Вадим (авторский): Вот тут я в первый раз только заподозрил неладное. Девочка меня вроде бы разыгрывала. Но делала это так обыкновенно и серьезно, что чуть было меня не испугала

Вадим (авторский): Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго остаются молодыми.

Вадим: Ну ладно. Послушай, я звоню тебе почти по делу.

Нина: Наверно, вы все-таки ошиблись номером. Я вас не знаю.

Вадим: Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?

Нина: Ну вот! (с сожалением что придется завершить разговор) Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.

Вадим: Простите.

\Короткие гудки \

Вадим (авторский): Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не хотели?

Какое у меня может быть дело к Нине? Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в театре, потому что она тысячу лет не была в театре.

\Набирается номер телефона\

\Телефонный гудок\

 

Вадим: Нина?

Нина: Нет, Вадим Николаевич. Вы опять ошиблись. Вы какой номер набираете?

Вадим: 1494089.

Нина: А у меня Арбат — один — тридцать два — пять три.

Вадим: Конечно, — сказал я. — Арбат — это четыре?

Нина: (поправляет) Арбат — это Г.

Вадим: Ничего общего. Извините, Нина.

Нина: (с сожалением) Пожалуйста. Я все равно не занята.

Вадим: Постараюсь к вам больше не попадать. Где-то заклиналось вот и попадаю к вам. Очень плохо телефон работает.

Нина: Да, конечно.

\Короткие гудки \

Вадим (авторский): Надо подождать. Или набрать сотню. Время. Что-то замкнется в перепутавшихся линиях на станции. И я дозвонюсь.

\Набирается номер телефона\

\Механический голос\ «Двадцать два часа ровно»,

Вадим (авторский): Если ее голос записали давно, десять лет назад, то она набирает номер «сто», когда ей скучно, и слушает свой голос, свой молодой голос. А может быть, она умерла. И тогда ее сын или человек, который ее любил, набирает сотню и слушает ее голос.

\Набирается номер телефона\

\Телефонный гудок\

Нина: Я вас слушаю. Это опять вы, Вадим Николаевич?

Вадим: Да. Видно, наши телефоны соединились намертво. Вы только не сердитесь, не думайте что я шучу. Я очень тщательно набирал номер, который мне нужен.

Нина: (поспешно) Конечно, конечно. Я ни на минутку не подумала. А вы очень спешите, Вадим Николаевич?

Вадим: Нет.

Нина: У вас важное дело к Нине?

Вадим: Нет, я просто хотел узнать, дома ли она.

Нина: Соскучились?

Вадим: Как вам сказать…

Нина: Я понимаю, ревнуете.

Вадим: Вы смешной человек. Сколько вам лет, Нина?

Нина: Тринадцать. А вам?

Вадим: Больше сорока. Между нами толстенная стена из кирпичей.

Нина: И каждый кирпич — это месяц, правда?

Вадим: Даже один день может быть кирпичом.

Нина: Да. Тогда это очень толстая стена. А о чем вы думаете сейчас?

Вадим: Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с вами.

Нина: А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать, мы могли бы познакомиться. Это было бы очень смешно. Я бы сказала: приезжайте завтра вечером к памятнику Пушкину. Я вас буду ждать в семь часов ровно. И мы бы друг друга не узнали. Вы где встречаетесь с Ниной?

Вадим: Когда как....

Нина: И у Пушкина?

Вадим: Не совсем. Мы как-то встречались у «России».

Нина: Где?

Вадим: У кинотеатра «Россия».

Нина: Не знаю.

Вадим: Ну, на Пушкинской.

Нина: Все равно почему-то не знаю. Вы, наверное, шутите. Я хорошо знаю Пушкинскую площадь.

Вадим Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу.

Нина: Вы со мной заговорили как с ребенком.

Вадим: Нет, что ты, говорю с тобой, как со взрослой.

Нина: Мама в вечернюю смену. Она медсестра в госпитале. Она на ночь останется. Она могла бы прийти и сегодня, но забыла дома пропуск. Спасибо вам. Только сами, если хотите, ложитесь спать. Еще только семь часов. До свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И разбудите меня, маленькую девочку.

Вадим (авторский): Я повесил трубку. Потом включил телевизор и узнал о том, что луноход прошел за смену 337 метров. Луноход занимался делом, а я бездельничал. В последний раз я решил позвонить Нине уже часов в одиннадцать, целый час занимал себя пустяками. И решил, что, если опять попаду на девочку, повешу трубку сразу.

Нина: Я так и знала, что вы еще раз позвоните. Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И читать нечего. И спать еще рано.

Вадим: Ладно. Давайте разговаривать. А почему вы так поздно не спите?

Нина: Сейчас только восемь.

Вадим: У вас часы отстают. Уже двенадцатый час.

Нина: (весело и с горечью) Вам так хочется от меня отделаться, что просто ужас. Сейчас октябрь, и потому стемнело. И вам кажется, что уже ночь.

Вадим: Теперь ваша очередь шутить?

Нина: Нет, я не шучу. У вас не только часы врут, но и календарь врет. Вы сейчас мне скажете, что у вас вовсе не октябрь, а февраль.

Вадим: Нет, декабрь…

Вадим (авторский): И почему-то, будто сам себе не поверил, посмотрел на газету, лежавшую рядом. «Двадцать третье декабря». (становится неуютно) Мы помолчали немного, я надеялся, что она сейчас скажет «до свидания».

Нина: А вы ужинали?

Вадим: Не помню.

Нина: Значит, не голодный.

Вадим: Нет, не голодный.

Нина: А я голодная.

Вадим: А что, дома есть нечего?

Нина: Нечего! Хоть шаром покати. Смешно, да?

Вадим: Даже не знаю, как вам помочь. И денег нет?

Нина: Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. А потом, что купишь?

Вадим: Да. Все закрыто. Хотите, я пошурую в холодильнике, посмотрю, что там есть?

Нина: У вас есть холодильник?

Вадим: Старый. «Север». Знаете такой?

Нина: Нет. А если найдете, что потом?

Вадим: Потом? Я схвачу такси и подвезу вам. А вы спуститесь к подъезду и возьмете.

Нина: А вы далеко живете? Я — на Сивцевом Вражке. Дом 15/25.

Вадим: А я на Мосфильмовской. У Ленинских гор. За университетом.

Нина: Опять не знаю. Только это неважно. Вы хорошо придумали, и спасибо вам за это. А что у вас есть в холодильнике? Я просто так спрашиваю, не думайте.

Вадим: Если бы я помнил. Сейчас перенесу телефон на кухню, и мы с вами посмотрим….

(пауза) тарахтение холодильника?

Итак, открываем холодильник.

Нина: А вы можете телефон носить за собой? Никогда не слышала о таком.

Вадим: Конечно, могу. А ваш телефон где стоит?

Нина: В коридоре. Он висит на стенке. И что у вас в холодильнике?

Вадим: Значит, так… что тут, в пакете? Это яйца, неинтересно.

Нина: Яйца?

Вадим: Ага. Куриные. Вот, хотите, принесу курицу? Нет, она французская, мороженая. Пока вы ее сварите, совсем проголодаетесь. И мама придет с работы. Лучше мы вам возьмем колбасы. Или нет, нашел марокканские сардины, шестьдесят копеек банка. И к ним есть полбанки майонеза. Вы слышите?

Нина: (тихо)Да. Зачем вы так шутите? Я сначала хотела засмеяться, а потом мне стало грустно.

Вадим: Это еще почему? В самом деле так проголодались?

Нина: Нет, вы же знаете.

Вадим: Что я знаю?

Нина: Знаете… Ну и пусть! Скажите, а у вас есть красная икра?

Вадим: Нет. Зато есть филе палтуса.

Нина: Не надо, хватит. Давайте отвлечемся. Я же все поняла.

Вадим: Что поняла?

Нина: Что вы тоже голодный... А что у вас из окна видно?

Вадим: Из окна? Дома, копировальная фабрика. Как раз сейчас, полдвенадцатого, смена кончается. И много девушек выходит из проходной. И еще виден «Мосфильм». И пожарная команда. И железная дорога. Вот по ней сейчас идет электричка.

Нина: И вы все видите?

Вадим: Электричка, правда, далеко идет. Только видна цепочка огоньков, окон!

Нина: Вот вы и врете!

Вадим: Нельзя так со старшими разговаривать. Я не могу врать. Я могу ошибаться. Так в чем же я ошибся?

Нина: Вы ошиблись в том, что видите электричку. Ее нельзя увидеть.

Вадим: Что же она, невидимая, что ли?

Нина: Нет, видимая, только окна светиться не могут. Да вы вообще из окна не выглядывали.

Вадим: Почему? Я стою перед самым окном.

Нина: А у вас в кухне свет горит?

Вадим: Конечно, а так как же я в темноте в холодильник бы лазил? У меня в нем перегорела лампочка.

Нина: (радостно) Вот, видите, я вас уже в третий раз поймала.

Вадим: Нина, милая, объясни мне, на чем ты меня поймала.

Нина: Если вы смотрите в окно, то откинули затемнение. А если откинули затемнение, то потушили свет. Правильно?

Вадим: Неправильно. Зачем же мне затемнение? Война, что ли?

Нина: Ой-ой-ой! Как же можно так завираться? А что же, мир, что ли?

Вадим: Ну, я понимаю, Вьетнам, Ближний Восток… Я не об этом.

Нина: Постойте… а вы инвалид?

Вадим: К счастью, все у меня на месте.

Нина: У вас бронь? Почему вы не на фронте?

Вадим (авторский): Вот тут я в первый раз только заподозрил неладное. Девочка меня вроде бы разыгрывала. Но делала это так обыкновенно и серьезно, что чуть было меня не испугала.

Вадим: На каком я должен быть фронте, Нина?

Нина: На самом обыкновенном. Где все. Где папа. На фронте с немцами. Я серьезно говорю, я не шучу. А то вы так странно разговариваете. Может быть, вы не врете о курице и яйцах?

Вадим: Не вру. И никакого фронта нет. Может быть, и в самом деле мне подъехать к вам?

Нина: Мне сначала было интересно и весело. А теперь стало как-то не так. Вы меня простите. Как будто вы не притворяетесь, а говорите правду.

Вадим: Честное слово, девочка, я говорю правду.

Нина: Мне даже страшно стало. У нас печка почти не греет. Дров мало. И темно. Только коптилка. Сегодня электричества нет. И мне одной сидеть ой как не хочется. Я все теплые вещи на себя накутала. (сердито, разко) Вы почему не на фронте?

Вадим: На каком я могу быть фронте? Уже и в самом деле шутки зашли куда-то не туда. Какой может быть фронт в семьдесят втором году!

Нина: (недоверчиво) Вы меня разыгрываете?

Вадим (авторский): ..невероятная, забытая картинка возникла перед глазами — то, что было с мной, но много лет, тридцать или больше лет назад. когда мне тоже было двенадцать лет. И в комнате стояла буржуйка. И я сижу не диване, подобрав ноги. И горит свечка, или это было керосиновая лампа? И курица кажется нереальной, сказочной птицей, которую едят только в романах, хотя я тогда не думал о курице…

Нина: Вы почему замолчали? Вы лучше говорите.

Вадим: Нина, какой сейчас год?

Нина: Сорок второй.

Вадим (авторский): Я уже складывал в голове ломтики несообразностей в ее словах. Она не знает кинотеатра «Россия». И телефон у нее только из шести номеров. И затемнение… Она верила в то, что говорила. Может, голос обманул меня? Может, ей не тринадцать лет? Может, она, сорокалетняя женщина, заболела еще тогда, девочкой, и ей кажется, что она осталась там, где война?

Вадим: Послушайте. Сегодня двадцать третье декабря 1972 года. Война кончилась двадцать семь лет назад. Вы это знаете?

Нина: Нет... (покорно) Я же знаю, что вы не привезете мен курицу. Мне надо было догадаться, что французских куриц не бывает.

Вадим: Почему?

Нина: Во Франции немцы.

Вадим: Во Франции давным-давно нет никаких немцев. Только если туристы. …немецкие туристы бывают и у нас.

Нина: Как так? Кто их пускает?

Вадим: А почему не пускать?

Нина: Вы, наверно, просто вредитель или шпион?

— Нет, я работаю в СЭВе, Совете Экономической Взаимопомощи. Занимаюсь венграми.

Нина: Вот и опять врете! В Венгрии фашисты.

Вадим: Венгры давным-давно прогнали своих фашистов.

Нина: Ой, а я уж боялась, что вы и в самом деле вредитель. А вы все-таки все выдумываете. Нет, не возражайте. Вы лучше расскажите мне, как будет потом. Придумайте что хотите, только чтобы было хорошо. Пожалуйста. И извините меня, что я так с вами грубо разговаривала. Я просто не поняла.

Вадим (авторский): И я не стал больше спорить. Я опять представил себе, как сижу в этом самом сорок втором году, как мне хочется узнать, когда наши возьмут Берлин и повесят Гитлера. И еще узнать, где я потерял хлебную карточку за октябрь.

Вадим: Мы победим фашистов 9 мая 1945 года.

Нина: Не может быть! Очень долго ждать.

Вадим: Слушай, Нина, и не перебивай. Я знаю лучше. И Берлин мы возьмем второго мая. Даже будет такая медаль — «За взятие Берлина». А Гитлер покончит с собой. Он примет яд. И даст его Еве Браун. А потом эсэсовцы вынесут его тело во двор имперской канцелярии, и обольют бензином, и сожгут.

Вадим (авторский): Я рассказывал это не Нине. Я рассказывал это себе. И я послушно повторял факты, если Нина не верила или не понимала, возвращался, когда она просила пояснить что-нибудь… чуть было не потерял ее доверия… и потом вернул ее веру, поведав о Юрии Гагарине. И даже насмешил Нину, рассказав о том, что женщины будут носить брюки-клеш и совсем короткие юбки. Я потерял чувство реальности. Девочка Нина и мальчишка Вадик сидели передо мной на диване и слушали. Только они были голодные как черти. И дела у Вадика обстояли даже хуже, чем у Нины; хлебную карточку он потерял, и до конца месяца им с матерью придется жить на одну ее рабочую карточку. Свою Вадик посеял где-то во дворе, и только через пятнадцать лет он вдруг вспомнит, как это было, и будет снова расстраиваться потому что карточку можно было найти даже через неделю; она, конечно, свалилась в подвал, когда он бросил на решетку пальто, собираясь погонять в футбол. И когда Нина устала слушать, то что полагала хорошей сказкой я сказал:

Вадим: Ты знаешь Петровку?

Вадим (авторский): Я рассказал, как войти во двор под арку и где в глубине двора есть подвал, закрытый решеткой. И если это октябрь сорок второго года, середина месяца, то в подвале, вернее всего лежит хлебная карточка. Мы там, во дворе, играли в футбол и я ее потерял…

Нина: Какой ужас! Я бы этого не пережила. Надо сейчас же ее отыскать. Отправляйтесь сейчас же.

Вадим: Я не могу. Прошло много лет. Но если сможешь, зайди туда, подвал должен быть открыт. В крайнем случае скажешь, что карточку обронила ты.