ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Город Ак-Буркут

 

Глава 1.

 

С того момента как караван вошел в город, прошло несколько дней. Жизнь в городе текла своей чередой. Купцы, выставив на площади города свои товары, вели торговлю с местными жителями. Горожане с большой охотой приходили на площадь, чтобы приобрести разные товары.

Дочь Калмат-хана Чолпонай время от времени вместе со своей свитой заглядвала на центральную площадь, чтобы краем глаза увидеть Эль Херзука. Эль Херзук как это ни странно не избегал встречи с ней, наоборот придумывал всякие причины связанные с безопасностью каравана, чтобы находится рядом с торгующими купцами. Это давало ему возможность обмениваться взглядами с Чолпонай.

Странным в их отношении было то, что они не разу не обменялись словами. Но, несмотря на это, продолжали разглядвать друг друга. Эль Херзук сказав Джусу о том, что приход на площадь дочери хана является честью для них, попросил докладывать ему об ее приходе, дабы он лично смог проследить за ее безопасностью. Джус сделав вид, что такое объяснение соответствует истине, дал своим людям строгий наказ, следить за приходом Чолпонай. Как только она появлялась, часовые тут же докладывали Джусу, а он в свою очередь незамедлительно сообщал об этом Эль Херзуку.

Эль Херзук, каждый раз узнав о приходе дочери Калмат-хана, в волнении вскакивал со своего места и немедля оказывался либо рядом с Чолпонай, либо в поле ее зрения.

Однажды Эль Херзук дал задание разыскать в городе Курчгеза и привести его к нему. Через час Джус разыскал и привел Курчгеза.

– Приветствую тебя дорогой Курчгез, – начал Эль Херзук, – тебя что-то не видать в последнее время? И позволь спросить у тебя, что за разговор был у вас с Учкунбек баатыром, после того знакомства с Калмат-ханом в его тронном зале?

– Учкунбек баатыр опытный воин и поэтому является начальником городского гарнизона. Он очень многое знает, поскольку у него имеются достаточно шпионов по всей степи. До него раньше доходили слухи о том, что некоторые кыргызские племена служат монголам. Тем более весть о том, что некий Курчгез когда-то являвшийся тысячником в армии самого генерала Мунджехбия, прибыл в город вместе с караваном, будучи их проводником, заставила их изрядно поволноваться. А когда им стало известно о том, что генерал Мунджехбий в скором времени прибудет сюда со своей армией, они сделали поспешные выводы и связали все это воедино, посчитав меня монгольским лазутчиком, специально подосланным в город для подготовки почвы к монгольскому вторжению.

– Не может быть?! И как же тебе удалось переубедить их в обратном?

– К счасью среди воинов самого Учкунбек баатыра нашлись те, которые когда-то выросли со мной на одном джайлоо и те которые в одно время сражались вместе со мной с монгольскими племенами. Они то и поручились за меня. Тем более показания купцов о том, что я сражался с монголами и помог разбить тысячную Мосулюка, тоже помогли в принятии положительного решения относительно моей дальнейшей судьбы. В итоге им пришлось продержать меня в зиндане лишь пару дней и, выяснив, что я, состоя на службе у монголов, никоим образом не мог навредить своему народу и уж тем более являться монгольским лазутчиком они после недолгих допросов отпустили меня.

– Если нашлись люди, которые заступились за тебя, зачем же им надо было продержать тебя в яме целых два дня?

– Кроме моего прошлого их еще сильно интересовали сведения относительно тактики ведения боев армии генерала Мунджехбия и вообще все, что касалось его самого и его ближайших офицеров. Я им рассказал все, что знал о них.

– Я рад за тебя, – обрадовался Эль Херзук. – Чем же ты сейчас занимаешься в городе?

– Трачу те самые заработанные деньги, – весело ответил Курчгез. – Больше мне нечем заняться.

– Ты, что решил за раз все деньги спустить?

– А что мне еще остается, копить их не для кого, да и смысла в этом нет.

– Почему ж это смысла нет? – спросил Эль Херзук.

– Да потому что не сегодня так завтра сюда нагрянут монгольские полчища, и все здесь к шайтану сметут!

– Прошло уже несколько дней, а монголов не видать, – возразил Эль Херзук. – Я на счет этого интересовался у начальника гарнизона Учкунбек баатыра, так вот он утверждает, что их разведчики не видели поблизости от города ни одного монгола или им подобного. Даже Жолболду баатыр вчера поделился со мной своим мнением о том, что монголы, после того как мы их здорово помяли, отступили и возможно уже не вернуться сюда. Они могли и не найти дорогу сюда.

– Мы оставили отчетливые следы, – не согласился с ним Курчгез, – и потом, мы дали бой монголам всего в нескольких часах пути отсюда. При желании они без труда найдут дорогу сюда.

– Тогда почему же они не нападают? – спросил Эль Херзук.

– Потому что ждут прихода основных сил, – ответил Курчгез. – Тот сотник, которого мы взяли в плен, находится в зиндане. Кстати, его показания тоже были в мою пользу, поскольку он являлся одним из лучших монгольских лазутчиков генерала Мунджехбия и соответственно знал в лицо всех монгольских шпионов, каких только могли подослать монголы. Местные палачи с особым усердием ведут его допрос. Уж он то после всего этого не стал бы врать и увиливать. Так вот находясь в зиндане, я краешком уха слышал о том, что согласно признанию сотника Хурсакая следует, что генерал Мунджехбий окажет городу Ак-Буркут огромную честь, возглавив штурм лично!

– И сколько, по-твоему, у нас осталось времени?

– Не знаю, день или два дня, а может и больше!

– А как же тогда горожане и их гарнизон? Почему они не готовяться к сражению?

– Кто сказал, что они не готовятся? Вчера вечером после долгого совещания Совета аксакалов, Калмат-хан подписал указ о всеобщей воинской мобилизации. Сразу же после этого направили всех гонцов во все ближайшие поселения кыргызов. Кстати, Учкунбек баатыр мне тоже дал задание, отправиться в свое поселение, и привести с собой как можно больше джигитов. В предстоящем сражении с монголами понадобится очень много воинов!

– Разве ты не говорил мне о том, что можешь и не подчиняться приказам хана? – спросил Эль Херзук.

– Не в этот раз! Я привел вас всех сюда, следовательно, на мне есть какая-то ответственность за происходящее. Некоторые старцы говорят о том, что грядут большие перемены. Может произойти нечто, о чем мы и не догадываемся, – ответил Курчгез.

– Ну, это же обычные бредни. Что еще, по-твоему, кроме попытки монголов захватить город может произойти?

– Может сбыться предсказание наших предков. Это может привести к погибели всех в этом городе.

– Ты как всегда продолжаешь нас пугать, – смеясь, сказал Эль Херзук. – Хорошо, что рядом с нами нет Махмуджан ибн Халифа. Уж на него ты со своими словами навел бы страха! Он тут же приказал бы поднять на ноги весь караван и двинуть отсюда к минотавру на рога! В этом я не сомневаюсь, и провались я в самый глубокий колодец, если бы это было не так!

– Мы кыргызы верим в предсказания наших предков, – сказал Курчгез. – Они в свое время завещали нам многое. В завете сказано о том, что мы должны сохранить свои земли для своих потомков. Только вот пока еще не нашлось такого баатыра, который бы смог объеденить все кыргызские племена в одно целое и повести их против врагов.

– Ну, этого Курчгез нам вряд ли с тобой удастся увидеть, если как ты говоришь, монголы намерены напасть если не сегодня то завтра. Получается, если предсказание сбудется, то придет конец всему и от нас останется лишь прах, про нас в будущем никто и не вспомнит? Как говорится в тех ваших стихах городу Ак-Буркут придет конец, оно то ли уйдет под землю, то ли будет затоплена невесть откуда взявшейся водой, а нет, я вспомнил, там вроде говорилось, что появится вода, скрытая под землей целые века и от города останется лишь одно название.

– Да, все утонет в воде, хотя, по правде говоря, не знаю хорошо это или плохо. И вообще у кыргызов многое связано с водой. Вода – одно из наших богатств!

– Как бы то там ни было нам этого не увидеть. В вашем пророчестве говорится все о будущем кыргызской земли, но мало что говорится о людях. Что с ними станет потом, останутся ли в памяти наши имена, вряд ли кто сможет ответить на это?

– На счет будущего там конечно про нас с тобой ничего не сказано, а вот про Камбар-хана есть еще одно предсказание.

– Одним предсказанием больше одним меньше, мне уже все равно. Но так ради интереса могу послушать тебя Курчгез. Камбар-хан это случайно не тот хан, который как ты говорил нам, имел дерзость посягнуть на свободу и неприкосновенность священных белых орлов, которых, кстати говоря, в наших краях никто сроду не видывал и за что, потом поплатился за это своей жизнью?

– Да, это тот самый Камбар-хан.

– Давай с удовольствием послушаю, мне уже начинает нравиться всякие ваши предсказания предков, истории, саги, жизнь ханов и…даже их дочерей!

– В общем, слушай, – начал говорить Курчгез. – Однажды ханский звездочет, провидец, великий мудрец и член Совета аксакалов Асылбаш мырза составляя личный гороскоп Камбар-хана, сказал ему следующее:

– Ты великий Камбар-хан будешь ханом земли кыргызов и своего народа не так уж долго. Твое ханство пройдет очень быстро, и тебе самому придет конец. Ты падешь не от врагов своих иль от старости и прочей болезни, а от рук диковинного и крылатого существа. И умрешь ты потому, что не сможешь побороть в себе алчность и желание обладать тем, чем обычным смертным нельзя. С того самого момента, когда твоя личная гордыня возьмет вверх над твоей кротостью и ты, рискуя всем, захочешь иметь то, чего не разрешено ты найдешь свою смерть, но в то же время обретешь бессмертие, увековечив свое имя на все века!

Твой сын дабы вечно продлить звучание твоего имени в устах народа пойдет на сделку с Ветром и Небом и с их помощью построит огромный город. Город будет называться не твоим звучным именем, а именем того, кто и приведет тебя к погибели.

Однако город тот будет расти и процветать. Но это не поможет ему, ибо в один прекрасный день гром ударит, горы сдвинутся, земля расколется, и город будет разрушен навсегда. Появятся лужи и огромная река скрытые под землей долгие века.

Но ты можешь быть спокоен, твое ханство не погибнет и не будет уничтожена и растоптана. Ибо ты по праву будешь считаться отцом основоположником. И через тридцать поколений станешь именоваться не иначе как «ата» т.е. отец! С того дня как тебя не станет, твое имя будет звучать у всех на устах как слово, связывающее с жизнью и лучом света, дающим теплоту и спокойствие всему живому на земле.

Твое имя будет унесено ветром по всем степям и просторным джайлоо, а затем громким эхом отзовется на вершине гор. Твое имя будет крепко вбиваться в память потомков и будет оно, словно как подарок, как нечто что связано с даром, преподнесенным твоему народу, будто снег что тает и, превращаясь на вершине гор в чистую воду, каскадом опускается на землю с выскоих вершин Ала-Тоо.

Ты Камбар-хан потеряешь свой звучный титул хана, став не одушествленным отцом народа, и будут твои потомки именовать тебя не иначе как Камбар-Ата – дающий жизнь, любовь, теплоту и свет подобный яркому лучу солнца, а не жалкому огню факела и множества костров!

– И что же теперь получается, ваши потомки будут греться в лучах солнца и получать яркий свет не от факела, а от Камбар-хана, который потом будет именоваться не иначе как Камбар-Ата? – спросил Эль Херзук.

– Так, по крайней мере, говорит пророчество, – ответил Курчгез.

– Похоже кроме такого величественного города с богатым историчесикм прошлым всякие предсказания ваших предков, в том числе песни и стихи единственное ваше богатство!

– Этим мы живем, и это дает нам силы и помогает, подняв высоко голову восхищаться своей родиной! – не без гордости заявил Курчгез.

– Кстати, на счет стихов, – начал Эль Херзук. – Я ведь тебя для чего вызвал, просто хотел попросить твоей помощи в одном деле.

– В каком именно?

– Ты знаешь дочку хана?

– Чолпонай?

– Да ее.

– И какая же тебе может понадобиться помощь, связанная с Чолпонай? – удивленно спросил Курчгез.

– Ты не замечал в ней ничего особенного?

– Ну, кроме того, что она красивая, она еще и является дочкой хана и пока еще не замужем. Хотя хан обещал выдать ее за достойного жениха…– и тут поняв, в чем дело Курчгез уставился на Эль Херзука. – Ты что же, получается, положил на нее взгляд?

– Ну не совсем, – краснея начал отвечать Эль Херзук. – Я просто заметил, что она довольна-таки хороша собой и …в общем, да! Да, я, кажется, начал в нее влюбляться! Не знаю, запрещено ли это у вас, чтобы обычный воин без титула и царства посмел на такое, но я хочу попробовать завоевать ее сердце.

– Одно твое грозное имя Эль Херзук чего стоит! А ты тут говоришь про титулы и ханства. В этом мире нет ничего не возможного, тем более в стенах города Ак-Буркут. Между прочим, тот самый Камбар-хан на этом самом месте посмел бросить вызов тем мифическим белым орлам, и захотел обладать ими. Он почти сумел сделать то, чего никому не удавалось – поймал за хвост редкую птицу и взлетел вверх!

– Но, он, как я слышал, потом упал в ту самую яму, которую сам и велел вырыть для поимки белого орла.

– А упал то он не один! Вслед за ним камнем вниз свалился и белый орел.

– Ну и что здесь такого? – не понял Эль Херзук.

– Здесь и зарыт весь смысл, не обычный для нашего понимания. Как мне говорили старцы, греки называют это понятие философией, – начал объяснять Курчгез. – Если бы Камбар-хан не захотел обладать белыми орлами и не построил бы ловушку для них, не было бы этого города и самого понятия слова Ак-Буркут. С того самого момента, когда он сделал то, чего на его взгляд было невозможно сделать, он невольно достиг своей конечной цели. После чего и возник город Ак-Буркут, а его имя было увековечено на все времена.

– Но и конец его был жутким, – не согласился Эль Херзук. – Получается, если я влюблюсь в дочку хана и, скажем, женюсь на ней, то ее отец, сделав радостное лицо, оттого что обретает такого хорошего зятя, поднимет меня на высоту ханского трона. После чего посадит меня рядом с собой, а затем резким движением цепких рук опустив на пол, шибанет меня головой о стену и, спрыгнув вслед за мной, размажет меня по всему тронному залу?

– Ну, приблизительно так, – смеясь от остроумия Эль Херзука, ответил Курчгез. – Это же ведь лучше чем просто так лицезреть. Само то, что ради достижения своей цели ты хотя бы сделал попытку, будет говорить о многом. Тогда как, думая о последствитях и страшась чьего-либо гнева, сидеть в бездействии не будет означать ровным счетом ничего!

– То есть, ты хочешь сказать, что лучше умереть, будучи дураком, нежели чем жить мудро?

– Я хочу сказать, что если есть цель, то нужно постараться его достичь. Тем более если дело касается женщин! А Чолпонай воистину прекрасное создание, ради нее стоит идти на безумные поступки! Там где возникает любовь, возникают и препятствия для его дальнейшего зарождения и развития. Но запомни, что за всю жизнь кыргызов еще ни одной стихии, ни одной тысяче гранитных блоков не удавалось встать на пути любви и попытаться ее остановить! Даже высокие горы Ала-Тоо становятся жалкими и ничтожными перед высотой любви! Если любовь искренна, то любые препятствие в тот же час рассеиваются, словно туман, рассыпаются, словно песок и, преклонив одно колено, отдав честь, трепеща от восхищения перед его силой, уступают свое место, пропуская вперед к всепожирающей пламени любви и огню страсти!

– В общем, ты прав и мне срочно нужна твоя помощь, – не выдержав далее, сказал Эль Херзук. – Кажется, я уже к этой самой всепожирающей пламени любви и огню страсти пришел не замеченным вместе с караваном, в пути не увидев никаких препятствий, возможно, не видел, потому что отвлекся выполнением своего долга. Но теперь я вижу препятствия и мне нужно очень быстро рассеять их, словно туман, рассыпать, словно песок и …и…– не зная что еще сказать Эль Херзук добавил, - выплюнуть словно верблюд…и выразить стихами как Курчгез! Да, именно как Курчгез. У тебя друг мой хорошо получается, ты же ведь телом и сердцем воин, а душой поэт. Ты мне поможешь?

– Как я могу тебе отказать, – улыбнувшись, ответил Курчгез.

– Тогда, пожалуйста, помоги мне выразить ей свои чувства в иной форме, в той которую вы, кыргызы со времен своих далеких предков, часто используете в качестве наследия.

– Ты хочешь, чтобы я в честь твоей любви к дочери кыргызского хана сочинил стихи?

– Да, причем очень сильно!

– Тогда расскажи мне, что ты видишь, и ощущаещь когда она рядом и когда ее нет, – спросил Курчгез.

– Когда я вижу ее, у меня внутри появляются языки пламени, и я словно сгораю. Я не могу совладать с этим огнем и мчусь снова ее увидеть! Ее взгляд такой чистый и искренний. Она похожа на ангела и когда я вижу ее, мне начинает казатся, будто я сплю. И все это происходит не наяву, а словно в какой-то сказке, в иной раз у меня появляется мысль, что я попал в рай, – с дрожью в голосе, и в то же время в приятном волнении начал объяснять Эль Херзук. – Когда она уходит с рынка, где мы с купцами находимся, я иду в сторону ханского дворца в надежде ее увидеть. Изредка она появляется на балконе, которая выходит на центральную улицу. Так и хочется, вспорхнув крыльями, взлететь к ней. Она божественна и у нее воистину ангельское личико! Продолжать дальше?

– Нет, я все понял, - ответил Курчгез.

– Хочешь вина?

– От глотка не отказался бы.

 

Глава 2.

 

Вечером Эль Херзук отважился отправить Джуса к ханскому дворцу с особой миссией – доставить письмо дочери хана, написанное им на папирусе.

Служанка Чолпонай узнала Джуса, поскольку каждый день, посещая вместе со своей хозяйкой центральную площадь, видела его рядом с Эль Херзук.

Джус поздоровавшись со служанкой дочери хана, молча, вручив ей письмо, удалился.

 Раскрыв, полученное письмо Чолпонай в волнении прочитала следующие стихи:

Впервые в жизни увидев вас, я обомлел,

вдруг запылав изнутри, я полностью сгорел,

после чего снова увидеть вас я захотел.

Ваши красивые глаза и ангельская улыбка,

вы, словно сказочная золотая рыбка!

При виде вас в состояние беспамятства я впал,

не знаю, блуждал ли я во тьме, иль просто спал.

Ведь вы, очаровательны и ваше имя - Чолпонай!

Вы, словно ангел, стоящая возле входа в рай!

При виде вас о, ангелочек, я просто таю,

потому-то ваш дворец я все время посещаю,

сижу и, дожидаясь вас, сплю и время коротаю,

после чего во сне в далекие края я, улетаю.

Придя в восторг от посвященных ей стихов, Чолпонай с трудом переводя дыхание, оттого что ее сердце учащенно забилось, продолжила читать:

Когда вы не выходили на балкон,

и не нарушали мой сладкий сон,

в отчаянии я крылья надевал,

и выше где густые тучи улетал.

Никак не мог я достучаться в рай,

чтобы вас увидеть Чолпонай!

И, наконец, увидев вас, такую прекрасную,

чрезвычайно дерзкую, красивую и опасную,

захотев к вам подойти, чтобы поговорить,

я теряюсь и невольно начинаю в облаках парить!

– Он бесподобен! – восхищенно произнесла Чолпонай, после чего, обращаясь к своей служанке, произнесла следующее:

– Майрамкуль мне кажется, нам с тобой следовало бы подготовить Эль Херзуку достойный ответ. Ты согласна с моим мнением?

       – Госпожа моя, ваше мнение как всегда правильное. Я согласна с тем, что следует направить ответное письмо, тем более если тот господин бросил вам вызов, то нужно подхватить перо и дать ему достойный ответ. Но позвольте спросить у вас о том, как к вашему увлечению отнесется почтенный Калмат-хан?

– На счет моего отца не беспокойся! Он не будет гневаться моей воле.

– Как скажете госпожа.

– Хорошо Майрамкуль, ты моя верная служанка и я тебя обожаю, – с этими словами Чолпонай поцеловала ее в щечку, немного смущенная Майрамкуль опустив голову, смиренно села рядом с Чолпонай.

 

Ближе к полудню служанка дочери Калмат-хана не заметно подошла к торговцам и начала искать глазами нужного ей человека. Не найдя Эль Херзука она тихо подошла к Джусу и вручила ему завернутый белый платок.

Взяв с рук Майрамкуль письмо, завернутое в белый платок, Джус вошел в шатер и с улыбкой на лице отдал письмо Эль Херзуку. Эль Херзук поблагодарив Джуса, отпустил его, затем сев на край бочки в сильном волнении развернул платок и обнаружил там аккуратно сложенное письмо.

Быстро развернув письмо, Эль Херзук прочел следующее:  

Когда купцы вошли в наш тронный зал,

я поняла, что бог наконец-то мне воздал!

Так как среди них был храбрый воин Эль Херзук,

тот самый, без которого купцы словно без рук!

 

Вы, Эль Херзук чем-то на кыргызского джигита похожи,

и ваши бесстрашные черты лица на них так схожи.

Несмотря на то, что мое имя Чолпонай,

я вовсе не ангел и не стою возле входа в рай!

Читая эти строки у Эль Херзуки сердце замирало на груди. С сильно бьющимся сердцем, учащенно дыша, Эль Херзук вытер выступивший пот со лба и с дрожащими губами продолжил читать:

Будь я даже ангелом, в тот же миг свои крылья бы сняла,

да свои развевающиеся волосы в косички бы заплела,

и спустившись вниз, предстала бы пред вами вдруг,

о бесстрашный и храбрый воин пустыни Эль Херзук!

Даже ангелы иногда с небес на землю спускаются,

и словно бутоны горного цветка распускаются,

уж тем более, такой как я ангелочек,

непременно расцвела бы как цветочек!

      

 Закончив читать, Эль Херзук снова и снова перечитывал письмо, наконец, выйдя из опьяненного состояния, он выглянул наружу и подозвал к себе Джуса.

– Джус немедленно найди Курчгеза и приведи его ко мне!

– Слушаюсь!

Однако найти Курчгеза было не так-то легко, некоторые говорили, что он уже ушел за подмогой, а некоторые не знающе пожимали плечами. Наконец, после долгих поисков Джусу удалось отыскать место, где остановился Курчгез. Ближе к вечеру Джус привел Курчгеза к шатру Эль Херзука установленному в центре площади. Ожидая прихода Курчгеза Эль Херзук в волнении мерил шагами, чуть ли не всю центральную площадь.

– Что случилось? Почему ты вызвал меня? – спросил Курчгез.

Вместо ответа Эль Херзук дал Курчгезу письмо, полученное от Чолпонай. Прочитав письмо до конца, Курчгез от души рассмеялся.

– Похоже на то, что белая орлица, наконец-таки попалась в расставленную охотником сеть. Ирония судьбы! Теперь как бы тебе самому не взлететь вместе с ней на небо, а затем не упасть камнем вниз.

– Не надо шутить над чувствами, – серьезным тоном сказал Эль Херзук. – Лучше объясни, что означают эти слова и помоги мне подготовить ей ответ.

– Ну, на такие восхваления мне… точнее нам, вряд ли удастся достойно ответить.

– Пожалуйста, объясни мне смысл этих стихов и придумай что нибудь в ответ. Я знаю, ты сможешь!

– Ну, ее стихи можно понять следующим образом, – начал объяснять Курчгез, – то, что ты похож на кыргызского джигита, это очень хорошо, поскольку этим она дает знать, что никакие препятствия относительно твоего чужеродного происхождения не могут возникнуть и в помине. То, что она не стоит возле входа в рай, означает, что она, несмотря на то, что является дочерю хана, может быть равной тебе парой. Это подтверждается следующими словами «будь я даже ангелом, в тот же миг свои крылья бы сняла, да свои развевающиеся волосы в косички бы заплела и, спустившись вниз, предстала бы пред вами вдруг, о бесстрашный и храбрый воин пустыни Эль Херзук!» А насчет бутона и цветов, она видимо этим хочет сказать, что только рядом с тобой она может раскрыться так, как никогда!

– Неужели? Значит и она питает ко мне теплые и нежные чувства! – радовался Эль Херзук.

– Видно и ты смог сразить ее сердце. А теперь скажи мне, что ты еще чувствуешь, когда она рядом с тобой, так мне будет легче сочинить стихи и потом никто не сможет обвинить тебя в том, что ты воспользовался моими услугами. Ведь, по сути, я раскрою не свои, а именно твои чувства в иной форме – стихотворной!

– Я готов молиться всю жизнь, лишь бы она была рядом со мной! – с волненеим в голосе начал Эль Херзук. – Она притягивает и завораживает меня, у меня нет сил, сопротивляться чувствам, которые бурлят во мне. Ради нее я готов на все, даже отправиться в дальний поход и сражаться во имя Чолпонай и в то же время не хочу оставлять кыргызские земли, потому что боюсь потерять ее. Я начал влюбляться в ваш народ, ваши края и во все, что связано с кыргызской землей и с самими кыргызами! Я даже на тебя начал смотреть по-другому…ну, это ты конечно в стихах не упоминай.

– Ха-ха-ха, – громко рассмеялся Курчгез, – говоришь на меня начал смотреть по-другому? Ты лучше смотри, как бы у тебя перед носом дочку хана не умыкнули, а то, видишь ли, есть у нас такие шустряки, которые перед носом жениха, несмотря на знатность рода, могут пойти на поступки не подобающие настоящего джигита.          

– Я имел в виду, что ты как кыргыз начинаешь мне нравиться, потому что ты являешься частичкой того народа, к которой принадлежит прекрасная Чолпонай! И не более того! – немного смутившись, сказал Эль Херзук, после чего тоже рассмеялся.

– Ну, ты Эль Херзук, в самом деле, я смотрю, по уши влюблен в Чолпонай. Начал нести всякую чушь, я уже перестал узнавать в тебе того грозного воина, с которым столкнулся в начале нашего путешествия. Ладно, Эль Херзук, можешь не беспокоиться, через некоторое время все будет готово в самом лучшем виде.

– Налить тебе вина? – робко спросил Эль Херзук.

– Еще и спрашиваешь?!

Взяв большой кувшин, Эль Херзук наполнил его вином и подал Курчгезу. После чего обратился к нему с вопросом:

– Скажи мне Курчгез, как это сочинять стихи легко или сложно? Я, наверное, никогда не смогу как ты. Для этого нужен талант, не так ли?

– Нет, не так! Если ты сильно влюблен, настолько сильно, что будешь чувствовать, как сильно колотится твое сердце и дрожит тело, то твоя душа сама запоет, причем слова будут такими складными как ровный марш идущих строем солдат! Это и называется сочинением стихов. Когда любовь искренна и чиста, стихи получаются красивыми и понятными, каждое слово приобретает свой смысл и словно солдат, вышедший из шеренги, быстро находит свое место в строю, тогда как если любовь не настоящая все становится хаотичным и все слова, либо предательски теряют всякий смысл, либо смысл сам подобно дезертиру исчезает!

– Ты умеешь доходчиво объяснять!

– Долгая служба в армии закаляет не только тело и дух воина, но и сердце! Когда есть любимая девушка, не важно где она находится, далеко или близко, главное что она есть, и воспоминание о ней как о своей родине дают силу воину сражаться и при этом оставаться в живых! Постоянно думая о близком и любимом человеке, мы невольно терзаем себя мыслью, что далеки друг от друга. А когда судьба преподносит нам в виде подарка долгожданную встречу с ней, мы невольно теряемся и не находим никаких слов. Именно из-за этого то и зарождается в человеке качество прирожденного поэта! Все время, думая о ком-то, человек начинает хорошо складывать в уме и своих мыслях стихи, которые легко передать в пергамент и вручить любимой для чтения. Сочиненные влюбленным человеком стихи настолько сильны, остры и опасны как свист разящего меча, поражающего в самое сердце и читающим их человеком воспринимаются так же быстро, как пущенная стрела. Если при сочинении стихов ты не думаешь о любимом человеке, то сила твоих стихов теряется и исчезает словно туман, тогда как постоянные мысли о ней словно сильные дуновения ветра шлифуют твои стихи. В итоге они получаются настолько величественными, красивыми и краеугольными как египетские пирамиды, а не как курганы в степи! – во время пути в город Ак-Буркут Курчгез общаясь с Эль Херзуком, часто расспрашивал его о других городах и странах. В рассказе Эль Херзука Курчгезу больше всего понравились величественные пирамиды, построенные в песках пустыни. Поэтому он решил привести в пример именно египетские пирамды, хорошо знакомые Эль Херзуку во время его путешествий с купцами.

– Как курганы в степи? Курганы – это кажется могилы для ваших ханов, не так ли?

– Да, так же как и пирамиды для фараонов! Я привел в пример курганы, чтобы подчеркнуть безжизненность смысла стихов, сочиненных без любви и отсутсвия в ней красоты. Если пирамиды строят для того, чтобы они стали погребальными склепами фараонов, то, по крайней мере, после их смерти красотой пирамид можно любоваться целое тысячалетие. Тогда как погребальные курганы ханов быстро обрастают травой и постепенно исчезают среди прочих холмов. Так же обстоит дело и с сочиненными стихами, если они душевные и со смыслом их запоминают и пересказывают столетиями, а если они без смысла и не отражают реального состояние души сочинившего их человека, то про них забывают, либо искажают их до не узнаваемости. В качестве примера могу сказать о том, что бывают и такие люди, которые, будучи влюбленными, в кого-то или во что-то могут сочинить стихи длинные как китайская стена и высокие как горы Ала-Тоо, но при этом содержание некоторых их стихов не богаче обычного дервиша и не дороже жизни простого раба! 

– Но ведь в обоих случаях имеются некоторые схожости. К примеру, после смерти фараона вместе с ним хоронят все его сокровища для их последующей загробной жизни. Насколько мне известно, после смерти ваши ханы тоже уносят с собой в могилу все свои ценности. Получается как в курганах, так и в пирамидах, если хорошенько порыться, можно найти золото! Где же тогда кроется правда? Если с виду стихи очень длинные или слишком короткие, все равно в глубине они скрывают свою истинную ценность не видимую для нашего взора. Как же это объяснить?

– Ну, ты меня и в самом деле озадачил, – улыбнулся Курчгез, заметив как Эль Херзук начал активно с ним спорить. – Не спорю, с тем, что в обоих случаях где-то скрывается богатый смысл. Но для того, чтобы их отыскать для начала нужно, заняться осквернением могил, что запрещается нашей религией. И искать где-то клад, копаясь в песке это долго и нудно, – почесав затылок Курчгез улыбаясь, продолжил. – Я могу по другому объяснить тебе это. Вообще пирамида как я понял из твоих рассказов сама по себе загадочное произведение искусства, которой можно неустанно восхищаться, она притягивает к себе словно бурдюк, наполненный вином. Вот глотнул из бурдюка, хочется еще и еще раз глотнуть, а в конце по всему телу проходит такое приятное и обжигающее ощущения. Но на следующий день начинает сильно болеть голова, и боль и тяжесть в голове уходят после следующего глотка вина. Это воистину приятное ощущение опьяненного счастья! А обычная курганная насыпь не лучше кислого молока, выпил и все! Захочется еще раз выпить выпишь, а потом забудешь, поскольку молоко не будет постоянно мелькать у тебя в голове. Вот и стихи, если сразу сразили тебя своей красотой, тебе захочется снова повторить и даже прочесть их другим. А если они не запомнились тебе, не проникнув вглубь твоей души, они никчемны!

– Понятно, – немного подумав, Эль Херзук задал Курчгезу еще один вопрос:

– Скажи мне Курчгез, насколько мне известно ты все еще не женат, отсюда и вопрос. Ты сам, когда-нибудь любил, или может быть, у тебя уже есть где-то любимая девушка?

– Навряд ли все еще есть? – с горечью ответил Курчгез.

– Как это навряд ли есть? Так есть или нет? – не понял Эль Херзук.

– Когда-то я любил одну юную девушку. Она тоже испытывала ко мне теплые чувства. Но я был вынужден уйти, оставив ее одну, и поэтому не знаю, любит ли она меня все еще или уже давно позабыла.

– Так почему бы тебе не отправиться к ней и не спросить у нее самой?

– К сожалению, при всем своем желании это не возможно. Если я отправлюсь к ней, меня в тот же час схватят и повесят!

– Кто же осмелится на такое? Я сам, лично взяв добрую сотню своих воинов, отправлюсь с тобой и посватаю вас, а тем, кто попытается тебя поймать и повесить, будет ждать жестокое наказание! Мы с сотней воинов перетрясем все кыргызское селение или даже городок, где она живет, если их жители посмеяет тебя тронуть!

– Нет, в этом нет необходимости, – улыбаясь, ответил Курчгез. – Если бы все можно было так решить, то одной сотни воинов для этого дела было бы недостаточно! Мой случай немного сложноват.

– Если сотня воинов недостаточно, то я подниму всех своих воинов. Хотя как ты сам знаешь, один мой воин и так стоит трех, а то и четырех человек! – не без хвастовства заметил Эль Херзук. – Если твой случай как ты сказал немного сложноват, то может быть будет лучше, если мы подключим влительных людей? Я мог бы переговорить с Махмуджаном ибн Халифом, чтобы он попросл Калмат-хана помочь тебе.

– Нет, не надо говорить об этом хану. Если Калмат-хан узнает о том, в кого я влюблен, то он сам и повесит меня!

– Она что дочь, какого-нибудь влиятельного человека? Или быть может она …– неожиданно Эль Херзук озаренный какой-то идеей осекся. – Слушай она случайнее не…

– Нет, это не Чолпонай. Если ты об этом подумал, то можешь быть спокоен, я не претендую на нее, – заметив замешательство, Эль Херзука, поспешил успокоить Курчгез.

– Ну, раз так то, – облегченно взохнул Эль Херзук, – может быть, ты расскажешь мне, о ком тогда идет речь?

– Она монголка!

– Что? Монголка?! Ты влюблен в монголку, в ваших заклятых врагов?

– Да, сейчас они наши враги. Но когда-то как я уже рассказывал, я служил в рядах монгольской армии и командовал отдельной кыргызской тысячной.

– Да ты говорил об этом. Насколько мне помнится, ты винишь их в том, что они не позволили тебе вернуться в свое поселение и спасти от голодной смерти своих родителей и близких тебе людей.

– Да, именно так все и было. Позже все-таки я принял решение дезертировать с монгольской армии, куда мы были вынуждены записаться, чтобы выжить. Мне тогда удалось вывести из монгольского стана нескольких сотен кыргызских воинов.

– Как получилось, что ты оставил свою любимую там?

– Генерал Мунджехбий зная о том, что наша присяга потеряет силу тода, когда он вздумает напасть на наши земли, приказал выбрать нам жен из числа монголок. В основном все женщины были вдовами. Я не захотел выбрать себе жену, поскольку заприметил одну юную девушку, которая тоже проявляла ко мне интерес. Я хотел жениться на ней, но позже выяснилось, что это невозможно, поскольку ее отец ни за что на свете не разрешил бы нам пожениться. Но мы продолжали встречаться, до тех пор, пока ее отцу не доложили об этом. Узнав, что ее любимая дочь втайне встречается с кыргызом, он запретил ей выходить из юрты, а меня прилюдно велел высечь. По прошествии нескольких дней, я, собрав всех верных мне кыргызских воинов, скрытно покинул монгольсую армию. Нас тогда не стали преследовать. Но позже монголы в отмеску за наш поступок перерезали жителей нескольких приграничных кыргызских селений. Этим самым они дали нам понять, что с нашим уходом, все данные монголами обещания относительно безопасности кыргызов нарушены. С тех пор мы участовали в нескольких стычках с монголами, избегая прямого боевого столкновения. Подожгли юрты монгольсих кочевников и угнали их скот. Потом мы узнали о том, что после нашего ухода генерал Мунджехбий объявил за мою голову мешок золота. Так, что соваться нам с сотней твоих добрых воинов в монгольский лагерь лучше не стоит, – с грустной улыбкой на лице заметил Курчгез. – Лучше давай займемся твоими стихами.

Эль Херзук заметив горечь и боль в глазах Курчгеза, ставшего его хорошим другом, больше не стал задавать вопросов.

           

Вечером того же дня, Эль Херзук повторно отправил Джуса во дворец Калмат-хана с особой миссией. 

Джуса возле ворот встретила та же служанка, что относила ему письмо. Молча, взяв письмо из рук Джуса, Майрамкуль отправилась к своей госпоже. Получив повторное письмо Чолп