Изменение состава совокупного продукта общественного производства

Сформулированный выше вопрос можно задать и по-другому: с какой стати кому-то нужно производить продукт, который он не в состоянии потребить сам?

Но для начала оговорим еще одно обстоятельство: речь идет не об отдельной позиции общей номенклатуры товаров, которую можно обменять на какую-то другую их разновидность,— имеется в виду интегральный результат совокупного труда взаимодействующих друг с другом хозяйствующих единиц. Ведь, строго говоря, возможность конвертировать некий избыток товара «А» в избыточную же часть товара «В» прямо предполагает дефицит того и другого на каждом из противоположных полюсов обменного взаимодействия; но это же значит, что в сумме оба субъекта обмена производят товарную массу, объем которой не превосходит меру интегральной потребности обоих. Поэтому даже там, где каким-то чудом возникает обменное взаимодействие, взаимное насыщение не может не остановить развитие производства. Да, это взаимодействие способно придать известный импульс расширению его масштабов, но, достигнув черты, за которой исчезает нехватка, рост должен прекратиться, поскольку избыток каждого из продуктов оказывается ненужным ни тому, ни другому. Но вместе с тем уничтожается и всякий стимул дальнейшего прогресса. Словом, принуждение к постоянному увеличению объемов производства не возникает. А следовательно, сама история, так и не получив необходимого импульса, обязана застыть уже на старте. Нам же следует осознать, что прибавочный продукт имеет самое прямое и непосредственное отношение к историческому прогрессу, собственно, он и должен стать его прямым воплощением.

На первый взгляд, выход из логического тупика, который явственно обнаруживается здесь, может быть найден в появлении каких-то новых потребностей.

В порядке отступления следует заметить следующее: принятая в марксистской теории терминология справедливо требует для них определения «общественные», но «общество» (общественное производство, общественные потребности и т. д.) существует только там, где уже функционируют социальные механизмы порождения новых потребностей и производства прибавочного продукта. Все это тесно взаимосвязанные начала, и там, где нет ни того, ни другого, возможны лишь переходные стадии от полустадных форм стихийного сосуществования к собственно человеческому обществу. Поэтому, строго говоря, такое определение вряд ли допустимо в «нуль-пункте» человеческой истории, а здесь говорится именно о нем.

Возвратимся к самому началу: откуда им взяться там, где полностью удовлетворены все базовые потребности существа, уже порвавшего со своим животным прошлым, но все еще не ставшего человеком в полном смысле этого слова? Ответа, во всяком случае, для этой (переходной) стадии, не существует.

Отметим одно важное обстоятельство. Возможности любого биологического вида, как правило, сбалансированы с возможностями среды его обитания (где нет такого равновесия, вид попросту вымирает). Поэтому животное, как правило же, вполне обеспечивает себя всем необходимым. Надо думать, что уже первые проблески сознания дают человеку преимущество перед ним, поэтому обеспечение собственного выживания должно даваться ему значительно легче. Другими словами, с нехваткой насущного он должен сталкиваться реже.

Между тем, в отличие от стихийно протекающего естественного отбора, социальное развитие нуждается в постоянно действующем стимуле. Таким стимулом допустимо рассматривать дефицит продукта, необходимого для выживания. Человеческое общество может получить импульс к восхождению на качественно более высокий уровень развития только при сохранении хронической нехватки продукта, призванного удовлетворять базовые физиологические потребности. Там, где полное самообеспечение не составляет непреодолимых трудностей, никакое совершенствование невозможно (уже хотя бы только потому, что отсутствует всякая мотивация к нему),— поэтому если хронического дефицита нет, его нужно искусственно организовать. Иначе говоря, при всей парадоксальности этого утверждения, прогресс возможен только там, где какая-то часть суммарных трудозатрат будет (постоянно, на протяжении многих поколений) выпадать из процессов непосредственного жизнеобеспечения и превращаться в нечто такое, что в биологическом контексте лишено всякого положительного смысла. Эта часть может воплощаться в какую угодно форму, лишь бы (в рамках первично сформировавшегося круга физических потребностей) она была лишена всякой сиюминутной целесообразности. Сокровенная тайна прибавочного продукта вообще не может быть осознана в виде индивидуальной пользы или частного интереса,— ниже это будет рассмотрено подробно.

В общем, объективные возможности производства сверх необходимого уровня безусловно существуют, но первичный импульс к нему может быть сообщен только омертвлением известной части совокупного труда в принципиально несвойственных биологической особи формах деятельности. Ниже мы увидим, что в действительности нет ничего более животворного, нежели эта форма омертвления. Пока же заметим, что объединение первично разобщенных групп и формирование единого социума может произойти только в процессе совместного производства абсолютно лишенных утилитарного прикладного смысла, неспособных принести какую-то немедленную пользу вещей. Именно этому производству предстоит преобразовать первобытные формы совместного существования, и чем масштабней будет процесс кажущегося омертвления живого труда, воплощенного в его результатах, тем интенсивней станет процесс социального синтеза.

Таким образом, в реально свершившейся истории (а значит и в структуре политико-экономической теории) возможность появления прибавочного продукта могла возникнуть только при одном условии, а именно: условии принципиального изменения исходной номенклатуры всего, что производится первобытной общиной.

В сущности, это очевидно. Если содержание прибавочного продукта будет оставаться тождественным составу необходимого, другими словами, если прибавочный продукт будет составлять все ту же совокупность предметов удовлетворения первичных потребностей, никаких изменений в социальной организации он вызвать не сможет. Назначение этого продукта, как и назначение любого другого, состоит в том, чтобы в конце концов быть потребленным, но если он полностью «проедается» только для того, чтобы произвести точно такую же массу в точности тех же вещей, что и в предыдущем цикле, то, независимо от того, кем и в какой форме будет осуществляться подобное производство, структура общества рано или поздно кристаллизуется и история человечества застынет в раз навсегда заданных формах. Структура первобытного сообщества так и не получит никакого импульса к совершенствованию и развитию. Единственное изменение, о каком можно будет говорить в этих условиях, — это медленное колебание масштабов производства, повторяющее собой динамику численности населения.

Таким образом, уже только на основе сказанного можно видеть, что диалектика прибавочного продукта, как и положено диалектике, представляет собой действительно тонкую и сложную стихию, уяснение которой требует значительных усилий абстрагирующей мысли. Но одно можно сказать со всей определенностью: историческая роль прибавочного продукта состоит в принудительном объединении изначально разобщенных автаркией примитивного собирательного хозяйства общин. Ему принадлежит ключевая роль в первичном социальном синтезе.