Часть I. Биография Абдаллаха аль-Хазраджи

Об арабских завоеваниях накануне Рождества аль-Хазраджи

Арабское завоевание началось ещё при жизни Мухаммеда. В 630 году, вскорости после принятия ислама Абу Суфьяном и мекканцами и за два года до кончины пророка, арабы подчинили своей власти почти всю Аравию, включая Йемен. В 631-м (малозначительный факт, который, однако, мы ещё вспомним, когда речь пойдёт о датировке Аль-Азиф) была произведена реформа исламского календаря: год стал состоять из двенадцати лунных месяцев (и, таким образом, на 11 суток короче солнечного года), а отсчётной точкой новой эпохи сделалась Хиджра — бегство Мухаммеда из Мекки в Медину, состоявшееся в 622 году по юлианскому летоисчислению.

В 632 году, в год смерти Мухаммеда и избрания Абу Бекра, сподвижника пророка, первым «праведным халифом», в Персидской империи (на территории которой родился аль-Хазраджи) воцарился Йездигерд III из рода Сасанидов, последний шахиншах Ирана. В тот же год арабы вторглись в византийскую Сирию и Палестину, а также Сасанидскую Месопотамию, объявив таким образом войну обеим великим державам, порядком ослабленным длительной междоусобицей. В 634 году они начинают завоевание исконных персидских территорий и Малой Азии, в 635-м (уже под властью второго халифа, Умара) берут Дамаск, в 636-м покоряют Финикию. Армия халифата разделяется на три части: одна направлена против Египта, другая — на Сирию, третья — на Персию. В тот же год под властью Умара оказывается бóльшая часть Месопотамии, на следующий год византийцы сдают арабам Иерусалим, а ещё год спустя они теряют ещё и Антиохию.

Может показаться странным, что отрезанная таким образом от Персии территория, ещё в IV веке заселённая арабами (преимущественно из племени хасанидов, исповедовавших несторианство; родственное им племя, лахмиды, обитали несколько восточнее и придерживались христианства монофизитского толка) по указу императора Юлиана II и потому известная как Бет-Арабайе, Ароб или Арабия, тем не менее, не пожелала тут же воссоединяться со своими соплеменниками, а оказывала вооружённое сопротивление ещё почти три года после того, как оказалась в полукольце армий Умара. Однако если вспомнить, что именно в Нусайбине, столице Бет-Арабайе, находилась одна из крупнейших по тому времени академий (в конце VI века в ней трудилось около тысячи научных работников, занимавшихся математикой, астрономией и медициной), а весь этот регион славился этническим и религиозным многообразием (здесь можно было встретить зороастрийцев, манихеев, сабиев, гностиков, монофизитов, монофелитов, несториан, ариан, православных христиан, материалистов-дахритов и язычников греческого, курдского, персидского, еврейского, арабского, хазарского, армянского, азербайджанского происхождения), нетрудно понять, почему образованные и веротерпимые жители этой земли отказались добровольно сложить оружие перед ордами безграмотных фанатиков. Тем не менее, в 639 году после непродолжительной осады Нусайбин пал, а в течение двух последующих лет была покорена и вся территория Бет-Арабайе.

Джабир аль-Хазраджи

Именно здесь и именно в это смутное время, через три года после падения Нусайбина, 3 рамадана 21 года Хиджры (что соответствует 8 августа 642 года по григорианскому летоисчислению или 4 улулу по вавилонскому календарю, бытовавшему в среде сабиев Бет-Арабайе) родился на свет Абдаллах ибн Джабир ибн Абдаллах ибн Амр аль-Хазраджи аль-Ансари. Этот день правоверные ктулхуисты отмечают как Рождество аль-Хазраджи и День Ктулху. Некоторые современные источники указывают совсем другое «подлинное» имя Альхазреда: Абдаллах ибн Абу Бин ибн Сауб аль-Хазрадж. Однако, кроме неправильного суффикса родового имени (нисбы), здесь присутствует и совершенно невероятный для арабского имяобразования элемент «ибн Абу Бин ибн...», значащий либо «сын отца Бина, сын...» (имя Бин в арабском языке отсутствует), либо вообще (если читать «бин» как одну из транскрипций слова со значением «сын») «сын отца сына сына...» Поэтому мы проигнорировали бы этот вариант имени как недостоверный, даже если бы не знали имени настоящего отца Абдаллаха (точно так же не мог зваться его отец Ибн Абу Абдаллахом, как утверждают некоторые, поскольку это значило бы «сын отца Абдаллаха», в результате чего сам аль-Хазраджи оказался бы собственным сыном).

Новый пророк родился светлокожим и зеленоглазым, поэтому суеверные арабы нередко называли его «сыном джиннов», хотя тут, несомненно, всего лишь сказались персидские гены матери. О настоящих его родителях известно очень немного. Отец, Джабир аль-Хазраджи (607-697), правоверный мусульманин из Иасриба (Медины), известен как один из первых собирателей хадисов — преданий о пророке Мухаммеде. Именно грамотность (Джабир был одним из самых образованных людей халифата того времени) стала причиной того, что его направили с миссией в просвещённый Нусайбин, где он служил писарем и переводчиком. Он происходил из племени хазраджитов, которые (наряду с другим арабским племенем Иасриба — ауситами) были известны под собирательным названием ансаров (из хазраджитов происходит и бабка Мухаммеда, поэтому можно смело утверждать, что в четвёртом-пятом колене оба пророка — родня). Именно представители этого племени в Коране часто называются «лицемерами», поскольку, в отличие от первых мекканских соратников мусульманского пророка, принятие ислама для них с самого начала стало актом политики, а не веры: они приняли Мухаммеда своим вождём для того, чтобы прекратить междоусобицы между своими племенами, возвыситься над иасрибскими иудеями и, «если будет на то воля Аллаха», покорить соседние земли.

До обращения в новую веру жители Иасриба поклонялись преимущественно двум богиням древнеарабского пантеона, Манат и Уззе, и, дабы ублажить своих новых союзников (а также поклонявшихся Лат мекканцев), Мухаммед на первых порах даже признавал заступничество этих трёх богинь в качестве «дочерей Аллаха». Позднее, набравшись силы и опыта, он отверг эти пережитки «джахильи» (язычества), объявив свои «откровения» о их заступничестве «шайтанскими аятами» и исключив их из Корана. К сожалению, неизвестно доподлинно (не из мусульманских источников, отрицающих сам факт существования этих аятов), когда именно почитание Лат, Манат и Уззы было отвергнуто окончательно. Нельзя сказать наверняка и того, был ли Джабир искренен в своей новой вере (мы полагаем, что был). Однако нам кажется весьма вероятным, что, с детства воспитанный в почитании Манат, он не мог не перенять каких-нибудь особенностей культа этой богини и не прихватить их с собой в монотеистическую свою жизнь, подобно тому, как даже атеисты сегодня украшают свою речь оборотами вроде «о господи» или «матерь божья». Эти «языческие пережитки» отца не могли не оказать влияния на ранние религиозные представления Абдаллаха ибн Джабира.

Любопытен один из оставленных нам отцом Безумного Поэта хадисов, в котором Мухаммед говорит: «Когда приходит ночь и наступают сумерки, следите за детьми своими, ибо демоны сбираются во время сие. Когда проидет час, затворите двери и помяните имя Аллаха. Шайтан не отворит запертых дверей». Было бы интересно узнать, в каком именно году Джабир записал это изречение. Вспомнил ли он его после того, как молодой Абдаллах отрёкся от «истинной веры», — или, быть может, это было своего рода пророчество, адресованное Мухаммедом лично ему, Джабиру?..

Мать Абдаллаха

Патриархальная история исламизированного общества не донесла до нас имени матери Абдаллаха ибн Джабира (пользуясь арабской системой имяобразования, мы можем условно назвать её Бинт аль-Хасан — дочь Хасана — и Умм Абдаллах — мать Абдаллаха). О ней известно лишь то, что она была армяно-персидского происхождения (это подтверждает не только последующее бегство Абдаллаха в сторону Армении, но и использование им в дальнейшем тридцатишестибуквенной системы для построения своих таблиц соответствия) и исповедовала сабейство. Сабейство, или сабеизм — это гностическое вероучение внехристианского толка, выраженное в поклонении звёздам, обоготворении небесных светил. В древние времена сабеизм был особенно распространён в Вавилоне и Ассирии, позднее — в Аравии, Сирии, Малой Азии. Сабийские храмы служили одновременно обсерваториями. Ещё активнее, чем неподвижным звёздам, сабии поклонялись звёздам блуждающим, которым приписывалось влияние на всё земное, на природу и на людей.

Неотъемлемыми частями сабеизма были магия и астрология. Как можно заметить из текста Аль-Азиф (даже из тех выжимок, которые знакомы читателю по Некрономикону Симона или по существенно домысленным Дональдом Тайсоном «Странствиям Альхазреда»), привнеся значительные новшества в религию своих предков по материнской линии, Абдаллах аль-Хазраджи до конца своих дней остался верен духу гностических учений Междуречья (гностицизм вообще гораздо терпимее к внутренним различиям и толкам, чем традиционные авраамические культы; достаточно сопоставить, например, манихейство с единственным сохранившимся до наших дней традиционным течением сабеизма — мандейством, или «христианством Святого Иоанна», — чтобы заметить глубину их различий, не препятствующую их общности).

Позднее сабиями назывались также древнесирийские язычники эллинистической культуры, которые около 830 года приняли название сабиев, чтобы пользоваться среди исламских народов веротерпимостью, которую Коран обещал настоящим сабиям. Они проживали большей частью в Северной Месопотамии (в Гаране, Эдессе, Багдаде, Нусайбине и др.). Религия их есть смешение халдейства, зороастризма, иудейства, христианства, гностицизма, неоплатонизма (черты этих же учений можно найти и в Аль-Азиф).

Сохранившиеся имена высших архонтов, почитаемых единоверцами Умм Абдаллах (Наксир, Надур и Нарикс), позволяют предположить средиземноморские корни тамошнего течения гностицизма: Нарикс является топонимом одного из городов Локриды, Надур — Мальты (имя Наксир, к сожалению, нами не обнаружено). По всей видимости, в число священных текстов этой сабийской церкви входило писание под названием Софинером (Сауфенером), наиболее гностический из ныне известных текстов о Древних, где имена Ктулху, Хастура, Наксир и прочих соседствуют с пророчествами о пришествии Сына Человеческого. Вероятно, в детские же годы познакомился Ибн Джабир и с другими гностическими писаниями: многие мысли, изложенные в его учении, тесно пересекаются с содержимым Книги Еноха, манихейской Книги Исполинов и других апокрифических текстов.

Трудно сказать, была ли Бинт аль-Хасан взята в жёны Джабиром насильно (известно, что на момент замужества ей было около пятнадцати лет, тогда как Джабиру — более тридцати) или же свою роль сыграло хорошее образование аль-Хазраджи-старшего. Так или иначе, она была не первой и не единственной женой мединского писаря, да и муж её, постоянно отсутствующий дома из-за непрекращающихся военных походов (в связи с особой опасностью кампании арабам того времени пришлось отказаться от старой традиции, когда жёны и дети воинов следовали обозом позади войска), вряд ли мог уделять сыну (тоже далеко не единственному: даже от этой жены у него были, как минимум, дочь и ещё один сын) много внимания.

Практически заменил Абдаллаху родного отца Хасан, отец матери, который был лишь немногим старше Джабира. От матери и деда и напитался аль-Хазраджи-младший халдейской мудрости древней Вавилонии, однако оба они происходили из семьи малограмотных пастухов и торговцев, образованный же Джабир не находил времени или желания на обучение сына грамоте (вероятно, к девяти годам он лишь немного умел писать и считать, зато, по всей видимости, аж на трёх родных для него языках: арабском, персидском и армянском).

Когда мальчик немного подрос, его определили пасти коз: сперва под присмотром Хасана, затем самостоятельно. Поскольку, согласно Корану, сабии (наряду, как это ни покажется странным, с христианами и иудеями, которые часто полагаются главными врагами ислама, но во времена Мухаммеда были сперва его основными союзниками против язычества) относятся к «тем, кто уверовал в Аллаха и последний день» (что, говоря по чести, не совсем верно, поскольку отдельные сабийские вероучения могут носить и явные черты политеизма, хотя большинство из них — включая трактовку аль-Хазраджи — действительно носит выраженный эсхатологический характер), и потому, с точки зрения правоверных мусульман, представляют собой привилегированную категорию по сравнению с идолопоклонниками, не стоит исключать, что Хасан и его семья не были даже формально обращены в ислам, а сохранили возможность исповедовать религию предков.