Информационные материалы ОГПУ—НКВД 331930—1934гг. 4 страница

Систему мероприятий «по предварительному устройству переселенцев на новых местах», «быстрейшего приспособления переселенцев к работе» и «прочного оседания на новых местах», а также смягченный порядок раскулачивания (сохранение сельхозинвентаря, домашнего имущества, продовольствия и даже денег} предлагали справки ГУЛАГа от 4 февраля (см. док. М 204—207^. Одновременность выступления ряда ведущих под­разделений ОГПУ с обоснованием существенных исправлений в практике раскулачивания, а, главное, сокращения его масштабов, свидетельствова­ло о том, что даже в ОГПУ сталинская политика еще не воспринималась как не подлежащая обсуждению и исправлению. В недалеком будущем все участники этого выступления поплатятся за попытку исправить «гене­ральную линию».

Названные в февральских документах ОГПУ контингенты высылае­мых семей оказались заниженными в два—три раза по сравнению со ста­линскими планами, а выдвигавшиеся ими требования к организации рас­кулачивания и высылки семей (сохранение одежды и предметов обихода, необходимого минимума продовольствия и т.д.) не заслуживающими вни­мания. Принятое 20 февраля постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О ку­лаках» обязало ОГПУ за 6 месяцев «подготовить... районы для устройства кулацких поселков тысяч на 200—300 семейств под управлением специ­ально назначенных комендантов». В протоколе заседания Политбюро от­мечены выступления Сталина, Менжинского и Ягоды, поэтому есть все основания полагать постановление о выселении 200—300 тыс. семей при­нятым под диктовку Сталина. ОГПУ в сталинском представлении явно не справлялось с задачами. Наблюдение за «выселением и расселением рас-

* Это не единственное свидетельство того, что значительная часть семей, раскулаченных по 1-й категории в 1930 г., осталась в местах прежнего проживания, а не была выслана в спецпоселения. Это может объясняться изъятием главных, а часто единственных трудоспо­собных членов семей.

кулачиваемых кулаков» возлагалось на заместителя председателя СНК СССР А.А. Андреева. ОГПУ обязывалось согласовывать с ним «все вопро­сы, связанные с выселением и расселением кулаков»³¹. Таков был первый ответ Сталина на попытку ОГПУ высказать свое мнение.

Одновременно рассылалась директива Сталина и Молотова об увеличе­нии норм выработки на лесозаготовках, которой предписывалось «для ку­лаков данные нормы обязательно увеличивать [на] 50%». Среди доступ­ных нам документов этой директивы нет. Ее содержание, включая цити­руемую фразу, передается по телеграмме руководства Ураллеса подведом­ственным леспромхозам, датированной 25 февраля 1931 г. Сводки, в кото­рых сообщается об этой директиве, приводили убедительные сведения о нечеловеческой практике ее осуществления. Увеличение в полтора раза дневной выработки, невозможное для работников, живущих в нормаль­ных условиях, становилось дополнительным фактором массового уничто­жения спецпереселенцев (док. № 259 и 260). Документы опубликованно­го в 1993 г. сборника о спецпереселенцах на Урале полностью подтверж­дают приведенные выше сведения и о повышении с февраля 1931 г. тру­довых норм, и об их последствиях для выселенных туда семей³².

Февральские документы, о которых говорилось выше, сохранились лишь в материалах секретариата руководства ОГПУ, причем на наиболее важных из них отсутствуют наименования отделов, в которых они готови­лись, и подписи лиц, осмелившихся не только информировать о положе­нии раскулаченных, но и излагать свои рекомендации. В «Выводах-пред­ложениях» к «Материалам по вопросам кулацкой к/р на 1 февраля 1931 г.» встречаются такие, например, речевые обороты: «Учитывая уроки прошлогоднего расселения кулачества.., полагал бы необходи­мым: ...» (док. № 201). Автора этого текста пока установить невозможно. Дальнейшее развитие событий покажет, что весь этот комплекс неприем­лемых для сталинского руководства документов ОГПУ исходил из отделов Секретно-оперативного управления, среди которых были информацион­ный и секретный отделы. Эти отделы и подверглись реорганизации. 5 марта 1931 г. был ликвидирован информационный отдел ОГПУ, слитый с секретным отделом в единый секретно-политический отдел в системе СОУ, в задачи которого не входила систематическая информация партий­но-государственного руководства о политическом положении в стране³³. С этого времени из состава информдокументов ОГПУ начинают исчезать ос­новные формы фактической информации о происходящем в стране — сводки и обзоры, по природе своей предполагавшие полноту и конкрет­ность сведений. Преобладающей формой информации становится справка, не требующая полноты сведений и объяснений.

11 марта 1931 г. на Политбюро в числе «Вопросов ОГПУ» вновь ока­зался «Вопрос о кулаках». Принятое решение воспроизводим полностью: «Возложить наблюдение и руководство работой по выселению и расселе­нию кулаков на специальную комиссию из тт. Андреева, Ягоды и Посты-шева, предложив им в декадный срок представить в ПБ план конкретных мер»³⁴.

В современной литературе созданную 11 марта 1931 г. комиссию при­нято называть «Комиссией Политбюро ЦК ВКП(б) по спецпереселенцам». В переписке того времени иногда употреблялось наименование «Комиссия ЦК ВКЩб)...» Мы сохраняем рабочее самоназвание — Комиссия Андрее­ва, более соответствующее формуле постановления 11 марта, а главное ха­рактеру ее деятельности — личный контроль Сталина через безликого

2 — 7419

Андреева за выполнением директивы по выселению не менее миллиона раскулаченных. Наиболее важные решения, принятые комиссией, прак­тически утверждались на Политбюро, однако не становились его постанов­лениями. В протоколах Политбюро во всех случаях употреблялась форму­ла: «Принять предложение комиссии т. Андреева» с отсылкой на прото­кол комиссии, помещенный в приложениях³⁵. Решения комиссии не нуж­дались в утверждении или хотя бы подтверждении правительством. Даже денежные средства на выполнение решений комиссии Андреева поступали помимо правительства. Вот о многом говорящий ответ на вопрос ваков­ского о правительственном разрешении приступить к переселению раску­лаченных. Меморандум от 18 апреля 1931 г. за подписью Ягоды и Евдо­кимова гласил: «...никакого правительственного постановления по реше­нию комиссии т. Андреева не будет. С решением комиссии т. Андреева т. Заковский должен ознакомить крайком. Операцию по принятому реше­нию проводить. Деньги, сколько надо будет т. Ваковскому из отпущенных сумм, когда угодно он получит по предъявлению сметы финотделу ОГПУ»³⁶.

Директива представить в декадный срок «план конкретных мер» была выполнена досрочно. Ее сущность была изложена в телеграмме руководст­ва ОГПУ на места, разосланной 15 марта: «[В] целях полной очистки края от кулаков, с мая по сентябрь 1931 г. намечено провести массовую опера­цию [по] кулачеству [с] высылкой [в] отдаленные местности Союза со всех (!) областей. Для проработки этой операции предлагается: 1) установить количество кулацких хозяйств края ([в] том числе раскулаченных [и] рас­проданных [в] прошлом году), подлежащих высылке; 2) установить тепе­решнее местонахождение кулацких хозяйств, [в] особенности глав семей», включая бежавших и «проникших» на работу в промышленность, скры­вающихся в городах и в колхозах. «Подробный оперативный план прове­дения этой массовой операции» по каждому региону предлагалось пред­ставить в СПО ОГПУ не позднее 10 апреля (док. № 219).

18 марта комиссия Андреева приняла «перечень вопросов, подлежа­щих рассмотрению» (док. № 220), и целый ряд решений о переселении раскулаченных семей, которые соответствовали сталинской директиве от 20 февраля. В Западно-Сибирском крае надлежало переселить в северные районы «в течение мая—июня—июля 40 тыс. кулацких хозяйств». Упо­минавшаяся выше «Ориентировочная справка Особого отдела...» от 3 фев­раля считала возможным переселить в Западную Сибирь в целом 15 500 се­мей. Еще более разительными были решения о переселении раскулачен­ных семей в Казахстан. Пе 5 тыс. семей, как считал возможным Особый отдел ОГПУ, а 150 тыс.! Причем уже к 15 апреля туда предстояло доста­вить 10 тыс. глав раскулаченных семей для «подготовки условий... при­ема остального контингента». И т.д. (см. док. № 203, 221 и др.).

Новая кампания по массовому раскулачиванию и переселению раску­лаченных семей должна была начаться в мае 1931 г. Ее бесчеловечность, неизбежность гибели новых спецпереселенцев в количествах, сопостави­мых с 1930 г., были очевидны. И это находило отражение в документах ОГПУ, где еще сохранялись люди, считавшие своим долгом сообщать пар­тийно-государственному руководству не только о враждебных силах, но и о действительном положении в стране, в том числе о негативных послед­ствиях осуществляемой властью политики. 4—5 мая СПО ОГПУ предста­вило руководству 9 аналитических справок «О вселенных и переселенных кулаках по отдельным краям и областям СССР». Все они публикуются

нами, поскольку воссоздают очень конкретную картину переселения рас­кулаченных семей с начала 1931 г. и их положения в качестве спецпере­селенцев. К сожалению, раскулачивание, как таковое, в этих справках уже не затрагивается (в отличие от рассмотренных выше февральских). Справка, относящаяся к Восточно-Сибирскому краю, после сведений о переселенных туда в 1930 г. и в марте 1931 г., сообщала: «С хозустройст-вом вселенных кулаков как прошлогодних, так и мартовских этого года, вопрос стоит остро. Жилищ подготовлено не было, необходимые бараки для жилья отсутствуют. Продснабжение недостаточное. Рабочая сила ис­пользуется недостаточно... Медпунктов на участках вселения нет. Медпо­мощь оказывается только... на лесозаготовительных участках». И естест­венно, «отмечается массовое бегство ссыльных кулаков — вместе с семья­ми...» (док. № 228). В справке по Казахстану сообщалось, что высланные в 1930 г. были «расселены на островах и полуостровах Аральского моря» и использовались «для ловли рыбы». «Жилища... полностью не постро­ены, ...перебои в снабжении продовольствием...» То же и с новыми спец­переселениями: «Хозорганизации к приему и хозустройству ссыльных ку­лаков 1931 г. подготовлены не были» (док. № 227).

Обширная справка «О вселенных кулаках в Северный край» включала все сведения за 1930 г., вновь воспроизводя приведенные в февральской докладной записке СПО (док. № 202). Положение высланных туда семей не только не улучшалось, но, напротив, резко ухудшалось, поскольку: «с 1 апреля 1931 г. все ссыльные кулаки были сняты с централизованно­го снабжения, в том числе строящиеся поселки и осваивающиеся на новых землях...», «возможно возникновение голода...», «...развивается эпидемия сыпного тифа, ...свирепствует дизентерия, цинга и простудные заболевания...» (док. № 223). Такой же была ситуация на Урале и Даль­нем Востоке (док. № 225 и 230).

Единственным районом вселения, где обеспечивалась оплачиваемая ра­бота, оказывалось содействие в жилищном строительстве, открывались столовые и общественные кухни, школы и даже детские дома, имелись амбулатории и больница, продавалась одежда являлся Ленинградский военный округ (апатитовые разработки в Хибинах и торфодобывание в Синявино). Однако и здесь 11 110 спецпоселенцев, прибывших в 1930 г., были размещены не только «в дощатых бараках» и «стандартных домах», но и «в палатках и землянках», с жилплощадью в среднем 1,2 кв. м на человека. Отсюда развитие эпидемических заболеваний, умерло почти 800 человек, главным образом детей (док. М 224).

Отметим, что все эти справки были составлены и подписаны одним лицом — оперуполномоченным СПО ОГПУ Г.А. Штранкфельдтом, за что он в скором времени поплатится вместе с рядом других работников на­званного отдела. Есть основания считать его одним из авторов и февраль­ских документов СОУ ОГПУ, в которых прослеживаются расхождения в восприятии практики раскулачивания между Политбюро и ОГПУ.

Справки Штранкфельдта сыграли не последнюю роль в пересмотре ре­шений комиссии Андреева, принятых 8 мая о разработке плана переселе­ния в Казахстан 150 тыс. «кулацких семей» в точном соответствии со ста­линской директивой. Для выполнения этого задания назначался кратчай­ший срок — «к 10 мая» (док. JV3 232). Неизвестно, состоялось ли заседа­ние комиссии, назначенное на «10 мая в 11 часов утра» (там же). Мы пуб­ликуем решение комиссии, принятое 15 мая, коренным образом пересмот­ревшее масштабы переселения и даже его географию. «Ввиду технической

2* 35

невозможности переселения 150 тыс. кулацких семейств в районы Казах­стана, признать возможным расселение в текущем году в первую очередь в районах Казахстана 60 тыс. и на Урале 50 тыс. кулацких семейств» (док. № 233).

Помимо справок Штранкфельдта, наверное, сыграла свою роль и при­сланная из Казахстана справка СПО с характеристикой состояния важ­нейших районов автономии (см. док. № 231). Все эти документы исходи­ли из Секретно-политического управления, возглавлявшегося Е.Г. Евдо­кимовым. Расправа за отказ от буквального выполнения сталинской ди­рективы скоро последует. Но очень важно, что на это решилось руковод­ство ОГПУ — настолько бесчеловечным и бессмысленным становился ста­линский террор в деревне.

Из плана реализации принятых 15 мая решений мы узнаем, что на Урал в дополнение к 5000 семей, переселяемых из Иваново-Промышлен­ной области на Магнитострой, направлялось 30 000 семей из Украины, 15 000 — с Северного Кавказа и 5000 — из Белоруссии на лесоразработ­ки, то есть, в северные районы края. Не трудно представить себе их поло­жение в необжитых районах, куда направлялось и 5000 семей «внутрен­них переселенцев» и где такого дополнения не ждали. В Казахстан долж­ны были выселяться 50 000 семей из Поволжья и 10 000 семей из Мос­ковской области и Ленинградского военного округа (док. Л? 234).

Тогда же СПО ОГПУ представило комиссии Андреева справку о ходе и перспективах операции по выселению раскулаченных за 1931 г. в целом и порайонный план выселения и вселения спецпосленцев с 15 апреля, когда началось «внутреннее переселение» на Урале и до 15 сентября, когда намечалось завершить кампанию 1931 года по депортации раскула­ченных семей. Выделялось три этапа:

«I. Вывезено с 1 января по 1 мая» 35 287 семей и 3125 глав семей («одиночек»).

«П. Вывозятся с 1 мая по 15 июня» 57 428 семей и 2 тыс. «беглых кулаков».

«III. Предстоит вывезти с 25 мая по 1 сентября 127 тыс. семей».

«Всего [за весь 1931 г.] — 219 715 семей и 2000 человек беглых кула­ков» (док. № 235).

Как видим, директиву Политбюро от 20 февраля о переселении 200— 300 тыс. семей намечалось выполнить, хотя и с ориентацией на минимум. Характерно, что и план депортации, подписанный, кстати, Штранкфельд-том, был ориентирован на летние месяцы — июнь и июль, когда предла­галось переселить 164 809 семей из 184 209. На август—сентябрь остава­лось меньше 20 000 семей.

Ситуация для ОГПУ усложнялась и тем, что все другие государствен­ные учреждения, обязанные, как предполагалось, обеспечить использова­ние труда и содержание спецпереселенцев — ВСНХ, ведавший промыш­ленностью, Наркомат путей сообщения, Наркомснаб, а также Наркомзд-рав и Наркомпрос, оказались не в состоянии выполнять свои функции в спецпоселениях, расположенных не только в необжитых, но и в труднодо­ступных районах. Не удивительно, что в протоколе заседания комиссии Андреева 15 мая первым пунктом явилось решение о передаче спецпересе­ленцев полностью в ведение ОГПУ: «Ввиду безобразного использования рабочей силы спецпереселенцев и беспорядка в их содержании хозоргана-ми — передать целиком в ОГПУ хозяйственное, административное и орга­низационное управление по спецпереселенцам, а также все материальные

и денежные фонды, отпущенные на спецпереселение. Предложить ОГПУ для этой цели организовать специальный аппарат управления при ОГПУ и краевых ПП (Сибирь, Урал, Севкрай и Казахстан» (док. Л? 233^.

Решение комиссии Андреева осуществлялось очень быстро. 25 мая 1931 г. на места был разослан меморандум № 387 «о передаче в полное ведение ОГПУ хозяйственного, административного и организационного управления спецпереселенцами »3⁷, 28 мая — указания «по устранению... грубых ошибок... при проведении операции по выселению кулацкого эле­мента...», а 3 июня — приказ об «обслуживании районов вселения кула­ков»: «хозяйственное освоение, административное и культурно-бытовое устройство, охрана, оперативное обслуживание и целесообразное исполь­зование их как в промышленности, так и в сельском хозяйстве» (док. № 238 и 242). Названные меры означали создание в стране второй систе­мы концентрационных лагерей, не столь жесткой по условиям быта и ха­рактеру подневольного труда, как ГУЛАГ, но по сущности единой с ней. Полное подчинение спецпоселений управлению ОГПУ было неизбежным. Характерно, что оформление этого акта совершилось без участия высших органов государственной власти. Секретное постановление правительст­ва — СНК СССР «Об устройстве спецпереселенцев» было принято лишь 1 июля 1931 г.³⁸ Лагерная экономика с подневольным трудом формирова­лась как закрытая, фактически независимая от формальной системы госу­дарственного управления, хотя в финансово-экономическом отношении связанная и с государственным бюджетом, и с госпредприятиями, куда передавались продукты практически бесплатного труда.

Передача высланных семей, их бытового устройства и трудовой дея­тельности под непосредственное управление органов государственной без­опасности существенно меняло (разумеется, вслед за созданием ГУЛАГа) положение системы ОГПУ в обществе и характер его отношений с партий­но-государственным руководством. Очень наглядно это проявилось в со­держании информационных материалов о государственной политике и об­щественной ситуации в крестьянской среде. Если раньше основной фор­мой информации ОГПУ о положении в деревне и ее настроениях была сводка фактических сведений, довольно объективная (хотя и с трактовкой в пределах заданной идеологии), то теперь все большее значение приобре­тает справка о собственной деятельности. В 1931 г. эволюция информате-риалов ОГПУ в указанном направлении только начиналась, однако отчет­но-информационные справки занимают уже в их общем потоке все боль­шее место. Документы за июнь 1931 г. представлены, главным образом, справками о выселении раскулаченных семей: справка СПО за сроки с 1 января до 1 июня, то есть, ко дню, объявленному комиссией Андреева началом новой кампании по их депортации; справка ГУЛАГа за срок с 1 по 17 июня; справка СПО за срок с 1 по 22 июня. Была и обстоятельная сводка Особого отдела на 28 июня, содержащая значительный критичес­кий материал о «грубейших перегибах» и крестьянском сопротивлении, написанная с участием Штранкфельдта (см. док. № 241, 243, 244 и 245).

Главное состояло в другом: приняв на себя управление спецпереселен­цами, организацией их труда и быта, ОГПУ становилось ответственным за все последствия бесчеловечной сталинской политики: за выбрасывание де­сятков и сотен тысяч семей, включая детей и стариков, в гибельные для них места — гибельные по всем условиям: природным, хозяйственным, жизненным. На ОГПУ ложилась также ответственность и за невыполне­ние планов увеличения лесозаготовок, добычи золота и каменного угля.

Руководство ОГПУ начинало понимать, что с увеличением численности спецпереселенцев будут возрастать и все скверные последствия, прежде всего вымирание семей, бегство спецпереселенцев и провал плановых за­даний, а вместе с тем и их личная ответственность за неправильное осу­ществление «генеральной линии», «за ошибки», «перегибы» и «извраще­ния».

Сказывались, конечно, и личностные факторы. Сталинская «револю­ция сверху» еще не завершилась, и в аппарате управления, включая ОГПУ, сохранялись люди, исповедовавшие социализм, видевшие в раску­лачивании путь к «освобождению» бедноты и верившие в возможность ис­править «перегибы» и «извращения», пытавшиеся ограничить депорта­цию раскулаченных семей реальными возможностями их устройства и труда. Среди них оказались и такие работники ОГПУ как Е.Г. Евдокимов и Г.А. Штранкфельдт, выступившие в феврале и мае 1931 г. с рядом важ­ных документов против безрассудной и бесчеловечной политики раскула­чивания и депортации сотен тысяч семей в места, где они были обречены на вымирание.

Вполне естественно в этой обстановке появление у руководства ОГПУ стремления ограничить раскулачивание и последующее выселение дейст­вительными кулаками, которых после 1930 г. должно было остаться очень немного. В начале июля такие деятели ОГПУ решились даже на распоряжения о приостановке выселения, что было равносильно останов­ке раскулачивания. 6 июля из Новосибирска на имя Сталина, Молотова, Андреева и Ягоды поступило послание от Р.И. Эйхе, сообщавшее о том, что в Западно-Сибирском крае «работа» по выселению 40 тыс. раскула­ченных хозяйств «в основном закончена», однако «осталось... вновь выяв­ленных и пойманных ранее бежавших до 3 тыс. кулацких хозяйств. Крайком постановил выселить их на север. ОГПУ 5 июля предложило приостановить выселение. Настойчиво просим разрешить закончить нача­тую операцию» (док. № 248). Развитием этой линии в поведении руко­водства ОГПУ явилась рассылка 13 июля 1931 г- почтотелеграммы ОГПУ N° 40545 местным органам за подписью Ягоды и Евдокимова необычного содержания. «[В] связи [с] окончанием операции [по] выселению кулаче­ства», предлагалось командировать в Москву 16 июля представителя Сек­ретно-политического отдела, «руководившего выселением кулачества», с обширными материалами, включающими «почтовые данные проведенной операции» (по категориям раскулаченных с указанием численности семей и лиц, обеспеченности высланных «натурфондами», характеристикой по­литической обстановки, допущенных «перегибов» и т.д.). Они должны были также представить данные о количестве крестьянских хозяйств в целом и кулацких хозяйств на 1 января 1930 г., о количестве репрессиро­ванных хозяйств («первокатегорники») и количестве «выселенных семей-человек» (2-й категории) за 1930 г. и первую половину 1931 г. со сведе­ниями о порядке их раскулачивания и репрессирования; о количестве самоликвидировавшихся и бежавших хозяйств и т.д. Требовалось также доставить сведения о количестве наличных «кулацких хозяйств и чело­век», с трудоспособными мужчинами и без них. Послание заканчивалось требованием: «Командируемые... сотрудники должны иметь исчерпываю­щие материалы [по] всем данным вопросам» (док. № 251). К сожалению, мы не знаем, состоялось или не состоялось совещание представителей местных органов ОГПУ 16 июля и были ли представлены все требуемые сведения о кулацких хозяйствах за 1930 — первую половину 1931 г.

Отнюдь не все деятели ОГПУ занимали подобные позиции. Публикуе­мая в сборнике докладная записка В.А. Балицкого об итогах выселения кулачества из УССР от 12 июля 1931 г. об успешном выполнении и пере­выполнении полученного задания (по плану с Украины надлежало высе­лить 30 тыс. семей, выселили 31 655 семей с населением 131 909 человек, в том числе 46 787 мужчин, 38 764 женщины и 45 858 детей). Описыва­лась четкая организация и деятельность украинских чекистов и поддерж­ка со стороны населения (док. № 250). Балицкий знал, какие доклады нужно представлять наверх.

К приближавшемуся дню сбора представителей местных органов — 16 июля — Особый отдел, входивший в состав Секретно-политического управления ОГПУ, подготовил первую и единственную известную нам, общую для страны в целом, «Справку о раскулачивании и выселении рас­кулаченных с 1 января 1930 г. по 1 июля 1931 г.», датированную 15 июля. Это статистическая таблица, составленная в соответствии с по­сланием руководства ОГПУ от 1 июля. Мы уже обращались к таблице от 15 июля 1931 г. и при оценке правомерности использования данных пере­писи населения 1926 г. о численности крестьянских хозяйств и их кулац­кой части, а также при определении общего количества раскулаченных и высланных хозяйств за 1930 г. К сожалению, аналогичных данных за первую половину 1931 г. в таблице нет. Сведения о раскулаченных с 1931 г. практически во всей известной нам документации ОГПУ ограни­чиваются почти исключительно выселенными семьями.

Сведения за первую половину 1931 г. носят предварительный харак­тер, что отражается в наименовании, например, графы о выселенных се­мьях: «С 1.01. по 1.07.1931 г. вместе с разрешенными к выселению». Суммарный итог этой колонки — 237 687 семей — вдвое превышает ре­зультаты депортации за весь 1930 г. Здесь мы вновь сталкиваемся с ха­рактерной для сталинского руководства манерой: местные власти — ис­полнители «генеральной линии» — проявляют стремление к превышению заданий, а центральная власть ограничивает эти стремления, устанавли­вает «ограничительные контингенты» (в 1937 г. даже «лимиты»). Заявки с мест на «выселение кулаков в 1931 г.» по стране в целом составляли 344 820 хозяйств-семей, а «было разрешено» выселить 229 581. Какая точность! — До единицы! Установленная норма оказалась превышенной на 8106 семей уже в первом полугодии (док. № 253).

Тем не менее в той же таблице мы находим критические замечания в адрес местных органов по поводу преуменьшения общей численности ку­лацких хозяйств по данным на 1 июля 1930 г. (на Украине вдвое!). Ха­рактерно также отсутствие в таблице сведений о состоянии еще считав­шихся кулацкими хозяйств, что требовалось в почтотелеграмме от 13 июля. Между тем в единственной найденной справке об итогах выселе­ния содержатся важные сведения: на Украине из остававшихся в местах прежнего жительства 17 262 кулацких хозяйств имели трудоспособных мужчин всего 6905, «осели» в колхозах — 1060, «проникли» в промпред-приятия — 9285 (док. № 252). Сведения* подобного рода, собиравшиеся Штранкфельдтом, в рассматриваемую таблицу не попали. Использование статистики в данном случае преследовало и вполне практическую цель:

* Сведения названной справки не исчерпывались приведенными здесь. Там давалась ин­формация и о репрессиях, и о выселении, и о побегах. Дальнейший поиск справок может дать очень полезный материал для исследования.

определить, «какое количество кулацких хозяйств еще должно оставать­ся...» для дальнейшего раскулачивания и выселения. На 1 июля 1931 г. их насчитали всего 309 732 (док. № 253).

Попытка хоть в какой-то мере ограничить контингент раскулачивания и выселения оказывалась в прямом противоречии со сталинскими намере­ниями и привела к административной расправе с причастными к этой по­пытке деятелями ОГПУ. 25 июля 1931 г. на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) Сталиным был поставлен вопрос об «ОГПУ». В протоколе не на­званы другие участники обсуждения. Вероятнее всего, Сталин просто про­диктовал решение о смещении Ягоды с должности первого заместителя председателя ОГПУ на должность второго. Первым заместителем назна­чался А.И. Акулов, до этого не работавший в ОГПУ. Появилась долж­ность третьего зама, которым стал В.А. Балицкий. В состав коллегии ОГПУ вводились проверенные исполнители сталинской воли А.Х. Арту-зов, Я.С. Агранов и П.П. Булатов (последний переводился из аппарата ЦК и ставился «во главе отдела кадров ОГПУ»). Из состава руководства ОГПУ устранялся ряд крупных работников, в том числе Евдокимов³⁹. 5 августа 1931 г. Политбюро вновь рассматривало «Вопросы ОГПУ» и приняло решения, увеличившие репрессивные полномочия ОГПУ. Комис­сии в составе Сталина, Кагановича, Орджоникидзе, Андреева и Менжин­ского поручалось «составить комментарий к решениям ЦК об изменениях в составе ОГПУ и перемещениях некоторых членов коллегии ОГПУ... Предложить секретарям обкомов, крайкомов, нац. ЦК сообщать об этих комментариях узкому собранию актива работников ГПУ в областях, краях, республиках»⁴⁰. На следующий день — 6 августа 1931 г. — опро­сом членов Политбюро было утверждено письмо секретарям нац. ЦК, крайкомов и обкомов, разосланное за подписью Сталина. В этом письме ЕВДОКИМОВ, С.А. Мессинг, М.Н. Бельский и Я.К. Ольский были обвинены в том, что «вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую групповую борьбу против руководства ОГПУ», «...распространяли... слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является дутым делом» и «расшатыва­ли тем самым железную дисциплину»⁴¹. Как обычно, в сталинских доку­ментах такого рода предъявляемые обвинения меньше всего отражали действительные причины расправы. Изложенная выше динамика событий позволяет считать их напрямую связанными с попытками ограничить произвол и бесчеловечность раскулачивания и выселения крестьянских семей.

Отметим, что Евдокимов был отправлен полномочным представителем ОГПУ в Среднюю Азию, «дав ему специальное поручение разоружения банд». Г.А. Штранкфельдт был удален из ОГПУ на мелкие должности в ПП Москвы. Г.Г.Ягоду продержали на должности второго зама больше года — до сентября 1932 г., когда он стал вновь первым заместителем⁴², получившим урок беспрекословного выполнения указаний вождя.

В содержании и характере политической информации от системы гос­безопасности высшему руководству начались коренные перемены. И хотя традиция сообщать «наверх» обо всем враждебном, неправильном, небла­гополучном изживалась медленно, но с июля—августа 1931 г. информа­ционная система ОГПУ все в большей мере подчиняется задаче сообщать, главным образом то, что требуется «верхами». По раскулачиванию, на­пример, информация стала приобретать характер учрежденческих отчет­ных докладов и справок о выполнении заданий по переселению раскула­ченных семей и использованию их рабочих рук.

Сталинская директива от 20 февраля была выполнена. Общая числен­ность высланных семей за время с 1 января по 30 сентября 1931 г. соста­вила 265 026 с населением в 1 243 860 человек. Были еще и «кулаки, переселенные внутри областей»: за январь—сентябрь 1931 г. таковых ока­залось 103 208 по числу семей и 469 470 человек по йаселению. Вместе с высланными в 1930 г. общая численность спецпереселенцев на 30 сентяб­ря 1931 г. составила 517 665 семей с населением в 2 437 062 человека (док. № 268 и 269).