Конструкт исследования

Региональная этнократия как этнополитическая реальность возможна лишь при ее легализации и легитимации. Легальность региональной этнократии состоит в ее юридическом обосновании, а легитимность – в «признании» ее необходимости со стороны титульного этноса. Легитимация региональной этнократии представляет собой процесс ее «объяснения», «оправдания» и «признания». Легитимация региональной этнократии осуществляется в результате ее смысловой объективации, которая имеет два аспекта: когнитивный и нормативный. Легитимация, «объясняя» институциональный порядок этнократии, придает ей когнитивную обоснованность. Легитимация, «оправдывая» этот порядок, придает нормативный характер его практическим императивам. Поэтому легитимация – это не только вопрос «ценностей», она включает также и «знание», причем «знание» в легитимации этнократии всегда предшествует «ценностям». На основе «знаний» и «ценностей» формируется «признание» как установка на поддержку и солидарность, вплоть до идентификации с этнократическим режимом.

Легитимация региональной этнократии в этом смысле происходит на основе формирования символического универсума, целостной «картины этнополитического мира», которая охватывает как теоретические знания, так и знания, вытекающие из повседневного опыта, и содержит не только сознательное, но и бессознательное на уровне этнокультурных архетипов.

Легитимация региональной этнократии осуществляется в определенном семантическом пространстве, смысловые значения которого могут изменяться. Эти изменения происходят, как правило, под воздействием господствующих этнополитических элит, которые, обладая символическим капиталом власти, задают определенный способ восприятия людьми социально-полити­чес­кой действительности и поведения в ней. Тем самым в символическом пространстве этнократии формируются легитимизирующие ее конструкты когнитивного и ценностного содержания. Если этничность предрасположена для восприятия этих конструктов, то они приобретают характер ментальных структур.

В качестве таких конструктов выступают, как правило, метафоры «единой семьи», «священной земли», «родины», которые вполне коррелируются с ментальными представлениями об «общности» этнического происхождения. При этом общее происхождение может быть реальным фактом, а может и не быть: здесь важна вера, а не «реальность» этногенетического наследия. Поэтому этнократия, используя «метафору единой семьи», не просто манипулирует массовым этническим сознанием, а мобилизует определенные структуры этничности в целях собственной легитимации.

Большую роль в легитимации региональной этнократии играют ментально-исторические представления, которые, связывая этническую общность воедино, далеко не всегда являются почерпнутыми из документальных источников. Речь идет об этнопамяти, нередко имеющей мало общего с историей нормативной. Эти представления, передающиеся из поколения в поколение и существующие в виде легенд и мифов, крайне тенденциозны в трактовке и оценке тех или иных событий. Входя в структуру этничности, они героизируют свой этнос, тогда как другие этнические общности часто рисуются порочными, злобными и агрессивными. Но в рамках этничности эти легенды и мифы истолковываются, как правило, в качестве принятой от предыдущих поколений мудрости. В исторической этнопамяти особое место занимают, с одной стороны, представления о «золотом веке» (периоде независимого существования), а с другой – оценки событий, связанных с инкорпорацией этнической родины в состав многонационального государства, и особенно последующих за этим фактов этнической дискриминации.

Этничность склонна воспринимать историю не как «формирующуюся сознанием», а как «настоящую» реальность. Поэтому для легитимации региональной этнократии «научная» история не подходит. Для этой цели нужна «виртуальная реальность истории», мифологизированной и редуцированной «до ситуации, когда народ целиком ужасается, ликует или сплачивается вокруг героев». В такой истории именно «нации и выступают настоящими героями, совершающими сообразные их статусу поступки и испытывающими настоящие глубокие чувства, т.е. личностями, наделенными соответствующими характерами».

Метафора «единой семьи» и исторические представления об общности этнического происхождения являются важным средством ментальной легитимации региональной этнократии, прежде всего идентитарного типа. Эту же легитимационную функцию выполняют такие символико-этнические маркеры, как «родная земля» или «мать-земля» (территория); «родная речь» (язык); «правоверные» и «иноверцы» (религия).

Региональная этнократия элитарного типа нуждается в иной системе ментальной легитимации. Легитимность этой этнократии может носить только «частичный» характер, поскольку она базируется на конкуренции кланов, представляющих различные группы интересов. Поэтому легитимация элитарной этнократии в рамках этничности носит социально-рациональный характер. В силу этого степень легитимности элитарной этнократии определяется ее социальной эффективностью, т.е. тем, насколько результаты деятельности господствующего клана соответствуют ожиданиям всего этноса. В этом случае важным фактором легитимации выступает успех, особенно во взаимоотношениях с «чужими».

Большую роль в легитимации региональной элитарной этнократии играет также личность национального лидера. В ее процессе рациональная легитимация часто уступает место харизматической по мере превращения этого лидера в национально-региональный символ.

Немаловажную легитимационную роль играют время и традиция. Руководство стабильных региональных элитарных этнократий прилагает большие усилия к тому, чтобы факт длительности нахождения у власти того или иного клана, его освященность временем и традициями осознавалась всем этносом. Этой цели служат многочисленные этнополитические ритуалы, соответствующие символическим структурам этнической идентификации.

Идейным обоснованием региональной этнократии выступает этническая идеология. Этноидео­логия базируется в первую очередь на знаниях о тех процессах, кото­рые представляют интерес для этнообщности. Знания могут быть различными – научными, ложными, деформированными, односторонними (обобщающими только опыт прошлого), проблем­ными, неполными, ситуативными, отрывочными и т.д. Но с точки зре­ния этноидеологии – это не просто знания, без ко­торых ее существование невозможно представить, это – оценочные знания, препарированные интересами этнической общности, которые руководствуются ею. На содержание этнической идеологии мощное влияние оказывают религиозные ценности. Кроме того, в этнической идеологии, наряду с ценностями, тесно перепле­таются чувства и ожидания этнической общности.

Все это позволяет исследователям сделать вывод о том, что этническая идеология, с одной стороны, является важным фактором региональной этнической идентификации, формой обнаружения этнического самосознания и средством интеграции членов этноса в единую жизнеспособную целостность, существующую в конкретно-исторических условиях. С другой стороны, этническая идеология абсорбирует в себе идеи, которые под специфическим углом зрения впитывают в себя из национального сознания и этнического самосознания этнократические мотивы и устремления. В результате этого региональные этноидеологии по своей природе несут в себе мощный конфликтогенный импульс и могут служить основой для возникновения меж­национальной напряженности в полиэтническом регионе.

При изучении региональных этноидеологий надо иметь в виду прежде всего то, что изначальной формой, когда этническая идеология начинает перерождаться и накапливать деформированные и ущербные ме­тоды и формы своего выражения, выступают этноцентризм и этнонигилизм.

Выступая на первых этапах своего возникновения и развития как альтернатива великодержавному выбору, этноцентризм, как отмечают эксперты, неотвратимо начинает воспроизводить родовые черты своего идейного противника. Это и авторитарная нетерпимость как оборотная сторона социального инфантилизма, и резкое сужение поля национальной самокрити­ки, и монополия на патриотизм, и утрата демократической пер­спективы развития из-за перманентного оспаривания универсаль­ности принципа свободы, и торжество группового эгоизма, и по­требность в харизматическом лидере, и провалы в архаику, и не­гативная характеристика «другого как чужого.

Этнонигилизм часто принимает облик этноограниченности, в том числе и в виде нежелания идти на контакты за пределами своего этноса. Для этнонигилизма характерны упрощение и даже профанация национальных интересов, нарочитая «примитивизация» национальной идеи как ре­зультат радикализации общественных интересов. Эта ограничен­ность проявляется в повышении интереса к созданию мононаци­ональных семей (происходит уменьшение доли смешанных бра­ков), предпочтении работать в однонациональных коллективах, создании искусственных условий для консервации родного языка, монополизации руководящих постов всех уровней в руках представителей одного народа.

Другой формой этнической идеологии выступает этноэгоизм, означающий стремление к обеспечению преимуществ своему народу за счет других народов. На практике это выражается, в частности, в том, что занятость коренного населения в республиках Северного Кавказа ниже его доли в ра­бочей силе основных отраслей хозяйства. В то же время доля представителей ко­ренного населения в таких сферах, как органы государственного и хозяйственного управления, просвещение, наука, выше, чем их доля в структуре всего населения. Это становится достоянием массового сознания и провоцирует обострение национальных чувств. Этноэгоизм проявляется также в организации скрытого противостоя­ния народов на основе использования таких дискуссионных во­просов, как спорные территории или трактовка некоторых событий исторического прошлого. В целом этноэгоизм, как пишут специалисты, проповедует вражду, провоцирует конфлик­ты с соседями, развращает и духовно опустошает людей, нравственно калечит их, ориентирует на противостояние друг другу.

Третьей формой этнической идеологии является этнофобия, которая характеризуется прямой враждебностью, непримиримостью по отношению к другим народам. Этнофобия, прикрываясь национальными интересами, обостряет нацио­нальные трения до предела, разжигает конфликты, провоцирует насилие и кровавые эксцессы. Этнофобия, направленная на возве­личивание собственного этноса и унижение и «примитивизацию» других народов, акцентирует внимание на их этнических не­достатках. Исследователи отмечают, что этнофобия особенно широко использует те страницы истории, которые связаны с нанесенными в прошлом обидами и национальной несправедливостью. Экстраполируя историю на современность, этнофобия по-своему трактует в свете прошлых со­бытий современные этнические процессы и проблемы, возникаю­щие на этом сложном пути развития национальных отношений (см. схему 13).

Схема 13.

Когнитивная модель региональных этноидеологий