Источники исследования

ВВЕДЕНИЕ

Середина II тыс. до н.э. В долине Нила цивилизация Египта достигает своего высшего расцвета при фараонах XVIII династии; на Ближнем Востоке возвышается Хеттское царство; в Элладе ахейцы создают микенскую цивилизацию; в Подунавье процветает культура Монтеору, часть Европы занята племенами унетицкой культуры, на юге Средней Азии культура древних земледельцев Анау находится на стадии Намазга VI; в Китае утверждается власть царей династии Шан-Инь, в Индии приходит в упадок цивилизация Хараппы и Мохенджо-Даро, в результате вторжения ариев.

Вторгшиеся в Индию арии представляли собой одну из поздних волн миграции. Этому предшествовала длительная история переселения народов — носителей индоевропейских диалектов с места их первоначального обитания. Оставляя пока в стороне гипотезы о «прародине», которую ученые локализуют весьма широко: от Балканского полуострова до Приуральских степей, обратимся к миграциям той части индоевропейских племен, которые называли себя ариями.

Слово «арья» является самоназванием далеких предков индийцев и иранцев, исторические судьбы которых складывались в течение определенного периода параллельно. Их связывала между собой миграция в смежные области и длительное совместное пребывание на соседних территориях, что привело к возникновению индо-иранской языковой и культурной общности. Кстати, современное название «Иран» происходит от того же этнонима — arya в род. пад. мн. ч. (авест. airyanem vаеуо) средне-иранск. Eran ver букв. «ариев распространение» — обозначение полумифической прародины иранцев.

Что же происходит в эту эпоху на бескрайнем просторе евразийских степей, протянувшихся непрерывной полосой от Дуная до Великой Китайской Стены? Здесь накануне середины II тыс. до н.э. формируются две гигантские культурные общности, аналоги которым неизвестны в других регионах Старого Света, — срубная на западе от Днепра до Урала и андроновская на востоке от Урала до Енисея. А в Передней Азии в это время впервые появляются упоминания об индоиранцах, составляющих ветвь индоевропейской языковой семьи.

Еще недавно казалось, что бронзовый век Урало-Казахстанских степей — достаточно хорошо изученная страница древней истории. Поселения и могильники середины II — начала I тысячелетия до н.э. были объединены в особую андроновскую культуру, в рамках которой выделены три культурно-хронологических этапа: федоровский, алакульский и замараевский. Каждый из этапов отличался некоторым своеобразием глиняной посуды, наборов женских украшений, орудий труда и предметов быта. Алакульцы погребали своих умерших в грунтовых ямах в скорченном положении — в позе спокойно спящего человека. Федоровцы тела умерших сжигали, в могилу помещали пепел и, вероятно, «куклу» — набитую травой и соломой одежду, которая олицетворяла покойного. Над погребениями сооружались грунтовые и каменные конструкции. Их и сегодня можно увидеть в степи в виде курганов или каменных оград. Андроновцы жили большими семьями в крупных землянках, которые располагались на значительном расстоянии друг от друга и имели довольно свободную, «хаотичную» планировку.

Относительная бедность и погребений, и поселений приводила специалистов к выводу, что перед ними следы довольно архаичных коллективов с развитыми родовыми связями. Естественным было полагать, что в предыдущее время общество отличалось еще большей архаикой, а культура – примитивизмом.

Однако оказалось, что это не так. В последние годы в Урало-Казахстанском регионе степной Евразии на ряде многослойных поселений бронзового века открыты и исследованы слои, относящиеся к первой половине II тысячелетия до н.э., и связанные с ними погребальные комплексы. Выяснилось, что они в значительной степени отличаются от известных алакульских и федоровских. Вновь открытые памятники можно сгруппировать в две археологические культуры, тесно связанные между собой по происхождению и судьбам: петровскую Тоболо-Ишимскую) и синташтинскую (Южно-Уральскую).

Большинство современных специалистов считают, что андроновские поселения создали индоиранцы.. Многие лингвисты помещают их прародину в юго-востчной Европе. По данным языкознания, разделение арийцев на две ветви, индоарийскую и иранскую, наметилось еще на их общей прародине в конце III – начале II тыс. до н.э. К середине II тыс. до н.э. индоарии покидают свою прародину и уходят в Индию. Их след – языковые остатки в аккадских и хеттских текстах XIV в. до н.э.

Выделение индоиранцев из числа других индоевропейских народов и разделение самих индоиранцев произошло в XIV в. до н.э., когда царь Митанни Кутиваза скрепил договор с хеттским царем Супиллулиумой I клятвой индоиранскими богами Индрой, Варуной и Насатья, когда митаннийские цари стали носить индоиранские имена, а в документах из Нузи и Алалаха появились индоиранские имена, и коневодческая терминология – в трактатах митаннийца Киккули и хеттском трактате о тренинге лошадей для колесничной запряжки.

Увлекательно следовать за гипотезами языковедов и историков, более узко локализующих прародину индоиранцев, — «к востоку от Волги» и даже в степях и лесостепях, примыкающих к северным границам Средней Азии. Именно эта территория во II тысячелетии до н.э. была населена андроновцами.

Культурно-историческая и этническая близость племен, живших в степях от Дуная до Иртыша, которая особенно ярко проявилась к началу развитой бронзы, зафиксирована в памятниках культуры многоваликовой керамики, потаповско-синташтинских, синташтинских и петровских комплексах. Однако синташтинско-петровское население представляется наиболее центростремительной силой в Евразийских степях в первой половине II тысячелетия до н.э.

Население Урало-Иртышского междуречья напрямую восприняло величайшее открытие человечества — одомашнивание лошади. Навыки коневодства подготовили степняков к ведению всего комплекса хозяйства производящего типа (земледелие, разведение крупного и мелкого рогатого скота), давно сложившегося в странах Востока. Однако самой важной составной частью культурно-хозяйственного быта андроновцев было освоение ими мощной местной рудной базы. Расцвет культуры и появление урбанизированных поселений петровско-синташтинского типа стали возможны в результате вовлечения Урало-Казахстанского региона в гигантский круг культур от Эгеи до Сары-Арка (Центральный Казахстан) и Малой Азии. Взаимообусловленность диктовалась металлургическими связями.

Как известно, первые очаги цивилизации располагались на очень ограниченной территории, по сравнению с огромными земными просторами, освоенными человеком к тому времени.

Насколько велико было их влияние на окружающий мир? Не существовали ли какие-то неведомые науке человеческие сообщества, которые создали в древности оригинальные общественные модели, отличные от известных моделей цивилизованного Востока? Развитие общественных отношений не шло по непрерывно восходящей линии. Здесь нередко имели место и длительные остановки, и движение вспять.

Археологические материалы позволяют увидеть в Синташте и Аркаиме необычайно высокий уровень социально-экономического развития, по сравнению с другими культурами бронзового века, которые тысячелетиями развивались на огромных просторах степной Евразии. Однако как далеко зашел процесс социальной стратификации у аркаимцев?

Конечно, можно взглянуть на него через призму ранней стадии военной демократии (или какого-то ее аналога). Увидеть в укрепленных поселениях Южного Урала городки таежно-сибирского типа эпохи железа, а историю общества рассматривать как волнообразное движение от «спадов» до «подъемов», когда за социальной консолидацией непременно следовало возвращение к древним родовым традициям.

Но думаю, что памятники Урало-Казахстанских степей XVIII-XVI вв. до н.э. наталкивают на разработку проблемы социальной структуры аркаимского общества в другом направлении.

Аркаим правомерно определить как формирующийся город (квазигород, протогород) и одновременно как центр государственности номового (от греч. nomos — область, округ) типа, находящегося на формативной стадии.

Поселения XVIII-XVI вв. до н.э. Южного Урала можно рассматривать как систему формирующихся номовых государств, которые развивались в условиях степной экосистемы и имели целый ряд принципиальных особенностей, по сравнению с классическими оазисными цивилизациями Древнего Востока. Ясно одно, что хозяйство производящего типа в той форме, в которой оно функционировало на Аркаиме, не могло сложиться без мощных импульсов южных культур и южных цивилизаций. Импульсов либо прямых, либо очень опосредованных.

Каковы исторические судьбы населения «Страны городов»? Специалисты убедительно показали, что синташтинцы приняли самое активное участие в формировании срубной культуры Приуралья и Поволжья. К концу XVI в. до н.э. под натиском своих восточных соседей и почти кровных родственников — петровских племен — они были вынуждены оставить восточные склоны Урала и уйти на запад, на прародину своих культурных предков-абашевцев.

Могильники синташтинцев известны в настоящее время на Волге и на Дону. Активная экспансия синташтинцев в западном направлении зафиксирована в культуре многоваликовой керамики, которая занимает территорию степной Украины. Далее на запад она прослеживается на археологических памятниках Румынии. Показательна близость могильников Аркаима и Синташты с шахтными гробницами Микен XVI в. до н.э. Уже неоднократно отмечалось наличие в степной Евразии многочисленных предметов, несущих на себе микенское влияние. Можно проследить движение некоторых общих элементов культуры с востока на запад, и, позднее, с запада на восток. Вероятно, одна из миграционных культурных волн, связывающая Балканы и Урал, проходила через Кавказ. Лингвисты и историки приводят убедительные параллели в хеттском, древнеиндийском, крито-микенском и армянском языках и указывают на время их активных контактов — первая половина — середина II тысячелетия до н.э..

В качестве рабочей гипотезы правомерно отождествлять «петровчан» с древними иранцами, а «синташтинцев» с протоиндийцами, которые к XVI в. до н.э. покинули свою родину и ушли в Переднюю Азию, а затем в Индию.

Новые открытия в Урало-Ишимском междуречье заново со всей остротой поставили вопросы об истоках ранней городской культуры. Они вскрывают новые грани тех глубинных пластов истории, в недрах которых зрели предпосылки перехода к цивилизации. Цивилизация в Урало-Казахстанских степях не состоялась. На то был целый комплекс причин, прежде всего, экологического характера. Петровско-синташтинские памятники свидетельствуют о том, что степные народы не стояли в стороне от генеральной линии развития человеческих обществ. В сложных для деятельности людей условиях степных экосистем формировались уникальные материальные и духовные ценности. Духовная мощь и новые идеи, рожденные в степи, реализовались в дальнейшем в самых высоких достижениях человеческой культуры, но уже в других временных измерениях или на других территориях Ойкумены.

Следовательно, задача исследования состоит, прежде всего, в реконструкции культуры древних индоарийцев на основании данных языка и литературной традиции, а затем – в проверке правельности гипотез на основании комплексного сопоставления лингвистических и археологических данных о происхождении и расселении индоиранцев и этнической атрибуции андроновской культуры.

Источники исследования

Письменные источники и данные языка о материальной культуре древних индоиранцев.

Основой реконструкции материальной культуры индоиранцев являются данные индоиранских языков, включая топонимику и ономастику, а также древнейшие письменные памятники – Авеста иранцев и Ригведа индийцев, а также более поздние индийские тексты: Пураны, Законы Ману, и др.

Использование этих крайне сложных источников представляет большие трудности в связи с тем, что они, во-первых, составлены уже после ухода индоиранцев с прародины и содержат описание не живой культуры, а лишь воспоминания о прародине и о культуре предков, осложненные включенностью в систему мифологических представлений, во-вторых, создание самих памятников отделено несколькими веками от времени их письменной фиксации, что привело к включению более поздних интерполяций и появлению лакун в текстах. Таким образом, этот вид источников требует кропотливого анализа и крайней осторожности при использовании содержащейся информации, и ни в коем случае не допускает непосредственной экстраполяции тех реминисценций о культуре предков на прародине, которые донесены индоиранской традицией. В работе использованы обобщающие труды по истории Средней Азии, Ирана, Индии, а также работы, посвященные отдельным категориям материальной культуры.

Археологические источники изучения материальной культуры племен Андроновской общности.

С целью установления прародины индоиранцев их материальная культура, реконструированная на основании данных языка и письменной традиции, сопоставлена с материальной культурой двух зон Старого Света: индо-переднеазиатской и евразийской степной. Особое внимание уделено андроновской культуре, в создателях которой, как говорилось, многие лингвисты и археологи видят древнейших индоиранцев,так что сравнительный анализ позволяет одновременно проверить правельность индоиранской атрибуции андроновской общности. (Андроновские памятники простираются на 3 тыс. км. в зоне степи и лесостепи от западных склонов Уральских гор и левого бегега реки Урал через весь Казахстан и Западную Сибирь до Енисея; на севере они достигают границы таежной зоны, а на юге поднимаются в высокогорные области Тянь-Шаня и Памира и заходят в пустыни и оазисы Средней Азии вплоть до правого берега Амударьи. Типы андроновских памятников: петровский, алакульский, федоровский, срубно-андроновский и большое число смешанных).

Основные труды, использованные мной в своей дипломной работе, кроме первоисточников – Ригведы (в главе 1) и Авесты (в главе 2), — это книги:

1. Кузьмина Е.Е. «Откуда пришли индоарии?», М., 1994 (в части I – Историография, в главе 3. — Археология);

2. сборник Аркаим. Исследования. Поиски. Открытия., Челябинск, 1995.// статьи Здановича Г.Б. (во Введении и части I – Историография) и Здановича Д.Г. (в части III, главе 1).

3. Елизаренкова Т.Я. «Слова и вещи в Ригведе», М., 1999 (в главе 1, П.1);

4. Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. Пер. с англ. и примеч. И. М. Стеблина-Каменского. — СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1994. («Мифы, эпос, религии Востока. Bibliotheca Universalia»), (в части II главе 2).

5. Статья: Дьяконов И.М. Прародина индоевропейцев. (по поводу книги Кузьминой « Откуда пришли индоарии?» М., 1994) // ВДИ. 1995. № 1. С. 123-130.

6. Статья: Кузьмина Е.Е. Первая волна миграции индоиранцев на юг. (Памяти И.М. Дьяконова) // ВДИ. 2000. № 4. С. 3-20.

Е.Е. Кузьмина вообще очень сдержанна по отношению к гипотезе Г.Б. Здановича, касающейся Аркаима и Страны городов, и в некоторых деталях даже является его оппонентом, хотя в главном их мнения не расходятся. Я в своей работе, рассматривая мнения обоих, и используя материалы исследования этих и других ученых хочу составить свое мнение о тех следах, которые оставили арии на Урале, в частности на Аркаиме.

Часть I. Историография.
Предыстория протоиндоариев

Вопрос о том к какой ветви индоиранцев относились переднеазиатские арии, долгое время был дискусионен. Сейчас господствует точка зрения П. Тиме, М. Майрхофера, Вяч. ВС. Иванова, согласно которой пришельцы были уже отделившимися индоариями или носителями особого арийского диалекта, хотя их движение, вероятно захватило и родственных протоиранцев. Из этих фактов следует, во-первых, что в середине II тыс. до н.э. индоиранцы не только уже обособились от других индоевропейцев, но и составляли общность носителей отдельных диалектов; во-вторых, что в культуре индоиранцев особую роль играли коневодство и колесничная тактика боя, т.е. время сохраняющихся контактов индоиранцев на прародине фиксируется между XVII — XV в.в. до н.э. – эпохой распространения колесниц в Старом Свете, а область, где осуществлялись контакты носителей индоиранских диалектов, — это зона высокоразвитого коневодства и раннего появления колесниц.

За последние два столетия со времени установления В. Джонсом родства древних индийцев, греков и римлян и выделения Ф. Шлегелем индоевропейской языковой общности, прародину индоиранцев локализовали то в Индии, то в Средней Азии, то в Арктической зоне, то на Дунае, то в Северном Причерноморье, то в Иране и Передней Азии. В настоящее время как в лингвистике так и в археологии существуют два альтернативных определения центра расселения индоиранцев.

Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Ивановым предложена новая реконструкция индоевропейского праязыка, в котором по их мнению, выявлены схождения с южнокавказскими и семитскими языками, установлена лексика, свидетельствующая о более высоком, чем предполагалось ранее уровне хозяйственного и культурного развития, найдены названия южной флоры и фауны и горного ландшафта. Это, вместе с другими лингвистическими фактами послужило основанием переместить прародину индоевропейцев из Европы в Переднюю Азию и локализовать ее в IV тыс. до н.э. – в период существования общеиндоевропейского языка перед его распадом на севере Малой Азии, откуда греки сместились на запад, а индоиранцы – на восток. Далее арии с севера Иранского нагорья проследовали в Индию, а саки и скифы только в железном веке прошли через Среднюю Азию в Евразийские степи вслед за другими индоевропейцами. Гипотеза В.В. Иванова и Т.В. Гамкрелидзе сейчас находится в центре дискуссий (Дьяконов, Кузьмина, Лелеков, Мерперт).

В соответствии же с утвердившейся вначале XX века в языкознании гипотезой о локализации индоевропейской прародины в Европе, предполагается отделение индоиранцев в конце III — начале II тыс. до н.э. и последующий уход части их с прародины через евразийские степи в Среднюю Азию и отсюда – далее на юг в Индию и Иран. При этом некоторыми авторами допускается, что часть иранцев – предки скифов и, вероятно киммерийцев, — остались в Европе. Расходятся мнения и о путях переселения индоиранцев с «южнорусской» прародины или через Кавказ (Э.А. Грантовский и др.), или через Среднюю Азию – большинство ученых: (Т. Барроу, М. Бойс, В.В. Струве, И,М. Дьяконов, В.И. Абаев Г.М. Бонград-Левин, Т.Я. Елизаренкова и др.), при этом В.Георгиев высказывал мысль, что древнейшими индоиранцами могли быть носители культуры могил «красной охры», т.е. ямной. М.М. Дьяконов помещал индоиранскую прародину в юго-восточной Европе, к востоку от трипольской культуры, Э.А. Грантовский находил соответствие ямной культуры общеарийскому периоду, В.И. Абаев считал срубную культуру иранской, М.М. Дьяконов и Э.А. Грантовский непосредственно связывают культуру иранцев индоиранцев со срубной и андроновской культурными общностями, а И.М. Дьяконов, В. Бранденштейн, Т. Барроу и М. Бойс – только с андроновской, причем И.М. Дьяконов предполагает уход индоиранцев не позже второй четверти II тыс. до н.э.

Выводы этих лингвистов принимает большинство археологов, изучающих культуру евразийских степей и Средней Азии II тыс. до н.э. Это С.П. Толстов, Е.Е. Кузьмина, К.Ф. Смирнов, В.Ф. Генинг, Н.Л. Членова, Г.Б. Зданович и др. По их мнению, археологический материал культур бронзового века степей не противоречит этой гопотезе лингвистов и подтверждается устанавливаемой археологически прямой генетической связью ираноязычных скифов, савромат и саков с носителями предшествующих срубной и андроновской культур. Н.Р. Гусева, считая их андроновцами, подчеркивала их связь со славянами.

Специалистами по археологии Ирана была выдвинута принципиально иная гипотеза, сгласно которой прародина индоиранцев находилась на территории Ирана. Носителями индоиранской речи признаются создатели серо-черной керамики последней четверти II тыс. до н.э., причем предполагается ее возникновение в Восточном Иране и Средней Азии и непрерывное развитие единой керамической традиции с III тыс. до н.э. Вопрос же о происхождении другой группы иранцев: саков, савромат и скифов в степях, бактрийцев, согдийцев и пр. в Средней Азии вообще не ставится.

Эта гипотеза неоднократно подвергалась критическому анализу Е.Е. Кузьминой, Э.А. Грантовским и др. Эта гипотеза не подтверждает предположения Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Иванова, т.к. предполагает миграцию иранцев с востока на запад. Итак, гипотезы о связи с иранцами ни серо-черной, ни бактрийской керамики не являются ни доказанными, ни общепризнанными, т.к. гончарная посуда, (в отличие от лепной), не может рассматриваться как достоверный этнический показатель.

Таким образом, ни одна из взаимоисключающих лингвистических и археологических гипотез о локализации прародины индоиранцев в настоящее время не доказана.

Следовательно, задача исследования состоит, прежде всего, в реконструкции культуры древних индоарийцев на основании данных языка и литературной традиции, а затем – в проверке правельности гипотез на основании комплексного сопоставления лингвистических и археологических данных о происхождении и расселении индоиранцев и этнической атрибуции андроновской культуры.

Развивая идеи И.М. и М.М. Дьяконовых, Е.Е. Кузьминой и других сторонников степной прародины индоиранцев, я попыталась обосновать восточноевропейский генезис индоиранской культуры и отождествить предков индоариев с андроновской культурной общностью, не отрицая иранской принадлежности срубной культуры. Решающими аргументами в пользу миграции индоариев на Индийский субконтинент являются:

1. Наличие большого количества заимствованной лексики в санскрите, прежде всего культурных терминов, связанных с земледелием, ирригацией, ремеслом, гончарством, а также с обозначением местной флоры и фауны, присутствие в ведийский период в составе арийского общества представителей местного населения с неиндоиранскими именами.

2. Высокий уровень земледельческой цивилизации Хараппы, несопоставимый с хозяйственно-культурным типом скотоводов-ариев, зафиксированным в ведической литературе.

3. Локализация прародины индоариев в степях, которая обосновывается связью финно-угорских языков не только с иранским, но и с индоарийским.

4. Многократно засвидетельствованное в ведических текстах изготовление керамики предками индоариев без гончарного круга, что автоматически исключает из рассмотрения прародины все культуры индо-переднеазиатского региона, где круг использовали в III тыс. до н.э. и раньше.

5. Большое значение в культуре индоиранцев общеиндоевропейского культа коня, наиболее широкое распространение и наиболее ранние свидетельства которого с IV тыс. до н.э. фиксируются в восточноевропейских степях.

6. Большая роль конных колесниц и выделение социальной группы воинов-колесничих у индоиранцев. Изобретателем колесницы был бог-творец Тваштар, божественный создатель Вишвакарман был плотником, как и небесные мастера Рибпху; в «Ригведе» изготовление колесницы сопоставляется с творчеством поэта-риши; идентичный набор вооружения колесничих описан в Ведах, Авестe (в позднем Михр-Яште, отражающем, однако, индоиранский культ Митры и реалии древнейшей эпохи) и в тексте из Нузи в Митанни.

Интерес к индоиранской проблеме оживило открытие на Урале в могильнике Синташта курганов с захоронениями воинов-колесничих, погребенных вместе с колесницами, парами упряжных коней, псалиями для их запряжки и набором вооружения, а также в широком ареале степей от Микен до Казахстана выделение в новокумакский хронологический горизонт целого пласта памятников Урала и Северного Казахстана, где они были ранее открыты Г.Б. Здановичем и определены им как раннеандроновский петровский тип.

Исследования, проведенные в конце 80-х — первой половине 90-х годов на территории Челябинской области сотрудниками археологической экспедиции Челябинского госуниверситета — Центра «Аркаим», позволили выделить в регионе новый пласт археологических памятников (Г,Б.Зданович, И.М.Батанина, 1995), стадиально соответствующий начальному этапу эпохи средней бронзы в Южном Зауралье. Ранние отдельные поселенческие и погребальные комплексы этого периода раскапывались К,В,Сальниковым, В.С.Стоколосом, Г.Б,Здановичем, В,Ф.Генингом.

Начальный этап эпохи средней бронзы — это время существования в Южном Зауралье уникальной степной цивилизации протогородского типа (Г,Б.Зданович, 1989), которая получила образное название — «Страна городов».

«Страна городов» имеет четко выраженные границы (в противоположность «границам» алакульским, срубным, позднеямным...) и относительна небольшую территорию, которая протянулась на 400 км с севера на юг вдоль восточных склонов Уральских гор и на 120-150 км с запада на восток. Современное состояние источников позволяет удревнить принятую датировку памятников «Страны городов » (XVII — XVI вв. до н.э., по крайней мере, до XVIII в. до н.э. (В.В. Отрошенко, 1994).

Протогородская цивилизация (« Страна городов») ЮжногоЗауралья — это «супер-» и «метакультурный» (с тачки зрения категории археологической культуры) феномен, являющийся составной частью динамической системы «культурной непрерывности» степного мира эпохи бронзы. При наличии большого разнообразия («разброса») в проявлении культурно-образуюших элементов (керамика, домостроительство, фортификация, погребальный обряд; вероятно, специализация хозяйства и т.д.) «Страна городов» характеризуется ярко выраженным единством стиля культуры. Этот стиль культуры формируется на раннем этапе сущсствования «Страны городов» и переживает свой расцвет и свой упадок в пределах исторического и культурного пространства «Страны…».

Организующим началом этого нового стиля культуры является появление крупных поселенческих центров с хорошо продуманной планировкой, системами коммуникаций, замкнутой системой монументальных оборонительных сооружений. Такие поселения можно атрибутировать как поселения протогородского типа.

Часть II. Характеристика источников: Ригведа. Авеста. Археология

Глава 1. Ригведа – культурно-исторический памятник древних индоариев

Древнеиндийская культурная традиция начинается с Ригведы — огромного по объему собрания поэтических гимнов богам ариев (1028 гимнов), складывавшегося на протяжении долгого времени приблизительно в середине II тысячелетия до н. э. Эти гимны принесли с собой племена индоариев, вторгшиеся через перевалы Гиндукуша в Северо-Западную Индию (современный Пенджаб) и начавшие продвигаться в глубь Индостана, завоевывая местные племена и постепенно смешиваясь с ними. Отдельные части собрания создавались в разное время. В наиболее древних частях могут мелькать глухие реминисценции, восходящие еще к общеиндоевропейскому прошлому, и наряду с этим в языке гимнов прослеживаются заимствования из дравидийских и австроазиатских языков (приблизительно 7 — 8% всей лексики), т. е, языков автохтонного населения Индии. Все это дает основания рассматривать Ригведу как своего рода последний памятник общеиндоевропейской традиции и первый памятник собственно индийской традиции. В этом и заключается уникальность данного собрания.

Абсолютную хронологию Pигведы установить трудно, потому что в это время в истории Индии нет сколько-нибудь точных и достоверных дат. Для того, чтобы хоть приблизительно очертить временные границы этого памятника, приходится обращаться к косвенным данным: показаниям археологии (которые, кстати, весьма неоднозначны), географии, астрономии, ботаники, сравнительно-исторического языкознания, литературоведения, мифологии и проч., при этом результаты, имеют, как правило, лишь относительную ценность. Иными словами, чаще всего приходится использовать материал самого памятника, пытаясь интерпретировать его в свете различных наук. А материал этот для роли исторического источника явно не предназначался. Ригведа — культовый памятник. Она была создана для общения ария с богами, а не для описания жизни ария. Ее язык метафоричен и символичен, а содержание насквозь мифологизировано.

Во второй половине Ш — первой половине II тысячелетий до н.э. в долине реки Инд процветала высокоразвитая городская цивилизация. В результате археологических раскопок, ведущихся начиная с 30-х годов этого века по настоящее время, были обнаружены следы многочисленных поселений городского типа по течению Инда от подножия гор Симла на севере до побережья Аравийского моря на юге, протянувшиеся полосою длиной более чем в тысячу миль через территорию современных Пакистана и Индии, через Пенджаб, Синд, Раджастан, Гуджарат с наиболее крупными центрами в Мохенджо-даро (Синд) и Хараппе (Панджаб). Это были укрепленные города с правильной планировкой, со стенами и зданиями из обожженного кирпича, с храмами, общественными постройками, банями, жилыми домами, кварталами ремесленников, мощными ирригационными каналами. Судя по скелетам людей, валяющимся на улицах, города подверглись вторжению захватчиков. На одном из кладбищ были обнаружены скелеты людей иного физического типа, чем основное население и высказано предположение о том, что это было кладбище завоевателей.

В 1947 г. М. Уилер высказал мнение, что города долины Инда были разрушены ведийскими ариями. Мнение это было основано на том, что в Ригведе глава пантеона — бог грозы и войны Индра славился разрушением крепостей (рur) врагов (dasa/dasyu — термины, под которыми подразумевались как враждебные племена местного населения, так и демоны). Эпитет puramdara – «разрушитель крепостей» определял прежде всего Индру, который своей дубиной грома пробивал вражеские крепости, а также бога огня Агни, сжигавшего их своим пламенем. В Пенджабе не было обнаружено других укрепленных городов, кроме Хараппы. Из этого делали вывод, что те описания дасов/дасью, которые встречаются в Pигведе, — а определяются они как «черная кожа», низкорослые, безносые (т. е. с плоскими носами), с враждебной речью, лишенные богов и жертвоприношений (т. е. не поклоняющиеся арийским богам), лишенные закона и т. п. — нужно относить к населению Хараппы и других индских городов.

Мнение Уилера было поддержано рядом ученых. В упоминании в Ригведе победоносной битвы при Хариюпии, одержанной племенами ариев с помощью Индры над враждебными племенами Ригведа, VI, 27, 5), видели отражение названия Хараппа. Дасов/дасью, большинство ученых отождествляло с дравидами, жившими до вторжения ариев в Северной Индии. Гипотеза о разрушении Индских городов племенами ариев получила поддержку в ряде работ Т. Барроу. Слово armaka-, встречающееся в одном стихе в Pигведе (I, 133, 3), толкуется Барроу как груда развалин, руины, оставшиеся от разрушенных ариями древних городов. Как считает Барроу, ведийские тексты свидетельствуют о том что именно арии разрушили цивилизацию долины Инда. Они имели преимущество в военной сфере, благодаря легким конным колесницам. Они разрушали города, не испытывая потребности в их использовании (сами они жили в небольших временных поселениях) и не будучи в состоянии ими управлять. Индская цивилизация не оказала влияния на ведийские тексты из-за враждебного отношения их творцов к дасам.

Единого мнения относительно причин гибели Индской цивилизации нет, и гипотеза об ариях-разрушителях Хараппы имеет и многих противников. Изменение даты гибели городов долины Инда приблизительно до 1200 — 1000 rr. до н. э. или предельное их сближение со временем вступления ариев в Индию не могло не вызывать возражений. Сомнения вызывает и то, что эти города погибли внезапно от мощного нападения военных орд «варваров», и то, что нападающими были именно ведийские арии, и то, насколько можно здесь полагаться на данные археологии, и то, как правильно трактовать отдельные слова и контексты Pигведы.

Возможность однозначного толкования археологических данных — археологические раскопки в Индии и Пакистане достигли больших успехов за последние десятилетия — для решения вопроса о том, как соотносились ведийские арии с Индской цивилизацией, и — шире — что они собой представляли, выглядит весьма проблематичной. По одной из гипотез культуру ведийских ариев связывают с серой расписной керамикой. В советской археологии предпринимаются интересные попытки установления типологических параллелей между андроновской культурой и культурой ведийских ариев, как ее можно себе представить по данным ведийской литературы (работы Е.Е. Кузьминой).

Сторонники гипотезы об ариях-разрушителях Хараппы толкуют слово pиr в Ригведе как каменную крепость, считая, что этим словом обозначались укрепленные города долины Инда, сделанные из обожженного кирпича. Более убедительным выглядит интерпретация этого слова в работах В. Рау, сильно продвинувшего вперед своими исследованиями современные представления о материальной культуре ведийского периода. Как предполагает В. Рау, слово pur в Pигведе обозначало маленькое временное укрепленное сооружение, состоявшее из концентрически расположенных каменных или земляных валов с палисадами и деревянными воротами, куда в случае опасности прежде всего загоняли скот — самое ценное имущество, и лишь в крайних случаях прятались люди. Эти небольшие по размеру и простые по постройке сооружения быстро разрушались и могли исчезнуть на глазах у одного поколения. Слова же акта-, аrтаkа- В. Pay понимает как «покинутые места стоянки», а не как «опустошенные города», исходя из общих представлений о полукочевом образе жизни ариев Ригведы.

Что же касается причин гибели городов Индской цивилизации, то этот вопрос до сих пор остается открытым. Помимо возможности периодических набегов со стороны «варваров», высказывались различные предположения и о внутренних причинах ее гибели: наводнениях, нарушении ирригационной системы, эпидемиях и др.

Возвращаясь к проблеме ведийских ариев и абсолютной хронологии Ригведы, следует сказать, что гипотетическим нижним пределом времени создания Pигведы разумно считать эпоху не ранее, чем XV в. до н. э. (во всяком случае для ее древнейшего ядра), т. е. определенное время спустя после гибели городов долины Инда. Для решения вопроса о верхней хронологической границе Pигведы приходится обратиться к некоторым хронологическим ориентирам, появившимся в середине I тысячелетия до н. э. Одним из таких ориентиров является памятник древних иранцев Авеста, с которой Ригведу связывает также общее наследство в области мифологии, ритуала, культуры.

Авеста большинством специалистов датируется приблизительно VII — VI вв. до н. э. Что Ригведа как собрание является более древней, чем Авеста, обычно не вызывает сомнений, другое дело — какой интервал во времени разделяет эти два памятника. При этом нельзя не учитывать и тех довольно больших колебаний, которые существуют между учеными при датировке самой Авесты.

В результате крайними временными пределами, ограничивающими период создания Pигведы и сложения ее гимнов в окончательное единое собрание, остается теоретически считать XV — VI вв. до н. э., при этом вторая дата должна быть сильно отодвинута вглубь. Большинство ученых считает, что Ригведа создавалась во второй половине или в середине II тысячелетия до н. э. Все признают условность конкретной даты и отмечают, что для создания такого большого памятника должно было потребоваться по крайней мере несколько веков.

В целом представляется разумным принять за время создания Pигведы вторую половину — конец II тысячелетия до н. э.. хотя наиболее поздние части памятника могли быть созданы на рубеже II — I тысячелетий до н. э. Датировка эта, конечно, весьма условна.