Глава 15. Настоящие богатства

Любимый Ошо,

Когда я расслабляюсь и обращаюсь вовнутрь, приходит мгновение, когда я либо становлюсь остро осознан, будучи в то же время совершенно расслабленным, как будто меня нет, либо засыпаю. Я не знаю, что вызывает первое состояние вместо второго. Не мог бы ты объяснить?

 

Состояние, в котором ты расслаблен и становишься остро пробужденным, приближает тебя к сверхсознательному. А состояние, в котором ты расслаблен, но падаешь в мирный сон, ведет тебя к бессознательному уму. Несомненно, первое состояние гораздо выше второго, но и второе может быть тебе необходимо; иначе не происходило бы первого.

Помни один принцип: что бы ни происходило, это зачем-то нужно, понимаешь ты это или нет. Они выглядят совершенно разными, - не только разными, но и диаметрально противоположными, - но могут помогать друг другу. Когда ты усталый, расслабление приведет тебя в спокойный и мирный сон, который обновит, оживит тебя, снова принесет энергию. Это здоровье; в этом нет ничего плохого. Это даст тебе хорошее самочувствие, которое может подготовить почву для первого состояния. Ты полностью оживлен, обновлен, полон энергии, ты расслабляешься - но энергии столько, что ты не можешь спать.

Чтобы заснуть, ты должен быть усталым, истощенным, но если энергии так много, сон невозможен - и именно тогда случается первое состояние, острая осознанность.

Они кажутся противоположными, но только интеллектуально - в реальности они поддерживают друг друга. Когда ты остро пробужден, ты потребляешь огромное количество энергии, больше, чем обычно в своем так называемом пробужденном состоянии. Естественно, тебе понадобится более глубокий, спокойный и тихий сон, чем обычно, без всякого шума, чтобы ты мог пополнить энергию, истраченную на то, чтобы быть остро бдительным.

Это точно как две руки; обе они твои. Поэтому, что бы ни случилось, наслаждайся этим. В это мгновение ты нуждаешься именно в этом; не пытайся этого изменить. Именно так начинаются проблемы: ты начинаешь думать, что быть остро осознанным лучше, так почему бы не быть остро осознанным все время? Ты не можешь этого сделать. Тебе понадобятся периоды глубокого отдыха.

Поэтому не вмешивайся. Расслабься. Продолжай упражнение, которое ты делаешь, и что бы ни случилось, наслаждайся этим, потому что, наверное, это именно то, что нужно.

 

Любимый Ошо,

Я впервые зол на своих родителей. Они простые люди, и я говорю себе, что не их вина, что у них нет понимания Ошо. Но мой гнев находится в таком конфликте с любовью, что это больно. Я так зол, когда это пишу, что не могу даже сформулировать вопрос. Не будешь ли ты так добр, мне помочь?

 

Каждый ребенок разозлился бы, если бы понял, что с ним сделали бедные родители - неумышленно, бессознательно. Все их усилия были направлены на благо ребенка. У них добрые намерения, но их сознательность равна нулю. А добрые намерения в руках бессознательных людей опасны; они не могут принести ожидаемого результата. Они могут создать прямо противоположный результат.

Каждый родитель пытается привести в мир прекрасного ребенка, но если посмотреть на мир, он кажется сиротским приютом. Никаких родителей вообще нет. Фактически, если бы он и был сиротским приютом, это было бы лучше, потому что, по крайней мере, ты был бы самим собой и тебя не переделывали бы никакие родители.

Поэтому этот гнев естествен, но бесполезен. Если ты в гневе, это не поможет твоим родителям и повредит тебе.

Говорят, что Гаутама Будда сказал очень странные слова. В гневе ты наказываешь себя за проступок кого-то другого. Это кажется очень странным, когда ты впервые слышишь эти слова: в гневе ты наказываешь себя за проступок кого-то другого.

Твои родители что-то сделали двадцать лет назад, тридцать лет назад, а ты злишься сейчас. Твой гнев никому не поможет; он просто создаст в тебе больше ран. И со мной, возле меня... Я пытаюсь объяснить весь механизм того, как воспитываются дети, чтобы у тебя было больше понимания того, что все случившееся должно было случиться. Твои родители были обусловлены своими родителями. Ты не можешь найти, кто действительно ответствен, чтобы с этого начать. Это передавалось от поколения к поколению.

Твои родители сделали с тобой точно то, что сделали с ними. Они были жертвами. Ты почувствуешь сострадание к ним и радость, потому что не повторишь то же самое в своей жизни. Если ты решишь иметь детей, тебе будет радостно оттого, что ты разрушишь порочный круг, что ты выпрыгнешь из шеренги, восходящей в самое начало и кончающейся тобой, что ты можешь стать тупиком. Ты не сделаешь этого со своими детьми или с детьми кого-то другого.

Ты должен чувствовать, что тебе повезло, что у тебя есть мастер, чтобы объяснить тебе, что происходит между родителями и детьми - сложное воспитание, добрые намерения, плохие результаты, где каждый хочет сделать как лучше, а мир продолжает становиться хуже и хуже.

Твоим родителям не посчастливилось иметь мастера - а ты злишься на них. Ты должен чувствовать доброту, сострадание, любовь. Что бы они ни сделали, они сделали это бессознательно. Они не могли никак по-другому. Они испытали на тебе все, что умели. Они были несчастны и создали в мире еще одно несчастное существо.

У них не было ясности о том, что они несчастны. У тебя достаточно ясности, чтобы понять, почему человек становится несчастным. И как только ты понимаешь, как создается несчастье, ты можешь избежать причинения его кому-то другому.

Но посочувствуй своим родителям. Они тяжело работали; они сделали все, что только могли, не имея понятия о том, как работает психология. Вместо того чтобы учить их быть матерью или отцом, их учили быть христианином, марксистом, портным, водопроводчиком, философом - все эти вещи хороши и необходимы, но самого важного не хватает. Если они собираются производить детей, самым важным учением должно быть - как быть матерью, как быть отцом.

Это принимают как должное: просто родив, ты узнаешь, как быть матерью, как быть отцом. Да, что касается рождения ребенка... это биологическое действие, для него тебе не нужно психологической подготовки. Животные прекрасно с этим справляются, птицы прекрасно с этим справляются, деревья прекрасно с этим справляются. Но родить ребенка биологически - это одно, а быть матерью или отцом - совершенно другое. Это требует огромного образования, потому что ты создаешь человеческое существо.

Животные ничего не создают, они просто клонируются. И теперь наука пришла к той точке, что эти клоны действительно можно производить! Это очень опасная идея. Если мы создадим банки данных - а рано или поздно мы их создадим; как только возникает идея, она воплощается в реальность. Наукой доказано, что это на сто процентов возможно... никаких проблем.

Мы можем иметь в больницах банки мужских сперматозоидов и женских яйцеклеток. И мы можем создать в точности подобные сперматозоиды и яйцеклетки, и двое родившихся детей будут в точности похожи. Один ребенок будет выпущен в мир; другой будет расти в холодильнике, бессознательный, но его части тела будут точно такими же, что и у другого. И если с первым человеком случится несчастный случай, и он потеряет ногу или почку, или ему необходима будет хирургическая операция, нет проблем: его клон ждет в больнице. У клона можно вынуть почку - он растет точно с такой же скоростью, только он бессознателен, - и она будет точно такой же, что и почка, которую он потерял. Ее можно заменить.

Этот клон будет всегда доступен, чтобы заменять любые запчасти - даже мозг. Ты можешь впасть в кому, или у тебя может остановиться сердце... После остановки сердца мозг может жить еще четыре минуты - не больше. Если за эти четыре минуты установить новый мозг, новое сердце, ты вообще не почувствуешь, что что-то изменилось, что с тобой что-то вообще произошло. Может быть, ты заснул, а теперь проснулся. Ты никогда не узнаешь, что твой мозг заменен, что твое сердце заменено.

Идея клонирования кажется великим прорывом медицины, но она также и опасна - опасна в том смысле, что человек становится машиной с заменяемыми запчастями, как и любая другая машина. Когда что-то ломается, эту часть заменяют. И если любую часть можно будет заменять, человек будут падать дальше и дальше от духовного роста, потому что начнет думать о себе как о машине. Именно так думает половина мира, коммунистический мир, что человек - это машина.

Тебе повезло, что ты понимаешь ситуацию, в которой находятся твои родители. Они не сделали с тобой ничего особенного, они сделали бы то же самое с любым ребенком, родившимся у них. Они были на это запрограммированы. Они были беспомощны. А злиться на беспомощных людей просто неправильно. Это несправедливо, некрасиво и к тому же вредно для тебя самого.

Если твои родители не могут меня понять, тебе не стоит об этом беспокоиться. Меня не может понять весь мир. Твои родители - нормальные люди; они просто следуют за толпой, потому что так безопаснее. Ты выпал из толпы. Ты выбрал рискованный и опасный путь. Если они не хотят двигаться в опасный образ жизни, это их выбор; это не должно вызывать в тебе гнева.

Фактически ты можешь им помочь, только став настоящей индивидуальностью, о которой я говорю: более сознательным, более бдительным, более любящим. Видя тебя, они могут измениться. Когда они увидят, что ты так радикально изменился, это только заставит их подумать дважды: может быть, они неправы. Другого пути нет. Ты не можешь их интеллектуально убедить. Интеллектуально они могут спорить, а споры никого не меняют. Единственное, что меняет людей, это харизма, магнетизм, волшебство твоей индивидуальности. Тогда, все, чего ты касаешься, превращается в золото.

Поэтому вместо того, чтобы тратить время и энергию на гнев и борьбу с прошлым, которого больше не существует, вложи всю свою энергию в волшебство своей индивидуальности. И когда твои родители увидят тебя, их не смогут не тронуть качества, которые ты вырастил, качества, которые непроизвольно впечатляют: твоя свежесть, твое понимание, твоя безусловная любовь, твоя доброта, даже в такой ситуации, в которой уместнее был бы гнев.

Только эти вещи могут быть настоящими аргументами. Тебе не нужно говорить ни слова. Твои глаза, твое лицо, твои действия, твое поведение, твой отклик произведут в них перемену. Они начнут задумываться, что с тобой случилось, как это с тобой случилось - потому что каждый хочет иметь эти качества. Это настоящие богатства. Никто не богат настолько, чтобы позволить себе иметь качества, о которых я тебе говорю.

Итак, вложи всю энергию в то, чтобы трансформировать себя. Это тебе поможет, поможет и твоим родителям. Может быть, это запустит цепную реакцию. Может быть, у твоих родителей есть другие дети, есть друзья, и так далее, и так далее.

Это подобно тому, как если ты сидишь на берегу тихого озера и бросаешь в него небольшой камень. Камень такой маленький, что сначала он создает маленькие круги, но круг за кругом... они достигают дальних берегов, до самых пределов озера. И это только маленький камешек.

Мы живем в определенного рода ноосфере, новом психологическом озере, в котором все, что ты делаешь, создает вокруг тебя вибрации. Они касаются людей, достигают неизвестных источников.

Стоит только создать небольшую рябь индивидуальности, и она достигнет многих людей - и конечно, тех, кто ближе всех связан с тобой. Они первыми это увидят и поймут с великим благоговением. Они не поверят своим глазам, потому что все, что они знают о религии, это воскресная церковь, в которой ничего не происходит. Всю жизнь они ходили туда каждое воскресенье, но возвращались домой прежними.

Под именем религии они знают только Библию, Коран или Гиту, но они читают и читают их, и ничего не происходит, потому что они не знают одного - что ты живое существо, а книга мертва. И человек в церкви, произносящий проповедь, просто профессионал. Он подготовил проповедь по книгам и продолжает повторять одни и те же проповеди. Никто его не слушает, никто не улавливает его смысл. Он повторяет ту же проповедь, которую говорил два месяца назад. Никто не слушал тогда, и никто не слушает сейчас. И ты знаешь, что эта проповедь не изменит тебя, потому что эта проповедь не изменила самого проповедника. Наверное, он такой же обыденный, что и ты - может быть, еще более.

Я знал одного джайнского монаха, который был очень простым человеком, почти простаком. Он спросил меня:

- Сколько у тебя лекций?

- Это трудный вопрос, - сказал я. - Пока моя жизнь не закончится, я не узнаю.

Он сказал:

- А у меня только три: одна на десять минут, одна на двадцать минут и одна на тридцать, в зависимости от обстоятельств. Иногда на конференции дается только десять минут. У меня все готово: десятиминутная лекция. Если мне дают двадцать минут, у меня есть и двадцатиминутная. Если дают тридцать минут, есть тридцатиминутная. Более долгого времени быть не может, потому что никому не интересно так долго слушать. Людям нравится краткость.

Я сказал:

- Это великолепно. Ты нашел действительно потрясающую идею.

И он сказал:

- Это работает.

- А люди не знают, - спросил я.

- Мне никто ничего об этом не говорил, а я использовал эти лекции всю жизнь. Куда бы я ни пришел: в храмы, в колледжи, в университеты, где я должен выступать, - я спрашиваю: «На сколько минут? Десять, двадцать, тридцать?» Что бы они ни сказали, лекция готова. И я повторял эту лекцию столько раз, что теперь уже не нервничаю. Я могу повторить всю лекцию без запинки!

Думаешь ли ты, что слушание такого человека тебя трансформирует? - или кого-то другого? Но это делает каждый христианский миссионер.

Одним из самых известных, всемирно знаменитых христианских миссионеров был Стэнли Джонс. Он был моим большим другом, но однажды так рассердился, что вся дружба кончилась. Он был старик, друг Махатмы Ганди, и Махатма Ганди очень уважал его. Он приезжал в город, где я жил, и останавливался в доме одного из моих друзей. У него были напечатанные карточки - десять или двадцать карточек на каждую лекцию - и он раскладывал эти карточки на столе. Он начинал лекцию и продолжал менять карточки.

Он так разозлился на меня, когда я смешал его карточки! Он что-то говорил, а в карточке этого не было. Он просмотрел все карточки, но нужной не нашел. Я вынул эту карточку. И он сказал:

- Сегодня я плохо себя чувствую. Мне нехорошо, и я не буду выступать.

И он спросил хозяина:

- Кто это сделал?

- Твой друг, - ответил хозяин.

Стэнли Джонс очень рассердился. Он сказал:

- Ты мне друг или враг? Ты испортил мне всю лекцию!

- Иногда, - сказал я, - ты должен говорить из сердца, не из этих карточек. Я заглянул к тебе в чемодан; у тебя почти пятьдесят наборов этих карточек, и ты можешь повторять одни и те же речи. Думаешь ли ты, что это кому-то помогает? - эти мертвые карточки, которые ты повторял всю жизнь? И сегодня, только потому, что не хватило одной, и номера были перепутаны, ты потерял лицо, потерял свою цельность. Ты был почти в состоянии безумия. И что, по-твоему, подумали люди, пришедшие тебя слушать?

Он написал много книг. Я просмотрел эти книги: он пишет хорошо, красиво, но все это украдено. Нет ничего его собственного. Нет никакого его собственного опыта. Пока нечто не становится твоим собственным опытом, это ни на кого не произведет впечатления.

Поэтому чувствуй себя блаженным. Здесь у тебя есть шанс быть полностью трансформированным. И помоги своим бедным родителям, потому что у них не было такого шанса; пусть тебе будет их жаль.

 

Любимый Ошо,

Часто, когда я сижу с тобой, или когда я только что проснулся утром, я в очень молчаливом состоянии. У меня внутри словно мерцает тайная улыбка. И с нею осознание того, что проблем не существует, и это состояние доступно всегда. Я наблюдаю, как ум всплывает на поверхность с мыслями, и на несколько прекрасных мгновений мне очень легко не вовлекаться в него. Но затем, когда лекция кончается, или я начинаю какую-то деятельность, кажется, я совершенно теряю сознательность и не способен остановить инерцию своего ума и своего действия. Остается лишь ноющая память о молчании, и снова ощущение неуравновешенности и того, что чего-то не хватает. Пожалуйста, прокомментируй.

 

Не стоит беспокоиться - и не будь жадным! С тобой происходит так много. Если, когда ты слушаешь меня, на тебя нисходит молчание, и мысли исчезают, и ты чувствуешь центр, новое состояние, и чувствуешь также, что это состояние доступно всегда... это правда. В то мгновение, когда ты чувствуешь свой центр, частью этого опыта является чувство, что этот центр доступен всегда. Это часть опыта, существенная часть; поэтому она так весома.

Или, когда ты просыпаешься утром, и твой ум молчалив... и теперь, когда ты осознаешь молчание, ты можешь его узнать. Каждый просыпается утром с молчаливым умом, но это продолжается лишь несколько секунд. И даже в эти несколько секунд человек не осознает, что в нем нет мыслей, потому что у него нет этого вкуса, нет никакого предыдущего опыта этого. И вот эти два или три мгновения проходят - а они самые важные во всем твоем двадцатичетырехчасовом дне.

Но поскольку ты переживаешь это на утренней лекции и вечерней лекции, дважды - много часов сохраняется это состояние, молчание - у тебя есть определенный опыт. Ты чувствуешь это, когда просыпаешься; вскоре ты почувствуешь молчание засыпая - но это немного труднее. Именно поэтому сначала ты чувствуешь это после пробуждения, потому что пробуждение подразумевает, что ум вычистил много мусора во снах, и ему было позволено отдохнуть. И теперь, когда ты выходишь из отдыха, молчание узнать легко. И этих мгновений станет больше и больше. Затем снова лекция; снова ты... это продолжается без перерыва.

Вскоре это станет и началом ночи. Это происходит и когда ты засыпаешь. Прежде чем ты заснешь, ум останавливается на две или три секунды, чтобы мог утвердиться сон. Если ум продолжается, сон не может утвердиться. Но поскольку ты выходишь из мира ума - целый день ум шумел, - ты можешь этого не узнать. Но вскоре ты это узнаешь.

Твоя проблема в том, что после лекции, когда ты начинаешь работать, внезапно ты падаешь в бессознательность. Это естественно. Поначалу ты не можешь оставаться таким же сознательным, таким же молчаливым. Фактически, из-за того, что ты в молчании два часа утром и два часа вечером, внутри идет четырехчасовая тарабарщина ума, потому что она должна выйти наружу.

Итак, не беспокойся. Это естественно, это восстанавливает равновесие. Прими это. Мало-помалу, когда будет собираться меньше и меньше тарабарщины, даже в работе ты начнешь находить промежутки молчания. И придет время, когда молчание станет опытом всех двадцати четырех часов. Когда ты хочешь для чего-то использовать ум, ты используешь его. Если ты не хочешь его использовать, тогда он остается в молчании. Он не работает автономно, как это бывает обычно.

Но чувствовать молчаливое, прекрасное состояние внутри четыре часа - это больше, чем человек может просить, - и это приходит и в другие мгновения. Просыпаясь, ты находишь его; вскоре ты найдешь его и засыпая. И тогда в другие мгновения, во время работы, это придет без всякого предупреждения. Внезапно ты просыпаешься: есть молчание, и ум бездействует. Не беспокойся. В это время человек тоже начинает побаиваться: если ум остановится полностью, что тогда?

Один из профессоров, с которым мы вместе работали, захотел научиться медитации. Там у меня была небольшая школа медитации. Он принял участие в медитации, но в первый раз, когда он пережил молчание, он просто выскочил из небольшого храма, в котором мы сидели, и убежал! Я не мог понять, что случилось. Мне пришлось его догонять. Он оглядывался на меня, и когда видел, что я следую за ним, бежал быстрее. Я подумал: «В этом что-то есть. Что случилось с этим человеком?»

Я закричал:

- Обожди, Нитьянанда! - его звали Нитьянанда Чаттерджи, - обожди минуту!

Он махнул рукой, - «с меня довольно!» - и сказал:

- Не хочу медитировать. Ты опасный человек! В конце концов, я поймал его, когда он уже заходил в свой дом. Теперь бежать ему было некуда. Я сказал:

- Лучше расскажи мне, что случилось.

- Не знаю, что ты сделал, - сказал он, - но я вошел в такое молчание... а ты меня знаешь, я болтаю, как радио... - К тому же, его звали Чаттерджи. Он был бенгалец...

- Я начинаю говорить утром и продолжаю, пока не засну... почти на середине предложения - я постоянно говорю. Это удерживает меня занятым, ничем не обеспокоенным, без всяких проблем. Я знаю, что проблемы есть, но говоря с кем-то... если никого нет, я говорю один.

А там, сидя с тобой, внезапно я перестал говорить. Я был пуст. И я подумал: «Боже мой, я схожу с ума! Если это будет продолжаться двадцать четыре часа, со мной все кончено. Нитьянанда Чаттерджи, - сказал я, - твоя жизнь кончена. Если ум не вернется снова... прежде чем это молчание зашло слишком далеко, беги отсюда. И зачем эти тридцать, сорок человек сидят с закрытыми глазами? - но это их проблема. Каждый должен заботиться о себе». И я убежал.

- Не беспокойся, - сказал я. - Молчание - это не что-то такое, что разрушает твой ум; оно просто помогает уму отдохнуть. И с тобой это произошло так легко, потому что ты болтун; ум устал. Обычно этого не происходит так легко. Эти другие люди продолжают сидеть. Уму не так легко утихнуть, когда ты в первый раз садишься медитировать.

Всю жизнь ты так напрягаешь свой ум, что люди тебя боятся. Твоя жена боится, твои дети боятся. Профессора в университете боятся. Если ты садишься в общей комнате, общая комната пустеет; все из нее разбегаются. Это из-за чрезмерного использования ума. Это механизм, и ему необходим некоторый отдых.

Ученые говорят, что даже металлы устают; им тоже нужен отдых. Ум - это очень изощренное явление, самое изощренное во всей вселенной, и ты использовал его так много, что, найдя малейший шанс быть молчаливым, он тут же стал молчаливым. Ты должен радоваться.

- Но он начнется снова или нет? - сказал он.

- Начнется, когда захочешь, - сказал я.

- Я так испугался, что если он не начнется снова... «Тогда, Нитьянанда Чаттерджи, твоя жизнь кончена. Ты окажешься в сумасшедшем доме. Зачем, прежде всего, ты спросил этого человека о медитации?»

И я сказал:

- Я тоже спрашивал себя, почему ты захотел медитировать.

- Я просто говорил об этом, точно так же, как говорю обо всем, - и ты в меня вцепился. Ты сказал: «Все в полном порядке. Идем в мою машину». Я никогда не хотел... Я говорю обо всем - знаю я это или нет, неважно. Я могу говорить часами. Только потому, что ты сидел в общей комнате, и больше никого не было, я подумал: «Какую бы выбрать тему?» Увидев тебя, я подумал: «Медитация - это единственная тема, на которую ему будет интересно поговорить», вот я и заговорил о ней. А ты схватил меня и затащил в машину.

И я подумал: «Какой от этого будет вред? Мой дом всего в нескольких минутах ходьбы от твоего, и хорошо доехать до него на машине. А по пути я буду говорить». И так я оказался в ловушке, потому что я не смог повернуть назад. Ты затолкал меня в храм, где сидели эти сорок человек, и мне тоже пришлось сесть. Я хотел бежать с самого начала. Я никогда не хотел медитировать, потому что не хочу вовлекаться ни во что, если не знаю, куда это ведет.

И как только я сел, все стало молчаливым. Я открыл глаза, огляделся вокруг, и все сидели с закрытыми глазами, в молчании. Я подумал: «Вот правильное время для побега». Но ты такой человек, от которого так просто не убежишь. Вся улица видела, что я убегаю, а ты за мной гонишься. И я подумал: «Я не остановлюсь». Я просто очень испугался. Я боюсь молчания. Говорить очень приятно.

Я сказал:

- Тебе повезло, потому что ты так много говорил, что твой ум готов расслабиться. Не упускай эту возможность. И не бойся. Разве ты не видишь меня? - я могу говорить. Ты сможешь говорить, когда захочешь. Прямо сейчас это не в твоей власти; это просто продолжается само собой. Ты - просто граммофон, а молчание сделает тебя хозяином положения.

- Ладно, - сказал он, - если ты обещаешь, я тебе верю и буду приходить каждый день. Но помни, я не хочу лишиться ума. У меня дети, жена, старые родители.

- Не волнуйся, - сказал я. - Ты не лишишься ума. И вы удивитесь: этот человек прогрессировал в медитации лучше всех остальных. Это навело меня на идею о специальной медитации, и я начал новую технику, Джиббериш.

Она не была абсолютно новой, но никто раньше не использовал ее как средство для медитации стольких людей.

В Индии у нас были медитационные лагеря, в которых днем проводилась стадия джиббериша, и каждый говорил все, что хотел, - тысяча человек вместе. Это не было разговором, потому что ты говоришь не с кем-то, а просто так.

Это было редким опытом - потому что я был единственным слушателем того, что говорили все эти люди? Однажды человек напротив меня звонил по телефону, на самом деле говорил по телефону. И я слышал: «Алло, алло». Все смотрели:

«Что ты делаешь?» Он вел международные разговоры, без всякого телефона, без ничего. Он был бизнесменом, и просто привычка... Но для людей этот опыт был огромным расслаблением. После часа говорения ерунды...

Один из моих близких саньясинов... с ним случилось так, что, просто говоря и крича, он подошел и стал толкать машину, в которой я приехал. Она стояла на склоне. Он был человеком очень здравого рассудка, но стал толкать машину и все время говорил очень плохо о Джайянтибхаи, которому принадлежала машина, говорил, что столкнет ее в канаву. Они были друзьями - но что-то, наверное, было не окончено у него в уме. Какие-то люди встали и помешали ему. Из-за того, что ему помешали, он залез на дерево... он не был сумасшедшим! Он стал раскачивать ветви дерева так сильно, что они ломались, и падали на всю группу, сидящую под ним. И все это время он кричал на Джайянтибхаи.

С трудом его заставили слезть. И никто никогда не думал, что этот человек способен на что-то подобное.

Через час все кончилось, и он пришел в полное молчание - более глубокое, чем у кого-либо другого.

Я спросил его:

- Как ты себя чувствуешь?

- Я в более глубоком расслаблении, чем когда-либо во всей моей жизни, - ответил он. - Хотя я и делал глупые вещи... но ты позволил нам делать все, что нам хочется, и я чувствую большое облегчение. Большой груз с меня сброшен, и я очень люблю Джайянтибхаи. Весь гнев прошел.

Этот лагерь длился пять или семь дней, и этот человек с телефоном семь дней продолжал говорить «алло» и был очень серьезен. Как только начиналась медитация, он начинал звонить и, без сомнений, что-то слушал, отвечал, принимал решения о бизнесе. «Вложите эти деньги сюда, сделайте то-то и то-то, купите это. Сейчас лучше всего это купить. Цены растут». И так серьезно, что в последний день я спросил его:

- Как ты себя чувствуешь?

- Мне самому интересно... - сказал он, - это странная медитация. Я не сумасшедший, и я знаю, что никакого телефона нет, просто мне приходит такая мысль. И ты сказал: «Ты должен это позволить». А после этого я много часов чувствую себя абсолютно молчаливым, радостным. Великое бремя...

Наверное, это было его ежедневным делом, и ему его недоставало.

Джиббериш никогда не использовали в группах, но само слово «джиббериш» происходит от имени суфийского мистика Джаббара. Он всегда говорил бессмыслицу. Ты спрашиваешь о луне, а он говорит о солнце; он никогда не отвечал на вопрос, который ему задавали. Он придумывал собственные слова.

И из-за его имени, Джаббар, пришло в существование это слово, джиббериш; это язык Джаббара. Он был одним из просветленных суфийских мастеров. Он использовал джиббериш ради других; иначе он оставался в молчании. Если никто не приходил, он молчал много дней. Если кто-то приходил и что-то говорил ему, этот человек тем самым давал ему повод. Тогда он говорил что угодно - предложения без смысла, слова без смысла. Из того, что он говорил, нельзя было ничего понять.

Ученики много раз спрашивали Джаббара:

- Почему ты говоришь все эти вещи? - обычно ты молчишь. Мало того, что люди смеются над тобой; мы тоже смущаемся, потому что мы твои ученики. Они думают, что мы идиоты: чему можно научиться у такого человека?

Только ученикам он говорил:

- Вы знаете, что эти люди приходят с напрасными вопросами. Они не намереваются понять или измениться, и мой джиббериш прекращает их посещения, и я могу работать с вами в молчании. Хорошо это и для моего ума, потому что большую часть времени я в молчании. Это хорошо, это просто упражнение для ума: если он нужен, я могу его использовать. Поэтому, просто чтобы проверить, по-прежнему ли он работает, я использую весь этот джиббериш.

И я сказал Нитьянанде Чаттерджи:

- Не волнуйся. Ты проделал столько джиббериша, что без сомнений достигнешь глубокого молчания.

И он стал очень молчаливым. Весь университет был потрясен. Никто не мог поверить, что я с ним сделал. Теперь люди к нему подходили и хотели, чтобы он с ними поговорил, но он говорил:

- Нет, хватит. Когда я говорил, вы все убегали. С меня довольно. Теперь оставьте меня в покое.

Ему предложили повышение, но он отказался и вышел на пенсию, чтобы его жене и детям было на что жить, а он мог продолжать свое молчание. Я увидел его снова через десять лет. Он стал совершенно новым человеком, таким свежим и молодым, как если бутон раскрывается и становится розой - с такой же свежестью. И он не говорил; он приходил и сидел часами, и никаких разговоров не было.

Таким образом, что бы ни происходило, позволь этому происходить. Уму привычно определенное количество внутреннего разговора. Поскольку эти четыре часа лекции выпадают, как только он находит возможность, то немедленно на нее набрасывается, и тогда он не просто ходит, но быстро бегает. Позволь это ему. Это не вредно, и вскоре он привыкнет.

Ум - это только механизм, он может говорить, он может молчать. Единственная проблема в том, что он не должен быть хозяином, он должен быть слугой. В качестве слуги он великолепен; в качестве хозяина он опасен. Его хозяином должен быть ты.

____

Игра слов: chatter - болтовня; -джи - окончание имени сикха; Бенгал - сикхская провинция.

Gibberish, англ. - тарабарщина.