризованная, «внутренняя» норма становится ценностью, желаемым бла­гом. Иными словами, то, чего когда-то всем хотелось, со временем может становиться обязательным, и наоборот.

В моде, как и во многих других социальных регуляторах, присутствуют оба начала: нормативное и ценностное. Но преобладает в ней начало ценно­стное. Ведь как бы ни были строги предписания моды, санкции за их нару­шение не очень суровы и несопоставимы по жесткости с санкциями за нару­шение многих нравственных и тем более правовых норм. Если же такие санкции становятся жесткими или даже репрессивными, это означает, мода либо умерла, уступив место другому регулятору, либо вообще не рождалась в данной социальной ситуации. Вот почему мы выделили в качестве отдель­ного элемента структуры моды не нормы, а ценности, учитывая при этом, что в них вплетено и нормативное начало.

Функционирование самой моды – процесс постоянный. Существует не­которое ценностное ядро, создающее самотождественность и постоянство моды. Это ядро, составляющее набор основных модных ценностей, обознача­ется как атрибутивные, или внутренние, ценности моды. Выделенные по­средством процедуры идеализации, они, тем не менее, представляют собой реальные регуляторы поведения участников моды. Лишь в том случае, когда какие-либо стандарты и объекты обозначают весь набор этих внутренних для моды ценностей, можно говорить о том, что они обладают модными значе­ниями, т.е. попросту являются модными. К этим ценностям относятся совре­менность, универсальность, демонстративность и игра.

Следуя тем или иным стандартам, действуя с определенными объек­тами, участники моды руководствуются в своем поведении не только этим явным, лежащим на поверхности регулятивным уровнем, но и скрытыми за ним ценностями, перечисленными выше. Причем ориентация на атрибутив­ные («внутренние») ценности моды у отдельных ее участников может быть как осознанной, так и неосознанной.

Напротив, если поведение ориентировано только непосредственно на некие стандарты, которые ничего не означают, кроме самих себя, то здесь нет ситуации моды. Не существует стандартов поведения и объектов, которые были бы изначально, «по природе», вследствие своих внутренних свойств, модными, но они становятся ими тогда, когда наделяются модными значени­ями. Очевидно, что одни классы стандартов и объектов больше подвержены знаковой модной функции (например, одежда), другие – меньше, но в любом случае без этой функции нет моды.

Внешние (денотативные) ценности моды. Если модные стандарты обо­значают атрибутивные («внутренние») ценности, то последние, в свою очередь, выступают как знаки по отношению к демонстративным ценностям моды.

В отличие от неизменных атрибутивных ценностей денотативные цен­ности бесконечно многообразны и разнообразны. Они носят ситуативный характер, хотя эту ситуативность надо понимать как относящуюся и к боль­шим социальным системам, и к длительным периодам. Атрибутивные ценно­сти в той или иной форме разделяются всей массой участников моды, хотя значимость и удельный вес каждой из них, очевидно, различны для разных групп и индивидов. Что же касается денотативных ценностей, то они заве­домо различны и даже бывают противоположными в разных системах пове­дения. Этот факт в значительной мере объясняет противоречивость трактовок моды в истории культуры.

Следуя одним и тем же стандартам через посредство одних и тех же атрибутивных ценностей, различные категории участников моды в зависимо­сти от тех или иных факторов, в конечном счете, на денотативном уровне мо­гут быть ориентированы на различные и даже противоположные этические, эстетические, политические и прочие ценности. Это могут быть такие ценно­сти, как социальное равенство и элитарность, красота и польза, конформ­ность и неконформность и т.д. Вообще набор денотативных ценностей в принципе бесконечен.

Очевидно, что сами по себе стандарты и объекты также выступают как особые ценности в глазах участников. Если бы это было не так, то и вышена­званные ценностные компоненты моды не могли бы проявляться и оказывать воздействие на поведение. Модные стандарты и объекты представляют собой зримое внешнее воплощение атрибутивных и денотативных ценностей. Од­нако внутри модных стандартов и объектов необходимо четко различать ценность собственно «модности», связанной с отмеченными модными зна­чениями, и ценность других, «немодных» (т.е. не опосредованных атрибу­тивными ценностями) качеств: пользы, красоты, высокой стоимости объекта и т.д. Так, дорогостоящая вещь (т.е. вещь с высокой экономической ценно­стью) может быть совершенно немодной, т.е. обладать нулевой ценностью в своем собственно модном аспекте. Таким образом, в структуре моды существуют три ценностных уровня:

1) ценностный аспект стандартов и объектов;

2) уровень атрибутивных («внутренних») ценностей;

3) уровень денотатив­ных («внешних») ценностей.

Модные стандарты («моды») выступают как прямые (т.е. непосредст­венно обозначающие), ситуативные (т.е. обозначающие повсюду и по­стоянно) знаки этих атрибутивных ценностей моды и косвенные (обозна­чающие через посредство атрибутивных ценностей) ситуативные (в зависи­мости от включенности в определенные контексты поведения) знаки денота­тивных ценностей. Ценности и значения существуют, разумеется, не сами по себе, но реализуются в поведении людей – участников моды.

Библиографический список

1. Большая советская энциклопедия. – 3-е изд. – М.: Сов. энциклопедия, 1974. – Т. 16.

2. Гофман, А.Б. Обычай как форма социальной регуляции / А.Б. Гофман, В.П. Левкович // Советская этнография. – 1973. – № 1.

3. Грекова, Е.И. Развитие личности ребенка на основах национальной куль­туры / Е.И. Грекова // Начальная школа. – 1997. – № 5.

 4. Левада, Ю.А. Статьи по социологии / Ю.А. Левада. – М., 1993.

5. Макарцева, В.Н. Духовные ценности русской народной педагогики / В.Н. Макарцева // Педагогика. – 1998. – № 1.

6. Неменский, Б.М. Мудрость красоты / Б.М. Неменский. – М.: Просвещение, 1981.

7. Петров, Л.В. Мода как общественное явление: Анализ в социально-комму­никативном аспекте / Л.В. Петров. – Л.: Знание, 1974.

8. Пушкин, А.С. Евгений Онегин / А.С. Пушкин. – М., 2004.

9. Словарь иностранных слов. – М., 1998.

10. Толстых, В.И. Мода как социальный феномен / В.И. Толстых // Мода: за и против. – М.: Искусство, 1983.

11. Этерлей, Е.Н. Неизвестное в известном: рассказы о словах / Е.Н. Этерлей, О.Д. Кузнецова. – Л.: Наука, 1979.

Вестник института развития образования и воспитания

подрастающего поколения при ЧГПУ. Сер. 3. Актуальные проблемы

образования подрастающего поколения. – 2004. – № 26.

Образование сегодня и завтра

14–15 января в Москве, в Кремлевском Дворце съездов, состоялось совещание работников образования Российской Федерации, участником которого был и ректор нашего университета А.Ф. Аменд. Мы попросили его рассказать читателям о том, какие цели ставились перед участниками встречи, какие вопросы выносились на обсуждение.

– Совещание было представительным. Об этом говорит уже то, что на нем присутствовали Председатель Правительства РФ В.В. Путин, министр образования В.М. Филиппов, представители других министерств; вела совещание и в первый, и во второй день зам. Председателя Правительства В.И. Матвиенко. На встрече были представлены работники всех сфер образования: ректоры государственных и, частично, негосударственных вузов (а таких сейчас в России около 400), руководители органов образования областного масштаба, заместители губернаторов из всех областей, директора и работники школ, внешкольных и дошкольных учреждений, преподаватели вузов, учителя школ. Нелишним будет заметить, что совещание это было плановое, о том, что оно состоится, было известно почти два месяца назад, и предположения о том, что оно каким-то образом связано с изменениями, произошедшими в руководстве страны, не имеют под собой оснований.

На совещании рассматривались очень серьезные документы, назову только некоторые: «Доктрина образования Российской Федерации», кстати, разработанная впервые за всю истории российского образования, Федеральный закон «Об обеспечении государственных гарантий права граждан на общее образование». «Концепция структуры и содержания общего среднего образования (в 12-летней школе)», «О статусе народного учителя». На этом совещании было принято решение все эти документы одобрить и после внесения поправок вынести на рассмотрение в Правительство РФ и в Государственную Думу.

ДИСКУССИЯ

Несколько слов о «Доктрине образования Российской Федерации». Этот документ определяет перспективы развития образования на ближайшие 25 лет: основные цели и задачи образования, основные задачи государства в сфере образования, ожидаемые результаты реализации доктрины по таким параметрам, как качество образования, доступность образования, финансирование образования, оплата труда педагогических работников, их пенсионное обеспечение, социальное обеспечение обучающихся, воспитанников, студентов и аспирантов. Возьмем один раздел – финансирование. Если в 1998 году на финансирование образования расходовалось 45 % федерального бюджета (для сравнения: в 1992 году 5,85 %), то в 1999 году – 3,63 %, в 2000 планируется 3,75 %. Казалось бы, увеличение незначительное. Но что это значит для вузов? С декабря 1998 года вузы стали регулярно получать деньги на стипендию и зарплату, причем если в прежние годы нам присылали для выплаты стипендий 50–60 %, иногда 70 % от необходимой суммы, для выплаты зарплаты 50–60 %, а иногда и 40 %, то, начиная с декабря 1998 года – а именно тогда министром образования стал В.М. Филиппов – мы эти деньги получаем в полном объеме. В наступившем, 2000-м, году мы будем получать деньги на проведение оздоровительной кампании, на содержание вуза – а в последние 5 лет на эти статьи расходов мы не получали ни копейки. И это не просто слова. Мы уже получили 175 тысяч рублей на отопление (это процентов 65 от требуемой суммы), получили 77 тысяч на электроэнергию (всего надо тысяч 80–85). Мы получили деньги и на содержание вуза. То есть слово Правительство держит. Но вернемся к «Доктрине». В ней-то именно и заложено, что необходимо увеличить расходы на образование до 6 % федерального бюджета. Это позволит нам выйти на тот уровень финансирования, что существовал в СССР. А со временем выйдем на уровень развитых стран.

На встрече много говорилось о проблемах. Например, о том, что за последние годы резко сократилось количество дошкольных учреждений, в связи с тем, что, с одной стороны, сократился контингент, с другой стороны, родителям стало не по силам платить за детские сады. Хотя главная причина – в последние годы сферой образования по-настоящему не руководили, поскольку очень часто менялись министры. На совещании было решено восстановить систему дошкольного воспитания. Были предложения сделать дошкольное воспитание бесплатным, хотя пока трудно сказать, насколько это удастся реализовать – это зависит от состояния дел в экономике страны. И конечно, надо повысить зарплату работникам дошкольных учреждений.

Серьезный разговор состоялся об общеобразовательной школе, решался вопрос: переходить на 12-летнее обучение или не переходить. Решили все-таки, что переходить. Несмотря на то, что имеющийся опыт был признан неудачным (некоторые школы, в том числе в нашей области, занимались в начальной школе по программе 1–4, а это уже шаг в сторону 12-летки),  было принято решение, что необходимо разрабатывать законодательные акты, постановления, программы, учебники и переходить на новую систему не одномоментно, а постепенно.

– А ради чего будет осуществляться этот переход?

– Дети, особенно в начальной школе, сейчас страшно перегружены, и их необходимо разгрузить. Кроме того, жизнь, отношения в обществе усложняются, и поэтому на школу ложится обязанность лучше готовить детей к жизни в новых условиях. А главная цель – сохранить здоровье учащихся. Например, сегодня только 15 % выпускников средней школы выходят из школы здоровыми. А ведь оставшиеся 85 % больных выпускников никуда после школы не деваются, а приходят в вузы, на производство. Не случайно и в нашем университете был открыт Институт здоровья. Переход на 12-летнее обучение поможет решить и кадровую проблему: по прогнозам, в 2009–2011 гг. количество учащихся сократится процентов на 30 %, а значит, возникнет проблема безработицы среди учителей. Кстати, эти демографические изменения коснутся и вузов. Как сказал в своем докладе министр образования, в целом по стране к 2009 году (а в некоторых регионах это произойдет еще раньше) число выпускников школы станет почти на 300 тысяч меньше, чем число бюджетных (бесплатных) мест приема в учреждения профессиональ­ного образования всех уровней.

Вполне возможно, что в связи с этим изменятся и условия приема в вузы, и вместо сдачи вступительных экзаменов абитуриенты будут проходить через государственное тестирование. То есть причин для того, чтобы перейти на 12-летнее обучение, много.

Говорили и о проблемах высшей школы, в частности об инженерной подготовке, без чего невозможно становление и развитие промышленности и экономики в целом. С учетом мировых тенденций и требований современного общества инженерные вузы взяли резкий курс на фундаментализацию подготовки инженерных кадров, сократив число специальностей и направлений подготовки с 305 до 72.

В центре внимания участников совещания была и система педагогического образования. Как сказал в своем докладе министр образования, не все проблемы в подготовке современных педагогов, которые новое время поставило перед педагогическими вузами и колледжами, нашли адекватное решение. Основная проблема в том, что система педобразования по-прежнему готовит большинство учителей за пять лет по сдвоенным специальностям, а на практике менее 30 из них используют вторую специальность. Именно здесь, как сказал В.М. Филиппов, скрыты резервы экономии средств и повышения качества подготовки специалистов. Кроме того, было отмечено, что педагогические вузы слабо используют возможности многоуровневой подготовки специалистов и в то же время не удовлетворяют запросы гимназий, лицеев на учителей, способных вести преподавание в профилированных классах. Говорилось о необходимости координации деятельности педагогических вузов с системой общего образования своего региона.

Особое внимание было уделено проблемам в области послевузовского образования и подготовки кандидатов и докторов наук. Например, такому факту, что в целом по России число аспирантов, представляющих диссертации к защите, составляет около 27 %, а число защищающих диссертации в установленный срок – менее 10 %.

Или возьмем такую проблему: в последние годы из-за финансовых проблем возникла угроза разрыва научных связей, замыкания научных школ на региональном уровне. Чтобы этого не случилось, разработана специальная Программа целевой аспирантуры для молодых ученых на базе ведущих университетов и научных центров России.

Говорилось о необходимости совершенствования государствен­ной системы аттестации научных кадров. Приводились такие цифры, что за прошедшее 10-летие число диссертационных советов увеличилось на 1500, то есть вдвое, при этом в 800 советах за год защищалось по 1–2 диссертации. Поэтому в 1999 году было разработано новое Положение о порядке присуждения ученых степеней, а также новое положение о Высшей аттестационной комиссии, утвержден ее новый состав, обновлены составы экспертных советов ВАКа. В этом году планируется сокращение количества советов на основе анализа их предыдущей деятельности и с учетом потребностей регионов.

Хотелось бы отметить, что выступающие не мельчили, а затрагивали очень серьезные проблемы, давали глубокий анализ состояния дел в той или другой области образования. Особо хотелось бы остановиться на выступлении и.о. Президента РФ В.В. Путина. Хотя уже тот факт, что, несмотря на чрезмерную занятость, он счел нужным принять участие в работе совещания, говорит о многом. О том, например, что сферу образования он считает одной из важнейших. Это показало и его выступление: было видно, что выступающий не только хорошо ориентируется в проблемах, которые сегодня стоят перед системой образования, но и знает, какие нужно принять меры, чтобы эти проблемы своевременно решались. Умеет держать слово: обещал улучшить финансирование вузов – и за январь деньги были перечислены в срок, и это, конечно, вызывает уважение.

– Затрагивались ли на совещании вопросы социальной защиты работников системы образования?

– Да. Вы, скорее всего, уже знаете, что в апреле предстоит повышение зарплаты на 20 %. Кроме того, в будущем предусматривается дальнейшее повышение зарплаты и пенсионного обеспечения работников образования с тем, чтобы довести их до уровня общепринятых в развитых странах мира показателей для работников сферы образования относительно других отраслей. Также Министерство образования готовит предложения об увеличении размеров надбавок за ученые степени, такое повышение уже проведено в НИИ. В ближайшем будущем будет рассмотрен вопрос о повышении пенсий для работников бюджетной сферы. Будем надеяться, что все эти меры будут реализованы.

Вестн. Челяб. гос. пед. ун-та. Сер. 6.

Лич­ность. Труд. Эконо­ми­ка. Образо­ва­ние. – 2000. – № 3.