Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


Деформация духовного производства



2019-12-29 215 Обсуждений (0)
Деформация духовного производства 0.00 из 5.00 0 оценок




Таким образом, анализ общественного производства немыслим без обращения к другой (относящейся к надстройке) стороне действительности, а именно: к миру духовной культуры. Этот мир охватывает собой всю сферу «духовного производства» человека — познание, воспитание, просвещение, и, разумеется, все результаты этого процесса — мифологию, религию, философию, науку, искусство и литературу. Принято отделять эту сферу от материальной культуры, которая охватывает собой область предметно практической деятельности и все ее вещественные продукты (орудия труда, жилища, предметы повседневного обихода, одежду, средства транспорта и связи и другие). Однако в действительности четкой грани между ними не существует, более того, обе сферы частично пересекаются, и каждая из них несет на себе печать своей ясно выраженной противоположности. Но как бы то ни было, известная самостоятельность каждой имеет место, и с ней надо считаться.

Строго говоря, относительно раздельное существование духовной деятельности и материального производства — это тоже результат всеобщего отчуждения человека. Но и в мире духовном проявляется все то же тотальное разделение деятельности и противопоставление ее результата субъекту. Вместе с тем, может быть даже в большей степени, чем материальная, отчужденная духовная культура общества показывает, что в самом главном Маркс оказывается абсолютно прав: классово антагонистическое общество не в состоянии обеспечить гармоническое развитие каждого индивида. Все, на что оно способно,— это не дать человеку переступить грань социального выживания. Его жизнеобеспечение постоянно балансирует на ней, ибо в разделенном обществе человек существует не как самоцель, но лишь как простое средство процветания немногих; цель же противостоящих и господствующих над ним сил во все времена состояла в том, чтобы выжать из него все, что могло быть брошено в топку расширенного производства прибавочного продукта.

Вот только необходимо осознать, что жизнь человека уже ни в коем случае нельзя понимать исключительно в физиологическом смысле, который ограничивается удовлетворением базовых потребностей органического тела. Речь не может идти о каком-то вегетативном существовании, ибо бытие человека в принципе несводимо к биологическим формам существования. Именно поэтому мы и говорим о выживании социальном, т. е. обставленном куда более широким кругом внешних условий явлении.

Если на время забыть о том, что разделение труда в известной степени деформирует и анатомию, и физиологию, и психику человека, заставляя все структуры и ткани его организма на протяжении поколений и поколений адаптироваться к эргономике предмета и средства труда, к ритмике и темпу материального производства, то можно утверждать, что по мере развития производительных сил его сравнительное благополучие как органического существа становится вполне обеспеченным. Более того, можно говорить об известном прогрессе в этой области. Его отчетливо различимые следы видны уже в рабовладельческом обществе. Так, уже в творчестве Варрона (того самого римского писателя, который ввел в литературный оборот понятие «говорящего орудия», разделив средства труда на три части: говорящие, издающие нечленораздельные звуки и немые) обнаруживается пробуждающаяся заинтересованность господствующего класса в удовлетворении материальных запросов и даже некоторых прав невольничьего контингента. Голос именно этой заинтересованности звучит в его призыве к рабовладельцам не использовать бич там, где желаемого можно добиться словом. Методы принуждения должны быть более гибкими, и он рекомендует даже советоваться с прилежными рабами; его убеждение состоит в том, что невольники работают лучше, если хозяин щедрее оделяет их пищей, не скупится на одежду, позволяет отдохнуть и дает некоторые послабления и льготы. Голос известной ответственности господина перед своим рабом звучит и у Сенеки: «Я с радостью узнаю от приезжающих из твоих мест, что ты обходишься со своими рабами, как с близкими. Так и подобает при твоем уме и образованности. Они рабы? Нет, люди. Они рабы? Нет, твои соседи по дому. Они рабы? Нет, твои смиренные друзья. Они рабы? Нет, твои товарищи по рабству, если ты вспомнишь, что и над тобой, и над ними одинакова власть фортуны».[235] В сущности, то же мы читаем у Плиния Младшего: «Я вижу, как мягок ты со своими рабами; тем откровеннее признаюсь тебе, как я снисходителен к своим.»[236] Словом, не следует преувеличивать значение жадности ни рабовладельца, ни феодала, ни капиталиста; разумному управленцу всегда был свойствен трезвый взгляд на вещи, ясное понимание того, что известные послабления идут на пользу прежде всего ему самому. Да и сочувствие чужому страданию во все времена было свойственно не одним только угнетенным. Таким образом (если забыть еще и о форс-мажорных обстоятельствах: катастрофах, моровых поветриях, войнах), чисто биологическое выживание было обеспечено во все времена. (разумеется, лишь как правило, ибо исключения существуют и сегодня, как и сегодня существует не сдерживаемое никакими нормами нравственности рабовладение и торговля людьми.)

Но это не служит препятствием тому, чтобы отчуждать самое главное — то надматериальное в человеке, что, собственно, и делает его человеком; и все институты эксплуататорского общества — пусть и не ставя это своей сознательной целью — стихийно способствуют такому отчуждению. Человек оказывается на самой грани своей «человечности», ибо практически все, что формирует тонкую метафизику его личности, а не материальные структуры и ткани его организма, остается трансцендентным по отношению к нему. Он лишь слегка соприкасается с тем специфическим духовным производством, которое развивается не в последнюю очередь благодаря не вовлекаемой в расширение масштабов производства части прибавочного продукта. Именно оно, это производство, порождает собой воспаряющий над биологическими формами существования эфир собственно человеческой жизни. Но внутренним достоянием деформированного всеобщим разделением труда работника, замкнувшегося в рамках исполнительской репродуктивной деятельности, становится лишь немногое от интегрального результата общественного производства. Собственно, только то, что сохраняет его функциональность в мире вещественности. То есть тот минимальный уровень духовного потребления, который формирует способность понять разложенное на атомы отдельных операций существо чужого творческого замысла и способность к практически лишенному всякой одухотворенности труду, в процессе которого этот замысел должен воплотиться в материале. Все прочее остается вне его убогой надвегетативной действительности.

В этом нет ничего удивительного. Как уже было показано, все относящееся к «надстроечным» сферам культуры, включая и то, что материализуется в специфически поляризованных формах вещной оболочки человека, уже изначально являлось лишь родом «емкости», призванной аккумулировать в себе относительный избыток биологической энергии, средством создания хронического искусственного дефицита необходимого продукта. Словом, выступало как один из стихийных регуляторов исторического развития социума.

Тонкий философ, Маркс не может не понимать всего значения духовного производства для жизни человека. Однако в современном ему обществе действительное назначение и смысл этого производства деформируются тотальным разделением труда и классовой дифференциацией. В отчужденном мироощущении всего социума начинает господствовать идея примата материального, утилитарного, прикладного над всем духовным,— но менее всего здесь повинен автор «Капитала».

Здесь уместно вспомнить о Кальвине, французском богослове, одном из лидеров Реформации. Им было развито учение об абсолютном предопределении и о божественном невмешательстве в закономерность дольнего мира. Согласно этому учению, один только Бог обладает абсолютной свободой; именно Его воля предопределяет верующих (не всех!) к спасению, а неверующих — к погибели, вместе с тем никто не может судить о решениях Всевышнего. Ни один человек не в состоянии знать достоверно, избран он или нет, но, несмотря на это, обязан строить всю свою жизнь на основе Священного Писания и всеми силами стараться реализовать свое призвание. Ни одно протестантское направление не настаивало так резко на безусловном и исключительном следовании Библии, на изгнании из культа и учения всех проявлений язычества (Р.Виппер). Человек должен быть уверен в том, что он является «божьим избранником» и доказать это всей своей жизнью. Только повседневный созидательный труд является формой истинного служения Богу, и только он может быть истинной гарантией спасения.

Казалось бы, здесь нет ничего необычного, ведь все это хорошо согласуется с врожденными представлениями человека о нравственной чистоте и праведности его жизни. Однако во многом именно эти, восходящие к середине XVI века, истины, отвечавшие «...требованиям самой смелой части тогдашней буржуазии»,[237] по существу революционизировали менталитет европейца и надолго определили тот путь, которым по сию пору идет вся западная цивилизация. Да, простому смертному не дано знать заранее, избран он или нет, но вот результаты его жизненного служения способны говорить об этом со всей определенностью: ведь если его трудам сопутствует успех, значит, все время он шел верной дорогой. Именно жизненным успехом Бог дает нам понять, угодны Ему наши дела или нет. Словом, успех в профессиональной деятельности становился всеобщим критерием человеческой праведности не только в глазах самого человека, но и в некоем абсолютном, вечном надмирном, измерении. «За утверждение своей избранности перед Богом воздавались награды в виде гарантии спасения во всех пуританских деноминациях; за утверждение своей избранности перед людьми — награда в виде социального самоутверждения внутри пуританских сект. Оба принципа дополняли друг друга, действуя в одном и том же направлении: они способствовали освобождению «духа» современного капитализма, его специфического этоса, то есть этоса современной буржуазии».[238] Средством же измерения успеха могло быть только что-то осязаемое, материальное; часто (чаще всего) под ним просто понимались деньги.

Эта философия стала чем-то вроде религиозного и этического кредо зарождающегося капитализма. Простота ее усвоения и удобство ее верификации состояли в том, что служение высшим духовным ценностям хорошо сочетались с искренней преданностью обывателя своему кошельку. Во многом именно эта вошедшая в самые основы европейского менталитета и на века укоренившаяся в нем вера и делала возможным поверхностное (часто вульгаризированное) прочтение Маркса, которое в препарированном таким прочтением виде хорошо ложилось в ее прокрустово ложе. В результате подсознательного синтеза столь несопоставимых мыслителей и столь противоположных учений в европейской культуре утверждалось мировоззрение, согласно которому все, что не относится к материальному, носит вспомогательный, второстепенный характер, словом, тем, чем при необходимости можно пренебречь. По-настоящему значимым из всех «надстроечных» форм культуры оказывалось лишь то, что способствует развитию вещественного мира. (Кстати, мировоззрение «западнической» российской интеллигенции, некритически воспринимавшее едва ли не все идущее от Европы, наследует именно этот взгляд.) Поэтому не случайно из всех отраслей духовного производства совершенно особое место в европейской культуре Нового времени (в марксистском его понимании, т. е. времени, отсчитываемом от первых буржуазных революций) достается науке. Но и здесь в обиходном представлении значимо лишь то, что имеет прикладной утилитарный характер, отсюда и из всех наук больше ценятся те, что дают материальный же результат. Так, в нашей стране все слышали о достижениях Курчатова и Королева, но только специалистам известны блистательные имена Тарле и Щербы. Такие же начала, как философия, вообще выносятся за границы чего-то обязательного к постижению.

Но по большому счету и в этом тоже правота Маркса. Ведь «надстроечная», духовная, сфера, может быть, главным в которой становится мир культуры и искусства, так же с самого начала отчуждается от человека, и противопоставляется его повседневной рутине. Она существует как бы сама по себе, подобно возвышенному виртуальному платоновскому миру идей. Служители этого мира составляют собой узкий замкнутый круг ценителей, среди которых едва ли не подавляющее большинство — это сами его создатели. Впрочем, что-то от кальвинистской этики проникает и сюда, ибо главным мерилом «правильности» и здесь выступает успех, признание (во всех его формах), а это в значительной мере деформирует и все «духовное производство». Различие с платоновским только одно. У него именно мир идей обладает статусом подлинной реальности, физический же представляет его бледную тень; и постоянные обитатели мира духовной культуры живут именно этой, «платонической», верой в высшую ценность идеала. Напротив, многие из тех, кто принадлежат материальному, – дышат прямо противоположной; в духовном им видится род некой запредельности, которая не имеет отношения к реальной действительности, и без которой можно прекрасно обойтись.

Таким образом, фактические следствия разделения труда и классового расслоения общества оказываются куда более фундаментальными (и опасными), чем это рисуется узко экономическим подходом, ибо отчуждаются не только завоевания материальной культуры, но и культуры духовной. А это значит, что задача восстановления исторической справедливости все-таки встает во весь рост перед отчужденным обществом. И носителем идеи его коренного переустройства оказывается именно пролетариат, ибо именно его в наибольшей степени затрагивает отчуждение всего, что имманентно лишь человеку.



2019-12-29 215 Обсуждений (0)
Деформация духовного производства 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: Деформация духовного производства

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:
Как распознать напряжение: Говоря о мышечном напряжении, мы в первую очередь имеем в виду мускулы, прикрепленные к костям ...
Модели организации как закрытой, открытой, частично открытой системы: Закрытая система имеет жесткие фиксированные границы, ее действия относительно независимы...
Организация как механизм и форма жизни коллектива: Организация не сможет достичь поставленных целей без соответствующей внутренней...



©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (215)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.012 сек.)