История страстного пленения души на примере новеллы Э. Т. А. Гофмана «Фалунские рудники»

 

Гофман, быть может, как никто разбирался в сумрачных состояниях сознания, боролся с ними, подчинялся им, поэтизировал и развенчивал. Темная стихия, стихия страха и ужаса – одна из сторон мифотворчества романтика. Гофман оказался во многом близок проблематике и образным рядам Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского. Писатели подобного склада ума, безусловно, принадлежат особому типу художников, распахнутых бездне и не боящихся заглянуть в нее.

«Фалунские рудники» – яркое тому подтверждение. Перед нами странный рассказ, полный трагических предчувствий и знамений, рассказ, могущий показаться плодом патологического состояния сознания, но, тем не менее, крайне важный в общем контексте нашего литературного курса.

 

а) Главный герой – Элис Фребем, юноша, разочаровавшийся в профессии мореплавателя и решивший порвать с океаном раз и навсегда. С самых первых страниц рассказа мы встречаем его в подавленном душевном состоянии, которое можно охарактеризовать как уныние. Дело все в том, что в детском возрасте Элис потерял всех своих родственников, отца, братьев. У него оставалась лишь мать, ради которой он жил все это время, всеми силами стараясь обеспечить ее старость в морских плаваниях.

Но пришел день смерти матери, Элис остается совсем один. Быть может, его поддержат друзья, не оставит в одиночестве любимая девушка? К сожалению, ни друзей, ни возлюбленной у Элиса не нашлось. Это был довольно замкнутый молодой человек, вся жизнь которого проходила в мечтах и грезах, в пространстве воображения. Отныне Элис не мог объяснить себе, для чего жить дальше. Ему оставалось лишь сидеть в стороне и предаваться тяжелым раздумьям, не приводящим ни к чему доброму. Именно в таком унылом настроении читатель и застает главного героя новеллы.

Заметим только одно в ходе нашего описания: уныние как состояние души, на языке современной психологии именуемое «депрессией», в контексте христианской культуры смертельно опасно и грозит неминуемой гибелью человеку, не справившемуся с ним. Об этом прямо говорил преп. Симеон Новый Богослов: «Уныние есть смерть души и ума»[18]. Это суждение позволит нам объяснить весь последующий ход развития событий. Именно уныние, провоцирующее многих молодых людей на безотчетные поступки, часто кончающиеся трагически, становится роковым фактором в судьбе Элиса Фребема[19].

б) Старый рудокоп.

К нашему герою неожиданно подсаживается незнакомый старик, который представляется как Торрберн.

 

«Вглядевшись в старика, Элис почувствовал какое-то странное впечатление, точно после долгого одиночества встретил знакомое и приветливое лицо».

 

Это первое впечатление следует отметить особо, поскольку впоследствии оно будет становиться все более тяжелым и мрачным. Сам факт того, что стихия соблазна всякий раз является в форме приятной и в чем-то даже знакомой, родной, близкой свидетельствует об одном интересном феномене духовной жизни: зарождение прелести всегда сопровождается сладостными, невероятно приятными и очень теплыми переживаниями, не несущими в себе ни малейшей угрозы, страха, тревоги. Впустив в себя первую ласточку лести, неподготовленный человек едва ли заметит ее присутствие и будет продолжать жизнь, не ведая о собственном поражении. Это и есть тот самый прилог, самое безболезненное состояние нарождающейся страсти.

 

в) После столь приятного знакомства Элис рассказывает старику всю свою жизнь, а старик словно невзначай предлагает юноше стать рудокопом. Довольно странное предложение, добавим от себя, ведь подобная профессия - нечто совершенно противоположное морскому делу. Далее мотивы Торберна становятся все более прозрачными для читателя, но не для Элиса Фребема. Рудокоп заводит речь о возможной карьере Элиса, если тот согласится на его предложение, и всячески старается умастить самолюбие молодого человека (вспомним слова Лествичника: «началом фантастического бывает самомнение»):

 

«Ты молод, силен, предприимчив, сначала будешь ты простым работником, потом помощником, потом штейгером, чем дальше - тем выше, а там, с заработанными монетами в кармане, вступишь сам в товарищество и получишь собственный пай».

 

г) В ответ на это «Элис почти испугался».

Очевидно, для Элиса карьера и слава – вещи чуждые, его склад ума и душевная организация обращены к совершенно иным мирам и другим вопросам, а потому его можно сравнить только с мистиком или духовидцем. В других обстоятельствах Элис мог бы стать как художником, так и монахом-отшельником. Таким образом, перед Торберном находился человек с богатейшим внутренним миром, но пребывающий в тяжелом духовном кризисе. Добавим также, что чаще всего и более всего от воздействия духовной прелести и соблазна страдают люди, подобные Элису, не потому, что карьеристы и корыстолюбцы встречаются реже. Причина в том, что самые тяжелые последствия страстной увлеченности обнаруживаются там, где предметом выступают не грубо материальные запросы и желания человека, а запросы эстетического и духовного порядка, когда человек пленяется ложно понятой духовностью (магия, оккультизм, спиритизм и прочие эзотерические течения).

Речь старика приобретает иной оттенок, связанный с тайными запросами Элиса:

 

«Так знай же, что в ремесле его скрыта более, чем простая выгода. Роясь, как крот, чей слепой инстинкт перерезывает землю во всех направлениях, работая при бледном свете рудничных ламп, рудокоп укрепляет свой глаз и может дойти до такого просветления, что в неподвижных каменных глыбах ему, иной раз, представляются отраженными вечные истины того, что скрыто от нас там, далеко, за облаками!»

 

Прельщение усиливается при описании чувственных красот подземного мира:

 

«Подземные ходы описывал он, как аллеи волшебного сада; камни оживали от его слов; ископаемые животные начинали шевелиться; пирозмалиты и альмандины загорались дивным огнем; горные хрустали сияли и просвечивали всевозможными красками радуги. Элис слушал с увлечением; живая речь старика, описывавшего чудеса подземного мира такими яркими красками, как будто бы он сам находился посреди них, охватила все его существо; грудь его волновалась».

 

Необъяснимое волнение, охватывающее душу, становится следующей ступенью порабощения Элиса. Соблазн проникает внутрь (сочетание и сосложение).

д) Вещий сон.

Странный сон снится Элису той же ночью. Сон, который можно было бы назвать вещим.

В святоотеческой традиции проблема сновидений решается предельно просто: «кто верит снам, тот подобен человеку, который бежит за своею тенью и старается схватить ее»[20]. По мнению многих богословов, сновидение есть особая форма мечтательности, не приводящая ни к чему доброму. Источниками же пророческих или так называемых «вещих» снов являются духи тьмы: «Кто верит бесу, для тех он часто бывает пророком, а кто презирает его, перед теми всегда оказывается лжецом»[21]. Потому сновидение, содержанием которого становится та или иная форма чувственного соблазна, сладость, удовольствие, влекущее человека к тому или иному поступку наяву, пробуждающее самомнение и провоцирующее грех, никоим образом не соотносится с деятельностью ангельских сил, пусть при этом открытое во сне и сбылось на самом деле.

Единственной формой сновидения, достойной внимания, может стать сон, предостерегающий от грехопадения, однако если подобный сон приводит очнувшегося в отчаяние или уныние, то и его следует причислять к «бесовским»[22].

Разумно предположить, что именно к последнему типу сновидений относится и сон Элиса, хранящего в себе, безусловно, угрозу и предупреждение, но в равной степени и сладость, и эстетический мираж, и последующее отчаяние.

Он видит море и небо, но чем внимательнее вглядывается в структуру воды, тем очевиднее видит, что это не вода, а прозрачный минерал, а небо – скопище каменных масс. Элис оказывается замурован со всех сторон в этой в прекрасной клетке, напоминающей могилу:

 

«Увлекаемый точно волшебной силой, Элис сделал несколько шагов по этой прозрачной поверхности, но тут вдруг все зарябило у него в глазах, и из глубины, точно закрутившиеся волны, вдруг поднялись чудные цветы и деревья, сверкавшие металлическим блеском листьев, переливавшиеся всеми цветами радуги».

 

Гофман описывает удивительное состояния души, когда та понимает, что перед ней обман и в то же время уже не в силах от него отказаться. Это особое состояния неисчерпаемой тоски, которая никогда не будет утолена (пленение):

 

«Какое-то странное чувство счастья и вместе с тем боли охватило его сердце; жажда любви, страсти, бурных желаний вдруг закипела в его душе. "Туда, к вам, к вам!" - воскликнул он и как безумный бросился с простертыми руками в глубину кристального моря. Оно раздалось от его падения, и он поплыл в пучине какого-то легкого, мерцавшего эфира. "А ну, Элис Фребем! Как тебе эта красота?" - вдруг раздался возле него сильный, грубый голос. Элис оглянулся и увидел возле себя старого рудокопа, но чем пристальнее он в него вглядывался, тем более замечал, что фигура его все росла, росла и наконец достигла гигантских размеров, точно из раскаленного металла вылитая статуя. Старик крепко его схватил и воскликнул: "Берегись, Элис Фребем! Это царица! Берегись, Элис Фребем! Ты должен остаться верен царице, которой предался телом и душой!»

 

е) После этого сна мысли и чувства Элиса перевернулись. Он не нашел в себе силы отказаться от предложения старика:

 

«Какое-то странное чувство, какие-то неизъяснимые желания, в которых он не мог сам дать себе отчета, наполняли все его существо… А между тем ему очень хотелось еще раз послушать замечательные рассказы старика о подземном мире».

 

Как видим, рудокоп, еще недавно внушавший доверие и радость, постепенно приобретает зловещий черты. Однако, для самого Элиса, плененного фантастическим образом, уже не имеет значение, кем является на самом деле старый рудокоп. Жажда узреть еще раз невероятные видения наполняет все его существо, страсть застилает пред ним весь мир, всю вселенную, и Элис с трудом понимает, что происходит наяву:

 

«Три дня бродил Элис как помешанный по улицам Гетеборга, постоянно преследуемый видениями из своего сна и какими-то странными, незнакомыми голосами».

 

В конце концов, Элис, не замечая того, сворачивает на Фалунскую дорогу и движется навстречу собственной судьбе. Современная психиатрия назвала бы аналогичные состояния близкими к маниакальным, когда все силы сознания и ума сосредотачиваются на единственном предмете, подменяющем собой весь мир. На святоотеческом языке подобные переживания следовало бы назвать одержимостью. Но мы не станем забегать вперед, заранее признавая Элиса одержимым бесовскими силами. Состояние героя новеллы еще далеко от катастрофического, и в этом мы легко убедимся, когда обратимся к первому знакомству Элиса с рудниками Фалуна. В тот миг, когда Элис впервые обозрел рудничную котловину, он пережил самый настоящий ужас:

 

«Адская лощина рудника открылась перед его глазами, ему показалось, что кровь застыла в его жилах; так ужасен был вид этого мрачного, дикого разрушения. Черные скалы окружают его со всех сторон, сначала отвесно, а затем суживаются в глубине, как исполинская воронка»

 

Перед нами в буквальном смысле описание Дантовой воронки. И Элис совершенно спонтанно (что, впрочем, является одной их черт его характера) отрекается от собственных планов:

 

«Нет! Не буду я товарищем черных, роющих землю червяков! Никогда не привыкнуть мне к их безотрадной жизни!

Элис решился переночевать в Фалуне и завтра же ранним утром отправиться обратным путем в Гетеборг».

 

ж) Решение Элиса могло бы иметь вес и значение применительно к человеку с иным темпераментом, но, к сожалению, ни волевой стойкости, ни охлаждающей способности к рассуждению у Элиса не было и в помине. Вот почему спустя несколько часов мрачное настроение легко сменяется состоянием эйфории в кругу новых приятелей рудокопов, которые, «как назло», оказываются замечательными и добродушными людьми.

И эта не менее странная смена настроений может рассказать нам об Элисе много больше, чем его сны. В самом деле, гораздо сомнительнее для нас сейчас наивное прекраснодушие Элиса на краю гибели, его необъяснимая забывчивость и безразличие к событиям прошедших дней. С нашей точки зрения, подобная эйфория представляется несомненным плодом укоренившейся прелести, поврежденности души, стремящейся набросить искусственный покров опьяняющей радости на безрадостное положение дел:

 

«Он чувствовал себя как-то особенно хорошо; когда же молодые рабочие затянули стройными голосами, старую, хоровую песню, в которой призывалось благословение Божье на их тяжелый труд, он не мог удержать невольных слез».

 

В этот момент Элис как будто и не вспоминает, какая страшная разница существует между этими милыми и добродушными рудокопами, вся жизнь которых проходит между тяжелой изнурительной работой, кружкой эля и семьей, и им, Элисом Фребемом, цель которого заключена в совершенно иной плоскости, назначение которого – обрести самое настоящее духовное просветление в недрах Фалунских шахт наедине с подземной царицей и Торберном. Иными словами, он – единственный человек, по складу своего характера совершенной чуждый окружающим его людям.

Но неистовая стихия страсти ослепляет рассудок Элиса, и он на мгновение отождествляет себя с простыми рабочими и их интересами. Кроме того, он встречает прекрасную Уллу Дальсе, дочь владельца горной фрезы Пэрсона Дальсе, и, разумеется, влюбляется в юную красавицу так, как может влюбиться только поистине экзальтированная душа романтической эпохи.

 

«Элис, едва ее увидел, был мгновенно охвачен таким отрадным чувством мгновенной и глубочайшей любви, что, казалось,  молния пронизала все его существо. Он тотчас узнал в ней ту самую женщину, которая протягивала ему руку спасения в его таинственном сне».

 

К несчастью, как окажется впоследствии, рука спасения будет отвергнута никем иным, как самим Элисом. Но пока он общается с отцом девушки, затем выпивает кружку эля и затем в приступе какого-то невероятного восторга заявляет окружающим о своем желании влиться в коллектив рудокопов:

 

«Элис, казалось, высказал его совершенно добровольно, так что потом, соображая все сказанное альдерману, он сам удивлялся, каким образом могло так вдруг сделаться его желанием то, о чем он прежде даже не думал».

 

з) Высказанное желание, однако, не сразу встречает поддержку Пэрсона Дальсе, и этот факт можно с полным основанием считать вторым предупреждением Провидения об опасности, стоящей на пути героя. Пэрсон Дальсе, подобно духовному наставнику молодого послушника, обращает внимание Элиса на соблазны, царящие под землей, пройти сквозь которые сможет лишь бесстрастный и невозмутимый дух:

 

«Если рудокоп не откажется от всяких иных помыслов и занятий, кроме тех, которые требует его работа, и не предастся всей душой и телом труду с огнем в земле, то дело это неминуемо погубит его самого. Но если ваше решение твердо, и вы хорошо себя испытали, то с Богом, в добрый час!»

 

и) Элис принимается за работу. Поначалу все идет замечательно, а любовь к Улле и в самом деле освобождает на некоторое время сердце Элиса от власти Торберна, но однажды, в сумраке шахты и полном одиночестве, он встречает старика, который принимается запугивать и устрашать юношу, принуждая его отречься от земной жизни во имя подземных откровений.

Наверху же он узнает легенду о старом Торберне, связавшемся с нечистой силой, не имевшем ни жены, ни детей, всю жизнь отдавшем подземной стихии. Он пророчил погибель всем рудокопам, но, в конце концов, страшный обвал уничтожил его самого. Теперь, можно сказать, Элис имел полные сведения о собственном искусителе, но, как на беду, он оказывается жертвой глупого розыгрыша самого Пэрсона Дальсе, который, испытывая на прочность чувства Элиса к своей дочери, вводит влюбленного в заблуждение. Улла выходит замуж за другого, объявляет он.

Реакция Элиса не заставила себя ждать. Не медля ни секунды (как будто только того и ожидая!) Элис несется в шахту. Отчаяние и уныние вновь охватывают все его существо. Порывистость и чрезмерное безрассудство сыграли злую шутку с героем. Он не дал себе ни единого шанса на спасение, по собственной воле совершив духовное самоубийство. Со всей очевидностью Гофман рисует перед нами портрет гордыни как самого чудовищного порока, порождающего обиду, мстительность, самоослепленность, превозношение над другими, и, как результат, гибель. В который раз мы убеждаемся вместе с Гофманом, что мать всех пороков – гордость, причина и следствие первородного греха.

В холодной тьме рудника Элис призывает имя Торберна, умоляя последнего принять его душу. И в этот момент Элис Фребем начинает видеть незримое. Таинственный сон, виденный им в Гетеборге, повторяется наяву.

 

«Зачарованный сад металлических цветов и деревьев, с рдеющими на ветвях плодами из драгоценных каменьев, сверкавших, как ряд разноцветных огней, обступили его со всех сторон. Снова увидел он улыбающиеся лица прелестных женщин, и снова восстал перед ним величавый образ царицы. Она привлекла его к себе и прижала к своей груди. Тут все помутилось в его глазах; какой-то раскаленный луч проник в его сердце, и ему казалось, что он понесся по волнам голубоватого, сверкающего эфира».

 

к) Друзья подоспели слишком поздно. Заветные слова уже сказаны, душа человеческая окончательно пленена, несмотря на извинения Пэрсона, несмотря на помолвку Элиса с Уллой. Сознание героя теперь отдано горной царице, а сам он постепенно превращается в зеркальное отражение Торберна.

Порою Элис понимает, что сотворил, и ужасается соделанному:

 

«Дивные прелести, так восхищавшие его в глубине, казались ему теперь каким-то адским наваждением, зачаровавшим его для вечной муки и погибели. У Элиса готова была разорваться грудь от отчаяния».

 

Еще раз вспомним слова И. Брянчанинова: «Приходят минуты, в которые прелесть как бы разоблачается, и дает вкусить себя так, как она есть. Эти минуты – ужасны! горечь их и производимое впечатление невыносимы…».

Но эти муки уже не спасают, а, напротив, ведут к неизбежному. Эти просветы вновь затмеваются безумными видениями подземных миров. Теперь, когда Элис спускался в рудник, он видел богатейшие рудные жилы. Причем видел только он и никто более. Болезнь растет, начинается духовная раздробленность, душа распадается на части:

 

«Он точно чувствовал себя разделенным на две половины, из которых большая неудержимо стремилась туда, к центру земли, где, казалось, неизъяснимое блаженство ждало его в объятиях царицы, а другая чувствовала, что наверху, в Фалуне, для него все пустынно и мертво».

 

Удивительно и то, что помощь друзей он также игнорировал. Когда Элису сообщали, что богатейшие жилы, открытые им, лишь плод его воображения, тот лишь «презрительно смеялся и думал про себя, что значит ему одному дано понимать таинственные приметы и знаки, начертанные рукой царицы на каменных глыбах, и что ему совершенно достаточно просто о них знать, так как он не имеет ни малейшего желания делиться с кем-нибудь своими открытиями».

Душа героя, пораженная прелестью, уже не в силах реагировать на слова окружающих. Гордость, преобладающая в такой душе никогда не позволит другому достучаться до его сердца. Обычно самовлюбленные и тщеславные люди боятся чужого мнения и стремятся всячески его избежать – очевидный признак прельщения и страха разочарования.

л) Ко дню, назначенному для свадьбы молодых, Элис давно утрачивает прежние черты. Момент гибельного исступления становится близок, как никогда. Это уже не Элис Фребем, перед нами другой человек. Последние слова его обращены к Улле, но смысл их не имеет ничего общего с любовью к девушке:

 

«- Я пришел тебе объявить, моя дорогая… что мы стоим теперь возле высочайшего счастья, какое только может достаться в удел людям. Все открылось мне в эту ночь: там, внизу, на страшной глубине, под толстым слоем хлорита и слюды зарыт огненный, сверкающий альмандин. На нем вырезана ожидающая нас судьба, и его получишь ты от меня как свадебный подарок. Он прекраснее, чем кровавый карбункул, и когда мы будем смотреть на него полными любви глазами, увидим мы ясно, как наше внутреннее существо, разрастаясь, переплетается с теми дивными ветвями, которые вырастают из сердца царицы в самом центре земли».

 

Элис покидает свою возлюбленную. Спустя несколько часов рудник постигает страшный обвал.

 

Вопросы:

1. Проблемное поле новеллы Гофмана – соблазн и его разрушительное воздействие на сознание и психику человека.

2. Учение святых отцов о соблазне, прелести, страстной привязанности.

3. Основные этапы порабощения человеческой души болезненно-страстным состоянием.

4. Современное общественное сознание и культура наслаждения. Опасности, сокрытые в гедонистическом образе мыслей.

5. Состояние уныния (отчаяния) как духовный и психологический тупик в жизни личности и ее духовном становлении. Рассудительность как способ преодоления уныния.

6. Психологический портрет Элиса Фребема. Духовные искания героя, его интересы, характер, темперамент. Что именно увлекает Элиса в рассказе старика Торберна? Элис – по преимуществу поэт или карьерист? Что находится у героя на первом месте: идеальное или материальное, мистическое или обыденное?

7. Мир сновидений в художественном пространстве гофмановской новеллы. Проблема вещих снов, их толкования. Учение святых отцов об истинной природе сновидений. Опасности, сопряженные со слепой верой в предсказания и вещие сны?

8. Одержимость как состояние окончательного духовного пленения прелестью.

9. Последний шаг Элиса к бездне – гордыня. Почему именно гордость именуется первопричиной всех зол в христианской богословской традиции?