Слева — лицевая сторона, справа — оборотная сторона таблички.

43

выжигало молодые посевы; речная вода сегодня несла почве жизнь, а завтра вы­ходила из берегов, заливала селения и убивала людей. Жителям речных долин открылся огромный мир сил природы; они не могли теперь ускользнуть от этих сил, следовательно, приходи­лось учиться управлять ими.

Шумеры, египтяне, арии и ханьцы (древние ки­тайцы) приложили огромные усилия, чтобы разоб­раться в бескрайнем и непостижимом для человека мире: они представили эти силы в обличии богов, дали богам имена, определили характер каждого из божеств, составили тексты молитв и заклинаний, взываний к богам. Не следует относиться к этой деятельности древних иронически: ведь переход к оседлому земледелию вынудил их «открыться» на­встречу миру, и мир обрушился на них с такой си­лой, что люди просто вынуждены были как-то ор­ганизовать свои новые впечатления, иначе они про­сто не вынесли бы их давления. Древневосточный человек был обречён жить в мире, пронизанном ма­гией и колдовством, но магия не была для него про­сто способом исполнения его личных или коллек­тивных желаний — желания получить хороший урожай или выгодно жениться. Магия как бы пред­ставляла собой ширму, заграждение между челове­ком, оказавшимся под прицелом таинственных сил, и самими этими силами. Магическую броню человек носил на себе всю жизнь, а подчас не сни­мал её и после смерти. С подобными представле­ниями прямо связан сложнейший похоронный об­ряд древних египтян.

Особенно плотные «магические доспехи» носили на себе люди, от которых зависели жизнь и процве­тание народов и племён, — цари и жрецы. Еги­петские фараоны, например, помимо всем извест­ного тронного имени имели ещё и тайное имя, тща­тельно скрываемое от посторонних; сохранение этой тайны было залогом жизненной силы и здо­ровья царя. Согласно представлениям древних шу­меров, боги принимали жертвы и молитвы лишь от

особым образом очищенных людей, поэтому мест­ные жрецы специальными составами выводили все волосы на голове и теле. Похожие воззрения су­ществовали и у индийских брахманов; их жизнь определялась большим количеством запретов и ог­раничений. Им нельзя было совершать действия, считавшиеся «нечистыми».

Но в магическую броню облекались не только цари и жрецы — её несли на себе целые народы. Роль такой защиты играли сложные и развитые представления о богах и силах, управляющих ми­ром. Они дали народам Древнего Востока прекрас­ный шанс противостоять натиску кочевников, за­рившихся на богатства оседлого земледельческого населения. Дело в том, что кочевники, время от времени захватывавшие обширные территории реч­ных долин, попадали под сильнейшее религиозное и культурное влияние местных народов. Полуди­кий семит или воин племени чжоу вполне ощущал всё величие мира магических представлений древ­них шумеров или иньцев; хотя формально он и был победителем, ему приходилось искать своё малень­кое место в этом извечно существовавшем мире, приноравливаться к нему. Мощная культура древ­нейших земледельческих центров «перемалывала» всё новые и новые группы воинственных пришель­цев; это было особенно заметно в Междуречье и Древнем Китае — здесь кочевники вливались в со­став оседлых земледельческих обществ практиче­ски постоянно. Культура на Древнем Востоке была не роскошью, не средством заполнения досуга, а средством выживания, борьбы с враждебным, смер­тельно опасным миром.

Человек не хотел чувствовать себя пылинкой на ветру — он стремился наполнить всё окружающее знаками своего существования, как бы «отметить­ся» в этой жизни. Отсюда, наверное, и проистекала у древних людей тяга к строительству грандиозных сооружений: пирамид, высеченных в скалах хра­мов, гигантских статуй фараонов, многометровых барельефов с надписями. Искусственный мир пло-

44

тин, храмов и возделанных полей, созданный чело­веком, должен был полностью заменить собой мир гор, степей и бурных рек, созданный богами...

Мы начинаем понимать, насколько несправедли­вы представления о какой-то неподвижности, от­сталости древневосточных обществ. Вся жизнь че­ловека, родившегося в Египте или Шумере, Индии или Китае, с первого до последнего дня проходила в борьбе. Это была борьба с непогодой, кочевника­ми, неподатливым кремнём и обсидианом, но чаще всего — с собственными страхами и неуверенностью в завтрашнем дне. Скученная жизнь в городах, му­равьиный труд на небольших участках земли, бо­язнь наказания со стороны любого мелкого чинов­ника — всё это порождало в людях особую, болез­ненную нервозность; она находила выход как в ди­ких и странных религиозных обрядах, так и в бе­зумстве народных восстаний, когда толпы рабов и бедняков разрушали древние гробницы, уничтожа­ли мумии давно умерших царей и вельмож, разби­вали сосуды с благовониями, разрывали пурпурные ткани... Умение подавить свои неосознанные стра­хи, не дать им вырваться на волю свойственно лишь цивилизованному человеку. Чтобы овладеть этим искусством, потребовалось несколько тысячелетий. Какого ещё «прогресса» или «развития» мы вправе требовать от народов Древнего Востока, удивитель­но быстро освоивших все премудрости обществен­ной жизни?

Может показаться, что у древневосточных наро­дов был безотказный инструмент воздействия на среду, в которой они жили, — это государство. Го­сударство нагоняло страху на соседей-кочевников, прокладывало каналы, строило храмы и приносило жертвы богам, собирало урожай с полей и раздавало его людям в виде пайков. Действительно, государ­ство и его правитель в большинстве древневосточ­ных стран обожествлялись и превозносились. Те блага, которые боги давали людям далеко не каж­дый день, царь давал своим подданным ежедневно; он был воплощением щедрости и справедливости. Следует ли удивляться, что царь почитался выше многих богов и ему воздавались подобающие богу почести?

Всё дело здесь, однако, в том, что государство на Древнем Востоке вовсе не было таким грозным и могущественным, каким оно хотело казаться. Если деспот способен отрубить голову любому, то это во­все не значит, что государство, которым он управ­ляет, — сильное и крепкое. Вполне может быть и наоборот: жестокие наказания возмещают неспо­собность царя по-настоящему управлять своими подданными.

Именно так обстояло дело и в Египте, и в Шу­мере, и в Индии, и в Китае (в последних двух стра­нах по крайней мере до образования ранних им­перий в конце I тыс. до н. э.). Царская власть не «пронизывала» всю толщу населения сверху дони­зу. Она была сильна в больших городах, в близких к столице районах, но весьма слаба в глубинке, в поместьях вельмож и богатых храмов. Значитель­ная часть населения речных долин продолжала

жить первобытным образом: большими родами или сельскими общинами, со­хранявшими власть выборных общин­ных старост и право самоуправления в деревенских делах. Над этими нижними этажами общественной жизни надстраивались особые, очень тесные связи деревенских жителей с местной знатью, нередко не повиновавшейся царю. Эти связи тоже по существу были позднепервобытными; они сохранились во всех странах Древнего Востока с очень древних вре­мён. Государство вынуждено было считаться с су­ществованием подобных отношений; оно использо­вало их в своих интересах (в меру сил), но подчи­нить себе не могло.

Сфинкс.

Это значит, что любое древневосточное государ­ство как бы складывалось из «кубиков», элементов, которые сами по себе не были государственными; «кубики» эти возникли намного раньше, чем в до­линах Нила и Евфрата сложились первые государ­ства. Искусный строитель мог построить из этих элементов весьма причудливое сооружение, но чем выше и сложнее оно становилось, тем больше был риск, что здание в конце концов рухнет. Был лишь один способ повысить устойчивость этой государст­венной конструкции — увеличить её массу, заста­вить верхние этажи с удвоенной силой давить на нижние. Собственно, это историки и называют вос-

45

точным деспотизмом, имея в виду неог­раниченную власть царя над подданны­ми. Но увеличивать давление беспре­дельно тоже было нельзя: всё начинало трещать по швам, и грандиозное здание с грохотом рушилось, понемногу восстанавливаясь через пару веков.

Здесь немалое удивление вызывают две вещи. Во-первых, все народы Древнего Востока после ко­роткого периода проб и ошибок поразительно быст­ро нашли наилучшие способы выстраивать пирами­ду власти так, чтобы она не обрушивалась или обру­шивалась как можно реже. Во-вторых — и это са­мое удивительное, — эти шаткие конструкции, воз­ведённые на очень неустойчивом фундаменте, рабо­тали, и по большей части работали прекрасно! Го­сударство действительно распределяло среди насе­ления продукты питания, следило за состоянием оросительной системы, организовывало дальние во­енные походы и делало ещё множество полезных и просто необходимых дел. Трудно даже представить себе, сколько сил, ума, опыта и чутья требовало поддержание государственной машины в рабочем состоянии в таких неблагоприятных условиях. Древневосточные правители действительно были подобны богам — из ничего, из хаоса, из первобыт­ных форм организации труда и власти они умудря­лись создавать на диво отлаженный и без сбоев ра­ботающий механизм. Это давалось дорогой ценой: вавилонский царь Хаммурапи, например, лично вникал во все мельчайшие дела своего обширного государства. Прокладка оросительного канала, на­саждение плодового сада — ничто не ускользало от

его внимания. Такого же прилежания царь требо­вал и от своих чиновников. В Китае умелые и опыт­ные чиновники ценились выше, чем родовитые аристократы.

Может показаться, что почтение, выказываемое на Древнем Востоке администраторам и правите­лям, было лишь разновидностью угодничества и лести. Однако это не так, или не совсем так. В гла­зах своих современников писец и жрец были твор­цами нового, очеловеченного мира, жить в котором было неизмеримо уютнее, чем в первобытном мире диких, враждебных человеку пространств. Люди Древнего Востока умели находить особую красоту в созидательной деятельности; символом же этого созидания для них было нанесение письменных знаков на папирус или глину. «...Заставлю я тебя полюбить писания более, чем свою мать, и да пока­жу красоту их перед тобой, ведь она больше кра­соты должности всякой, и не было подобной ей в земле этой», — наставляет своего сына египетский писец времён Среднего Царства.

Подумаем же с благодарностью о людях, кото­рых мы видим в странных, застывших позах на изображениях каменных барельефов. Теперь они уже не кажутся нам такими непонятными и далё­кими. Мы видели, как они трудились над миром, в котором им довелось жить, как они пытались сде­лать его более близким и доступным. Благодаря этому и сами они становятся близкими нам. Теперь мы снова можем открыть учебник и войти в му­зейный зал...

ШУМЕР

Начало шумерской истории содержит в себе много тайн. Историки и археологи потратили немало сил, стараясь разгадать их. Сейчас мы знаем, как выглядели шумеры, в каких богов они верили, как вели хозяйство, воспитывали детей. Археологи ходят по улицам древних шумерских городов, восстанавливают расположение домов и храмов. Однако загадок меньше не становится. По мере накопления знаний возникают новые вопросы. И главный из них — откуда пришли шумеры, где их родина?

Страна Шумер получила своё название от наро­да, поселившегося около 3000 г. до н. э. в низовьях реки Евфрат, неподалёку от впадения её в Персид­ский залив. Евфрат разделяется здесь на многочис­ленные протоки-рукава, которые то сливаются, то расходятся вновь. Берега реки низкие, поэтому Ев­фрат часто меняет свой путь к морю. При этом ста­рое русло превращается постепенно в болото. Гли­нистые холмы, расположенные поодаль от реки, сильно выжжены солнцем. Жара, тяжёлые испаре­ния от болот, тучи мошкары заставляли людей дер­жаться подальше от этих мест. Низовья Евфрата

долгое время не привлекали внимания земледель­цев и скотоводов Передней Азии.

Небольшие деревни располагались довольно да­леко от воды, так как Евфрат разливается летом очень бурно и неожиданно, и наводнения всегда бы­ли здесь очень опасны (память о великих потопах сохранилась в шумерских преданиях). В бескрай­ние тростниковые заросли люди старались не захо­дить, хотя под ними скрывались очень плодород­ные земли. Они образовались из ила, оседавшего во время наводнений. Но в те времена обработка этих земель была ещё людям не под силу. Они умели снимать урожаи только с небольших открытых уча­стков, напоминавших своими размерами скорее огороды, а не поля.

Всё изменилось, когда в стране рек и болот по­явились новые, энергичные хозяева — шумеры. Вот здесь-то и начинаются загадки. Мы не знаем, откуда они пришли в низовья Евфрата. В шумер­ских легендах упомянуты только высокие горы на их забытой родине, путь по морю, приведший их к устью Евфрата, и остров в море, который шумеры считали не только своей древней родиной, но и

46

прародиной всех людей вообще. Известно, что речь идёт об острове, который в древности называли Дильмун, а сейчас — Бахрейн. На Бахрейне, одна­ко, нет высоких гор, поэтому историки постарались проверить, есть ли правда в этих преданиях, и на протяжении многих лет вели на Бахрейне раскопки. Оказалось, что в древности на острове были шумерские поселения и кладби­ща — значит, шумеры жили здесь довольно долго. К сожале­нию, эти находки относятся к то­му же времени, когда шумеры жили уже и в Междуречье. Мо­жет быть, на Бахрейне найдены просто небольшие торговые го­родки, связанные с главными го­родами на Евфрате?

Шумеры сильно отличались от окружавших их народов — и прежде всего своим языком. В наши дни учёные умеют читать шумерские тексты, уже составле­ны многотомные словари шумер­ского языка. Для этого потребо­валось много десятилетий упор­ного труда, и учёные не раз оши­бались. Постепенно стало ясно, что древнешумерский язык не похож ни на один из древних и современных языков. Поэтому мы не можем сказать, с какими народами древности шумеры «со­стояли в родстве», хотя учёные пытались подыскать им «родню» и на Кавказе, и в Гималаях, и на Памире. Всю правду об их далё­кой родине мы вряд ли когда-ни­будь узнаем. Лучше посмотрим, как повели себя шумеры в незна­комом для них месте, среди тростниковых зарослей и болот.

Кроме плодородных, но ещё не освоенных земель новая родина шумеров могла похвастаться только большим количеством глины и тростника. Ни вы­соких деревьев, ни пригодного для строительства камня, ни руд, из кото­рых можно выплавлять металлы, здесь не было. Шумеры научились строить дома из глиняных кирпичей; крыши этих домов настилались из тростника. Такой дом нужно было каждый год подправлять, подмазы­вая стены глиной, чтобы он не разва­ливался. Заброшенные дома посте­пенно превращались в бесформенные холмы, т.к. кирпичи были сделаны из необожжённой глины. Шумеры часто оставляли свои дома, когда Евфрат менял русло, и поселение оказывалось далеко от берега. Глины повсюду было много, и за пару лет шумеры успевали «слепить» новый посёлок на берегу кормившей их реки. Для ловли рыбы и речных путешествий шумеры использовали плетённые из тростника небольшие круглые лодки, обмазывая их снаружи смолой.

Обилие глины, из которой де­лали дома и посуду, предметы ут­вари и детские игрушки, подска­зало шумерам мысль о том, что­бы писать на глиняных таблич­ках. Писец работал так: из сырой глины изготавливалась неболь­шая плоская табличка, на кото­рую острой палочкой наносились письмена. На вязкой глине труд­но проводить линии одинаковой толщины, поэтому они получа­лись похожими на треугольники или клинышки. Историки назы­вают шумерское письмо «клино­писью». Не очень нужные записи потом можно было стереть, а таб­лички с важными документами обжигали на огне, и они станови­лись твёрдыми, как камень. Са­мые ранние записи принадлежат храмовым чиновникам — они должны были считать, сколько зерна, масла и мяса произведено в хозяйстве, сколько выдано ра­ботникам на пропитание, сколь­ко осталось в распоряжении хра­ма. Археологи научились скла­дывать даже разбитые таблички и читать написанное на них.

Обладая плодородными зем­лями, шумеры со временем поня­ли, какие высокие урожаи мож­но получать, если осушить боло­та и провести воду к сухим участ­кам.

Орошение полей в Междуречье было сложным делом. Когда по каналам поступало слишком много воды, она просачивалась под землю и соединялась с подземными грунтовыми водами, а они в Меж­дуречье солёные. В результате снова соль вместе с водой выносилась на по­верхность полей, и они быстро порти­лись; пшеница на таких землях во­обще не росла, да и рожь с ячменём давали невысокие урожаи. В конце концов засолённые поля просто заб­расывали или же пасли на них овец. Шумеры далеко не сразу научились определять, сколько воды нужно для правильного полива полей: излишек или недостаток влаги были одинако­во плохи. Разумнее всего в этих ус­ловиях было бы руководить ороше­нием полей из одного места, а не доверять каждому крестьянину прорывать оросительные канавы, как ему вздумается.

Сосуд. Серебро и медь. Шумер. 2400 г. до н. э.

Развешивание хлеба.

47

Кольцо. Золото, эмаль. Шумер. 2400 г. до н. э.

Один из самых ярких примеров кровопролитных столкновений между шумерскими номами даёт нам история отношений между номами (см. ст. «Древний Египет») Лагаш и Умма.

До 2400 г. до н. э. ном Лагаш из-за своего географиче­ского положения в стороне от главных протоков Евфрата находился как бы «на отшибе» от главных событий шумерской истории. С XXIV в. до н. э. накопившие силы правители Лагаша вступают в борьбу с соседними номами; пугали Лагаша оспаривают власть над всем Шумером, традиционно принадлежащую Уру, У руку и Кишу. Проводя эту честолюбивую политику, пугали Лагаша, однако, не упускают из вида и граничащие с Лагашем земли соседних номов. Главным соперником Лагаша становится рас положенный неподалёку ном Умма.

Войны с Уммой начались из-за участка плодородных земель, который ещё в древние времена был поделён между обоими номами беспристрастным судом кишского правителя. Ополчение Лагаша возглавлял талантливый воин и политик, которого звали Эанатум. Киш выступил на стороне Уммы. Несмотря на это, Эанатум одержал полную победу. Битва с Уммой была настолько кровопролитной, что в своей победной надписи Эанатум упомянул тысячи убитых вражеских воинов. Обычно военные столкновения между шумерскими номами заканчивались гибелью нескольких десятков человек с обеих сторон.

Победа над Уммой стала первым звеном в цепи успехов Эанатума. Присоединив к Лагашу спорные пограничные земли, он продолжил свои походы и одержал победы над большинством своих соперников. Всё же ему не удалось добиться установления своей власти над северными землями Шумера и некоторыми номами на Евфрате.

Однако борьба с Уммой была не закончена. После смерти Эанатума Умма отказалась выплачивать дань победителям и снова захватила спорные земли на границе. Около 2360 г. до н. э. преемники Эанатума вновь разбили войска Уммы, назначив в этот ном верного им правителя.

Укрепление военной мощи дорого обошлось Лагашу. Необходимость содержать большое количество воинов истощала хозяйственные возможности нома. Этим воспользовался новый правитель побеждённой Уммы Лагаль-загеси (возглавлял Умму примерно с 2336 г. до н. э.). Он разрушил все постройки, возведённые Лагашем на спорных пограничных землях, и попытался захватить весь вражеский ном. Это, однако, не удалось — правитель Лагаша Уруинимгина смог отсидеться за стенами своей столицы.

Нетрудно заметить, что такие столкновения могли продолжаться десятилетиями, не принося никаких определённых результатов и разоряя тысячи людей. Конец этим междоусобицам положил царь Саргон Древний, объединивший весь Шумер незадолго до 2300 г. до н. э.

Шумеры разливают вино.

Такими центрами управления сельским хозяй­ством, а значит, и всей жизнью людей, в Шумере стали храмы. В крупных храмовых хозяйствах бы­ло много жрецов, которые специально занимались измерением земельных участков, организовывали прокладку каналов, вели счёт собранному урожаю. Именно храм управлял жизнью соседних городов и деревень, собирал с населения подати, раздавал еду в голодные годы. Историки называют объединяю­щихся вокруг храма людей храмовой общиной.

Почему же всеми этими делами занимался не царь, как это было в Египте? Дело в том, что Шумер на протяжении семи веков своей истории не пред­ставлял собой единого государства: области страны были отделены друг от друга протоками Евфрата и болотами, а также особенностями развития. Цент­ром каждой области был сильный и богатый город, возникший вокруг храма, посвящённого местному богу. Самыми известными из шумерских городов были Ур, Урук, Ниппур, Киш, Лагаш, Умма. Всего же таких самостоятельных городов и областей было несколько десятков. Управляли городом и областью жрецы главного городского храма; верховный жрец чаще всего носил титул «эн» или «энси». Меньше всего с храмом был связан командир городского ополчения, называвшийся «лугаль». Однако и лугали часто происходили из жреческих семей. На протяжении долгого времени власть жрецов была в Шумере намного сильнее власти военных вождей.

Особое положение жрецов в Шумере подкреп­лялось хитро продуманной организацией храмового хозяйства. Сначала у храмов не было своей земли. Каждая деревня просто выделяла «богу» особый участок поля. Его обрабатывали все крестьяне вмес­те, а собранный с этого участка урожай деревенская община отдавала храму. Постепенно храмы забрали у общин эти земли и стали вести на них своё соб­ственное хозяйство. Появились и зависимые от них люди, которые работали на храмовых полях за про­дуктовый паёк. Рабов в Шумере поначалу было ещё немного, и их труд не играл большой роли в хо­зяйстве. В Шумере очень рано была разрешена за­коном купля и продажа земли. Пользуясь этим, храмы всё время увеличивали свои владения; всё больше становилось безземельных крестьян, вы­нужденных батрачить на храмовых полях. Часть полей храм сдавал в аренду. Любой человек мог взять участок земли и вести на нём хозяйство, отда­вая жрецам часть урожая. Получалось, что каждый крестьянин мог рассчитывать на помощь от храма: бедняку храм обеспечивал кусок хлеба, малозе­мельному крестьянину — возможность обработать

48

дополнительный клочок земли, а крепкому хозяи­ну аренда давала возможность расширить произ­водство и часть урожая продавать на рынке. По­этому все крестьяне в Шумере крепко держались за храмы и часто вставали на сторону жрецов во время их ссор с лугалями, а позже — с царями.

А столкновения между храмами и лугалями про­исходили в Шумере всё чаще. Лугали стремились завоевать соседние города, объединить страну и объявить себя царями. Для этого им нужно было превратить городское войско в свою собственную дружину, послушную всем приказам предводителя. Однако у лугаля не было средств, чтобы содержать такое войско, поэтому он начинал торговаться с храмами и просил у них землю для раздачи её своим воинам. Взамен лугаль, по-видимому, обещал жре­цам покорение городов-соперников и богатые по­дарки из военной добычи. Иногда лугалю удавалось получить доступ к храмовым землям, и тогда начи­нался бессовестный грабёж храмового имущества: лугаль сгонял с полей крестьян, сажал вместо них своих воинов, отменял раздачи продуктов населе­нию, передавал храмовую землю по наследству сво­им сыновьям.

Что же изменилось в шумерских городах после перехода власти к военным вождям? Ответ на этот вопрос даёт история Лагаша. Около 2400 г. до н. э. власть в этом городе захватил лугаль Эанатум. Ис­пользуя богатства городских храмов, он вёл успеш­ные войны с соседними городами и заставил их при­знать господство Лагаша. При этом гибли тысячи людей; соперники нередко разрушали плотины на Евфрате и затопляли поля и селения друг друга. Победы, одержанные такой ценой, радовали далеко не всё население. В Лагаше начались мятежи, и один из преемников Эанатума, Уруинимгина, вы­нужден был вернуть храмам их земли и восстано­вить многие из древних обычаев. Но было уже позд­но. Лагаш настолько ослаб из-за внутренних раздо­ров, что в борьбе за спорные земли был разгромлен своим вечным соперником — соседним городом Умма.

Ни один из шумерских лугалей не был достаточ­но силён, чтобы объединить страну под своей вла­стью. Незадолго до 2300 г. до н. э. беспорядки в шумерских городах и войны между городами при­обретают особенно разрушительный характер. Но семь веков шумерской истории принесли не только разрушения и междоусобицы. Шумеры создали бо­гатую и сложную культуру, которая стала образцом для подражания на всей территории Междуречья. Шумерской клинописью пользовались впоследст­вии многие народы, приспособившие её к своим языкам.

Шумеры были наделены очень сильным религи­озным чувством. Их представления о богах, начале мира, человеческой судьбе отразились во многих восточных религиях. Многие шумерские предания переняли древние евреи, и позднее они были запи­саны в Библии. Шумеры проявляли удивительную тягу к научному знанию о мире: до греков они были лучшими математиками и астрономами древности.

Чиновник. Гипс и ляпис-лазурь. Шумер. 2500 г. до н. э.

Примерно в 2200 г. до н. э. Шумеро-Аккадское царство распалось под ударами кочевников-кутиев. Кутии были изгнаны из страны лишь через сто лет. Новая династия, объ­единившая под своей властью Междуречье, происходила из города Ур; историки называют её «III династия Ура».

Наиболее видными её представителями были два первых царя — Ур-Намму (2112—2094 гг. до н. э.) и его сын Шульги (2093—2046 гг. до н. э.). Эти правители пытались воссоздать царство Саргона Древнего во всём его блеске, вычеркнуть из памяти людей картины его распада и векового господства кутиев над страной. Для этого были составлены так назы­ваемые «Царские списки», перечислявшие всех царей, правивших шумерами с незапамятных времён. Составители списка называли имена царей таким образом, что склады­валось представление о том, что Междуречье с самого начала своей истории было единым царством; на самом же деле это было далеко не так. Ур-Намму и Шульги приняли все титулы Саргона и его преемников, стремились раздвинуть границы державы до прежних пределов.

Цари Ура продолжали политику Саргона и во внутренних делах страны. Они взяли под контроль храмовые хозяйства и попытались утвердить свою верховную собственность над всеми полями Междуречья, причём добились гораздо большего успеха, чем Саргон и его сыновья. III династия Ура довела государственную централизацию до крайних пределов, по существу превратив немалую часть населения страны в рабов. Правители Ура чрезмерно уповали на мощь своей державы, которая на самом деле была довольно призрачна. Они ввязались в длительную борьбу с соседним Эламом, оставив собственную страну беззащитной перед на­падением аморейских кочевых племён. Одного-двух ударов кочевников по государству III династии Ура с его усложнённой системой управления оказалось достаточно, чтобы около 2000 г. до н. э. Шумеро-Аккадское царство исчезло с политической карты Междуречья.

49

Знания, накопленные предками, пере­давались мальчикам и юношам в мно­гочисленных храмовых школах. Здесь учили читать клинопись, вести хозяйственные за­писи, наблюдать звёздное небо, точно определять площади земельных участков. Шумеры высоко це­нили мудрость, которая, по их мнению, была со­средоточена в ушах человека; поэтому многие изоб­ражения людей отличались у них большими отто­пыренными ушами. Мы лучше поймём характер шумеров, оценим их любовь к знанию, если срав­ним эти изображения с портретами, например, ас­сирийских царей, воинст­венных и безжалостных. Шумерские правители не­редко повелевали запечат­леть себя в особой «позе строителя» — с чертежом здания, разложенным на ко­ленях, с небольшим ведёр­ком сырой глины, постав­ленным у ног. Этот народ больше любил строить, чем воевать, и образ созидателя, по мне­нию шумеров, больше подходил правителю, чем об­лик воина.

Может быть, поэтому шумерам так и не удалось создать единое царство. Человек, который смог это сделать, оказался не шумером, а аккадцем. Звали его Саргон, хотя скорее всего это не имя, а один из титулов, принятых им после победы над своими со­перниками. Аккадцы тоже жили в Междуречье, к северу от шумеров. Изначально они были кочевни­ками-скотоводами, позже обратились к земледелию и поддерживали с шумерами тесные отношения. Воспользовавшись распрями между лугалями, Саргон укрепился сначала на севере Шумера, за несколько лет создал сильную армию, вооружил её дальнобойными луками (шумерские воины пользо­вались в битве только мечом и копьём), а вскоре захватил и юг страны. Саргон не принял ни одного из почётных шумерских титулов и не выбрал ни один из древних шумерских городов своей столи­цей. Он стал именовать себя царём Шумера и Ак­када и построил новую столицу — город Аккад. Саргон установил контроль над всеми храмовыми хозяйствами, но взамен он постоянно давал храмам богатые дары. Саргон создал большое количество чиновничьих должностей, и многие из людей, которые кормились возле храмов, пе­решли на царскую службу.

Шумерская знать не раз поднимала мятежи против власти Саргона (позднее наз­ванного Древним) и его на­следников, но сыновья Саргона, Римуш и Маништушу, уничтожили недовольных, попросту вырезав наиболее могущественные роды знати. Возникло мощное Шумеро-Аккадское царство, просуществовавшее около ста лет, примерно с 2300-х по 2200-е гг. до н. э. Наивысшего подъёма оно достигло при внуке Саргона, Нарам-Сине (2236—2200 гг. до н. э.). Нарам-Син чувство­вал себя настолько уверенно, что попытался обо­жествить личность царя и править страной само­стоятельно, без опоры на храмы.

После возникновения Шумеро-Аккадского цар­ства шумеры начали постепенно смешиваться с аккадцами и другими степными народами; одновре­менно шумерская культура широко распространи­лась в Междуречье и на много веков пережила соз­давший её народ.

Шумеры на боевой колеснице.

ВАВИЛОН

Среди городов Древнего Востока Вавилон был, пожалуй, самым почитаемым. Само название города — Баб-Илу («Ворота Бога») — говорило о его святости, об особом покровительстве богов. Верховному вавилонскому богу Мардуку поклоня­лись многие народы, даже не подвластные Ва­вилону, его храмы и жрецы получали богатые дары от соседних царей.

Вавилон не был одним из древнейших городов Междуречья — шумерские города Ур, Урук, Эреду и другие были примерно на тысячу лет старше. Дважды Вавилон становился столицей могущест­венной державы. Первое его усиление охватывает период примерно с 1800 до 1700 г. до н. э. Историки называют его «старовавилонским». Второй период подъёма после крушения Ассирийской державы также продолжался около столетия (626—539 гг. до н. э.). Эти годы принято обозначать как время существования «нововавилонского» царства.

Небольшое поселение на месте будущего Вавило­на существовало, вероятно, ещё во времена шуме­ров. Городом Вавилон стал после захвата Между­речья кочевниками-амореями около 2000 г. до н. э. Амореи победили Шумеро-Аккадское царство и широко расселились по его территории. Одним из их опорных городов и стал Вавилон.

Город располагался в очень удобном месте — там, где сближаются реки Евфрат и Тигр и от глав­ного русла Евфрата начинают отделяться многочис­ленные протоки. Положение Вавилона было очень благоприятным для занятия торговлей, но амореи вряд ли думали об этом. Захват Междуречья нару­шил сложившиеся связи, дороги стали опасными, каналы мелели и зарастали. На лишённых полива полях кочевники пасли овец.

50

Ворота богини Иштар.

7. Границы Вавилонского царства при Хаммурапи (1792- 1750 гг. до н. э.).

2. Территория Ассирийской державы в середине VII в. до н. э.

3. Основные направления завоевательных походов ассирийских царей.

Но запустение оказалось недолговременным. Крупные царские хозяйства распались. Больше ни­кто не гнал сельских жителей на полевые работы, не собирал весь урожай в царские амбары, не вёл долговых записей на глиняных табличках. Кресть­яне работали теперь на небольших клочках земли, которые были их собственностью. Хозяева сами ре­шали, что им выращивать — ячмень или финико­вые пальмы, и сами распоряжались урожаем. С приходом амореев в Междуречье стало больше ко­ров и овец. Сельские жители смогли удобрять поля навозом и пахать на быках, а не рыхлить землю вручную.

Перестали существовать и царские ремесленные мастерские: ведь уже никто не заботился о подвозе древесины, металлов, пряжи и драгоценных кам­ней... Зато появилось много мелких мастерских.

Раздробление огромных хозяйственных объеди­нений на мелкие привело к тому, что после налажи­вания торговых связей, восстановления каналов и орошения заброшенных полей в стране начался не­виданный подъём. Государство не подавляло актив­ность крестьян и ремесленников и не отбирало ос­новную часть произведённых ими продуктов или изделий. Возникает множество рынков, на которых можно было продать или купить рыбу, финики, зер­но, ткани и другие товары, нанять умелого работни­ка. Появляются излишки продуктов и изделий. Их скупают и продают за пределами страны богатые торговцы-тамкары. Обратно они привозят в основ­ном рабов: в Междуречье стало не хватать рабочей силы.

К 1800 г. до н. э. Междуречье оправилось от по­следствий разорения и превратилось в цветущий, заботливо ухоженный сад. Новые способы ведения хозяйства способствовали укреплению новых цент­ров, таких, как Вавилон, потому что старые города с трудом приспосабливались к хозяйственной не­зависимости ремесленников и крестьян.

Первые правители небольшого Вавилонского царства вели осторожную политику. Они заключа­ли союзы с сильными соседними государствами — Ларсой, Исином, Мари — и при этом точно выби­рали наиболее выгодного партнёра. Таким образом первые пять вавилонских царей смогли значитель­но расширить свои владения, но вровень со своими союзниками Вавилон пока не встал.

Положение меняется при шестом царе Вавило­на — Хаммурапи, одном из величайших политиков древности. Он правил Вавилоном с 1792 по 1750 г. до н. э. Взойдя на трон небольшого царства, рас­положенного в среднем течении Евфрата, Хаммурапи закончил свои дни повелителем огромного по тогдашним меркам государства, включавшего в се­бя основную часть Междуречья. Продуманная сис­тема политических союзов помогла ему разгромить противников; причём нередко — чужими руками. В конце концов вавилонский царь расправился и со своим главным союзником, царём северного го­сударства Мари, которого звали Зимри-Лим.

После объединения страны Хаммурапи приш­лось решать очень сложные задачи. Чтобы его вла­дения опять не распались на отдельные области, власть царя должна быть сильной. С другой сто-

52

Храм Этеменанки