Информационные материалы ОГПУ—НКВД 331930—1934гг. 3 страница

Попытки ограничить конфискацию имущества при невыполнении за­даний по заготовкам и налоговым платежам предпринимались и позже. 22 ноября 1930 г. Президиум ЦИК СССР принял постановление «Об огра­ничении применения конфискации по суду». Это послужило поводом для постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 25 декабря 1930 г. «О конфиска­ции имущества по суду», требовавшее «сохранение конфискации имуще­ства по суду за неисполнение кулацкими элементами хлебозаготовок и других общегосударственных заданий и иные формы сопротивления кула-

* Возможно, что принятие постановления от 20 июля было последней попыткой группы С.И. Сырцова сократить масштабы репрессий и ограбления деревни. Известно, что уже в октябре 1930 г. ему пришлось объясняться по сходным вопросам в Комиссии КПК.

чества социалистическому строительству»²⁴. Раскулачивание оставалось методом хлебозаготовок и выполнения других «заданий».

В информдокументах ОГПУ становятся обычными такие сведения: из Ставрополья: «...бедняков, середняков, не выполнивших плана хлебозаго­товок, штрафуют, хлеб забирают принудительно. Бригады, работающие по хлебозаготовкам, производят обыски, взламывая замки» (док. № 160). Из Средне-Волжского края: «Выявлено много случаев, когда наложение контрольных цифр на колхозы и индивидуальные хозяйства значительно превышают валовой сбор урожая. Так, ...середняк Рожков собрал урожая 150 пуд., а должен сдать 550 пуд., бедняк Блохин собрал урожая 70 пуд., должен сдать 285 пуд. ...» И т.д. (док. № 159). Из Западной Сибири: «Большинством районов извращения, выразившиеся в доведении твердых заданий [до] середняков, бедняков, не исправляются. Наоборот, хозяйства последних ввиду невыполнения планов подвергаются кратному обложе­нию, распродаже. В некоторых селах середняки получают твердые планы 2—3 раза, ...не справляясь с потоком заданий, описываются» (док. № 186). В справках и записках этого ряда никогда не говорится о твер­дых заданиях для хозяйств, отнесенных к разряду кулацких, об их пяти­кратном обложении при невыполнении, конфискации имущества и судьбе хозяев, поскольку это соответствовало принятым решениям. Вполне есте­ственной и неизбежной была реакция крестьян, оказавшихся «твердоза-данцами» — бегство из деревни. В конце октября руководство ОГПУ разо­слало распоряжение, предлагавшее «всем ПП», учитывая «сведения... [о] массовом бегстве кулаков и зажиточных [в] связи [с] усилением нажима по кампаниям», главной среди которых были хлебозаготовки, «уделить серьезное внимание этому вопросу», особенно в отношении середняка (док. № 173).

Приведенные здесь примеры, как и всю сумму аналогичных примеров в документах данного тома, не следует считать всего лишь свидетельства­ми отдельных «перегибов» — отклонений от в целом необходимой и осу­ществляемой в рамках человеческих норм политики. Чтобы оценить мас­штабы и источники сталинских хлебозаготовок из урожаев 1928, 1929 и 1930 гг., обратимся к статистике. Хлебный урожай 1928 г. определялся в 733,2 млн ц, а объем первых «чрезвычайных» государственных загото­вок — в 107,9 млн ц. Почти весь этот хлеб был получен от единоличных крестьянских хозяйств. В 1929 г. урожай дал 717,4 млн ц, а заготовлено было 160,8 млн ц, в том числе колхозы дали 15,1 млн ц, т.е. 9%, совхо­зы — 3,9 млн ц, т.е. 2%, и единоличные хозяйства — 118,8 млн ц, т.е. 74% (остальное — гарнцевый сбор). Сдвиг в сторону увеличения заготовок хлеба произошел за счет запасов деревни и проявил себя в весенних «прод-затруднениях». Из урожая 1930 г. заготовки выросли до 222,4 млн ц хлеба, в том числе от колхозов поступило 30%, от совхозов — 6%, от еди­ноличных хозяйств — 53,6% (119,3 млн ц). Опять прирост государствен­ных заготовок — от единоличных хозяйств, сократившихся по численнос­ти на 4,5 млн и уменьшивших посевные площади на 32,4% ²⁵. Успехи гос­заготовок хлеба и в 1930 г. были результатом конфискации запасов дерев­ни. Дальнейшее развитие событий и, главное, голод 1932—1933 гг. пока­жут, что это были последние запасы хлеба у сельского населения.

Осенью 1930 г. раскулачивание не исчерпывалось «хлебозаготовитель­ным фронтом». В августе ОГПУ возобновило прерванную в апреле—мае деятельность по ликвидации контрреволюционных повстанческих органи­заций и антисоветских группировок, а также по изъятию одиночек к/р и

а/с актива. И «организации» и «группировки», и «одиночки» в массе своей были деревенскими. Из местной информации с конкретными сведе­ниями об итогах этого направления в работе ОГПУ в настоящем томе пуб­ликуется записка Л.М. Заковского по Западной Сибири. Из нее видно, что с начала кампании по 20 сентября по краю был арестован 4391 человек, из них: кулаков — 3311 (в том числе 2451 бежавших с мест расселения), середняков — 659, бедняков 168, служащих — 102, кустарей — 14, рабо­чих — 1, батраков — 1, духовенства — 22, бывших красных партизан — 104, бывших членов ВКП(б) — 19 и др. (док. № 153). Пока не найдены аналогичные документы из других районов страны. Однако репрессивная операция против к/р и а/с продолжалась по стране в целом. Об этом сви­детельствует приказ ОГПУ от 25 октября 1930 г. о проведении «массовой операции [по] изъятию к/р настроенного быв. белого офицерства», связан­ного с «кулацкой верхушкой». Приказ заканчивался требованием «спец­докладов» с мест в Особый отдел ОГПУ о результатах одного из главных направлений в «операциях по кулачеству» (см. док. № 172). Напомним, что речь идет о 1-й категории раскулаченных, о которой мы знаем очень мало.

Ликвидация «кулацких» хозяйств в ходе хлебозаготовок, а тем более разгром «к/р» и «а/с» организаций независимо от их количественных ре­зультатов, не вполне отвечала сталинским планам раскулачивания как массового перемещения рабочей силы в еще неосвоенные и необжитые районы, которое, будто бы, могло сразу увеличить лесозаготовки, добычу полезных ископаемых, различные стройки в целях ускорения индустриа­лизации страны. Результаты раскулачивания и депортации в феврале— апреле 1930 г. показали, что проблема не решается так просто, что требу­ются средства и время на создание элементарных условий для жизни — на строительство жилищ, обеспечение продовольствием и одеждой, меди­цинское обслуживание и на многое другое, без чего люди погибают, бегут от гибели...

3 сентября в телеграмме своим представительствам по районам вселе­ния раскулаченных семей руководство ОГПУ констатировало, что «высе­ленные кулаки [в] громаднейшем большинстве до сих пор хозяйственно не устроены (помещения не построены, [в] ряде мест не приступали [к] стройке, перебои [с] продснабжением, не обслуживаются [в] медицинском отношении). ...Массовое бегство [с] мест высылки не прекращается...» Полномочным представительствам предписывалось «немедленно поста­вить вопрос [в] крайкоме во всем объеме о хозустройстве выселенных ку­лаков до наступления зимы», «наладить регулярную проверку...», «20 сентября прислать подробную информацию [о] положении кулацкой ссылки...» (док. № 142). Документы о положении раскулаченных в райо­нах вселения, о настроениях «кулацкой ссылки» на Урале, в Северном крае в сентябре—октябре свидетельствуют, что сколько-нибудь заметных перемен не произошло (см, док. № 148, 163, 174, 193). В этих условиях развернуть широкую кампанию по раскулачиванию было невозможно. Сталинскому руководству пришлось отложить таковую на весну и лето 1931 г., ограничив мероприятия осени 1930 г. довыселением семей к вы­сланным в спешном порядке «кулакам-одиночкам» из западных погра­ничных районов. На первом этапе раскулачивания торопились вывезти оттуда тех, кто мог бежать за рубеж. Оставленные без главного, а часто и единственного работника семьи обрекались на голод и вымирание.

Как только выяснилось, что районы вселения не готовы к массовому приему раскулаченных семей, «директивными органами» (так обознача­лись в рабочих документах решения и ЦК, и Политбюро ЦК, и лично Сталина) было «решено немедленно перебросить семьи кулаков-одино­чек с Украины и Белоруссии... по месту нахождения глав семей». Об этом руководство ОГПУ сообщило полномочным представительствам 21 сентября, то есть на другой день после получения с мест информа­ции о состоянии и возможностях «хозустройства» раскулаченных по 2-й категории. Теперь от представительств требовали сообщить «не позднее 8 часов 22 сентября»: «количество находящихся в вашем крае кулаков-одиночек, ...станции выгрузки семей, места временного и по­стоянного их размещения», «ориентировочную смету расходов» и т.п. (док. № 150). На следующий день — 22 сентября — СНК СССР прини­мает закрытое постановление (№ 80) об обеспечении «дополнительного изъятия кулацких хозяйств», ассигновав из резервного фонда по бюд­жету на октябрь—декабрь средства «на постройку бараков», «специаль­ные перевозки» и т.д.²⁶ В тот же день Харьков и Минск извещались о том, что «директивными органами решено немедленно приступить [к] переброске семей одиночек к их главам — 2 тыс. семей [из] Белоруссии и 14,5 тыс. [из] Украины... Все выселенные семьи должны иметь двухме­сячный запас продовольствия, а также полностью снабжены теплой одеж­дой и обувью...» (док. № 151).

В сборнике содержится комплекс основных документов, связанных с проведением этой «переброски» семей (см. док. № 155, 156, 157, 164, 165, 166, 167, 168, 169, 174, 176, 177, 178, 179). Первые эшелоны с семьями «кулаков-одиночек» отправились в путь из Украины 28 сентября, послед­ний эшелон прибыл к месту назначения, главным образом в Томск и Ир­кутск, 23 ноября. Девятнадцатью эшелонами «перебросили» 31 320 чело­век, в том числе 14 081 женщину, 11 269 детей и 5970 мужчин (15-ти лет и старше). Семьи из Белоруссии отправились в путь 13 ноября и прибыли в районы Уссури 6 декабря. На станциях назначения было выгружено 5522 человека, в том числе 1977 женщин, 1180 детей и 2355 мужчин (15-ти лет и старше). В пути из всех эшелонов было снято 33 больных, 15 умерших, 7 бежало, 16 человек было арестовано за попытки к бегству и «будирование едущих». Таковы данные итоговых сводок Транспортного отдела ОГПУ (док. № 180 и 181). Как видим, первоначальный план пере­селения семей «кулаков-одиночек» оказался более чем вдвое перевыпол­нен. Такое перевыполнение было заложено в систему сталинских репрес­сий изначально — у Сталина всегда была в запасе возможность обвинить исполнителей в извращениях и преувеличениях.

Обратимся теперь к общей отчетности о количественных данных рас­кулачивания за 1930 г. Выявленные и публикуемые нами документы с со­ответствующими сведениями относятся к категории текущего учета и не отличаются полнотой и точностью, подобной, например, сводкам Транс­портного отдела, отчитывавшегося за очень короткие сроки и за не столь большие массы людей. Однако неполные и неокончательные сведения те­кущего учета, как будет показано ниже, не приводят в данном случае к серьезным искажениям в оценке масштабов и характера репрессий в де­ревне за 1930 г.

Среди итоговых для 1930 г. документов о раскулаченных 1-й катего­рии оказалась справка Отдела центральной регистрации, так назывался орган учета в системе ОГПУ, и относилась она к численности «арестован-

ных по 1-й категории» на 1 октября*. За первый период операции (по 15 апреля) было арестовано 140 724 человека, в том числе кулаков — 79 330 (56,3%), церковников — 5028, быв. помещиков, фабрикантов и т.п. — 4405, «проч. АСЭ» — 51 961. За второй период операции (с 15 ап­реля по 1 октября) было арестовано 142 993 человека, в том числе кула­ков — 45 559 (31,9%). Остальные 97 434 человека, включая и священни­ков и «бывших», были отнесены к «проч. АСЭ». В сведениях о пригово­рах сообщалось лишь о половине арестованных за первый период опера­ции, и совсем не сообщалось о другой половине. О приговорах, выносив­шихся во втором периоде, не сообщалось ничего. Общий итог — 283 717 че­ловек арестованных за 8—9 месяцев раскулачивания (док. № 162) — ог­ромен и страшен, ибо почти за каждым из них стояла семья. Заметим в этой связи, что аресты не ограничивались главами хозяйств. Вместе с от­цами часто забирали и взрослых сыновей, оказывавших сопротивление или как-то еще протестовавших против насилия. Поэтому по числу арес­тованных лиц нельзя определять число раскулаченных хозяйств.

Сведения из справки ОЦР войдут в отчетную документацию о раскула­чивании по 1-й категории, прежде всего в докладную записку Особого от­дела ОГПУ «О проведении операции по выселению и изъятию кулачест­ва» от 17 ноября 1930 г. (см. док. № 184). Частично они воспроизводятся и в спецсправках, составленных в феврале 1931 г. и излагавших сообра­жения о задачах «нового удара». Сообщалось, что «удар по кулаку зимой и весной 1930 г.» выразился в ликвидации 7184 «к/р кулацких образова­ний» («организации» и «группировки» теперь уже не различались) и аресте «всего» 140 724 человек (док. № 201). Соотношение этой цифры с приведенной выше численностью первокатегорников, вывезенных в лаге­ря ГУЛАГа за февраль—апрель — 123 716 человек, позволяет считать ее соответствующей действительности. Различие между этими цифрами вполне покрывается данными о приговорах, вынесенных тройками ПП ОГПУ и республиканских ГПУ за 1930 г., включая приговоры и к ВМН, и к освобождению²⁷. За вторую половину 1930 г. информация огра­ничивается данными о ликвидации 587 «к/р кулацких формирований» и аресте 47 990 человек, «не считая к/р кулацких одиночек» (док. № 201).

Основную массу раскулаченных составляли хозяйства, ликвидируемые по 2-й категории, подлежавшие выселению в районы осваиваемых при­родных богатств — леса и различных ископаемых, прежде всего. По дан­ным регистрации в районах вселения и определялась численность раску­лаченных по 2-й категории, однако, как отмечалось выше, к ним факти­чески присоединялись и семьи раскулаченных по 1-й категории. На 1 де­кабря 1930 г. их общая численность достигла 112 828 семей с населением в 550 558 человек (док. № 202). Возросла и численность раскулаченных по 3-й категории: «по неполным данным», к 1 октября 1930 г. их насчи­тывалось 42 708 семей с населением в 220 000 человек (док. М 184). На 1 декабря 1930 г. были получены более точные сведения: «количество переселенных (в пределах края или области их прежнего проживания. — Авт.) кулаков третьей категории» — 44 990 семей (док. № 211).

Справка от 1 февраля 1931 г. содержит сведения об общей численности (без Казахской АССР) раскулаченных по 2-й и 3-й категориям: «выселено

* Справка относилась к категории секретнейших, о чем свидетельствует примечание: «Напечатано в 2-х экземплярах: 1 экз. — зам. нач. ОО ОГПУ т. Пузицкому, 1 экз. — в дело».

и расселено 158 017 семей и осталось нерасселенными 182 820 семейств». Значение данных о «нерасселенных» очевидно: без них невозможно опре­делить общую численность раскулаченных в 1930 г. хозяйств. В сумме те и другие дают 340 837 семей, что оказывается даже несколько выше, чем цифра, приведенная в самой справке — 339 572 (док. № 201). Где-то была допущена арифметическая ошибка, однако использование округлен­ной величины в 340 тыс. представляется вполне допустимым. К тому же она подтверждается позднейшими документами, в частности, данными сводной таблицы о результатах раскулачивания за время с 1 января

1930 г. по 1 июля 1931 г. (Справка Особого отдела ОГПУ от 15 июля

1931 г. — док. № 253.)

Названная таблица представляет особый интерес, поскольку в ней дан­ные ОГПУ о численности раскулаченных и высланных семей сопоставля­ются с данными демографической и хозяйственной статистики. Характер­но, что к сведениям государственной статистики по названным вопросам и Политбюро ЦК, и ОГПУ обратились не при разработке планов и постанов­лений хотя бы в январе 1930 г., а только в мае, когда стали подсчитывать первые результаты «операций по кулачеству». В справке от 23 мая по 6-ти районам «сплошной коллективизации» приводились несопоставимые данные: численность кулаков и раскулаченных оценивалась по явно уста­ревшим материалам переписи 1926 г. о сельском населении и крестьянских хозяйствах. К началу 1930 г. население деревни выросло с 118,6 млн че­ловек до 126,2 млн, тогда как численность крестьянских хозяйств под давлением «чрезвычайных хлебозаготовок» сократилась с 25 015,9 тыс. весной 1927 г. до 24 522 тыс. весной 1929 г.²⁸ Иное дело, сведения о чис­ленности раскулаченных хозяйств и высланных семей и лиц, учитывав­шихся ПП ОГПУ. Важны пояснения о формах (способах) раскулачивания, результаты которых суммируются в конечном итоге: «по 5-ти кратному обложению» (то есть при проведении хлебозаготовок), «по судебным реше­ниям» (по к/р организациям и а/с группировкам), в «порядке проведения сплошной коллективизации» (раскулачивание в собственном смысле слова), «самоликвидация» (чаще всего бегство в города, на стройки и т.д.) (док. № 123).

Справка от 15 июля 1931 г. охватывает все районы страны и содержит наиболее полные сведения о раскулаченных и депортированных за 1930 г., полученные от полномочных представительств, осуществлявших непо­средственное руководство на местах и тем, и другим. В целом за 1930 г. подверглось раскулачиванию 341 895 хозяйств, из которых 112 698 было выселено в спецпоселения (док. № 253). Число раскулаченных и высе­ленных семей в целом близки к данным текущей информации в докумен­тах, рассмотренных выше.

В справке предпринималась и попытка определить численность кулац­ких хозяйств и их место в общей массе крестьянских хозяйств в момент официального перехода к политике раскулачивания. Отправными статис­тическими данными оставалась общая численность крестьянских хозяйств по материалам, связанным с переписью населения 1926 г. Численность же собственно кулацких хозяйств в каждом районе определялась «по данным ПП ОГПУ», которые отражали представления местного руководства. От­сюда, например, примечание составителей справки о «явном преуменьше­нии в 2 раза» численности кулацких хозяйств на Украине. В действитель­ности кулацких хозяйств, то есть хозяйств примитивно-предприниматель-

ского типа, использующих и наемный труд, и кабально-ростовщические отношения, в стране уже не осталось.

Для понимания ситуации в раскулачиваемой деревне будет полезно привести сведения о социально-экономической структуре крестьянских хозяйств в 1927—1929 гг. Мы располагаем материалами работы Комиссии СНК СССР по изучению тяжести налогового обложения в 1924/25, 1925/26 и 1926/27 гг. В состав комиссии входили ведущие экономисты и статистики того времени. Результаты их работы были опубликованы и, естественно, содержали обстоятельную разработку социального состава на­селения. По данным за 1926/27 г., в деревне оказалось 896 тыс. хозяйств предпринимательского («кулацкого») типа с населением в 5859 тыс. чело­век. Их удельный вес равнялся 3,9% в хозяйствах и 5,2% в населении²⁹. Сталинское «наступление на кулачество» в 1928—1929 гг., конечно, не могло не сказаться на динамике этой категории хозяйств. По данным пос­ледней динамической переписи крестьянских хозяйств, проводившейся в

1929 г. советским ЦСУ, мелкокапиталистические хозяйства (кулацкие)
сократились по РСФСР в целом с 3,9% в 1927 г. до 2,2% в 1929 г., на
Украине — с 3,8% до 1,4%, в Белоруссии — с 4,1% до 2,6%. Основные
удары были нанесены по хозяйствам этого типа в районах хлебозаготовок:
на Северном Кавказе их удельный вес упал с 5,7% до 2,4%, в ЦЧО — с
2,2% до 0,7%, на Средней Волге — с 3,9% до 1,2%, на Нижней Волге —
с 4,4% до 2,5%, в Сибирском крае — с 6,7% до 1,8%³⁰. Приведенные
здесь данные были опубликованы в официальных изданиях Госплана
СССР в 1932 г., что объясняет, на наш взгляд, почему в ОГПУ не обраща­
лись больше к статистике в поиске возможностей «раскулачивания». Чис­
ленность хозяйств, подлежащих «раскулачиванию», определялась не их
социальным обликом и местом в жизни села, а планами развертывания
системы принудительного труда — каторжного в лагерях ГУЛАГа и кре­
постного в спецпослениях.

После сделанных пояснений можно перейти к оценке итогов политики раскулачивания за 1930 г. Репрессивные задачи «ликвидации кулачества как класса» были «выполнены» и «перевыполнены». Однако раскулачива­ние преследовало и цели создания системы дешевого и подневольного труда для освоения природных богатств в окраинных районах страны. В решении этих задач 1930 г. завершился провалом и огромным увеличени­ем жертв сталинского массового террора, одной из форм которого и яви­лось раскулачивание. Представление о действительных результатах и, со­ответственно, о действительном значении выселения раскулаченных семей позволяет составить «Докладная записка о высланных кулаках 2-й кате­гории» (и семьях «первокатегорников», добавим мы от себя), датирован­ная началом февраля 1931 г. и сообщающая сведения на 1 декабря

1930 г. (док. М 202).

Наиболее конкретно и полно представлены судьбы спецпереселенцев в Северном крае. Мы узнаем, что «за все время пребывания... до 1 декабря 1930 г.» из 230 370 спецпереселенцев умерло 21 213 человек, отправлено на родину 35 400 детей, «возвращено неправильно высланных» 1390 чело­век, «отпущено на поруки» 68 человек, «оставлено на свободное (?) жи­тельство в Севкрае» 26 500 «неправильно раскулаченных» (!) и 2100 «фе-доровцев», 502 человека были отправлены в другие районы спецпоселе­ний. Пытались бежать 39 743 спецпереселенца, но в большинстве они были изловлены и возвращены. На дату информации в бегах числилось 15 458 человек.

К 1 декабря 1930 г. в Северном крае осталось 127 739 спецпереселен­цев — немногим больше половины завезенных сюда при раскулачивании. Из них 103 970 человек были расселены в 189 спецпоселках, в том числе 64 996 — «в построенных бараках» и 38 974 — «в шалашах, землянках и прилегающих к поселкам селениях». К сожалению, последующая судьба спецпереселенцев 1930 г. нам неизвестна, и мы не можем сказать, сколь­ко из них осталось в живых после суровой и длинной северной зимы «в шалашах и землянках...», когда «самым больным вопросом» оставалось продовольственное снабжение, когда «в ряде поселков большинство посе­ленцев разуты, в рваной верхней одежде или совсем без верхней одеж­ды...»

Каков же итог трудового использования спецпереселенцев в Северном крае? На 1 декабря 1930 г. «всего использовалось] на работе» 29 634 че­ловека, в том числе 23 634 человека на строительстве поселков и 6000 че­ловек на лесозаготовках* (док. № 202). На лесозаготовках зимой 1930 г. могли трудиться не 6 тыс. рабочих, а неизмеримо больше при нормальной экономической (например, нэповской) организации труда, что означало бы также неизмеримо меньшие расходы и неизмеримо большие результа­ты труда.

Судьба спецпереселенцев на Урале, в Западной и Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и в других районах вселения освещена в рассматривае­мом документе намного скупее, однако не потому, что там их положение было лучше. Напротив. Вероятнее всего, сокращение конкретной инфор­мации по мере удаления расстояний от Москвы отражало такое ухудше­ние ситуации, о которой и центральное руководство не хотело знать.

В первых числах февраля 1931 г. была подготовлена «Докладная за­писка о внутриокружном переселении кулаков 3-й категории». Это пер­вый найденный нами специальный документ о положении этой группы раскулаченных, которой предстояло стать самой многочисленной и слу­жить в качестве резерва для пополнения лагерей и спецпоселений. Чис­ленность хозяйств и лиц, пострадавших «по 3-й категории», не сообща­лась, поскольку оставалась неизвестной. Речь шла только о той их части, которая уже подвергалась переселению внутри округов их прежнего про­живания, но в особые «кулацкие поселки». В записке отмечалось, что они вселялись «во временные, непригодные для жилья шалаши», «в малопри­годные для жилья землянки», реже в оставленные прежними хозяевами избы. Всеобщей была «хозяйственная неустроенность», отсутствие «мини­мальных условий для освоения... земельных участков (тягловая сила, с/х инвентарь, фураж, семена)», «недостаток продовольствия» (док. № 211).

Неизбежной реакцией на подобные условия были массовые побеги ра­зоренных и обреченных на гибель семей. На Украине было «выделено 342 кул[ацких] поселка», в которых размещена 8561 семья. К началу 1931 г. бежало 4227 семей, что привело к «самоликвидации» 245 посел­ков. В Нижнем Поволжье было объявлено о создании 492 поселков, куда

* Сообщение о столь ничтожном использовании спецпоселенцев на лесозаготовках потре­бовало проверки по всем районам их вселения. Оно было поручено Особому отделу ОПТУ, представившему 14 февраля специальную справку «О количестве ссыльных кулаков, заня­тых на лесоразработках». В справке подтверждались сведения по Северному краю (6 тыс.). На Урале лесозаготовительным организациям было передано 41,5 тыс. трудоспособных, из коих использовалось «на основных работах» — 20,7 тыс., однако не сообщалось, входили ли в их число занятые на строительстве поселков. По Сибири сведений не имелось. На ДВК на лесозаготовках работало 1,5 тыс. человек (док. № 212).

вселили 15 135 семей. По данным на 4 февраля 1931 г., в этих поселках оставалось «не более 15% вселенных». Подобная картина была с пересе­ленными «кулаками третьей категории» и в других районах. Разбегались по городам и промышленным стройкам, даже в родные селения (на Ниж­ней Волге — «основная масса»). Однако и не переселенная часть этой ка­тегории раскулаченных семей разбегалась, не дожидаясь переселения в «кулпоселки». Авторы записки предлагали решить возникшую проблему «принудительным возвращением всех раскулаченных семей... в специаль­ные поселки» с охраной, комендантами и т.п. Это означало бы создание системы спецпоселений не только на малонаселенных окраинах, а во всех районах страны, что могло привести к опасным для сталинского режима последствиям. Основная масса раскулаченных по 3-й категории разбежа­лась по городам и стройкам, превратившись в постоянный объект погони, разоблачений и репрессий.

Докладные записки и справки ведущих политических отделов ОГПУ, датированные началом февраля 1931 г., в совокупности представляли ра­бочий анализ итогов первого года раскулачивания. В каждом из назван­ных документов большое место занимала оценка возможностей и условий нового этапа раскулачивания с учетом негативного опыта, весьма обстоя­тельно и конкретно представленного в тех же записках и справках, о чем подробно говорилось выше. Мы впервые столкнулись со случаем, когда руководство ОГПУ пыталось изложить свой взгляд на политику раскула­чивания и предлагало существенные коррективы в масштабы, сроки и ус­ловия ее практического осуществления, разумеется, не подвергая сомне­нию «генеральную линию».

Не следует думать, что после 6 декабря 1930 г., когда эшелоны с се­мьями «одиночек» прибыли из Белоруссии на Дальний Восток, наступила пауза в раскулачивании, которая могла бы способствовать переосмысле­нию политики. Никакого перерыва в раскулачивании, как формы массо­вых репрессий, не было. В одном из основных февральских документов 1931 г. — в справке о борьбе с кулаками, сообщалось, что «за один только январь 1931 г. данными ОЦР зафиксировано 36 698 арестованных», из которых «подавляющее большинство» относилось к категории «кулацко-белогвардейской к/р». Для сравнения приводилась численность арестован­ных к/р за весь 1929 г. — 47 564 (док. № 201).

Не приостанавливалось и раскулачивание в собственном смысле этого понятия. В сборнике публикуется справка Информотдела ОГПУ о ходе коллективизации и раскулачивания в Западной Сибири от 30 января 1931 г. Бюро крайкома ВКП(б) 25 декабря 1930 г. приняло решение о проведении в 21 районе конфискации имущества и выселении от 530 до 895 кулацких хозяйств. На местах новая кампания по раскулачиванию встретилась с «оппортунистическми колебаниями (утеря кулака) и бояз­нью трудностей», что служило лишь поводом борьбы с оппортунизмом и «благодушием» (док. № 199). Западная Сибирь не была, конечно, исклю­чением.

Более того, к раскулачиванию во всех его формах добавилась еще чистка колхозов от «классово-чуждых элементов», о чем сообщает весьма обстоятельная докладная записка Информотдела ОГПУ от 30 января 1931 г. «Бывшие» — главным образом кулаки и торговцы — «проникли в колхозы еще до или в начале раскулачивания». Все они подлежали чист­ке как враждебные элементы, которые «дискредитируют коллективиза­цию». С их влиянием связывались явления бесхозяйственности в только

еще создававшихся колхозах, потерь скота, негодности инвентаря, «сабо­таж сдачи хлеба» колхозами государству и т.п. Их влиянием объясняли «массовые выходы из колхозов», являвшиеся на деле формой массового сопротивления (док. № 200).

Февральские документы ОГПУ, к характеристике которых мы возвра­щаемся, полны утверждений об активизации «массовой кулацкой к/р», о «необходимости нового удара» по кулаку, в том числе «ив интересах на­меченной и проводимой новой крупной волны коллективизации». В ос­новной справке от 1 февраля 1931 г. предлагалось в течение года «высе­лить за пределы... края (области) кулаков второй категории — ориентиро­вочно 100 тыс. хозяйств, включая в это же количество... и семьи тех, кто в 1930 г. были изъяты по первой категории»*. Но говорилось и о необхо­димости «заранее перестраховаться от всех основных недочетов и органи­зационных недосмотров, какие имели место при прошлогоднем выдворе­нии кулаков» (док. М 201 и др.).

3 февраля появилась «Ориентировочная справка Особого отдела ОГПУ о возможных пунктах размещения спецпереселенцев». По стране в целом выделялось 14 районов, «почти не освоенных», «малообжитых», но бога­тых лесами и ископаемыми. Для каждого из этих районов определялась численность семей переселенцев, с учетом реальных возможностей. В сумме они составляли бы 90 тыс. (док. № 203). К примерам порайонных контингентов, предлагавшихся в этой справке, мы еще вернемся.