Образовательным технологиям

Соавтор З.И.Тюмасева

 

Переживаемый российским образованием «переходный этап» в его развитии характеризуется, с одной стороны, поиском принципиально новой модели образования, а с другой стороны, многочисленными настойчивыми попытками обновить классическую модель образования и школы.

Эта модель сложилась под влиянием философских и педагогических идей, сформулированных на рубеже XVIII–XIX веков основателями научной педагогики: Я.А. Коменским, И.Г. Песталоцци, Ф.А. Дистервегом, И.Г. Гербартом, Д. Дьюи и другими.

Эта модель эволюционизировала на протяжении двух столетий, оставаясь неизменной в своих главнейших характеристиках. Сегодня она фактически исчерпала себя и уже не отвечает требованиям, которые предъявляет современное общество и производство к образованию.

Строительство новой модели образования должно быть упреждено новыми образовательными парадигмами и новыми философско-педагогаческими идеями.

С начала XX века все более укрепляется тенденция поиска таких парадигм и идей.

Этот поиск ведется в российском образовании по трем основным направлениям:

• смена основной парадигмы образования через разработку новых фундаментальных идей философии и социологии образования и в связи с разработкой альтернативных образовательных систем;

• восстановление традиций русской школы и образования;

• интеграция отечественного образования в мировую культуру (демократизация образования).

Кто же является разработчиком и пользователем концептуальных и технологических основ российского образования, если под концепцией понимать исторически обусловленную и актуализированную запросами общества систему взглядов, основных идей об изучаемом явлении, а образовательную технологию не отождествлять с методикой – общей, частной, специальной?

Может быть, такие концептуальнотехнологические разработки – для теоретиков педагогики и методологов образования, работающих на перспективу, на будущее?

Целью настоящей статьи является разработка взаимосвязи концептуального обоснования и технологического обеспечения образования – ценности, цели, системы, структуры, процесса и результата. Именно в связи с этим формируются здесь ответы на поставленные вопросы: активными разработчиками (непосредственными или опосредованными), а также пользователями концептуальнотехнологических оснований и обеспечения современного российского образования являются (должны являться) все субъекты образования – в аспекте инновационной стратегии развития образования, одним из императивов которой являются субъект-субъектные отношения обучаемого и обучающего, обучаемого и образовательной среды, а другие – безусловная адаптивная природа образования в контексте парадигмы «здоровье человека – здоровье общества – здоровье природы».

Сугубо теоретическая ориентация цели, которая поставлена выше, представляет немалый практический интерес – при определении образовательных приоритетов или при разработке новационных образовательных проектов (на разных уровнях организации образования), создании новационных учреждений, разработке учебных планов, технологического обоснования и обеспечения образовательного процесса в конкретном образовательном учреждении.

Однако, опираясь на глубинную сущность современных образовательных концепций, нельзя упускать из вида генезис самого образования, его локальные традиции и особенности.

Образование в аспекте парадигмы культуротворчества

Нынешнее состояние российского образования оценивается многими исследователями как кризисное. Это экстремальное суждение вряд ли может вызвать серьезные возражения хотя бы потому, что, согласно оценкам экспертов Римского клуба, современное мировое образование – в целом – находится в затянувшемся кризисном состоянии, которое дает основание рассматривать его в качестве глобальной проблемы современного мира.

Эта глобальная реальность актуализирует, во-первых, разработку теории и практики глубинных, радикальных преобразований педагогических систем разного уровня организации – в их связи с реформированием соответствующих социальных систем и, во-вторых, разработку инновационной стратегии развигия образования.

Если обратиться к истории мирового образования – в поисках оснований, которые стимулируют радикальные его реформы, – и к теоретическим построениям, соответствующим этим реформам, то такие основания могут быть сведены к четырем типам главных противоречий:

• внешним по отношению к образованию противоречиям между развивающимися социальными системами и более консервативными педагогическими системами; тем самым, эти подсистемы – образования как ценности, цели, системы, процесса и средства;

• внутренним противоречиям конкретных образовательных систем – между субъектами образования (обучаемым, обучающим, родителями, образовательной средой);

• субъект-объектными противоречиями, обусловленными тем, что в процессе образования обучаемый выступает одновременно и как субъект, и как объект; в результате достижение целей, нормирующих процесс образования, обеспечивается неадекватными, «небезвредными» для личности средствами;

• наконец, еще одна группа противоречий, обусловленных неадекватностью комплексного физического, духовного и социального развития обучаемого и непрерывностью, дискретностью образовательного процесса.

Многие из противоречий названных типов являются «хроническими», все более усугубляющимися; другие возникают в процессе обновления образования и дают основание некоторым методологам педагогики настаивать на том, что никакое обновление систем образования не является гарантом бесконфликтности отношений между субъектами образовательного процесса и бескризисных форм его организации. Этот тезис принимался и классиками педагогики, и классиками мировой культуры, например, А.С. Макаренко: «Никакое средство не может быть признано ни хорошим, ни плохим, если мы рассматриваем его независимо от системы влияния»; или В. Шекспир: « ... вещи не бывают ни хорошими, ни плохими, а только в нашей оценке...».

Возможно, самым тяжелым хроническим, явно усугубляющимся недугом общего образования является его небезвредность (по К.Д. Ушинскому) для всех субъектов образования, а больше всего, конечно, для обучаемых. Особенно обеспокоены этим были Я.А. Коменский, который называл образование каторгой для детей, и К.Д. Ушинский, характеризовавший его как небезвредное и направлявший на обоснование безвредного образования свою «педагогическую антропологию». На создание реальных безвредных образовательных систем были нацелены творческие поиски выдающихся новаторов образования нового времени, среди которых М. Монтессори, Р. Штайнер (автор Вальдорфской школы), С. Френе и другие.

Общая причина «небезвредности» образования заключается в игнорировании – в большей или меньшей степени – естественного, свободного развития ребенка с учетом его возрастных особенностей, ритмов жизни, этапов развития, которые «обуславливает и выделяет» сама природа.

Возможно, одним из первых, кто осмыслил, в системе, методологию формирования безвредного образования, был К.Д. Ушинский – создатель педагогической антропологии, утверждавший, что обучать, воспитывать ребенка можно и должно только на основе комплексных знаний о человеке, ибо если мы хотим воспитывать человека во всех отношениях, то и знать его мы должны во всех отношениях.

В последние три десятилетия комплексные знания о человеке служат основой для формирования безвредных образовательных систем, дав на пересечении с педагогикой жизнь новой науке «валеологии», а точнее, «педагогической валеологии». К сожалению, как это нередко бывает с науками на этапе их становления, педагогическая валеология переживает очень непростой период своего развития, утверждения. Эти сложности обуславливаются отходом некоторых узких специалистов, желающих прикоснуться к валеологии, в специфические области своих наук, а следовательно, отходом от реальных педагогических, образовательных проблем, которые, собственно, и порождают необходимость в формировании специальной области научного знания, обозначенного понятием «педагогическая валеология». Именно поэтому, наряду с педагогической валеологией, используются термины «медицинская валеология», «психологическая валеология». Однако, как следует из вышепроведенного анализа, поскольку в основе валеологии лежит комплексная педагогическая антропология, существо этой специфической области педагогических знаний не может быть ни медицинским, ни психологическим, хотя методы медицины и психологии входят, конечно же, в комплекс методов валеологии. Название «педагогическая валеология» вполне адекватно тем комплексным педагогическим проблемам, на решение которых мобилизована наука, обозначенная им.

Отдавая дань историческому генезису педагогической валеологии, авторы настоящей работы предпочли бы, вслед за К.Д. Ушинским, название «педагогическая антропология». И думается, в этом они не будут оригинальны, потому что в современных российских вузах имеются даже кафедры педагогической антропологии. И тем не менее, если все-таки утвердится термин «педагогическая валеология», надо бы исходить из того, что в переводе с латинского «валео-логия» означает буквально «наука о здравствовании», а не «наука о здоровье», как нередко это еще подают. А «здоровье» и «здравствование» отличаются не только семантически, но и онтологически.

Валеология существует (должна существовать!) в двух ипостасях: как знание, обращенное своим содержанием к обучаемому – и тогда необходимо говорить о валеологическом образовании, и как знание, обращенное к учителям, педагогам, формирующим реальный учебно-воспитательный процесс – в этом случае речь необходимо вести о валеологизации образовательного процесса. К сожалению, на практике, да и в теории, больше внимания уделяется валеологическому образованию и гораздо меньше валеологизации образования. В общем, вопрос необходимо ставить радикально – о валеологизации системы непрерывного общего образования во всех его проявлениях – как ценности, цели, системы, процесса, а следовательно, содержательно-технологической структуры. С этим необходимо соотносить новационную стратегию развития образования, которая, как определяющий фактор выхода образования из кризиса, связана с преодолением существующих противоречий и с глубокими радикальными преобразованиями образования в целом.

Валеологизировать необходимо и стратегию развития образования, и процесс выхода его из кризисного состояния в контексте глубокого, радикального реформирования российского общества.

Тем самым актуализируется проблема теории и практики радикальных преобразований образования – на всех уровнях организации его.

Названный объекг научно-прикладной деятельности – в связи с адекватной методологией – формирует специфическую область знания, которую можно обозначить понятием «педагогическая инженерия» – по аналогии с «социальной инженерией». А это является поводом к рассмотрению образования еще в одном, достаточно нетрадиционном, аспекте системного процесса культуро-творчества, хотя, как подсистема культуры, образование изучается даже в классической педагогике.

Парадигма культуросообразного, культуро-творящего образования не нова; она вызрела, как отмечает А.А. Вербицкий, еще на рубеже XX–XXI веков.

В наше время к ней вновь обратились В.М. Дюков, Е.И. Мартынова и В.Н. Леонтьева.

Существуют две образовательные парадигмы, соотносящие образование и культуру: классическая – образование как феномен культуры, и новационная – образование как феномен культуротворчества.

Если исходить из того, что образование, как феномен культуры, формируется и развивается в «русле, которое оформилось в результате изменения науки и философии», то выход из образовательного кризиса может быть найден, вроде бы, только на пути создания «многообразия систем образования» [9, c. 139].

Думается, однако, что апелляция к изменениям в науке и философии, к новому пониманию целостности образования как отношения многообразия его видов и форм все-таки не задает вектор развития образования как целостного явления культуры, но определяет скорее градиент образовательного сциентизма.

Направление же развития образования определяется на каждом историческом этапе упорядоченной совокупностью параметров, которые характеризуют основную(или основные) тенденции развития образования в связи с внутренними структурно-­функциональными взаимосвязями подсистем образования, которое интегрирует обучение, воспитание и развитие, а также – внешними его структурно-функциональными связями с культурой, социумом и антропологическими знаниями, в целом.

Рассмотрение образования как феномена культуры «объективизирует субъекты образования. И в таком плане образование глубоко исследовано М. Шелером [19], который исходил из отношений, взаимосвязи образования и жизни, из «бытийства» истины в культуре. В рамки концептуальных построений М. Шелера вкладывается и традиционная парадигма субъект-объектных отношений в процессе образования.

Образование как субъект-субъектный процесс возможно только на основе сотворчества, культуро-сотворчества всех его субъектов: именно в этом случае можно реально рассчитывать на то, что педагогика сотрудничества, образование сотрудничества обучаемого и обучающего станет конструктивной реальностью, имеющей необходимую научную основу и технологическое обеспечение, за что ратует академик Б.С. Гершунекий [5].

Исходя из самого существа первичных понятий «культура» и «творчество», под культуротворчеством, как производным понятием, следует понимать систему отношений культуры, как социального явления и человека. При этом «человек» выступает не обязательно в виде индивида, но еще и как некая «творческая группа».

Культуротворчество, соотнесенное с процессом образования, и создает феномен образовательного культуротворчества.

Таким образом, образовательное культуротворчество есть деятельность субъектов образования, направленная на создание (прежде всего «для себя») духовных, материальных, культурных ценностей через их выявление, интерпретацию, оценку и порождение новых культурных форм, смыслов и ценностей.

Здесь было бы полезно провести параллель между рассматриваемым феноменом образовательного культуротворчества и другим феноменом образования – «диалогом культур».

Принимая логику В.Н. Леонтьевой, отметим, что в процессе культуротворчества человек «делает собственное существование человеческим бытием, или бытием-в-культуре», порождает самого себя как участника «культурного диалога», прилагая личностные усилия, точно так же, как порождает он сам себя, как разумное существо раскрывает потенции «быть разумным», которые даны человеку от природы.

Тем самым, образование на основе культуротворчества есть не только восприятие культуры, на что, прежде всего, нацелен «диалог культур», но, более того, есть «процесс вписывания» в культуру на «индивидуальном уровне», благодаря следованию – сознательному или несознательному – определенным закономерностям в освоении социокультурного опыта [6, с. 83–85]. В этой связи формируется – на основе личностных усилий – логика становления самой личности, которая «как бы повторяет логику исторического становления системы культуротворчества на «уровне социума» [10, с. 139], подобно тому как «логика» индивидуального развития организма – онтогенеза – повторяет логику исторического развития живых организмов – филогенеза.

Парадигма культуротворчества индуцирует в современном образовании новую историко-культурную основу, выходящую за рамки отдельных учебных курсов, предметов, образовательных областей, областей знаний и отраслей науки – в область духовной, социальной и физической культуры. Такая основа создает необходимость в коррекции образования как ценности, цели, системы, процесса, содержательно-технологической структуры. При этом системность является безусловным приоритетом, проявляясь во всех компонентах образования в виде:

• иерархии соотношений обучения, воспитания и развития – как подсистем образования и в связи с различными возрастными психо-физиологическими этапами развития личности и уровнями образования (дошкольного, начального, основного, среднего);

• иерархии ценностей образования;

• иерархии целей (дерева целей и задач), обусловленной многообразием как видов, типов и форм образования, так и этапов естественного развития человека и самого образования – в единстве этого многообразия;

• философской антропологии как концептуальной основы образования;

• педагогической антропологии (педагогической валеологии) как ценностной и методологической основы образования;

• иерархии структур управления образованием – в режиме саморазвития этих структур, самоуправляющей их сущности;

• системы сквозных содержательных линий, обеспечивающих гносеологику непрерывности образовательного процесса;

• достаточного и самоценностного арсената образовательных средств, объединенных в целостную расширяющуюся образовательную среду, или систему образовательных сред, соответствующих различным уровням образования;

• алгоритмизации образовательных средств в дидактически оптимальный процесс, оптимальный по отношению к природным предрасположенностям, возрастным возможностям и личностным особенностям обучаемого.

Современное образование ориентируется на те научные и общекультурные парадигмы, которые «апеллируют к этносу новоевропейской науки, в своем последовательном осуществлении приведшему к известному отрыву научно-теоретического сознания от живой деятельности, от того мира, где реально складываются и «работают» ценности: возникла позиция «теоретизма» как такого отношения к миру, для которого уход от ответственности, от принятия решений – норма» [10, с. 140]. Хотя, может быть, для российского образования не существует актуальности этих проблем, ибо оно, будучи «преемником тоталитарной культуры» бывшего СССР, далеко не в полной мере отражает этнос мировой науки и мировой культуры?  Если нынешнему российскому образованию новороссийский сциентизм и не угрожает, то вовсе не в связи с принципиальными стратегическими ориентирами (хотя программа развития российского образования до сих пор не принята), а потому, что не установились и ситуационно меняются приоритеты самого образования – от самых общих до частных, когда целеполагание подменяется целесообразностью, обусловленной материальным неблагополучием и компенсацией личностного дискомфорта субъектов образования.

В таких условиях реальное российское образование мало реагирует на современные образовательные проблемы, соответствующие новационной стратегии развития образования в мире, и мало по существу.

В региональных системах образования приоритеты чаще всего приобретают локальный характер:

• разработка и реализация экологического (или/и валеологического) образования;

• разработка и реализация региональных учебных планов без достаточного научного и концептуального обоснования;

• формирование системы образовательного мониторинга;

• формирование пакетов авторских программ;

• современное технологическое обеспечение образовательного процесса;

• разработка и реализация новационных проектов образовательных учреждений (лицеев, гимназий, школ с углубленным изучением предметов и т.д.).

Как видим, приоритеты эти обращены все-таки к целесообразности, прежде всего, образовательных средств разной степени общности, но не к целеполаганию. Однако средства, сами по себе, не являются ни плохими, ни хорошими – они индифферентны, если не соотносятся с определенной системой.

Формирование целей общего образования – на основе парадигмы «научная достоверность и рациональность» – уводит образование в область сциентизма и потому не может обеспечить комплексное развитие личности обучаемого.

Таким образом, образовательное знание, само по себе и только, может разве что отчуждать образование от личности обучаемого, превращая его в объект (но не субъект) образования.

Научное знание есть факт, событие в культуре. Это обстоятельство, с одной стороны, определяет общекультурную значимость науки, а с другой стороны, утверждает роль культуры для науки. В таком аспекте наука становился не просто средством для добывания истины в виде адекватного знания, но важнейшим механизмом духовного и деятельностного утверждения бытия-в-кудьтуре, которое и выступает в роли высшего критерия истины, развивающейся в культуре.

Образовательный эквивалент «науки в культуре» приводит сначала к «образовательному знанию в культуре», а затем к культуротворчеству в образовании, когда специальные, предметные знания выступают в роли средства формирования личности обучаемого – по всей совокупности его личностных качеств. Этим и определяется (должна определяться) логика построения учебных планов, курсов, программ, более того, логика гуманитаризации образования в целом. В этом и заключается, прежде всего, связь образования с жизнью, что во всей глубине было показано (по-видимому, впервые) Максом Шелером [19].

Культуротворчество в образовании обуславливает необходимость разработки и реализации принципиально новых технологий, обеспечивающих не только знания, умения и даже мыслительные и деятельтностные навыки, но и становление и полное развитие личности, которая «может в соответствии с законами предвидеть ход рассматриваемых процессов и управлять ими...» [19, с. 74], иметь стиль «идеальных подвижных схем созерцания, мышления, толкования, оценки мира, обращения с ним, схем, которые предзаданы всякому случайному опыту, единообразно перерабатывает его и включает в целостность личного мира» (там же).

Конечно, сама идея культуротворчества в образовании созревала давно, имеет богатую предысторию, но только в связи с новационной стратегией развития образования она вышла из контекстного, межстрочного состояния и становится плодотворной и конструктивной парадигмой.

К сожалению, вхождение российского образования (как общего, так и специального) в состояние культуротворчества далеко от целенаправленной спланированной реализации, а если и проявляется, то скорее «спонтанно и эпизодически». Это подтверждает анализ учебных планов средних и высших образовательных учреждений, а также технологического обеспечения образовательного процесса в них.

Ценности, порождаемые в образовании парадигмой культуротворчества, утверждают единство знаний, нравственности, духовности и культуры (во всех ее проявлениях), а следовательно, партнерские, равноправные отношения человека и Природы – «в процессе сотворчества человеческой мысли и деятельности и природного Универсума, откуда вытекает обязательность императивов экологического мышления и этики корректности» [10, с. 141].

Культуротворчество, сотворчество Человека и Природы обращены к материальным, духовным и социальным аспектам взаимоотношений этих субъектов в связи с достижением ими благополучия, здоровья в системе «здоровье человека – здоровье общества – здоровье природы (окружающей среды)». Таким образом, все эти многообразные проявления здоровья требуют от каждого субъекта образования не только личностных усилий, но и проявлений личностных качал в коллективных, общественных усилиях.

Да, «чтобы быть здоровым, нужны собственные усилия, постоянные и значительные. Заменить их нельзя ничем», – подчеркивал, правда, совсем по другому поводу, академик Н.М. Амосов.

Подчеркнем особо: парадигма культуротворчества порождает естественным образом императивы экологического мышления, экологической духовности, валеологической направленности образования, непрерывного образования и образовательной среды как основного комплексного образовательного средства. Мы акцентируем на этом внимание потому, что на протяжении многих лет разрабатываем проблему непрерывного эколого-валеологического образования, рассматривая его в контексте парадигмы культуротворчества. И побуждали нас к этому не только концептуальные культуротворческие посылы, как в настоящей работе, но прежде всего те реальные актуальные проблемы образования, которые и определяют вершину в иерархии образовательных приоритетов в виде эколого-валеологического обоснования и обеспечения его – в широком понимании экологии и валеологии.

Описывая одно из важнейших понятий современной теории образования «непрерывное образование», мы исходим из другого – «образовательная среда». Дело здесь в том, что образовательная среда, как совокупность всех образовательных факторов, воздействующих на обучаемого, позволяет, во-первых, фиксировать многопараметричность образовательного процесса и, во-вторых, определять его непрерывность по совокупности этих параметров.

Сведение непрерывности образования к преемственности программ, как это чаще всего бывает, по существу сводит непрерывность по всей совокупности параметров к непрерывности по каждому из параметров в отдельности.
А это – разные, неэквивалентные вещи.

Обращение к социологическим аспектам образования позволяет рассматривать непрерывность его с позиций более общих – социологических (при этом образование выступает в роли специальной подсистемы от социальной). И все при этом становится на свои места, ибо еще в 1923 году Д. Дьюи [7], рассматривая непрерывность социальных процессов как наиболее важную характеристику социальной жизни, отмечал: «Непрерывность – это процесс последовательной и целостной взаимосвязи адаптации окружающей среды и потребностей живых организмов». В этом определении Д. Дьюи отображен важнейший из аспектов социальной жизни, обращенный непосредственно к тем проблемным реалиям, которые собственно и вызывают необходимость введения адекватного понятия «непрерывность социальных процессов», а в нашем случае – «непрерывность образовательных процессов», или «непрерывное образование». Этим аспектом является реальная дезадаптивная природа большинства социальных процессов. В нашем случае это дезадаптивная природа образования как процесса.

Дезадаптивность образования как нерешенная проблема существует на протяжении многих веков. И при этом она актуализируется из поколения в поколение, формируя в наше время один из приоритетов развития образования.

Парадигма культуротворчества в образовании создает концептуальные предпосылки для конструктивного и эффективного разрешения проблемы дезадаптации образования.

Так формируется гносеологическая цепочка: дезадаптация образования (на разных уровнях его организации) – непрерывность образовательного Универсума (как общее направление эффективного разрешения проблемы дезадаптации) – образовательная среда (как интегрированное средство решения названной проблемы) – эколого-валеологические технологии формирования образовательной среды – частные и специальные вопросы теории и методики образования.

Заключим этот раздел нашей работы некоторыми выводами и обобщениями.

1. Приведенная выше гносеологическая цепочка индуцирует идею глубинности, глубинного подхода к разработке современных образовательных проблем, задач, вопросов.

 Как общенаучная идея глубинности восходит, по-видимому, к трудам З. Фрейда; в образовании близко к ней подошел К.Д. Ушинский; затем развило педологическое знание; и наконец, в наше время эту идею разрабатывал классик философской антропологии М. Шелер, создавший концепцию современного образования на основе культуротворчества; Ш. Амонашвили отстаивает в своих публикациях и реализует на практике идею глубинной педагогики (вплоть до разработки самого понятия «глубинная педагогика»); а в ряду самых современных и общих образовательных технологий имеется и такая, которая, будучи названа «глубинная экология», непосредственно восходит к тому пониманию глубинности, которое обуславливается трудами З. Фрейда.

2. В интересах теории и практики образования необходимо разводить понятия «образовательное пространство» и «образовательная среда», ибо, во-первых, каждое из них порождено принципиально различающимися образовательными проблемами, и, во-вторых, они характеризуют совершенно различные сущности образования: образовательная среда соотносится с непрерывностью образования, а образовательное пространство – с эквивалентностью образования.

3. В теории и методике образования нередко еще отождествляются понятия «технология» и «методика» и не акцентируется внимание на том, что методика может быть разной по степени общности рассматриваемых образовательных проблем – общая, частная, специальная.

Только на технологическом уровне обоснования и обеспечения образования можно углубиться в саму сущность образовательного процесса – в управленческие, организационные, дидактические и эколого-валеологические его аспекты.

Нетехнологичность образовательных разработок делает их нежизнеспособными, ущербными. Это относится и к концептуальным проектам, и к учебным планам, программам, дидактическим основам образования.

К сожалению, до сих пор в российском образовании доминирует все-таки не технологический, а методический подход, причем без должной проработки общеметодических, частнометодических и специальнометодических аспектов [16; 17; 18].

 4. Необходимо разводить понятия «экологическое образование»,
«валеологическое образование», с одной стороны, и «эколого-валеологическое
обоснование и обеспечение образования», с другой стороны.

Первые два обращены к конкретным образовательным областям «Природа», «Человек», «Общество», «Здоровый образ жизни». Третье понятие рождается в недрах концептуальных основ и современного технологического обеспечения образования как ценности, цели, системы и интегрированного, комплексного содержательно-технологического процесса обучения, воспитания и развития.

Эколого-валеологическая сущность современного образования не находит еще адекватного отображения ни в организации, ни в содержании непрерывного образования.

Да, в России имеются уже педагогические вузы, которые готовят учителей экологии и валеологии, но необходимы организаторы-методисты, или педагоги экологи-ватеологи, которые владеют комплексными средствами, методиками эколого-валеологического обоснования и обеспечения образовательного процесса в отдельном образовательном учреждении. Таких специалистов наши вузы как раз и не готовят. А подготовка учителей валеологии сводится нередко либо к медицинской валеологии, либо к психологической валеологии, в лучшем случае – к педологической валеологии, причем сам термин «валеология» присутствует, чаще всего, в учебных планах и названиях учебных курсов лишь через запятую после медицины, психологии, физиологии.

Педагогическая валеология – комплексное антропо-педагогическое знание, поэтому необходимо готовить для образования именно методистов организаторов, или педагогов экологов-валеологов, способных организовывать педагогические коллективы образовательных учреждений на решение валеологических задач средствами педагогической экологии, разрабатывающей теорию и практику формирования эффективной образовательной среды.

5. Нацеленность педагогических (образовательных) исследований на решение конкретных проблем обучения, воспитания и развития сопряжена с идентификацией понятийного аппарата, который используется разными исследователями. Игнорирование этого безусловного для науки фактора приводит (или может привести) к тому, что одни и те же явления обозначаются разными терминами или одним термином обозначаются различающиеся процессы, явления, объекты. Вряд ли, например, имеет смысл подменять концептуальный принцип современного образования о «субъект-субъектных отношениях в процессе образования» «позицией» субъекта обучения» (да еще не определяя смысла такой «позиции»). Во-первых, потому что субъектность и объектность проявляются именно через отношения; во-вторых, если обучение соотносится с субъектом, то это уже не обучение, а изучение. И при этом обучение – один из трех непременных элементов образования: развития, воспитания и обучения.

Или чем можно оправдать одновременное и одноместное употребление словосочетаний «дифференцированное обучение» и «интегрированное образование», если существует конструктивное понятие «интегро-дифференцированное структурирование образования», отображающее диалектическое единство противоположных аспектов образования.

6. Теория образования, как и философия, обращена к познанию человека, именно поэтому многие классики педагогики, да и современные исследователи, изучают человека прежде всего в образовательных ситуациях и процессах в философском аспекте, рассматривая теорию образования как прикладную философию [5]. Именно это позволяет поднять теорию и практику образования до уровня современной антропологической общности – педагогической антропологии (по К.Д. Ушинскому).

Педагогическая инженерия как область научно-практической деятельности

Реформирование (а тем более радикальное) педагогических, образовательных систем разных уровней организации актуализирует проблему концептуального обновления и методологического обеспечения радикальных педагогических преобразований.

Судьбы многих российских «инновационных» педагогических проектов достаточно печальны: десятки «экспериментальных площадок» умирают через год-три естественной смертью; десятки других закрываются волевыми решениями вышестоящих инстанций; наконец, те немногие «экспериментальные площадки», которые все-таки  выживают, редко оправдывают себя как существом.

Не останавливаясь на анализе всей массы причин такого негативного явления (это тема отдельного разговора), выделим одну из них – отсутствие общих научных основ и методологического обеспечения самого процесса радикального изменения педагогических систем. Именно поиск такого обновления и обеспечения привел авторов настоящей работы к социальной инженерии, которая решает более общие, чем педагогические, но близкие по существу, задачи научного обоснования и обеспечения радикальных преобразований социальных систем.

Приведенный ниже анализ показывает, что «инженерный подход» к радикальным преобразованиям педагогических, образовательных систем может оказаться весьма полезным и для прикладной педагогики, и для теоретических педагогических исследований.

Предпосылки педагогической инженерии

Научные основы радикальных преобразований, реформирования педагогических систем не могут быть сформированы вне методологии теории систем, системного анализа, ибо изучение сложных систем, идеального и реального мира, к каковым относится и образование, возможно только в аспекте системного анализа.

В современной педагогике нередко используется понятие «система», например, система контроля, система методов, система самостоятельной работы, система самообразования и т.д. К сожалению, это обстоятельство нередко вовсе не означает системного подхода к объектам изучения, но говорит лишь о синонимическом терминологическом обозначении некоторой совокупности явлений, процессов, предметов.

Не имея возможности остановиться на сущностных аспектах системного анализа и даже анализе самого понятия «система», которое имеет множество толкований, отметим, тем не менее, что ниже под системой понимается некоторая совокупность явлений, процессов, объектов, идей, взаимосвязанных между собой.

Среди целостной совокупности главных принципов системного анализа подчеркнем те, которые имеют особую значимость для нашего исследования.

Реальные системы, во-первых, существуют в условиях структурно-функционального единства, относительной устойчивости и уровнево