Поляризация потребительной стоимости как основание социально-классового распределения

Но дело не только в том, что потребительные стоимости, аккумулирующие в себе авангардные виды общественно необходимого труда, сами по себе способны вводить индивида в мир более высокой материальной культуры, они к тому же обладают еще и совершенно особой социальной знаковостью. В свою очередь, особая знаковость открывает дополнительные возможности в воспроизводственной сфере.

Строго говоря, социальной знаковостью обладает без исключения каждый предмет потребления. Но роль той представительской функции, которую он выполняет, не сводится к одному только указанию на место его обладателя в единой социальной иерархии. Проще говоря, дело не сводится лишь к тому, что дурное платье свидетельствует о принадлежности к социальным низам, а хороший покрой — о принадлежности к общественной элите. Не менее, а может быть и более существенным является то обстоятельство, что знакообразующие формы любого предмета потребления являются традиционным для социально дифференцированного общества индикатором той степени условного «кредита», который может быть предоставлен его обладателю со стороны всех элементов национальной инфраструктуры воспроизводства.

Все это можно наблюдать буквально на каждом шагу; об это говорят уже пословицы — концентрированная мудрость любого народа: в жизни и в самом деле «встречают по одежке», и перед человеком, производящим впечатление неблагополучного, просто захлопываются многие двери. Подтверждением этому является и известная реклама, которая утверждает, что даже кажущегося оборванца, на руке которого — дорогие швейцарские часы, гостеприимно встречают везде.

Поэтому и относительные возможности гармонизации воспроизводственных процессов у тех социальных слоев, которые имеют доступ к особо престижным группам потребительных стоимостей, как правило, значительно выше, чем это предоставляется номинальным уровнем их фактического дохода. Ведь сюда необходимо добавить и тот — по существу безвозмездный — кредит, который предоставляется человеку всей национальной инфраструктурой воспроизводства. А это значит, что реальная зависимость между уровнем дохода и степенью оптимизации воспроизводственных процессов в конечном счете описывается не простой арифметической, но какой-то другой, не во всем понятной нам прогрессией.

Все это говорит о том, что любая вещь, рассматриваемая как предмет потребления, имеет как минимум три самостоятельных измерения:

— способность удовлетворять ту или иную потребность,

— способность вводить индивида в систему господствующих в его обществе отношений (включая всю систему этнических, социальных и культурных ценностей),

— наконец, способность играть роль знака-ключа к дополнительным ресурсам инфраструктуры потребления, дающим возможность интенсифицировать и гармонизировать социализацию индивида.

Именно эти особенности потребительной стоимости раскрывают собой природу социально классового распределения. Мы знаем, что классово антагонистическое общество характеризуется не только частной собственностью на средства производства, но и неравенством в распределении общественного продукта. Но мы знаем и другое: источником всех ключевых характеристик общества является производство, именно в нем зарождаются отличия, пронизывающие все другие сферы общественной жизни. Вся логика «Капитала» приводит к этому выводу. А следовательно, и особенности распределения должны формироваться именно в этом пункте единого экономического цикла.

Однако здесь мы сталкиваемся с трудностью, которая не обнаруживается при анализе стоимостного измерения общественного производства. Стоит же от исследования стоимости перейти к его физическому содержанию, т.е. к производству потребительной стоимости, как она становится очевидной. Если видеть в конечном продукте общественного производства аморфную массу качественно однородных вещей, мы ничего не поймем в логике его распределения. Никакое неравенство последнего окажется невозможным, ибо ни один человек (забудем на минуту об индивидуальных особенностях организма) не в состоянии потребить больше другого. Между тем при качественной неразличимости одноименных потребительных стоимостей неравенство распределения может реализоваться только в чисто количественных диспропорциях, когда одним достается больше, чем другим. Но принципиальная невозможность потребления большей массы потребительных стоимостей, чем это обусловлено органической потребностью, делает решительно невозможным таким образом понятое неравенство распределения.

Разумеется, количественные диспропорции имеют место, но здесь нужно принять во внимание одно важное соображение. Полуголодное существование одних и пресыщенность других на самом деле не объясняет ничего; неравенство хоть и проявляется в этом, но лишь отчасти. Подлинное же существо любого явления проявляется только в высшей фазе его развития («анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны»),[62] между тем с развитием капитализма положение, при котором эксплуатируемый класс получает недостаточно для своего нормального воспроизводства, отходит в прошлое. Классовая борьба, с одной стороны, закон стоимости, сформулированный еще представителями классической школы политэкономии А. Смитом и Д. Риккардо, согласно которому товары на рынке обмениваются в соответствии с количеством и качеством труда, вложенного в их производство,– с другой, делают свое дело, поэтому на общем фоне неразвитых и развивающихся стран современный капитализм трудно упрекнуть в неспособности оптимизировать воспроизводственные процессы. Но это не мешает ему оставаться классово разделенным, антагонистическим обществом, которое воспроизводит социальное неравенство во всех отправлениях своей жизни, включая и сферу потребления. А значит, существо неравенства в конечном счете состоит вовсе не в количественных диспропорциях. (К слову, и критика закона стоимости во многом обусловлена именно тем, что, прежде всего, он принимает во внимание количество труда, и не учитывает другие факторы.)

Остается только одно — изначальная качественная дифференциация потребительных стоимостей, которая может быть достигнута только в дифференциации их производства. Социально классовый характер распределения определяется тем, что разделенным оказывается само производство; уже здесь мы обнаруживаем качественное различие всех его элементов: характеристик предмета, особенностей используемых средств, наконец, самым главным — содержания труда. Словом, общественное производство в целом структурируется, в частности, и таким образом, что одни его подразделения оказываются «заточенными» под воспроизводство тех, кто относится к господствующим классам, другие — под воспроизводство социальных низов.