Творческий и репродуктивный, умственный и физический, организационный и исполнительский труд

Именно творчество, которое, вероятно, является единственным до конца надежным критерием отличия человека от животного и которое, по-видимому, уже изначально присутствует в деятельности homo sapiens, обусловливает появление прибавочного продукта. Только творчество может быть продуктивным, напротив, все, что лишено его искры, в состоянии лишь механически воспроизводить, повторять уже созданное.

Вспомним то, с чего мы начинали.

Появление прибавочного продукта, своего рода фундамента всех реалий политической экономии, возможно благодаря действию случайных факторов: микроклиматических условий обитания, специфики ландшафта, благоприятной половозрастной структуры, наконец, множества каких-то других, не всегда поддающихся регистрации, случайных обстоятельств. Но все это легко сводится на нет столь же случайными погодными аномалиями, болезнями, другими форс-мажорными обстоятельствами. Поэтому становление собственно производства (а им может быть только расширенное, т.е. только такое, в результате которого создается прибавочный продукт) не может опираться ни на природную специфику региона, ни на особенности половозрастной структуры первобытной общины, которые способны обеспечить «сверхнормативные» объемы живого труда, ни на какие-либо другие случайные обстоятельства. Речь должна идти о гарантированном производстве прибавочного продукта при любых (в разумных пределах) колебаниях демографических и природных условий. В свою очередь гарантированное его получение может быть обеспечено только постоянным качественным преобразованием и совершенствованием всех факторов зарождающегося института. Качественное же преобразование — это и есть результат творческого, а вовсе не механического репродуктивного труда, пусть даже самой высокой степени интенсивности или продолжительности.

Все имущественные и социальные аспекты неравенства возникают много позднее, на прочно сформировавшемся основании систематического получения прибавочного продукта. Только этот фундамент дает опору становлению механизмов как экономического, так и внеэкономического принуждения; только с его воздвижением начинается собственно история, восхождение человека к вершинам своей цивилизации.

Таким образом, именно благодаря проблеску творчества в человеческом труде оказывается возможным формирование расширенного воспроизводства, которое, впрочем, правильней было бы называть не расширенным, но развивающимся.

Итак, творческая и репродуктивная деятельность.

Разумеется, о «чистом» творчестве, равно, впрочем, как и о «чистой» репродукции там, где речь идет о конкретной деятельности, говорить нельзя. Человеческий труд — не только как философская (или политико-экономическая) категория, но и как физическая реальность — представляет собой структурно целостное начало, и только в рамках этого целого можно аналитически вычленить какие-то отдельные его стороны. Любая, пусть даже самая примитивная, работа обязательно включает в себя какие-то элементы творчества. Точно так же любое творчество всегда обнаружит в себе начала чисто механической репродукции. Поэтому, имея в виду живой труд, можно говорить только о преимущественно созидательной или, напротив, преимущественно репродуктивной деятельности. Но рассуждая на уровне обобщающих абстракций вполне правомерно противопоставить их друг другу.

Если обратиться к терминологии самого Маркса, то родственными этим понятиям станут категории умственного и физического труда; при этом ясно, что умственный труд будет тяготеть к категории «творческий», физический — к категории «репродуктивный». Правда, противопоставление по принципу умственный — физический далеко от удовлетворительности. В самом деле, чем является труд, скульптора, или балерины, умственным или физическим? Обращение же к категории творчества позволяет безошибочно противопоставить первого простому каменотесу, а вторую — грузчику. Взаимное же дополнение определений вносит необходимую ясность. Словом, если мы примем, что «умственный», «творческий» (а выше мы уже могли видеть, что и «организационный») — это просто разные акценты, расставляемые при характеристике одного и того же явления, в свою очередь, «физический», «репродуктивный», «исполнительский» — взаимодополняющие дефиниции другого, противоположного первому, все становится на свои места. Ни одно из этих определений не исчерпывает содержание характеризуемого предмета, все же вместе они позволяют составить о нем гораздо более полное и содержательное представление.

Одним из основных аспектов всеобщего разделения труда является отделение умственного (организационного, творческого) труда от физического (исполнительского, репродуктивного) и противопоставление их друг другу. При этом первый по преимуществу становится достоянием господствующих классов, второй остается уделом эксплуатируемых масс. В теории марксизма это противоречие между ними окончательно разрешается только в ходе завершения строительства коммунистического общества. В условиях же капитализма оно, как и любое другое противоречие подобного рода, достигает своей наибольшей остроты и непримиримости, восходя до антагонистического.

Еще раз вспомним уже упоминавшуюся нами эволюционную линию: ремесленное производство — кооперация — мануфактура — фабрика и протекающие параллельно ей процессы преобразования ручного труда в машинный, производства же — во всеобщее машинное производство. Капиталистическая фабрика, как мы видели, оставляет на долю наемного работника преимущественно репродуктивный исполнительский труд, реализующий часто недоступные его разуму чужие начинания. Таким образом, конечный пункт всеобщего разделения труда и конечный пункт всеобщей его редукции сливаются: эксплуатируемый капиталом рабочий становится субъектом не просто физического труда, противопоставленного умственному, но и предельно редуцированного труда, практически избавленного от всех элементов творчества и сведенного к голой репродукции.

Словом, именно последовательное освобождение человеческого труда от любых проявлений творчества оказывается залогом экспоненциального ускорения на пути превращения всего человеческого общества в рационально устроенную машину, единственной функцией которой оказывается производство прибавочной стоимости. В строгом соответствии с Марксом только предельная дегуманизация общественного производства (да и самой истории) делает необходимым революционное ниспровержение сложившегося порядка вещей. До тех же пор, пока господствующий способ производства не исчерпает до конца все свои возможности, перспективы его замены чем-то более прогрессивным и гуманным остаются чисто академическими, ибо, как пишет Маркс в знаменитом Предисловии к "Критике политической экономии",[165] ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества.

Собственно, все это и отражается в понятии отчуждения труда и в разработанной Марксом теории его преодоления.