Виктория Джейн Монтгомери. В эту ночь я жду, пока совсем станет поздно

 

В эту ночь я жду, пока совсем станет поздно. Я лежу на своей кровати и наблюдаю за опускающемся туманом, окутывающим пеленой бескрайние зеленые просторы, за окном этого страшного сумасшедшего дома, ожидая пока телефоны на ресепшене медсестер перестанут звонить. Становится тихо, больше нет никакого крика и шума, которые могут вдруг пронзить ночь. Медсестра, сидящая на своем посту, уверена, что все спят, поэтому спокойно занята просмотром порно в Интернете.

Тогда я залезаю под одеяло и посвятив маленьким фонариком, вижу блеск от маленькой музыкальной шкатулки, которую принесла мне мама. Она является старинным антиквариатом. Балерина в сиреневой пачке, хотя пачка уже чуть-чуть поблекла. Я аккуратно касаюсь ее фарфорового лица. Эта шкатулка давно еще принадлежала моей прабабушке, и была передана мне прямо от нее, минуя мою бабушку и маму, поэтому они не знают о тайнике, который находится на дне статуэтки.

Я аккуратно нажимаю на рычаг. Прошло слишком много лет с тех пор, как я в последний раз открывала ее. Он немного заел, и я пытаюсь потянуть за него, но руки соскальзывают с шкатулки. Я кладу ее на одеяло и пытаюсь найти что-нибудь, чем бы я могла поддеть рычаг. Нож или что-нибудь острое, но в комнате и в ванной острого ничего нет. От досады я стучу по балерине кулаком. Но шкатулка все равно не открывается, и из-за этого у меня появляется такой необоснованный гнев, что это начинает меня просто бесить.

Я думаю, так и проявляется агрессивное поведение. Что-то приводит вас в подобное состояние, и вы начинаете реагировать так, словно кто-то насилует вашу дочь. Я кидаю музыкальную шкатулку об стену. Звук оглушительный почти как богохульство.

Несколько секунд я не двигаюсь, слушаю. Но кругом все тихо, не слышно никаких шагов. Я подхожу к музыкальной шкатулке, которая открыта. Я залезаю внутрь и вытаскиваю маленький, сложенный документ.

Я открываю его и смотрю в свете фонарика.

На мгновение я вспоминаю спор с ним, находясь к нему почти вплотную и совместное дыхание. И как я чувствовала Блейка глубоко внутри себя. Затем я вспоминаю… не его. Это был какой-то другой случайный мужчина, который вполз в мою жизнь в три часа ночи, Забудь это.

Именно этот крошечный листок бумаги в моей руке — мой билет отсюда.

Блейк Лоу Баррингтон, ты получишь шок всей своей жизни. Тебе не следовало обманывать меня.

 

 

13.

Лана Баррингтон

 

Именно в конце второго акта, когда Принц поет Турандот: «Назови моё имя! Ты ведь его не знаешь. Но если скажешь к восходу солнца, готов я умереть».

Я отворачиваюсь от сцены и смотрю на Блейка, телефон вибрирует у него в кармане, он переводит взгляд на светящийся экран. Улыбнувшись мне, покидает место, чтобы принять вызов. Это может быть кто угодно, позвонить по любому насущному вопросу, которые требует его вмешательства, но мое сердце уже знает: случилось что-то ужасное. Несколько минут я ничего не делаю, просто сижу объятая ужасом, слышу, как жестокая Турандот принимает вызов Принца.

К рассвету он будет мертв.

Потом я встаю и выхожу вслед за Блэком. Открыв дверь, я вижу, что он закончил разговаривать, он выглядит напряженным и жестоким. Когда он бросает на меня взгляд, то я замечаю, что его лицо стало побелевшим. Я замечаю, как дрожат его руки, как он убирает свой телефон в карман. Я смотрю на него в полном ужасе. Теперь я точно знаю, что произошло что-то ужасное.

— Что случилось? Что? — мой голос сиплый и наполнен страхом.

Блейк подходит ко мне.

— Я вызвал Тома, чтобы забрать нас. Мы должны вернуться домой.

Страх и ужас. Страх, который я никогда не знала раньше, спиралью окутывает меня, сдавливая меня с такой силой, что я с трудом могу дышать. Я уже знаю, что он собирается мне сообщить. Я точно знаю, и я понимаю, что не хочу слышать этих слов. Я самопроизвольно начинает отрицать все.

— Нет, нет, — шепчу я, и делаю шаг назад.

Второй акт заканчивается, и нас начинают окружать люди, выходящие в фойе, чтобы направиться в сторону туалетов и баров. Я непроизвольно делаю еще шаг назад и сталкиваюсь с мужчиной в черном костюме, который пытаясь удержать меня хватает за руку. У него густые светлые брови и обеспокоенные, затуманенные карие глаза.

— С вами все в порядке? — спрашивает он.

Я тупо смотрю на него с открытым ртом.

Мой растерянный напуганный мозг даже не в состоянии сформулировать ответ, Блейк появляется рядом со мной и берет меня за руку. Тогда тот мужчина убирает руки. Он странно улыбается мне, кивает Блейку, и уходит с женщиной, которая находится рядом с ним. Моя голова наполнена боем барабанов, но словно по иронии судьбы, я про себя отмечаю крошечное пятно на правом рукаве ее бархатного платья. И то что, она, кажется, счастливой. Ее не ждут плохие новости дома. Неожиданно к горлу подкатывает тошнота, мои пальцы дрожат, и я пытаюсь закрыть рот.

— Мы должны вернуться домой, — бормочет Блейк, проводя меня через толпу людей. В баре и фойе многолюдно, и мне кажется вдруг, что ужасно шумно. Мы выходим на улицу. Я хватаю ртом прохладный вечерний воздух и дрожу. На мое плечо падают локоны и грудь сжимается от холодного воздуха.

— Ты замерзла, — говорит Блейк.

— Я забыла свою накидку в ложе, — отвечаю я, словно в тумане, словно это теперь имеет какое-то значение.

Он снимает пиджак и накидывает его мне на плечи.

Я вжимаюсь в тепло, оставленное его телом и пытаюсь еще оттянуть мгновение, чтобы услышать его слова.

— Сораб исчез. Похоже, его похитили.

Я киваю, словно он говорит мне: «Давай выпьем перед обедом». Я борюсь с неверием, сцепив лацканы пиджака и отведя взгляд в сторону. Вижу нищего, сидящего на лестнице театра, он похож на шелудивую собаку, которая скорбно смотрит на меня. Бедняжка. Живет на улице, питается объедками. А у меня украли моего ребенка. Я перевожу взгляд обратно на Блейка.

— Как? — мой голос на удивление без эмоциональный, почти незаинтересованный. Я понимаю мозгами, что моя реакция на происходящее мягко говоря странная. Возможно, это результат шока.

— Это я и намерен выяснить. Брайан думает, что это Бен.

— Бен? — повторяю я, опустив руки вниз.

Блейк кивает.

— Он ушел в самоволку.

— Он один из новых парней, не так ли?

— Да.

Я с силой выплескиваю слова из своего рта.

— Один из тех мужчин, которого ты нанял, потому что я попросила тебя об этом, — шепчу я. Мои зубы начинают стучать.

Он притягивает меня к себе, крепко обнимает, прижимая к своему телу. Я мгновенно реагирую на тепло, которое он излучает, словно грелка.

— Прекрати. Это не твоя вина, — говорит он в волосы. — Пойдем, Том подъехал. Нам нужно идти.

Я поворачиваюсь в направлении, куда он смотрит и вижу Тома, стоящего у машины. Том не улыбается, его лицо бледное. Блэйк открывает мне дверь, и я сажусь, укутавшись в его пиджак. Я ничего не чувствую, только онемевший холод. Я соединяю руки вместе на коленях, чтобы они перестали трястись. Я словно во сне, мне ничего не кажется реальным.

Я пытаюсь вспомнить Бена. Темные волосы, обычно неулыбчивые глаза цвета карамели, подозрительными светло-коричневыми глазами. Но это ничего не значит, потому что они все такие.

— Может ли быть, что Бен взял Сораба просто прокатиться на своей машине... и просто никому не сказал? — уже говоря это, я знаю, что подобное никогда не произошло бы.

Блейк медленно отрицательно качает головой и сжимает мои ледяные руки.

Его бедро находится близко ко мне, но не касается. Я пододвигаюсь ближе к нему, чувствуя контакт с его телом через тонкое обтягивающее платье, это утешает меня. Я молча невидящим взглядом пялюсь в окно, и только слышу его телефонные разговоры.

— Сообщай обо всем. Я хочу знать, кто забрал моего сына.

Я опускаю ладонь на холодное стекло, находясь в полном оцепенении. Блейк продолжает разговаривать по телефону, но его ответы я слышу, как сквозь туман: что-то о прослушивании телефонных звонков Бена. Что же за человек был на его месте. Ищем улики. Телефоны уже прослушиваются. Не создавая шумиху связались с шефом полиции, неофициально. Полицейские прочесывают улицы. Обрывочные мысли витают в моем онемевшем мозгу: как быстро эти люди передвигаются. Как будто они ожидали такой сценарий. Машина скорой помощи, с выключенной сиреной, но мигающими огнями, проносится мимо нас спеша к очередной трагедии.

Я вспоминаю любимое маленькое личико Сораба, и дрожь проходит через меня. Где он? Он не знаком с Беном. Он будет так напуган, как он ляжет спать без своей любимой игрушки. Он никогда не ложился в постель без своего Slepy Teddy. Я вспоминаю его засыпающего у меня на коленях, и это вызывает нестерпимую боль во мне.

И потом у меня возникает четкая мысль, но такая утешительная: они не будут причинять ему боль. Они просто хотят денег, и Блейк даст им все, чего бы они не попросили. Я знаю, что Блейк имеет связь с преступным миром и мафией. Очевидно, мы сможем вернуть нашего сына. Какая-то маленькая часть меня говорит, что, скорее всего, я обманываю себя, но в этот момент, вера в чудо утешает меня очень сильно. Я откидываюсь на спину и закрываю глаза, не разрешая себе думать дальше. Я просто прислушиваюсь, как кровь неуклонно стучит в ушах, и полностью сконцентрирована на теплом бедре Блейка, который прижимается ко мне.

Как только я вхожу в дом, кошмар становится реальностью. Гостиная выглядит, как военное министерство, заставленное прослушивающей аппаратурой и всевозможными гаджетами, которые я даже не знаю, и Джеральдина смотрит на меня огромными, испуганными глазами.

— Прости меня, Лана. Я только на минутку вышла в туалет, — говорит она дрожащим голосом.

 

 

14.

Блейк Лоу Баррингтон

 

Брайан входит в комнату, и я медленно опускаюсь в кресло, он садится тоже, придвигаясь вперед. Он спортивный, загорелый с щетиной и смотрит с беспокойством. Мои чувства тут же вспыхивают в предупреждение, и адреналин начинается вспениваться в венах. Его глаза, всегда намеренно невыразительные, сейчас выглядят безжизненными и мертвыми. Я знаю его уже давно.

— Ты не будешь рад этой информации, — говорит он.

Такой человек, как он не склонен к преувеличениям. На самом деле, он, словно черная дыра, которая поглощает все виды информации и наблюдений, не давая ничего взамен. Странная жесткость и холодность его слов, пронизывают меня насквозь. Мое тело уже настолько напряжено, что мне кажется, будто каждый нерв кричит, но я заставляю себя не показывать этого.

— Мы проверили звонки, исходящие с неопознанных мобильных телефонов, с которыми Бен входил в контакт. Мы прослушали каждый звонок за последние шесть месяцев. Один из номеров зарегистрирован на женщину по имени Энджел Леви. Она работает в психиатрической лечебнице, где находится Виктория. Но сейчас самое интересное. Один раз он использовался, позвонив на номер Бена, в дом, обсуживающий и располагающийся недалеко от психической лечебнице.

Холод проходит через мое тело, я выдыхаю.

— Виктория?

Брайан ничего не говорит, только подергивается уголок его рта. Раньше я никогда не замечал у него такого нервного тика на щеке. Я опускаю глаза на бумаги, разложенные на столе, но вижу их, как сквозь пелену. Ты не будешь рад этой информации. Это испугало черт побери меня. Я бл*дь нахожусь просто в ужасе.

У сумасшедшей Виктории находится мой сын? Ее причастность находится за пределами того, что я мог себе представить.

Долго, после того, как Брайан уже ушел, я просто сижу и смотрю в окно. Пребывая в полном шоке от того, насколько я находился в блаженном неведении о надвигающейся опасности. Еще ни разу, я никогда не был застигнут врасплох, находясь настолько неподготовленным. Я изменился, стал мягче. Тогда я встаю и отправляюсь на поиски Ланы. Она находится в южном крыле дома в гостиной, проводя там большую часть времени. Остальная часть дома кажется такой холодной, если смотреть глазами мужчины. Я слышу голос Пуччини «Nessun dorma» по мере того, как приближаюсь. У меня просто волосы встают дыбом.

Никто не должен спать! Никто не должен спать! Даже вы. Принцесса.

Я стою у двери и смотрю на нее, пересекая комнату, она тут же улавливает движение и поднимается мне навстречу, внешне выглядя заторможенной, нащупывая ногой свои туфли, валяющиеся на полу, она встает.

Мы стоим друг на против друга в нескольких шагах. Я больше никогда не смогу слушать «Турандот», без чувства, что я падающий стакан, готовый удариться о плитку пола, разбившись на тысячу осколков.

 

 

15.

Лана Баррингтон

 

Он стоит у дверей в гостиную. Он что-то знает, и это что-то совсем плохое. Я стою и смотрю на него выжидающе.

— Его забрала Виктория.

Время останавливается. Я цепенею. Он словно замерз. И я со всех ног несусь через всю комнату к нему… он ловит меня и прижимает крепко к своей груди, мои ноги болтаются в воздухе. Я начинаю рыдать ему в шею.

— Нет, моя дорогая. Не плачь, не надо, — шепчет он снова и снова, но я не могу остановиться. Я хочу кого-нибудь обвинить, но мне некого винить.

Он собирает в хвост мои волосы, слегка тянет за них, отрывая мое уткнувшееся лицо от шеи, целует. Его поцелуй странный, как будто этим поцелуем он хочет высосать всю мою боль, и напротив своего живота я не чувствую его эрекции. Даже несмотря на свою боль, я ненавижу это ощущение. Он чувствует себя виноватым, и это неправильно. Я позволяю странному бесстрастному поцелую зайти дальше и дальше, и потом отрываюсь от него и смотрю в его глаза, затаив дыхание.

— Но ты сказал, что она заперта в психушке?

— Да.

Я хмурюсь.

— Тогда как она смогла...? Я не понимаю.

— Виктория оказалась более находчивой, чем я мог предположить.

Теперь есть тот, кого я могу обвинить, но я не могу обвинять его, хотя он и виноват. Это его вина, что мой ребенок пропал. В этот момент я чувствую его отстраненность от меня. Мое лицо искажается от моих безумных мыслей. Я сама себя загоняю на край бездны. Но даже эта единственная секунда сомнений и вины, которой я предаюсь разрушает что-то ценное. Я разрушаю «нас».

Я вижу, как меняется его лицо, взгляд становится наполнен такой болью, что я немедленно испытываю сожаление. Он все время отдавал мне так много, а взамен просил так мало. Мои руки сами собой оборачиваются плотно вокруг его шеи.

— Прости. Прости меня, дорогой. Я не имела это в виду. Я люблю тебя. Ты последний, кого я хотела бы задеть, просто я так боюсь, что не понимаю, о чем говорю.

— Ты права. Это моя вина. Ты доверила мне свою безопасность. Я подвел. Я позволил вам обоим попасть «под обстрел», — его голос звучит пугающе спокойно. За все время, что я его знаю, я никогда не слышала его таким. У меня такое чувство, будто он ушел от меня, навсегда. Я отступаю назад и внимательно смотрю на него. Может быть, то, что было между нами ничто? Что из одного момента недоверия он может вот так уйти. Неужели наша огромная любовь не может пережить эту трагедию.

Он отворачивается от меня, мое предательство для него самый великий недостаток. Я пытаюсь притянуть его обратно к себе, но он уже шагает к выходу. Я с ужасом смотрю, как за ним закрывается дверь.

Какое-то время я продолжаю стоять, но его шаги становятся глуше. Я прислушиваюсь, надеясь, что он поймет и вернется. Конечно, он вернется. Проходит еще одна минута. Он не возвращается. Я слышу снаружи, как отъезжает его машина, и опускаюсь на пол, обхватив живот обеими руками, всхлипывая, издавая совершенно некрасивые жуткие вопли, которые вырываются из меня, я даже не знала, что такие существовали.

Я не чувствовала такой глубины потери, даже когда ушла беременная от Блейка, и проиграла, уехав в Иран. Кажется, как будто все это время я играла в материнство, и была совершенно не сведущей в этих прикольных вещах. Но эта… эта боль настолько чертовски сильная.

— Господи. О, Боже. Пожалуйста, не забирай моего сына от меня. Пожалуйста. Он всего лишь ребенок. Возьми меня.

Внезапно, я перестаю реветь. Вот оно. Правда, которая все время была прямо у меня под носом. Это не Блейк виноват. А я. Я вернулась к Блейку, и вызвала ее ярость. Я была так наивна и глупа, не думая о последствиях, потому что имела страсть. Билли и Джек предупреждали меня, но я не послушалась. Блейк не виноват. Во всем виновата я. Я забрала чужого мужчину.

Я взяла у нее деньги, и самонадеянно глупо думала, что ничего не произойдет. Что не будет никаких последствий. Что никто не будет взыскивать долг.

Я прикусываю свой кулак.

Затем мои мысли становятся совершенно ясными, ничего не омрачает их. Я потеряла своего сына, и потеряла Блейка. Даже эрекции не осталось между нами.

Не испытывая похоти, я четно вижу свой путь. Он словно озарен тысячами фонариков, и в конце его стоит моя мать. Виктория хочет не Сораба, она хочет меня. Все, что я должна сделать, это отдать ей Блейка. Вот и все. Рыдания душат меня. Но эгоистические инстинкты, побуждают меня к действию. Я встаю. Теперь я точно знаю, что должна сделать.

Блейк в обмен на моего сына.

Другой предательской крик поднимается к горлу, я трудом сглатываю его. Молчаливые слезы текут по моему лицу. Мое тело всячески протестует, желая остаться с Блейком, но я не собираюсь прислушиваться к нему. Я встаю и направляюсь в спальню, открываю шкатулку с драгоценностями, приподнимаю первое съемное дно. Бросаю его на пол, второе дно летит туда же. Я использую очищающее дыхание, дыхание любви. Вот она. Ее визитка. Все это время я ее хранила. Почему? Потому что какая-то осторожная часть меня знала, что такой день наступит.

Я беру ее в руки и внимательно смотрю. На самом деле мне не нужно вспоминать ее номер, потому что каждая буква и цифра неизгладимо отпечатались в моей памяти.

Я иду к прикроватной тумбочке к телефону, шмыгаю носом, пытаюсь убедиться, что мой голос, когда я буду с ней говорить будет звучать сильно и уверенно. Я прочищаю горло и откашливаюсь. Беру трубку и голос, наполненной болью и печалью говорит у меня за спиной:

— Не смей звонить ей, моя дорогая.

Я поворачиваюсь. Мой рот открыт в беззвучном крике, нос совершенно не дышит от слез, я не могу вздохнуть. Я смотрю на него с такой болью. Правда, он — моя жизнь, и новые слезы начинают литься по щекам.

— Ради Сораба, — всхлипываю я.

— Даже ради Сораба.

— Почему?

— Потому что я не оставлю тебя ни за что.

— Он наш ребенок. Он невиновен. Он полностью зависит от нас, мы должны защитить его, — шепчу я.

— Он мой сын. Я отдам свою жизнь за него, но я не оставлю тебя, и не буду жить с ней в обмен на него.

Я закрываю глаза. Только бы все это было кошмаром, из которого я могла бы проснуться.

— Пойми это, Лана. Ты моя. Ты принадлежишь мне. Из-за того, что ты молода, и у тебя никогда ничего не было, ты еще сама, как ребенок, которому подарили бесценный дар. Ты не знаешь цену, поэтому ты готова на обмен. Я умру прежде, чем позволю тебе совершить такой обмен.

— На Сораба, — умоляю я.

— Ты все еще не понимаешь, да? Ты можешь прожить без меня с Сорабом, но я не смогу. Без тебя ничто не имеет смысла. Все бессмысленно.

Я смотрю на него непонимающе. Я знаю, что его слова несут в себе смысл, важный смысл, но во мне бушуют другие чувства. Я выносила этого ребенка в своем теле. Господь дал его мне, чтобы я смогла ввести его в этот мир. Он заслуживает моей верности. И пока он не может постоять за себя, я — его мать. Я все равно буду отстаивать свою позицию до конца.

Блейк идет ко мне и встает прямо передо мной.

— Я знаю, что ты хочешь услышать от меня другое, но говорю тебе только то, что чувствует мое сердце. Я люблю Сораба, но тебя я люблю больше. Когда Сораб захочет поехать в летний лагерь, я позволю ему, и буду смотреть на него с гордостью, когда он поступит в университет и уедет из дома, но ты… я не могу позволить себе разлучиться хотя бы на один день.

— Я не хочу разлучаться с тобой.

— К тому же здесь поставлено на карту гораздо больше, ты не понимаешь всего.

Я инстинктивно понимаю, что он прав. Я ничего не знаю об этих людях, их холодных и жестоких методах. Медленно, я вешаю трубку.

— Ты не знаешь ее. Возможно, я тоже не понимаю ее до конца, но хочу, чтобы ты по-прежнему доверяла мне, я понимаю ее намного лучше, чем ты. Я хочу, чтобы ты знала, что я готов умереть за своего сына. Нет большего обязательства, чем это. Я верну его обратно.

— А если ты не…?

— Это пораженческие мысли. Не наноси мне поражение, Лана. Ты единственная, кто может это сделать.

Я бегу в его объятия.

— Просто верни мне моего сына мне.

Он забирает визитку у меня из рук, не понимая, что я и так запомнила ее номер.

— Обещай мне одну вещь.

— Какую?

— Никогда не обращайтесь к ней. Она уничтожит тебя и Сораба.

Я киваю.

— Есть кое-что важное, что ты должна знать. Пока ты в безопасности, он тоже будет в безопасности.

Я киваю снова. Я так напугана, и рада, что он принял на себя командование. Мой план был вообще не план. Я собиралась жалостью выпрашивать у невменяемых преступников самое дорогое — глупая стратегия.

Он смотрит на часы.

— Я хочу есть.

Я отрицательно качаю головой.

— Ты должна быть сильной ради Сораба.

Я закрываю лицо руками.

— Я не могу есть.

Он кивает.

— Тогда ты будешь наблюдать, как ем я.

Он обвивает меня за талию, и мы вместе идем на кухню. Он направляется в сторону холодильника. И тут я точно понимаю, как я могу быть полезной и помочь ему. Я могу поддерживать его сильным.

— Я сделаю, — говорю я, открываю дверцу холодильника и начинаю шарить внутри. Шеф-повар оставил телячьи отбивные, завернутые в пищевую пленку.

— Вы хотите, я могу приготовить вам еду, миссис? — спрашивает с порога моя экономка, Рита. У нее вьющиеся волосы, и она носит очки. Обычно она проводит ночи в доме своей дочери в Суррее. Но возможно сейчас она, остановилась в отеле из-за ситуации с Сорабом.

— Благодарю тебя, Рита, но я справлюсь.

— Это не проблема для меня.

— Нет, я хочу себя чем-то занять.

Она кивает и исчезает.

Я нахожу немного брокколи и морковь, которая может прекрасно подойти к отбивным. Есть также мятный соус и пюре из пастернака в закрытой посуде. Блэйк сидит за кухонным островком на стуле, пока я готовлю ему еду. Мы молчим.

Он наблюдает за мной, пока я передвигаюсь, готовя, но я также знаю, что на самом деле он не смотрит на меня. Он выстраивает планы. Наконец, он выдыхает и говорит:

— О’кэй, хорошо.

Я ничего не отвечаю, зная, что он разговаривает не со мной.

Спокойно, я продолжаю готовить. Это своего рода терапия. Когда я ставлю тарелку перед ним, он берет нож с вилкой, и ест на автомате, не испытывая наслаждения, не дегустируя, просто кладет в рот и прожевывает. Один или два раза, он хмурится. В середине своих болезненных воспоминаний, он перестает есть, смотрит на меня, слегка улыбается и говорит:

— Несколько минут назад я взял свою душу положил в коробку и отдал тебе.

Я сажусь, положив руки на столешницу.

Наконец, он опускает глаза вниз, и с недоумением смотрит на свою пустую тарелку.

— С тобой все будет в порядке, если я оставлю тебя на пару часов?

Я молча киваю.

 

 

16.

 

Я неожиданно просыпаюсь от беспокойного сна, полного странных видений, в которых нет моментов забвения или сострадания. Медленно встречаю новый день. Воспоминания появляются мгновенно, жаля: мой самый злейший враг забрала моего сына. Я закрываю глаза снова, желая заснуть. Но сон не приходит.

Вместо этого меня переполняет страшная боль, зная, что мой ребенок у нее. И мы не можем просто купить наш выход из этого не прекращающегося ночного кошмара. Будет ли он жить или умрет зависит по прихоти безумной, мстительной женщины. Я открываю глаза и смотрю в потолок, уставясь на него с недоумением из своей темноты. Я чувствую себя такой потерянной и разочарованной, что хочу закричать, но не могу.

Я честно чувствую, себя полностью потерянной, словно схожу с ума.

Если бы только я не поехала в театр. Если бы только я не попросила Блейка усилить охрану. Если бы он только не нанял больше людей. Если бы я только просто доверилась Брайану и оставила все, как есть.

У меня начинает болеть голова.

Рука Блейка тяжелая лежит у меня на животе. Я аккуратно высвобождаюсь из-под нее. Тихо, шарю рукой по тумбочке, нахожу будильник и нажимаю на кнопку, он начинает светиться. Два часа ночи!

Я сажусь и сжимаю пульсирующие виски. Господи, как я хочу, хотя бы на одну минуту забыться от этого настойчивого чувства вины и боли. Молча, я встаю с кровати и иду в сторону комнаты Сораба. Долгое время я просто стою у входа, глядя на пустую кроватку. Сердце очень громко стучит у меня в груди. С тех пор, как Сораба похитили, я не осмеливалась зайти в детскую. Я почти боюсь этого места. Я сжимаю губы, и бросаю взгляд на стены, с изображением пушистых облаков и звезд.

Мой взгляд падает на его игрушки, и глаза наполняются слезами. Я закрываю рот рукой и быстро перемещаю глаза к стойке с компакт-дисками, где все его детские стихи — Моцарт. Я купила диски с композициями Моцарта для него, потому что где-то прочитала, что прослушивание Моцарта делает ребенка более умным. Господи, какими глупостями я была занята. Рыдания подступают к горлу.

Будь смелой, будь храброй, говорю я себе, и закрываю глаза. Но сразу же разные воспоминания начинают кружиться в голове.

Я отчетливо вижу, словно это было вчера, как мы сидим за столом с Билли в нашей маленькой кухне. В тот день, когда я отправилась в банк для получения кредита, и Блейк поджидал меня там. Я помню наш деревянный стол. Виктория предупреждала меня. Но я не послушалась. Я так любила, так безумно его любила, что готова была принимать любые крохи со стола Блейка, и не видела опасность. Я водила пальцами по царапинам на столе и наивно сказала Билли, что ничего плохого не произойдет. Я сказала, что она не будет мстить, несмотря на то, что я взяла у нее деньги и забрала ее мужчину. Конечно, она не собиралась с этим мириться.

Я была такой глупой, такой невероятно глупой.

Такой невероятно наивной.

Я трясу головой, отгоняя чувство вины, и еще глубже погружаюсь в свои мысли. Будь мужественной, Лана, будь храброй. Я была уже храброй, поэтому и я совершила ошибки. Мне будут противостоять демоны, но я получу своего сына назад. Веруй. Веруй в себя. Мне плевать, чем мне придется пожертвовать, чтобы вернуть его. Уродливые, путающиеся мысли вторгается опять. Что, если Блейком? Что, если мне придется пожертвовать Блейком, чтобы вернуть Сораба?

Ты готова к этому?

Я подхожу к кроватке, дрожа от бесконечного холода, который пробирает меня до костей, и Sleepy Teddy смотрит на меня стеклянными глазами. В темноте его взгляд кажется зловещим, хотя я понимаю, что это всего лишь мое воображение. Конечно, на самом деле в нем нет ничего зловещего. Сораб очень любит его. Я беру игрушку и прижимаю к груди, и чувствую запах своего сына, который настолько сильный, как будто он находится в моих руках. Резкая боль пронзает грудь от потери, и я чуть не начинаю рыдать в полный голос. Боль настолько велика, что я отбрасываю Sleepy Teddy, и развернувшись, ничего не видя перед собой, выбегаю из детской.

Мои ноги беззвучно ступают по ковру, горло начинает саднить от невыплаканных слез. Я хочу рыдать, кричать и выть. Будет ли от этого хоть какое-то освобождение, но как я могу? Ночью? Я хотела уехать в какое-нибудь пустынное место, и там кричать, и рыдать, и выть. Но как только я выйду за входную дверь, Брайан или один из телохранителей последуют за мной.

Я останавливаюсь у входа в нашу спальню и смотрю на Блейка. Он выглядит очень бледным спящим в этой темноте. У меня такое чувство, будто я потеряла все. Мне становится настолько страшно. Мне необходимо услышать, как он с рыком произносит мое имя. Недолго думая, я покачиваясь, словно цветок в короне Офелии, направляюсь к нему, к его теплому телу. Остановившись у края кровати, я смотрю на него сверху вниз, проходясь взглядом по таким знакомым взъерошенным волосам, расслабленным мышцам, гладкой и поблескивающей коже. Он невероятно сексуальный. Но я не мокрая от желания, но я хочу быть мокрой от желания снова.

Осторожно, я поднимаю одеяло и заползаю на кровать, ложась рядом с великолепным мужем. Его запах наполнен солнцем и чем-то пьянящим. Я беру его мягкий пенис в рот. Медленно и нежно, начинаю сосать его, у него приятный вкус.

Мои собственные соки начинают собираться между ног.

Он стонет во сне, двигается кадык, я увеличиваю давление ртом. Член увеличивается, становясь толще и больше. Руки Блейка опускаются мне на плечи, я не поднимаю глаз на него. Я просто продолжаю сосать, он сильнее сжимает мне плечи, и вдруг тянет меня вверх, чтобы увидеть мое лицо.

— Позвольте мне закончить, — говорю я, уже оседлав его бедра.

Я быстро перемещаюсь, и моя киска мокрая и готовая, трется о короткие шелковистые волоски на его бедрах. Он молча приподнимает меня вверх, удерживая, над головкой своего члена. Я опускаюсь на него, чувствуя тепло его тела внутри себя. Медленно, влагалище растягивается и сжимается вокруг пульсирующей эрекции. Он разводит мои ноги еще дальше и устанавливает их на уровне бедер, мой клитор упирается в его паховую кость. Он трется ее, и я чувствую напряжение в своем животе, бедрах и киске, переходящие в вибрации. Мои нервы на пределе, и скоро я теряюсь в красном тумане забвения, который взрывается у меня в мозгу.

Он удерживает меня за талию и толкается, крутя бедрами. Я закрываю глаза, пусть мое тело будет сосудом для его удовлетворения. И какое-то мгновение я ощущаю себя просто телом, всего лишь телом, которое трахают. Это обычная физиологическая реакция организма, необходимая. Но я чувствую каплю, скатившуюся по щеке, наверное, это пот Блейка, но, когда очередная капля падает мне на лоб, я понимаю, что это слезы. И я понимаю, что это уже не физиологическая реакция, почувствовав перемены во мне, он перестает двигаться.

— Прости, — шепчет он, слова с трудом выходят из его рта.

Я обнимаю его мокрое лицо руками.

— Все нормально. Нам трудно наслаждаться друг другом, пока его нет с нами.

— Поверь мне, я верну его, — говорит он. Его слова похожи на заклинание в ночи.

Я быстро киваю, мои глаза снова наполняются слезами. Он запускает один палец в мои волосы. Действие необычно. Ласковое. Мы потеряли нашу страсть. Мы стали жалкими существами. Я смотрю на него с грустью. Возможно, мы потеряли слишком много, что уже невозможно восстановить.

Теперь я понимаю, почему так много пар, потерявшие ребенка расходятся. Просто уже ничего нельзя исправить… естественный инстинкт отвернуться друг от друга и разорвать друг друга на куски, чтобы не осталось ничего живого, способного напоминать вам о ужасной и страшной потери.

— Я найду его, даже если это последнее, что я сделаю в этой жизни, — обещает он.

— Я знаю. Я знаю, что ты сделаешь это, — и в этот момент я даже не думаю, что смогу пожертвовать им ради своего сына. Потому что я не смогу этого сделать.

В голове всплывают слова Билли.

— Если бы Блейк и Сораб тонули, и ты могла бы спасти только одного человека, кого бы ты выбрала?

— Я не буду отвечать. Ты злая ведьма, Билли.

И она злобно оскалилась.

Но сейчас выбор за мной. Я хочу, всем своим сердцем выбрать Блейка, но я не могу. Я просто не смогу. Господи, я совершила ошибку, больше думая о своем собственном удовольствии, нежели о безопасности и благополучии Сораба. Я выучила этот урок. На этот раз я не буду думать о себе. Я буду делать то, что всегда делала — на первое место ставя тех, кого действительно очень люблю.

 

 

Блейк Лоу Баррингтон

 

Лана издает ужасный звук, словно последний хрип умирающего животного. Я оборачиваюсь к ней и крепко обнимаю ее руками, и чувствую, как ее открытый рот вжимается в мою грудь. Ее учащенное дыхание и странные звуки, словно вода, просачиваются под мою кожу и замораживают мое сердце. Да, Виктория нанесла эффектный удар.

— Я его верну. Неважно, какой ценой, — повторяю громко. В темноте мой голос насмехается надо мной своей задиристой пустотой.

— Я знаю это, — говорит она печально.

В течение нескольких часов мы лежим без сна. Молча, просто прижавшись друг к другу. В четыре тридцать утра, я выключаю будильник и встаю. В пять утра я выхожу из дома, жаждуя получить любые новости о местонахождении моего сына.

 

 

17.

Лана Баррингтон

 

Я звоню Билли в восемь утра. Я не знаю, зачем я это делаю. Билли всегда спит допоздна, но я так хочу услышать ее голос. Она берет трубку совершенно сонная, конечно, я разбудила ее.

— Что? — спрашивает она в трубку, пытаясь скрыть, но все равно у нее слышится затаенное чувство паники, ожидая плохих новостей. От мысли, что она ожидает плохих новостей, я чувствую себя еще более напуганной. Слезы, заставшие в уголках глаз, начинают литься.

— Ничего не случилось. Я просто хотела спросить тебя кое-о-чем.

— О чем?

— Если Сораб и я тонули бы, кого бы ты выбрала?

— Я не стала бы выбирать, вы утонули бы вместе.

Я тупо смотрю в стену. Возможно, это самый правильный ответ. Почему я должна выбирать между мужем и сыном? Может стоит погибнуть всем, если будет такая необходимость.

— Хочешь, я приеду?

— Да, — всхлипываю я, положив трубку. Я превратилась в полную развалину. Я нахожусь в ужасном сумбуре. Я хочу, единственное, чтобы мой сын вернулся.

Телефон звонит почти сразу же как только я кладу трубку. Я смотрю на экран с удивлением, рыдания замирают в горле. Неизвестный номер, раздумаваю буквально секунду. Я не могу понять, откуда мне это известно, но я чувствую, что это она. Она решила позвонить мне. Мой большой палец нажимает на кнопку ответа.

— Привет.

— Ты приедешь ко мне?

— Конечно.

— Верни мне мои деньги.

— Когда?

— Когда у тебя будут они, естественно, — в ее голосе слышатся нотки веселья.

Дальше раздаются губки, она положила трубку. Я не теряю не минуты, звоню в банк, менеджер сразу же отвечает.

— Мне необходима эта сумма прямо сейчас, — говорю ему.

Он пытается мне объяснить то, что делает с каждым, кто хочет снять огромные суммы наличных, начинает передо мной оправдываться, почему в ближайший час я не смогу получить их. Сегодня явно не его день, и он выбрал не ту женщину. Бесстрастным, голосом, который использует мать Блейка, когда хочет кого-то уничтожить, унизить и раздавить, я объясняю ему, кто он есть на самом деле — идиот марионетка, осуществляющий политику, которая на самом деле является неправильной и безнравственной.

— Слушай, ты бесхребетный неудачник, это мои чертовы деньги, и я черт побери хочу снять их, тогда, когда мне нужно, или я закрою полностью счет в вашем убогом маленьком банке. У тебя есть двадцать минут, бл*дь!

Я звоню Билли и говорю ей, чтобы она не приезжала.

— Почему? — требует она ответа.

— Мне позвонила Виктория. Я собираюсь навестить ее.

На противоположном конце провода наступает потрясенная тишина.

— Блейк знает?

— Нет, я не говорила ему. Пока, во всяком случае. Это касается ее и меня. Она попросила вернуть ей деньги. И я сделаю именно это.

— Ты что, охренела? Эта сумасшедшая сучка, вероятно, хочет заставить тебя оплатить похитителя или что-нибудь еще.

— Может быть, — уступаю я. — Но Виктории не нужны мои деньги, чтобы расплатиться с похитителями. Она хочет увидеть меня по другой причине.

— Да, чтобы позлорадствовать.

— Я предоставлю ей это удовольствие.

— Не ходи, Лана. Ты только сделаешь все хуже.

— Я не буду спорить с тобой, Билли. Мне нужно встретиться с ней лицом к лицу. Если она захочет, чтобы я просила и умоляла то, я буду это делать. Я хочу вернуть своего сына.

— Даже умоляя ты не получишь своего сына назад.

— Хватит, Билли. Я все равно пойду к ней, и никто не сможет меня остановить.

К несчастью, Билли вешает трубку.

Я тоже отключаюсь, наполненная и уверенная в своей решимости. Дело в том, что я могу казаться наивный, кто-то может даже называть меня глупой, но никто не может знать, что я готова отдать свою жизнь за своего сына. Через мгновение я думаю. Т<