Глава 3. Крутой оборот

Код 24-8/6 ОСН ОП «Полоз»

ОШ СБУ Украины. Аналитический отдел.

Военизированная группировка «Долг»

Место расположения: территория бывшего завода «Росток» (план расположения объектов прилагается)

Численный состав: 312 человек (по данным на 03.01.2014)

Командующий: Воронин А.П., генерал «Долга».

Заместитель командующего: Зверев А.С., полковник «Долга»

Нач. штаба: Петренко С.Л., полковник «Долга».

Общие данные: Основана в 2009 году группой военных специального контингента ВС Украины под командованием капитана ГРУ Таченко С.В., самовольно покинувших контингент для дальнейших самостоятельных действий на территории Зоны отчуждения (данные ОД 14/41 «С»). В 2010 г. группировка основала базу на территории бывшего НИИ «Агропром». Цель группировки – уничтожение порождений Зоны, бандитов и инакомыслящих элементов. В 2011 году в результате крупного столкновения с подразделениями армейского спецконтингента, группировка покинула базу в НИИ «Агропром» и передислоцировалась на территорию завода «Росток». В том же году генерал «Долга» Таченко погиб в пространственной аномалии. Группировку возглавил Крылов М.М. В конце 2011 года командующий группировкой погиб в результате боевого столкновения с бойцами группировки «Свобода». Его должность занял Воронин А.П. В 2012 году, многочисленный отряд группировки (до 1/3 личного состава) предпринял попытку прорыва к территории ЧАЭС. В результате массированных боев за г. Лиманск и г. Припять, потери группировки составили шестьдесят человек. На данный момент полностью занимает территорию завода «Росток», имеет два хорошо укрепленных блокпоста вне территории завода. Экспедиционный корпус «Долга» в составе двадцати человек базируется на ж/с «Янов». Командир корпуса – подполковник Шульга В.И.

Законы группировки закреплены в воинском Уставе, установлена жесткая дисциплина, практикуются дисциплинарные наказания, функционирует судебная и карательная система (вплоть до высшей меры). Существует разделение личного состава по воинским званиям. Осуществляет деятельность боевыми отрядами – квадами, численностью четыре человека. Имеет собственную символику, материально-техническую базу, отдел вербовки и пропаганды.

Группировка ведет боевые действия против бандитствующих элементов, группировок «Свобода» и «Монолит». Поддерживает мирные отношения с т.н. «вольными сталкерами», военным контингентом, оказывает услуги по охране и помощь в исследованиях научным базам «Янтарь», «Позитрон», полевому комплексу профессора Германа Л.С. Вооружение группировки составляет автоматическое оружие отечественного и российского производства (контакты с командованием ВС России подтверждены, ОД 16-45 «А»), экипированы бронированными защитными комплектами аналогичного производства.

В настоящее время группировка является одной из наиболее многочисленных вооруженных формирований на территории Зоны отчуждения.

 

… С базы они вышли засветло. С неба моросил мелкий дождь, да и не дождь даже – водяная пыль, оседающая на комбезах мокрым налетом. Капитан Тёмный по кличке «Перец» поудобнее закинул за спину «Абакан» и скривился, пытаясь скрыть зевок. Выспаться не удалось. Вызов к Воронину затянулся до двух ночи, а в четыре они уже были на ногах. Да и эти два часа, вырванные на сон, Перец потратил на попытки выгнать из головы невеселые мысли.

Полученный приказ не нравился Перцу. И от «доверительной беседы» со старым товарищем в полутьме штаба остался привкус гнилого зуба. Всё это дело гниль одна. Подковёрные интрижки, от которых он в свое время бежал за Периметр. Прав был, Дёготь. Где это видано – к своим «жучка» подсылать! Слежку организовывать, самим «крысу» заводить. Вот не слушает, Воронин, а зря. Зверь в последнее время слишком много власти забрал. Новички, да и не только, в рот ему смотрят, каждым шагом восхищаются, туды ж твою налево. Скольких он уже под себя подмял? Половину? Больше? Зверь, конечно, дело делает. Но и до него «Долг» не на жопе ровно сидел. Бескомпромиссная борьба это хорошо и правильно, только в Зверевском исполнении все больше на Гестапо какое-то смахивает. Но никто связываться не захотел. Один Шульга вылез. Вот и случился, мать перемать, раскол. А с ним ведь тогда на «Юпитер» и добровольцы ушли. Многих крепких ребят с базы потеряли. Долг, Гром, Старый, Чёрт с Фоксом. Но ушли ведь! И назад ни один не запросился. Никто Шульгу не кинул. Что ж, и им теперь веры нет? А тут Воронин ещё: «сходи, погляди, чего там на самом деле происходит. Слухи-то, брат, самые дикие ходят, разлагают бойцов. Ну и за Зверевым тоже. Как бы чего не наворотил опять». За Зверем! Нужда была! А если не устраивает тебя зам, который «наворотить» может, так гони его в шею! Другого возьми. Может и гниль вся, от дела этого ползущая, от того и гниль, что опасается Воронин своего зама. Сам поднял, и сам же не знает, как поступить теперь. Теряет среди бойцов авторитет. А хуже этого ничего нет в воинском коллективе.

В девять Зверь скомандовал привал. Перец неприязненно покосился на командира. Даже здесь они расположились отдельно друг от друга. Зверь с Питером и Дроном с одной стороны, а Перец и его ребята чуть поодаль. Хорошенькое дело! Боевое братство, твою медь! По разным углам сидим.

Дождь перестал, из-за низких, серых облаков слабо пробивалось солнце. Они обогнули Милитари по широкой дуге, места были незнакомые, требующие собранности и бдительности. Шли по карте Дёгтя, обстоятельной, подробной, но нестабильность Зоны даже такие ориентиры вынуждала подвергать ежеминутной проверке. Перец огляделся. Дорога, по которой они шли, уходила влево, им же предстояло держать курс на пологие холмы, поросшие чахлой растительностью. Перец мысленно освежил в памяти карту. За холмами спуск к тоннелю, перекрытому мощным оползнем, железнодорожные пути, по левую руку – кладбище вагонов. Дёготь говорил по путям идти. Ничего страшнее «электры» встретиться не должно. Держать ориентир на водонапорную башню. Нюх на опасность, выработанный Перцем за шесть лет в Зоне, сейчас молчал. Ни горячей волны по спине, ни секундного онемения кончиков пальцев. Со стороны холмов показался Гюрза, высланный Зверем на разведку.

– Ну что? Докладывай.

– Чисто, товарищ полковник. «Газировка» там, правда, прямо за спуском, но обойти можно. Мутантов поблизости нет. Лай слышал, но далеко, с востока.

– Хорошо. Так, встали и пошли.

Отряд медленно спустился с холма, обогнул аномалию, держа курс к железнодорожным путям. Черный провал тоннеля остался за спиной, проверять его не стали. Обошли первый раскорячившийся вагон и снова огляделись.

– Не хило они тут развлекаются. – Гюрза мотнул головой, указывая Перцу на «украшение» – начисто обглоданный череп контролера со следами трех пулевых отверстий, прибитый к стенке вагона. Перец не ответил. Отряд растянулся «гуськом», двинулись друг за другом по путям, бросая настороженные взгляды на открытые зевы вагонов. Как часто здесь бывает с техникой, Зона устроила сбоку от путей футуристическую мешанину. Локомотив, всё ещё зелено-алый, с целыми фонарями, соседствовал с товарняком тысяча девятьсот затертого года, цистерны перемешались с останками электрички, густо обросшей «ржавым волосом». В опасной близости от путей навсегда остановился сошедший с рельсов зерновой хоппер, теперь, по неизвестной науке причине, ставший центром мощной полусферы «мясорубки». Зверь взял правее, сходя с путей.

– На десять часов, товарищ полковник.

– Вижу.

Стая «слепышей» вывалилась на ближайший склон, и теперь бестолково сновала по кромке, не решаясь спуститься вниз. На секунду среди собак мелькнула лохматая спина «псевды». Псы, казалось, размышляют, стоит ли игра свеч.

– Постреляем? – Оживился Питер.

– Времени нет.

В целом безопасный путь. Железка уводила дальше, вдоль бесконечных вагонов. Под коротким бетонным мостом стоял не поврежденный состав, внутри которого с космической скоростью моталась гигантская «тесла». Четкий, ослепительно искрящий синим ориентир, наверняка видный издалека даже в непроглядную, глухую ночь. Отсюда уже ясно выступала водонапорная башня и серые силуэты бетонных коробок подсобных помещений станции. «Гвардейцы» Зверя переглянулись. Эти «переглядки» не понравились Перцу. Слишком уж явно на лицах читалось азартное предвкушение, как у охотников перед выстрелом.

Станция «Янов» показалась перед глазами, как только отряд миновал пустотелую бетонную постройку с остатками думпкаров, порядком изъеденных ржавчиной. Сам вокзал – кирпичная коробка в два крыла, с массивной железной дверью – располагался на открытой площадке. Перец обратил внимание на явное удобство расположения станции, пулеметное гнездо на крыше, забитые железными листами сводчатые окна. Хорошее, крепкое строение. От Выбросов самое то. И осаду выдержать сможет в лёгкую. На площадке было безлюдно, но оно и понятно. В час дня никто в Зоне по норам не сидит, если нужды особой нет.

У входа Зверь остановился. Как показалось Перцу, чересчур демонстративно перевесил оружие на грудь, проверил предохранитель, а потом одним резким движением распахнул тяжелую дверь вокзала.

Внутри станции царил полумрак. Скупые источники света – лампочка, над расширенным «окошком» бывшей билетной кассы, судя по всему питающаяся от дизельного генератора, да керосиновые каганцы на столах – давали рассмотреть внутреннее расположение «Янова». Разномастные столы по обеим сторонам, самодельные лавки, выцветшие стенды на стенах, редкая публика. Трое вольных сталкеров дули пиво, ковырялись вилками в банках тушенки. На появление посторонних повернули головы, окинули цепким взглядом и снова вернулись к прерванному занятию. За одним из столов Перец заметил Лоцмана – опытного проводника по Зоне, с которым сталкивался несколько раз. Лоцман удивленно вскинул бровь, кивнул. Его собеседник, с «орлиным» грузинским носом, поглядывал на вошедших с явным любопытством. Принадлежность «половин» четко угадывалась по рисункам над арками. Слева щерился зеленый волк «Свободы», справа – черно-красная мишень «Долга». Под левой аркой Перец заметил анархистов. Один, в годах, спокойно отложил гитару, передвинул поближе «калаш», а затем вернулся к перебиранию струн. Второй, молодой, с бритыми висками, вскинулся было, но под взглядом старшего сел на место.

– Так руки и чешутся. – Ухмыльнулся Дрон, легко толкнув локтем Питера.

– Отставить. – Зверь осадил своих ретивых. – Позже разберемся.

Он первым вошел под арку. Перец, оттеснив «гвардейцев», двинулся за ним, и едва не сшиб с ног совсем еще молодого «хиппаря», вынырнувшего из подвала с двумя мокрыми канистрами в руках. Свободовец, не ожидавший такого поворота событий, едва не выпустил из рук груз.

– А этот что здесь делает? – Подал голос Питер.

– Отставить, я сказал. Пусть идёт.

– Ну, живи, пока. – Питер картинно похлопал ладонью по цевью автомата. Свободовец аккуратно прижимаясь к стене, миновал опасную зону. Уже под аркой оглянулся, видимо опасаясь выстрела в спину. – Развели тут гнид.

Ему никто не ответил. На половине «Долга» было безлюдно. Зверь наугад двинулся вправо, к облупленному дверному проему, некогда выкрашенному синей краской.

Гюрза, оставленный Перцем под аркой, не спеша обходил центральный зал по кругу. Он тоже удивился свободовцу, вывалившемуся с канистрами с половины «Долга», но решил не делать поспешных выводов. Хиппарь меж тем, едва ли не вприпрыжку пересек зал и, судя по звукам, кинулся к приятелям. Гюрза остановился у пустого стола. Отсюда ему не было видно происходящего на свободовской половине, но зато отлично слышно.

– Яр, видал? – Долетел до долговца высокий голос «водоноса». – Чего им здесь надо, а?

– Ты не кипешуй, мэн, дыши ровнее. – Тот, кто ему ответил, был явно старше и умел сохранять спокойствие в любой ситуации.

– Что там у нас? – К голосам присоединился третий.

– Дерьмецом потянуло, Локи. «Долги» с «Ростка» пришли. Уж больно воинственные.

Гюрза напрягся. «Локи» звали одного из командиров свободовской группировки, и боец аккуратно щелкнул предохранителем, готовясь прикрывать своих в случае непредвиденных обстоятельств.

– Так, значит. Ну, ладушки. Суслик, бросай канистры и чеши за Шульцем.

– Да чего ты, Локи? Как я его найду?

– Где их бывший схрон помнишь? С землянкой под вагонами? Дуй туда. Они с утра к складу двинули, может там еще.

– А если нет?

– А если нет, хоть носом землю рой, но чтоб Шульц здесь был. Чего вылупился? А ну рысью. Одна нога здесь, другая там!

Гюрза отступил на несколько шагов. Через секунду мимо него промчался избавленный от канистр хиппи, с шумом закрылась входная дверь. Он уже собрался вернуться к удобной точке наблюдения, когда короткий выкрик Перца заставил долговца забыть о противнике и рвануть на голос командира.

Позже, когда ничего уже нельзя было исправить, Перец пытался понять, когда дело приняло крутой оборот. С направлением Зверь не ошибся. Прямо за проемом обнаружился короткий коридор, обшарпанная дверь с надписью «штаб» и исправно, согласно Уставу, стоящий «на часах» дежурный. Перец без труда узнал Долга. За полгода Долг ни сколько не изменился. Всё такой же прямой, как палка, в наглухо застёгнутом старом ПС5-М. Увидев вошедших, он вытянулся по стойке «смирно».

– Здравия желаю, товарищ полковник.

– Вольно. – Махнул рукой Зверь, и сделал шаг к двери «штаба». – Шульга на месте?

– Никак нет. Подполковник на территории.

Зверь остановился. Дернул ручку двери, затем еще раз.

– Ключи у тебя, боец?

– Так точно.

– Открывай.

Долг не шевелился. Его лицо ничего не выражало, только правый глаз задергался сильнее.

– Не имею права, товарищ полковник.

– Что значит «не имеешь права»?

– Глухой что ли? – Вылез вперед Питер. – Старший по званию приказ отдал.

– «Помещение штаба является зоной, закрытой для посещения без разрешения непосредственного командира корпуса». – Отчеканил Долг своим глухим, тихим голосом. – Как дежурный по штабу я обязан узнать, на каком основании вы отменяете приказ подполковника.

– На основании внутреннего расследования. Достаточная причина, боец? – Перец видел, что Зверь с трудом сдерживается. Заместитель Воронина давно отвык от непослушания. – Приказываю открыть дверь и сейф. Все бумаги и электронные носители подполковника будут переданы в центральный штаб вплоть до распоряжения генерала.

Долг от двери не отошел.

– Совсем охренел? – Питер схватился за автомат. – Страх всякий потерял?

– Это к делу не относится. Без прямого приказа генерала я…

Впоследствии Перец винил себя за упущенный момент. Надо было кивнуть Кузнецу, оттеснить Питера, или Долга загородить. А Перец ничего не смог, только крикнул несуразное «эй». Всё закрутилось слишком быстро и неожиданно, даже для него, готового похвастаться своей реакцией. Зверь, не вступая в дебаты, сделал шаг вперед, схватил Долга за шкирку, и с такой силой отшвырнул от двери, что боец пролетел пару шагов и врезался лицом в дверной косяк. Из тонкого носа сразу закапала кровь, на лице на глазах вздувалась багровая полоса. Зверь подскочил, болевым приемом заломил Долгу руку за спину.

– Доходчиво объяснил, боец? Приказ генерала ясен или нет еще? Будешь его на губе читать!

А затем выпихнул из проема. Долг упал, но быстро поднялся на ноги, зажимая рукой разбитое лицо.

Зверь тряхнул его за шиворот.

– Ключи, боец!

Перец хотел вмешаться, но не успел.

Эта груда мускулов, в разгрузке поверх свитера, вылетела с половины «Свободы» с такой скоростью, что никто не успел отреагировать. Мощный кулак въехал в челюсть заместителя генерала Воронина. Зверь, нападения не ожидавший, не удержался на ногах, отлетел к двери. Перец видел, как Дрон и Питер вскинули стволы, как со стороны «Свободы» выскочили трое с «калашами» в руках, воздух взорвался отборной матерщиной. Перец до сих пор не понимал, что тогда остановило пальбу. Он сам, какая-то неведомая сила, но скорее всего рык Зверя, рванувшегося к обидчику.

– Отставить! Отставить! Я сам!

Все они тогда замерли, с оружием наизготовку. Только теперь Перец смог рассмотреть свободовца. Мощный, как гора, с глупыми браслетиками на запястьях, а рожа в веснушках ну совершенно невозможная. Зверь как-то по-собачьи тряхнул головой, все расступились, не опуская стволов, готовые в любую минуту полоснуть свинцом.

Зверь откинул автомат, ловким движением выхватил нож из ножен на бедре.

– Ну, давай! Давай, анархист долбанный! Поглядим, какой ты смелый.

– Полковник, возьмите себя в руки! – Крикнул Перец, но его никто не услышал.

Хиппи попятился назад, одной рукой доставая нож. Они очутились лицом к лицу посредине центрального зала. Зверь, ловкий, собранный, как тигр перед прыжком, и свободовец, рванувшись с себя разгрузку, и теперь готовый отразить удар.

– Влез, волчара укуренный? Больше всех надо было?

Хиппи тяжело сопел. Нож он держал прямым хватом, словно собрался не биться с опасным противником, а чистить картошку. Брови сошлись на переносице.

– Ты Долга не тронешь. Ни какая падла его по лицу бить не будет.

– Во, урод! – Очухался Питер, с азартом наблюдая за командиром, постепенно сокращающим расстояние. – Чё здесь, ещё и голубки выискались?

Зверь его не слышал. Повернул нож в ладони скрытым хватом, слил молниеносный росчерк перед лицом хиппаря. Тот неуклюже отскочил, разрывая дистанцию. Зверь усмехнулся. Ни черта «зеленый» в ножах не смыслил. Силы много, а реакции ни какой. Такого зарезать, как по ветру сходить. Зверь перевел нож на внешний хват, развернул в сторону, противоположную атаке, и ударил верхним кистевым. Лезвие точно прочертило противника по мышцам груди. Хиппи втянул воздух сквозь стиснутые зубы, отбросил бесполезный нож, и ломанулся в лобовую атаку. Зверь слышал, как заулюлюкал Питер, «перетек» за спину свободовца и без труда полоснул по спине.

– Словил, укурок? Еще хочешь?

Хиппи каким-то чудом успел развернуться, Зверь ушел из-под прямого удара, отпрыгнул, и быстро ответил навесным, рассекая бицепс противника. Анархист тяжело дышал, свитер на месте ран намок от крови.

– Я тебя, падаль, по частям разрежу.

Свободовец не ответил, охнул, пропустив секущий удар по ребрам. Зверь переместил хват на указательный палец, но тут дверь резко распахнулась. Свободовцы, видимо ожидавшие такого поворота событий, воспользовались моментом, схватили волосатика, потащили на свою половину. Хиппарь, хоть и явно слабел от потери крови, выдирался, рвался в бой.

– Какого черта здесь творится?

Имей Перец возможность поставить Богу свечку, он бы так и сделал. Шульга очень вовремя явился на базу, и по счастью не один. За его спиной маячили Фокс и Гром, фланги прикрывали двое незнакомых бойцов с каким-то одинаковым, бесстрастным выражением лиц. Последними ввалились Чёрт и Шкипер.

– Пойдемте в штаб, подполковник. – Теперь уж Перец был не намерен оставаться в стороне, злорадно отметив готовность парней Шульги дать отпор любым посягательствам «гвардейцев» на своего командира. – Генерал Воронин приказал разобраться в сложившейся ситуации...

– Хорошо же вы здесь разбираетесь. – Сдвинул брови Шульга. – Может все-таки следовало дождаться моего присутствия?

– Это недоразумение.

Шульга, казалось, не услышал. Подошел к Долгу, взял на подбородок, разглядывая разбитое лицо.

– Кто?

У Долга часто-часто дергался глаз.

– Полковник Зверев потребовал сдать ваши документы.

Шульга резко развернулся к Перцу.

– Капитан Тёмный, на каком основании я должен сдавать бумаги? Генерал отдал приказ о моем аресте?

– Нет, подполковник. Я же сказал, это только предварительное разбирательство...

– Все радости впереди. – Не смог смолчать Дрон.

– А ну заткни хлебало! – Гром сходу врезался в назревающую перепалку.

– А то что? Подстрелишь меня, Гром? Не боись. Генерал узнает, кто здесь скурвился.

– Ты до генерала не доживешь, сучонок.

Перец выматерился, громко и вслух. Зверь явно не собирался вмешиваться, стоял, бросая на Шульгу презрительные взгляды. Он, казалось, вообще никого теперь не замечал, кроме своего противника.

– Опустить оружие, мать вашу! Иначе все под трибунал пойдете! Подполковник Шульга, пойдемте в штаб. Поговорим в спокойной обстановке. Гюрза, Кузнец, Тетерев – смотрите в оба.

Гюрза кивнул. Подождал, пока за начальством закроется дверь и первым сделал шаг к Грому.

– Здорово, Гром. Сто лет тебя не видел.

– Здорово, коли не шутишь.

– Да ладно тебе. Чего волком смотришь? Мы-то ту при чём?

– Пришли зачем?

– Приказали, вот и пришли. Про вас чего только на базе не говорят. Ладно, так и будем стоять? Может сядем, поговорим? Да и жрать охота. Покормите?

Гром коротко выдохнул.

– Ладно, идем. Пошли, Долг. Да не дергайся ты. Ничего с Волей не случится. Броня, попроси у Гавайца кипятка. И тушло с галетами принеси, будь другом. Серп, а ты это, встань там у дверей.

– Охранять «Голос»? – Бледный, странный боец, не узнанный Гюрзой, говорил тускло, механически, безо всяких эмоций.

– Точно. Охранять «Голос». Если шум какой начнется – сразу зови.

– Да, брат. Никто не тронет «Голос Монолита».

– Вот и хорошо, отправляйся. Чего вытаращился, Гюрза?

– А это что за хрень? – Гюрза ошарашено проводил глазами собранную, спокойную фигуру странного типа в броне «Долга». Тот, не обращая на «гвардейцев» ни какого внимания, встал у заколоченного окна.

– Серп? – Гром усмехнулся. – Про монолитовцев слышал? Он один из них, самый «тяжелый». Поначалу совсем невменяемый был. А потом Бродяга, старший их, эту фишку придумал. Внушил Серпу, что подполковник теперь новый «голос» Монолита. И дело сразу на лад пошло. В бою-то они монстры. Долг, ты бы сходил к Костоправу всё-таки. Глянь, как лицо раздуло.

Гюрза потрясённо махнул головой. Тот, кого Гром назвал Броней, принес котелок с крепким, горячим чаем, банки с тушенкой и две пачки галет. А потом передернул затвор, и ни слова не говоря, пошел за Серпом, заняв позицию у дверного проема.

– Странный какой-то. – Не удержался от комментария Гюрза.

– Немой он. Ничего не говорит. Но соображает быстро. Ты ешь, ешь. А если хотел спросить чего, спрашивай.

Гюрза достал нож, ловко вскрыл банку с тушенкой. Кузнец разорвал пачку с галетами, отхлебнул чаю.

– Слушай, Гром, а на фига этот хиппарь за Долга в драку полез?

– Дружат они.

– Что значит «дружат»?

– А то и значит. Воля его не один раз из-под пуль вытаскивал. Да что треп пустой разводить? Все мы тут «волкам» жизнью обязаны. Они нас тогда от бандюков закрыли. Про это на базе не говорили? Нет? А зря.

– Блин, Гром, ты загадки не загадывай. Просто объясни ситуацию.

– Да что тут объяснять? Нас тогда чуть больше десятка осталось. Ни хрена бы мы не сделали против «Свободы» и против бандюков. Вы-то не шибко к нам на помощь спешили. Вот и остались мы одни: или со «Свободой» объединиться и ханурикам этим наблатыканным бошки расшибать, или сдохнуть. Чего ты у меня спрашиваешь? Ты с вольниками пообщайся. С яйцеголовыми из бункера. Пусть они Перцу расскажут, как тут у нас живется.

– Да ты нас тоже пойми, Гром. Мы со «Свободой» друг дружке глотки рвем, а вы тут…

– А что «мы тут»? Дело не делаем? Делаем, Гюрза, и не меньше вашего. На территории безопасно стало, любой соврать не даст. Думаешь, сделали бы мы всю эту хрень одни? Да не фига! А вместе – сделали. Бандюг повывели, научники у нас в спокойствии работают, вольник за артом придет и знает, безопасно на станции, под разборку со стволами не попадешь. А вы, как я погляжу, нас уже в ренегаты записали, так что ли?

– Не мы. – Кузнец оторвался от банки с тушенкой, облизнул вилку. – Ты нас с «гвардейцами» не равняй.

– А кто? Зверь? Его счастье, что поздно мы пришли. Никто бы из парней ему Долга по морде бить не позволил. Да и сейчас тоже. Тронет Шульгу, пожалеет. Вон спустим Серпа с тормозов, мало не покажется. Ни какими «гвардейцами» не прикроется.

– Ладно, ладно, остынь.

– Остыл уже. Вы, жрите, давайте. Вот только интересно, Гюрза, кто вам всю эту фигню про нас наговорил? С чего Воронин прислал разборки учинять?

Гюрза оглянулся по сторонам, придвинулся ближе к Грому.

– Стучит у вас кто-то, Гром. Хорошо стучит. По базе слухи от «гвардейцев» поползли, а они сами такое придумать не могли.

Гром помрачнел.

– «Крыса», значит, завелась?

– Выходит что так. Зверь и надул Воронину в уши. И я так думаю, он с Шульгой поквитаться хочет.

– Гнида! Слушай, Гюрза, я тебя давно знаю. И Кузнеца с Тетеревом. Серьезно говорю. Походите по «Янову». С вольниками поговорите. Вон вечером техник от яйцеголовых придет, с ним побазарьте. Никто из нас «Долг» не предавал. И что со «Свободой» у нас нейтралитет, так сами посудите, не паскуды же мы последние, что б в спину им бить, когда они нас прикрывали. Расспросите народ, а потом, перетри с Тёмным. Расскажи ему. Мы ведь просто так не сольёмся. И Шульгу Зверю не отдадим. Если что, стрельба будет. Не хочу я со своими стрельбы. Так что скажи на базе. Как друга тебя прошу…

Глава 4. Шерше ля фам

 

 

«Код – 76-42/1 ЛЗН ОП «Полоз»

На Ваш запрос сообщаем нижеследующее:

Шульга Вячеслав Иванович, 1976 г.р., г. Донецк, Донецкая область, Украина, украинец, беспартийный, к у/о н/п. Разведен.

Окончил среднюю общеобразовательную школу 3-ей ступени № 26 г. Донецка. Поступил в Донецкий юридический институт МВС Украины (Факультет криминалистики). Окончил обучение в 1998 году по специальности «оперуполномоченный уголовного розыска». Получил распределение в оперативный отдел уголовного розыска Кировского района г. Донецка. За время работы раскрыто преступлений - 133, отказано в возбуждении уголовного дела - 39, осуществлено выездов на место происшествий - 420, составлено оперативно-служебных документов - 1114, выявлено лиц, представляющих оперативный интерес - 221, задержано и проверено подозреваемых - 502, задержано преступников - 46, задержано преступников, объявленных в розыск - 5. За время работы оперуполномоченный Шульга В.И. дважды подвергался дисциплинарным взысканиям (2003, 2004 гг). Имеет благодарность от начальника УБОП г. Донецка. В 2009 г. уволен со службы по собственному желанию.

С 2010 г. местонахождение неизвестно».

 

…Незваные «гости» убрались утром. Весь остаток вчерашнего дня и вечер прошли как панихида, начиная с разговора в кабинете, от которого у Шульги до сих пор сводило виски в бессильной ярости. Спасибо Тёмному – неизвестно чем бы все закончилось, не будь здесь Перца.

Шульга сжал ладонями затылок. Стоило закрыть глаза, как вновь всплывала в памяти ненавистная физиономия Зверя, и Шульга мог видеть его за своим столом, перебирающего отчеты об операциях, списки и расположение квадов на территории. И всё с презрительной ухмылочкой, мол «ну, ну, полюбопытствуем, чего ты тут накарябал».

« – Чистоплюй ты, Шульга. Всегда чистоплюем был. Всё замараться боишься. Что б за тебя другие дело делали, а ты чистеньким ходил. В белых перчаточках. На хера тебе укурки сдались, вот скажи?

– У нас с тобой о деле разное представление.

– А ты вспомни. Священная миссия «Долга» - уничтожение мутантов, бандитов и инакомыслящих анархистов. Уничтожение, Шульга. Всю эту обдолбанную сволоту, что Зону за Периметр тащит. Или забыл? Вспомни, скольких парней мы из-за них потеряли! Или тебе на кровь долговца плюнуть и растереть?

– Я ничего не забыл. И кровь долговца для меня большую ценность, чем для тебя имеет. Поэтому лить ее понапрасну не буду.

– Понял, Тёмный? Пока мы там…

– Хватит! Я эти аргументы по десять раз слышал, – чего мы там, а они здесь. Достало уже. И у тебя и у него своя правда и я обязан…

– Да одна она – правда! Всегда только одна. Не бывает бывших врагов! На Большой земле охотился когда-нибудь? Как зажмешь волчару, и чует он, что деваться некуда, один на тебя в прыжок пойдет, а другой, паскуда, на брюхо ляжет, к земле прижмется, вроде как не опасный он. А только отвернись – прыгнет, и в шею вцепится зубами. Думаешь сейчас по-другому? Зассали связываться, вот и легли на брюхо, момента дожидаясь. А Шульга наш, ствол то и опустил, расчувствовался – всё, порядок, сдался вражина, зубы спрятал. Теперь его и по головке погладить можно.

– Думай, что хочешь. Зассали они, говоришь? Кого? Моего десятка с магазином на брата? Их на одного нашего по трое было. И бандюганы за дверью. Ты все никак в толк не возьмешь, что люди не только по разную сторону прицела быть могут?

– Ты где людей увидел?

– Там где ты не видишь. И вот что. Можешь, кем хочешь тут меня выставлять. Хоть ссыклом, хоть ренегатом, хоть кем. Но я в спину никогда не стрелял и стрелять не буду. И что бойцы мои хоть какую-то элементарную порядочность здесь не забыли, только рад. Так и запомни. И Воронину передай.

– Передам, не сомневайся. Только на войне кто кого – всегда так было и будет. Или ты стреляешь, или в тебя стреляют. А пожалеешь врага – поляжешь, как дурак. А ты как ментом был, Шульга, так ментом и остался. Всё компромиссы ищешь. Что б и рыбку съесть и на бабу влезть.

– Я тебе всё сказал. «Свобода» ребят моих прикрыла. Я им за это пулей не отплачу. Вот тебе бумаги, вот тебе станция, вот тебе мои ребята, вот тебе народ. Оправдываться не буду. И оттого что сделал – не отступлюсь.

– Глянь-ка, праведник! Моя б воля, вывел бы тебя – и к стенке.

– А ты попробуй.

– Что, честных своих на меня натравишь? Или еще какой укурок за тебя под пули полезет?

– Даже не подумаю. Давай, выводи. Сам увидишь».

Это тогда он сказал «сам увидишь». А как бы на самом деле повернулось – еще не известно. Не то, чтобы Шульга не верил в своих бойцов. Верил. Но одно дело – против врагов, а другое – на своих стволы подымать. Да и что он за ценность такая, Шульга, чтобы парни за него приговор себе подписывали? Так что, может и правда, вывел бы за дверь и пулю в затылок пустил. И никто бы Зверя не остановил.

Теперь думать об этом не было смысла. Темный их по разным углам растащил, пригрозил приказом Воронина в особо тяжелом случае взять под арест обоих. Потом сам лично ближе к вечеру ходил по бару, разговаривал с людьми. И ребята его ходили. Что уж им там нарассказывали Шульга не знал, но догадывался. Потому как на прощание Перец отвел его в сторонку и выдал вердикт.

«Как мы с тобой встретились, помнишь? Вижу, что помнишь. Я вас с приятелем твоим тогда нашел, я тебя к нашим привел. И не зря. Парни за тебя чёрту в зубы лезут, а это для меня самая лучшая характеристика. Что по-другому поступить не мог, верю. И что «Долг» ты не предавал, вижу. Вижу, и Воронину скажу. Только вот что, Слава. Зверь-то кое в чем все-таки прав. Насчет бывших врагов. Опасное ты дело затеял. Какими бы смирными анархисты не казались, слишком разные мы, чтобы приятельствовать. И Зверю ты «нейтралитетом» своим такой козырь в руки дал – лучше не придумаешь. Мой тебе совет. Не подставляй спину».

Шульга тогда кивнул, выделил им квад Старого для сопровождения. Попытался заняться делами, но только пялился бесцельно в одну точку…

Шульга расцепил руки, ударил себя кулаком по коленке. Всё, хватит сопли жевать. Кто прав, кто не прав ­– пусть Воронин думает. Провел построение, отправил бойцов на территорию, вызвал Гавриленко. Вдвоем отправились на склад под вагонами, завершать прерванную «проверяющими» ревизию боеприпасов. Герман просил сопровождение до вентиляционного комплекса, неподалеку от него, у входа в шахту, видели бюреров. Одним словом – закрутили насущные дела.

А потом явилась Норка – как всегда, когда не ждали…

…В баре здорово шумели, как бывало каждый вечер. Взрывы хохота перемежали нестройное хоровое пение – «Вот пуля просвистела» исполнялась «соседями» в стадии лирического настроения. Шульга осторожно, чтобы не скрипеть ржавой сеткой, сел на край кровати, и теперь зашнуровывал берцы, тщетно пытаясь прогнать смущение от пристального взгляда Норки. Она приподнялась на локте, отчего синее солдатское одеяло съехало вниз, и теперь разглядывала его, поворачивая голову то к правому, то к левому плечу, как делала всегда. Просить её отвернуться было бессмысленно – Норка не понимала таких вещей как «неудобно», «стыдно», и «что бойцы подумают». Она вообще жила по своим, ей одной понятным категориям, поступала сообразно собственной непостижимой логике и в обозримом будущем меняться не собиралась. Душевные метания Шульги, вляпавшегося в их внезапно зародившиеся отношения, как муха в паутину, оставались за гранью этих самых понятий и категорий.

Она появлялась на пороге, когда ей вздумается, безопеляционно запирала дверь, и глубоко плевала на внутреннюю борьбу подполковника Шульги, каждый раз клявшегося себе, что «больше этого не повторится». Как тогда, в первый раз, о котором Шульга мог вспоминать только с покрасневшими ушами и жаром стыда по спине. Просто пришла, глядя в глаза своим странным, чуть безумным взглядом, без труда преодолела разделяющее их расстояние, безо всяких прелюдий и объяснений положила руки ему на плечи и поцеловала – неумело, но жадно и настойчиво. А потом молча и недвусмысленно рванула «липучки» его комбеза. Умом Шульга понимал, что должен был оттолкнуть её. Схватить за руки, призвать к порядку, объяснить, что девятнадцатилетней девчонке опасно лезть с поцелуями к сорокалетнему мужику, уже три года не державшему в руках женщину. Накричать, выставить за дверь, наконец. А вместо этого он очухался только тогда, когда ничего исправить уже было нельзя, а можно только «посыпать голову пеплом» и ругать себя последними словами.

Вспоминать тот вечер, каждую его секунду, было невообразимо стыдно. В голове тогда осколками в вате барахтались беспомощные обрывки мыслей – «не пристало командиру», «если узнают», «я не должен» – а наяву он мог только шептать потерянно «что ж ты делаешь, девочка! Что же ты делаешь?», хотя ладони уже стискивали упругие, маленькие грудки, пальцы скользили по твердым, выступающим вишенкам. В бреду непереносимого возбуждения, он стоял перед ней на коленях, непослушными пальцами развязывал шнуровку ботинок, невпопад скользил губами по гладкой светлой коже, а потом подхватил на руки, мучительно ища, где бы завершить начатое. Старый, рассыхающийся стол, ржавая сетка кровати выдавала бы скрипом, и часовой за дверью наверняка услышал бы – «что подумают», «ведь слышно всё» – и он тогда прижал ее к стене, двигался короткими, рваными толчками, и всё повторял, как заведенный «тихо, девочка, тихо. Прошу тебя. Только тихо». Сколько это продолжалось? Минуту? Две? Он тогда губу прокусил, чтобы не заорать в голос. Как в тумане отпустил, кое-как оправился, сел на стул, закрыл лицо руками. А она стояла напротив, немало не смущаясь, не понимая его терзаний, и вот так же разглядывала, поворачивая голову то к правому, то к левому плечу. А затем чмокнула в макушку и ушла. А он как дурак, всю ночь просидел в штабе, боясь нос высунуть за дверь, потому что казалось, что все уже знают, презирают его за непростительную слабость и недостойное командира поведение. А утреннее построение? Со стыда ведь чуть в подвал не провалился. Смотреть им в глаза боялся!

Шульга до сих пор не мог понять, что заставило его бойцов вести себя с такой деликатностью. Никто не высмеял за глаза, смотрели с пониманием, словно подбодрить хотели. Мол, «да ладно вам, товарищ подполковник, что мы без понятия что ли?». И еще Гром тогда выдал ей, стараясь доходчиво донести до Норкиного сознания: «Вот что, Норка. В следующий раз, как пойдешь к командиру, сама знаешь зачем, громко скажи «надо посовещаться». Поняла? Нет? Ну и не надо. Просто скажи и всё». И взяли привычку, стервецы, с началом «совещаний» покидать пост у штаба, чтобы еще больше не смущать командира. Хотя больше, казалось, и некуда бы.

«Бабский вопрос», как и вся проблема траха, стоял в Зоне остро и злободневно, по причине совершенно банальной, а именно – отсутствия этих самых баб, как таковых. Территория отчуждения, вобравшая в себя три сотни квадратных километров, сосредоточила на своем пространстве порядка двух тысяч половозрелых, здоровых муж