Ежегодное моление жреческой фамилии Гочуа

В прошлом это ежегодное моление совершалось весной или в начале лета - “когда созревали плоды шелковицы”. Теперь оно проводится в ближайшее к 12 июня воскресенье. В день моления жрец встает рано утром, моется, надевает чистую одежду. В прежние времена вся она была белой с обязательным башлыком (ахтырпа) на голове, полы которого не завязывались, как обычно, а опускались вниз свободно. Теперь правила упростились и Ф. Гочуа совершает моления без головного убора, в обычной белой рубашке.

В 1998 г. церемония ежегодного моления была первоначально назначена на 14 июня. Однако незадолго до этой даты в Гальском районе Абхазии погибло несколько представителей местной администрации. Доводы жреца о том, что церемонию переносить не нужно, так как это не простое застолье и там будет к месту помянуть недавно погибших, остались не услышанными. В знак траура моление откладывалось несколько раз и состоялось лишь 26 августа - в последнее воскресенье месяца. Переносить моление на еще более поздний срок, как того добивались члены местной администрации, жрец категорически отказался: “август - это месяц сбора урожая, потом уже будет поздно просить Бога даровать людям хороший урожай”.

Ныне в селе Лдзаа проживает около тысячи человек (примерно 500 хозяйств). Село состоит из четырех поселков, однако в ежегодном молении Гочуа, которое рассматривается местными жителями как ацу-ныха, принимают участие лишь три из них. Жители же четвертого поселка (как и жители других окрестных населенных пунктов) проводят собственную ежегодную церемонию ацу-ныха в ее поселковом варианте, с участием женщин и детей, разнообразным угощением и т.п.

Несмотря на то, что большинство из опрошенных нами присутствовавших людей было уверено, что проводится ацу-ныха, жрец святилища Лдзаа был с этим не согласен: “У нас ацу-ныха не делается. Делают соседи. Разница в том, что на ацу-ныхе оставшуюся после пира пищу можно доесть завтра и послезавтра. У нас же надо все съесть в день моления и оставшаяся еда оставляется на месте”. Однако отличия между ацу-ныхой и ежегодным молением жреческой фамилии не сводятся лишь к подобным незначительным различиям: главное, безусловно, в том, что они имеют разное смысловое содержание. Ацу-ныха связана с культом плодородия и имеет целью добиться хорошего урожая для определенной поселковой общины. Ежегодное же моление жреческой фамилии в первую очередь призвано обеспечить защиту и благоденствие ее членов.  

    Как показывает пример святилища Дыдрыпш, объединение ежегодного моления жреческой фамилии и поселковой ацу-ныхи в принципе возможно, но проводится оно довольно редко и для этого должны быть веские причины. В святилище Лдзаа, под влиянием особенностей его истории, неосознанное объединение ежегодного моления жреческой фамилии и поселковой ацу-ныхи фактически стало постоянной практикой, что наложило свой отпечаток на весь ход церемонии. Она проводится теперь не на территории самого святилища Лдзаа, где вырублены старые деревья, а в окрестном лесу: в разгар летней жары для людей затруднительно долгое время находиться на солнцепеке (планы вновь посадить там деревья пока лишь только обсуждаются). 

Утром назначенного для моления дня на место первыми приехали представители различных фамилий, которые были назначены ответственными за проведение церемонии. Они привезли с собой все, что было необходимо: жертвенного бычка, котлы для варки мяса и абысты (в прежние времена тяжелые котлы хранились на месте, однако теперь, из опасения, что они будут украдены, их привозят лишь утром назначенного для моления дня), длинные столы, посуду и т.п. Когда все было готово для начала церемонии жертвоприношения, жрец, а за ним все присутствовавшие, помыли руки и лицо.

Жрец подошел к жертвенному бычку, с шеи которого сняли веревку, положил на него руки и повернулся лицом в сторону гор. Затем он обратился к Богу с просьбой принять жертву и дать свое благословение, защиту и покровительство всем присутствующим.

Бычка положили на землю и связали ему веревкой ноги. Жрец опять обратился к Богу и пожелал, чтобы всем людям, которые сегодня попробуют священное мясо, это пошло на пользу. Он сам сделал первый надрез на шее жертвенного бычка, а его помощники из семьи Гочуа быстро завершили начатое (причем отрезали голову целиком) и прижгли рану горящей головешкой от костра.

Как и в других святилищах, разделка туши происходит по определенным правилам. Вначале жертвенному животному отрезают и выбрасывают гениталии, затем жрец вырезает центральную кость грудинки и шлепает ее об дерево. Она прилипает к коре, остается там и засыхает. На сердце и легких бычка делаются специальные надрезы чтобы выпустить кровь, затем очень аккуратно вырезается желчный пузырь (чтобы не испортить мясо горечью), отрезается и вынимается печень, затем - сердце с легкими (которые только после этого отделяются друг от друга).

В прошлом в святилище Лдзаа тушу жертвенного животного разделывали на расстеленных на земле листьях, теперь это делается на специально принесенных разделочных столах, покрытых бумагой. Пока старшие заняты разделкой туши, те, кто помоложе, разводят огонь и ставят на него котлы для приготовления ритуальной пищи. Вначале в котел кладется печень и сердце жертвенного бычка, затем мясо и позднее - голова и оставшиеся внутренности (селезенка, почки, легкие, желудок).

Пока готовилась ритуальная пища, собрались все участники церемонии: около двухсот нарядно одетых мужчин, женщин и детей (в прежние времена допускались только мужчины и мальчики-подростки), среди которых были как жители села Лдзаа, так и гости, приехавшие из разных районов Абхазии (однако государственное руководство в данном случае было представлено лишь выходцами из села). В отличие от рядовой ацу-ныхи, проведение которой оплачивают все участвующие в ней фамилии, в данном случае все расходы на церемонию берут на себя Гочуа, которые от своей фамилии накрывают стол и предоставляют одно или несколько жертвенных животных. Остальные жители села могут принести с собой “чистое”, то есть приготовленное без сахара, вино.

Когда мясо сварилось, жрец нанизал на нож сердце и печень жертвенного животного и посыпал их солью. Затем он повернулся лицом в сторону гор, взял нож в правую руку, в левую - старую деревянную чашу, наполненную “чистым” вином (она - последнее, что сохранилось от прежнего убранства святилища) и обратился к Богу.

Во время основной молитвы жрец благодарит Бога за урожай прошлого года, просит чтобы нынешний был не хуже, чтобы страна процветала, люди встречались в этом месте только по радостным поводам и Господь не оставлял их своим покровительством и благословением. Стоящие вокруг жреца люди присоединяются к его пожеланиям словом “аминь”. Затем жрец отрезает по кусочку от ритуального пирога, печени и сердца, посыпает их солью, окропляет вином, и вновь обращается к Богу со словами: “пока я не накормлю досыта этими кусочками ачбовцев и чачбовцев, пусть будет благополучие и мир”.

Положив предназначенное Ачба и Чачба в укромное место, жрец первым выпивает чашу “чистого” вина, съедает по кусочку пирога, печени и сердца жертвенного животного. После него то же делают по очереди наиболее уважаемые старики и гости, которые также просят Бога о благополучии и мире. Почетные старики пьют из деревянной чаши, которая наполняется много раз, младшие же и женщины пьют из стаканов. Затем пришедшие рассаживаются за столы (их несколько и они устанавливаются на довольно большом расстоянии друг от друга) и начинается ритуальное застолье, на которое подается определенная пища: мясо жертвенного животного, абыста, соль и “чистое” вино (на этот раз по словам присутствующих в знак траура по погибшим в Гальском районе стол был накрыт гораздо беднее обычного).

В отличие от святилища Дыдрыпш, во время моления жрец Лдзаа-ныхи использовал только два имени единого Бога - Анцэа и Хазшаз (Творец). Само святилище и его название Лдзаа он никак не связывал с именем божественного ангела-апаимбара. Как объяснил Ф. Гочуа, оно происходит от слова Дзаа, означающего “священное, жертвенное место”, куда приходили люди за советом или для освящения животного, которое затем могло быть принесено в жертву в другом месте для снятия проклятия, порчи и т.п. Однако иногда на его памяти местные старики использовали для обозначения святилища выражение “апаимбар тыпуп”, переведенное ныне Ф. Гочуа как “место, где жили чистые старейшие”.

Почти одновременная гибель всех стариков и взрослых мужчин жреческой фамилии Гочуа в период массовых репрессий в конце 1930-х гг. и длительный перерыв в работе святилища Лдзаа не могли не наложить свой отпечаток на то, как оно функционирует сегодня. Были утрачены многие религиозные представления. После фактически произошедшего объединения ежегодного моления жреческой фамилии Гочуа и поселковой ацу-ныхи произошло значительное изменение ритуальной практики. Поэтому закономерно, что большинство участников церемонии считает ее обычной поселковой ацу-ныхой, от которой она отличается лишь в некоторых деталях (постоянный жрец, а не выборный молельщик, роль жреческой фамилии Гочуа в организации моления и т.п.). 

Использование Ф. Гочуа ножа для нанизывания на него печени и сердца жертвенного животного порождены особенностями его биографии: так иногда делают охотники в горах. Об этом, в частности, пишет Л.Х. Акаба, по сведениям которой старший из охотников, держа в руке нанизанные на вертел или нож сердце и печень убитого зверя, обращался с молитвой к покровителю охоты (29, с.30).

На всех остальных посещенных нами молениях для этого использовались заостренные ореховые рогатинка или трезубец. Таким же образом поступали прежние жрецы в святилище Лдзаа в начале ХХ в.: “когда все было готово и народ собирался, жрец открывал указанное выше помещение, входил туда, имея в руках трезубец с печенью и сердцем жертвенного животного, зажигал свечи, покупавшиеся в Пицундском монастыре и произносил молитву” (99, с.528). Несмотря на то, что многие люди советуют Ф. Гочуа сменить нож на общепринятую ореховую рогатинку, он упорно отказывается сделать это. Однако вряд ли подобная практика получит распространение и будет сохраняться долго.

    Нынешний жрец святилища Лдзаа очень доволен тем, что в стране возрождается традиционная религия абхазов: “долгое время многие люди не интересовались святилищами. Теперь происходит их возрождение, уже и дети верят, моления показывают по абхазскому телевидению. В семьях раньше просто справляли Новый Год, сейчас стали поминать покойников. Старый Новый Год справляется на ажире, режут курицу или петуха на каждого члена семьи”.

Вместе с тем, сам Ф. Гочуа как бы олицетворяет собой прошедшую эпоху и противоречивость современной постсоветской Абхазии. Будучи жрецом и выразителем абхазских традиций, он продолжает считать себя советским человеком и сожалеет о нынешнем развале местного колхоза. К немалому удивлению людей он пришел на ежегодное моление в совершенно не подобающих случаю легкомысленных по местным понятиям сандалиях и широкополой соломенной шляпе, которую снял с себя лишь перед началом церемонии.

В деле возрождения святилища Лдзаа жрец не рассчитывает на помощь правительства и считает, что местные жители все восстановят своими силами. В том числе путем проведения в святилище субботников, являвшихся еще совсем недавно олицетворением свободного коммунистического труда. Сын жреца (сейчас ему около шестидесяти) получил от своего отца имя Жора. Однако назвать внука и правнука “нормальными советскими именами” старцу не позволили родители детей и теперь они носят абхазские имена Зата и Айяс, чем нынешний жрец святилища Лдзаа явно недоволен до сих пор.    

Лых-ныха

    Долгое время село Лыхны было местом резиденции абхазских владетельных князей. Рядом с развалинами их дворца находится построенная в Х в. небольшая церковь византийской архитектуры[59]. Огороженное каменной оградой место, на котором стоит церковь, называется Лых-ныха (Лых-ных) и входит в число семи главных абхазских святилищ.

    Согласно устной традиции, святилище существовало задолго до постройки храма: “там находилось древнее здание, почитавшееся местными жителями как святое. Оно служило местом молений, принесения клятв и снятия порчи” (С. Шакрыл, село Лыхны). По словам местных жителей, при строительстве церкви Успения Пресвятой Богородицы в Х в., часть оставшейся от древнего здания стены была сохранена и продолжала играть важную роль в ритуальной практике (была местом очистительных клятв, проклятий и т.п.). Кусок этой старой стены, расположенный слева и перпендикулярно входу, до сих пор уходит внутрь церковного здания.

После возведения на месте святилища Лых-ныха храма Пресвятой Богородицы в Х в. (а может быть и несколько ранее, так как вполне возможно, что ему предшествовала более ранняя христианская постройка) оно играет роль традиционного абхазского святилища и христианского храма одновременно.

Жрецами святилища Лых-ныха являются представители фамилии Шакрыл, которая проживает в селе Лыхны с незапамятных времен. По словам нынешнего жреца Кучки Шакрыла, “шакрыловцы всегда жили в селе Лыхны и только они были жрецами. Последними жрецами святилища Лых-ныха были Кякса, Тамшуг и Раста”.

Фамилия Шакрыл принадлежит к сословию ашнакума, многие из ее представителей состояли в личной охране владетельного князя, находились в гуще событий и оставили свой след в истории. Например, Хасан Шакрыл в 1770-х гг. убил Бежа Чачба, который был племянником владетельного князя Зураба, но напал на его резиденцию (82, с.17). О поручике Николае (Эмине) Шакрыле с большой теплотой писал выдающийся русский исследователь Кавказа Ф.Ф. Торнау, подробно описавший его гибель и похороны (207, с.68-72). Символическая могила Н. Шакрыла (его тело, унесенное в море бурной рекой Бзыбь, не было найдено) до сих пор бережно сохраняется его потомками.

В середине 1930-х гг. власти запретили проводить моления в святилище Лых-ныха, местные абхазские комсомольцы разбили закопанный в землю внутри церковной ограды ахапщщьа - ритуальный двадцативедерный кувшин. Раста Шакрыл - последний жрец святилища, был вынужден отказаться от молений, так как шакрыловцы не имели возможности проводить их тайно в отдаленном глухом месте (как это делали чичбовцы): святилище находилось на виду у местных органов советской власти, чьи административные здания располагались здесь же, на Лыхненской поляне. Раста Шакрыл не был арестован и умер от старости в своем доме (однако несколько представителей этой фамилии в 1938 г. были обвинены в троцкизме и уничтожены, их детей выгнали из школы, а жен - с работы).

Борьба с религией и постоянные антирелигиозные кампании властей не привели к закрытию расположенной на месте святилища местной церкви: службы в ней продолжались без перерыва в течение всего советского периода. Однако, по воспоминаниям местных жителей, ходили в церковь лишь совсем немногие из числа нетрудоспособных стариков и старух. Вряд ли такое положение объяснялось только страхом перед возможными репрессиями. В прошлом, как и сейчас, основная причина скромного числа прихожан в Лыхненской церкви кроется в приверженности абхазов собственной традиционной религии.

    Сейчас фамилия Шакрыл насчитывает около 120 человек, большинство из которых продолжает проживать в селе Лыхны. В прошлом по крайней мере часть фамилии считалась по своей религиозной принадлежности мусульманами (207, с.37). Теперь же все шакрыловцы считают себя (и всех своих предков без исключения) христианами. Однако даже те из них, кто в детстве был окрещен, на богослужения в местную церковь не приходят и никаких христианских обрядов не совершают (за исключением, разве что, подачи на пасхальный стол некоторых блюд: окрашенных яиц, куличей и т.п) .

В 1991 г. на фамильном сходе шакрыловцы приняли решение о возобновлении ежегодных молений в святилище и избрали жрецом Ивана Шакрыла из соседнего села Дурипш как “старшего и кристально чистого во всех отношениях человека” (который, к тому же был сыном Махты, брата Тамшуга - то есть племянником предпоследнего жреца святилища). Однако, по объяснениям шакрыловцев, он не был самым старшим по возрасту: для того, чтобы быть жрецом и выполнять налагаемые этой должностьюнагрузки, вдобавок к обязательной “кристальной чистоте” необходимо иметь и достаточно крепкое здоровье.         

Примерно в это же время потомки тех воинственных абхазских комсомольцев, которые осквернили святилище в 1930-х гг., в знак раскаяния и искупления семейного греха закопали на его месте новый кувшин. Узнавшие об этом шакрыловцы его выкопали и заменили собственным, освященным должным образом шестнадцативедерным (около 150 литров) ахапщщьа (видимо, сказалось опасение, что в противном случае определенные права на доступ к святилищу могут получить и другие фамилии - “собственники кувшина”). Во избежание каких-либо обид, во время одного из молений жрец Иван Шакрыл особо подчеркнул, что потомки не отвечают за грехи своих предков и помолился за техлюдей, которые, желая загладить вину своих предков, закопали свой кувшин в святилище.

В 1992-1997 гг. жрецом возобновленного святилища был Иван Шакрыл. По его настоянию шакрыловцы решили проводить в нем только ежегодное моление и отказаться на какое-то время от других церемоний. По убеждению жреца, с которым тогда согласились старейшины рода, принесение очистительных клятв, совершение обрядов проклятий и т.п. церемонии в святилище Лых-ныха могли “осложнить и без того напряженную ситуацию и усугубить беды людей” (С. Шакрыл, село Лыхны).

Как нам рассказал нынешний жрец святилища, “Ваня запретил накладывать проклятия, он убеждал приходивших к нему с этим людей в том, чтобы они не горячились, не проклинали ни здесь, ни в других святилищах, в том, что нужно решать конфликты как-то по другому, так, чтобы порча не портила жизни людям” (К. Шакрыл, село Куланурхуа).

После смерти Ивана на фамильном сходе новым жрецом был избран Кучка Шакрыл, проживающий в селе Куланурхуа. Спустя несколько лет после войны, когда страсти изрядно поутихли, новый жрец посчитал возможным вернуться к традициям предков и возобновить все проводившиеся прежде в святилище Лых-ныха церемонии без каких-либо ограничений.