Глава 11. Какая твоя иллюзия? 2 страница

 

* * *

 

КОНЦЕРТ, С КОТОРОГО НАЧАЛОСЬ ТО, ЧТО ПОТОМ СОВЕРШЕННО ОТРАВЛЯЛО
весь тур, проходил в городе Юниондейл (Uniondale), штате Нью-Джерси, на стадионе “Nassau Coliseum”, и начался он с задержкой. В тот вечер Эксл, правда, извинился перед фанатами за то опоздание, однако, когда задержки стали обычным делом, Эксл ни разу больше не побеспокоился извиниться.

Хотя самой главной проблемой стал, без сомнения, инцидент в Сент-Луисе (St. Louis), который был подробно описан в прессе. У Эксла возникла проблема с парнем, стоящим в передних рядах, у которого была видеокамера. Эксл обратился к охране стадиона, но она никак не отреагировала. Их отношение, а также явное пренебрежение со стороны этого парня вывели Эксла из себя, поэтому он прыгнул в зал, чтобы самому отобрать камеру. Когда Эксл спрыгнул со сцены, это было просто здорово! Мы продолжали играть рифф, подготавливавший вступление в песне “Rocket Queen”, и я подумал, что эти мгновения были просто нечто! Когда Эксл поднялся на сцену, на секунду мне показалось, что можно праздновать победу… Затем Эксл схватил микрофон, произнёс в него что-то вроде: «Из-за этой дерьмовой охраны, мы возвращаемся домой», швырнул микрофон на пол и ушёл со сцены.

Группа продолжила играть. Мы хорошо освоились в импровизации, чтобы заполнять такие паузы, – соло на ударных, гитарные соло, джем, – у нас целый набор хитрых приёмов, чтобы не прекращать выступление ни на минуту до тех пор, пока на сцене не появится Эксл. Мы продолжили джемовать, я прошёлся по сцене и подошёл к краю.

- Где он? – спросил я у Дага.

- Он не вернётся. – Даг огорчённо взглянул на меня.

- Что значит, он не вернётся? – крикнул я, не прекращая играть.

- Его не заставить вернуться, – сказал Даг, – я ничего не могу поделать.

К тому времени мы отыграли полтора часа, что по договорённости составляло нашу минимальную программу, но мы планировали отыграть двухчасовой концерт, и фанаты не выглядели удовлетворёнными хотя бы наполовину. Публика знала, что у нас в запасе было много чего ещё. В тот момент я сделал бы всё что угодно, чтобы вернуть Эксла на сцену.

- Попроси его ещё раз! – крикнул я. – Убедись, что он точно не собирается вернуться.

По выражению лица Дага я должен был догадаться, что всё бесполезно.

Раз Эксл больше не собирался выступать, значит, у нас тоже не оставалось выбора: группа сложила инструменты; песня оборвалась прямо на середине, – это было, как выдернуть из розетки стереосистему. Все зрители остались на своих местах в ожидании продолжения, но вместо этого мы без единого слова ушли со сцены. И это завело их, и мы не представляли, насколько сильно.

Мы все собрались в гримёрной, Эксла с нами не было, и настроение у всех было довольно мрачное, если не сказать больше. Именно в тот момент началось волнение. Даже за закрытыми дверями мы слышали раскаты, звучало так, будто начался полный хаос. Неожиданно в гримёрную заглянул Эксл и сказал: «Давайте вернёмся на сцену».

Мы пошли по коридору по направлению к сцене, и всё напоминало тот фильм «Биттлз» “Yellow Submarine”, когда они шли по коридору, и всё выглядело привычно, но каждый раз, когда они открывали дверь, на них из двери мчался поезд или раздавался пронзительный кошачий визг. Мы открывали дверь, и из неё раздавался вой, мы открывали следующую, и видели людей, которых уносили на носилках, полицейских, заляпанных с головы до ног кровью, повсюду медицинские каталки и столпотворение. То выступление нами записывалось, поэтому всё, что мы видели, запечатлено на плёнке.

Жители Сент-Луиса не смирились с тем, что мы прекратили концерт, и разнесли целое здание на куски; они творили такое, о чём я даже и не думал, что такое возможно. Надо сказать, это вселяло страх. Мы вынесли из этого урок – не валять, мать твою, дурака с толпой! А Экслу, по крайней мере, с того момента надо было начинать вести себя поосторожнее и никогда больше не доводить зрителей до такого исступления.

Мы были заперты в помещении за сценой и не знали, что нам делать. Внезапно появился Даг и сказал, что нас немедленно надо выводить (…)

(…) рассказал мне за пару минут, в течение которых я слушал его; в те дни после инцидента он не мог даже выйти из дома. Ему звонили с угрозами по телефону, писали с угрозами письма и всё в том же духе. Только после того, как город выиграл судебный иск, – после того, как, в конечном счете, выиграл он, – общественное мнение вновь повернулось к нему.

Я не был в восторге от этого парня, и я ему об этом сказал, а также о том, что мне нужно уходить. И где я был раньше?

* * *

 

ПОСЛЕ ТОГО ИНЦИДЕНТА В СЕНТ-ЛУИСЕ МЫ ВЗЯЛИ ПАРУ НЕДЕЛЬ ПЕРЕРЫВА,
в течение которого добавили несколько штрихов к песням с альбомов “Use Your Illusions”. Мы отметились несколькими шоу на стадионе “L. A. Forum”, что для нас явилось самым значимым событием в нашей карьере. “L. A. Forum” для меня – это Боуи, “Led Zeppelin”, “Aerosmith” и “AC/DC”, это культовое место. Как самонадеянно считают жители Лос-Анджелеса, это всё равно, что играть на стадионе “Long Beach Arena”, только лучше. Я не знаю, какого мнения о “L. A. Forum” были другие парни из группы, но когда к стадиону подъезжал лимузин, я только и думал, что в нём сидит Род Стюарт с моей мамой, – настолько плотно сидели у меня в голове эти истории. Билеты на наши концерты были распроданы, а сами концерты были потрясающими. Последний концерт, который мы отыграли на “L. A. Forum”, длился три с половиной часа, – самый долгий концерт в истории группы. Это было 29 июля 1991 года в последний день сведения альбомов. Как сказал со сцены Эксл: “The motherfucker is done!”

Пока альбомы упаковывали и готовили к продаже, мы продолжили наши выступления со “Skid Row” на разогреве. Вы можете себе представить, с каким размахом я, Мэтт, Дафф и Себастьян Бах (Sebastian Bach) пустились в разгул! Себастьян без ума отдавался этому делу, но при этом был совершенным профаном; мы столько раз мы кутили до этого, но продолжили вновь только уже вместе с Себастьяном. Всю ту часть тура, проходившую в Штатах, а затем в Европе, мы кутили, нам тошнило, и мы возвели гедонизм на новый уровень. Это было даже слишком весело, поскольку в то время “Skid Row” переживали не лучшие времена, но были такими же молодыми и жадными до развлечений, какими были мы и “Mötley Crüe”.

Чертовски жаль, что Себастьян больше не общается со мной, Даффом и Мэттом: мы устроили ему прослушивание, когда искали вокалиста для проекта, из которого появился “Velvet Revolver”, но дело ничем не увенчалось. Мы вместе с Себастьяном звучали, как я это называл, как “Skid Roses”. Должен сказать, что я был удивлён, когда узнал, что не так давно Себастьян плохо о нас отзывался.

В любом случае, когда мы вместе со “Skid Row” прибыли в Европу, всё шло просто отлично до тех пор, пока 21 августа 1991 года мы не дали концерт в городе Мангейме (Mannheim), Германия. В программе нашего выступления были “Nine Inch Nails”. Мы начали наше выступление с задержкой большой даже для нас, когда после пары песен что-то вдруг произошло, и, даже не знаю, по какой причине, Эксл ушёл со сцены. Его не прерывал никто из публики, насколько я мог судить, никто не кидал в него бутылкой или чем бы то ни было, он просто всё бросил. Сцена была установлена буквально в миле от нашего офиса и гримёрной, поэтому чтобы добраться до места концерта и обратно, у нас был автобус. Когда Эксл ушёл со сцены, он сел в автобус и направился в гримёрную.

Остальные из нас тоже покинули сцену и стояли неподалёку, размышляя, вернётся ли Эксл назад или он всё-таки уехал на автобусе в отель. Мэтт Сорум относился к Экслу и общался с ним в точности, как и Стивен; он просто не понимал, почему Эксл просто не мог отыграть свою часть концерта.

Я помню, как мы стояли с Даффом и слушали, как ругается Мэтт. Он играл в группе достаточно продолжительное время, чтобы заслужить формулировку «этот новый парень» и избавиться от неё. «На хер этого парня! – сказал Мэтт. – Я ему точно мозги вправлю!»

Мэтт чувствовал, что Дафф, Иззи и я уже очень долго обращаемся с Экслом слишком осторожно. Как и Стив, Мэтт просто хотел высказать всё Экслу в лицо, а затем врезать ему, потому что такое обращение подействовало бы на большинство людей. Я ценил чувства других, но в том случае действия Мэтта были бы неуместной реакцией на неустойчивую ситуацию. Всё, что я хотел, это просто закончить выступление.

К тому времени мы выяснили, что автобус Эксла никуда не уезжал, сам Эксл сидел в салоне и отказывался выходить из автобуса и возвращаться на сцену. Мы с Даффом уже были на месте, чтобы уговорить Эксла вернуться, но бесполезно. Мэтт также направился к автобусу, чтобы уговорить Эксла возобновить выступление, но как только он приблизился, он набросился на Эксла, который уже вышел из автобуса и направлялся к сцене. Мэтт был настолько вне себя, что без обиняков накинулся на Эксла, что почти было равносильно удару по лицу. «Ты что, мать твою, делаешь! – Закричал Мэтт.– Живо на сцену!»

Я подбежал и встал между ними, потому что это могло закончиться плохо. Эксл превращается в настоящего психа, если решает с кем-то драться, а Мэтт весит в два раза больше меня да ещё играет на барабанах, так что, вклинившись между ними, я сильно рисковал. Эксл вернулся в автобус, и, было похоже, что обратно возвращаться он не собирался. А время шло.

Организаторы концерта увидели, что драма продолжается, и закрыли ворота на выходах с места проведения концерта так, что никто из нас не смог бы выйти. Он знали, что произошло в Сент-Луисе, и с их стороны было правильно, что они поступили именно так, в противном случае, я уверен, что 38 тысяч фанатов наверняка учинили бы беспорядки, на нас бы повесили ответственность и арестовали, а кто-то мог и погибнуть. Местная полиция на месте проведения концерта уже была экипирована на случай возникновения массовых беспорядков, готовая к любым ситуациям. Это была пугающая, напряжённая сцена, и от одного промаха зависело многое.

Как только Эксл осознал, что у него нет выбора, нам удалось затащить его обратно на сцену, и оставшаяся часть концерта прошла, как было запланировано. Всё, что я мог вспомнить, так это то, что я думал, когда сходил со сцены после выступления на бис: «Мать твою, ещё чуть-чуть и…» Да уж, слишком «чуть-чуть», как выяснилось позже: на следующий день утром мы получили от Иззи сообщение, которое он передал нам через Алана, в котором он сообщал, что уходит из группы. Он ставил нас в известность, что отыграет концерты, запланированные на оставшуюся часть тура, но после этого его с нами больше не будет.

Для Иззи эта возможная катастрофа была более чем достаточным основанием, чтобы уйти, а правда заключается в том, что всем нам следовало бы поступить точно так же. Когда я смотрел на этих фанатов, беснующихся в ожидании нашего выступления, я не видел ни одной причины, по которой мы должны были позволить этому дерьму разобщить нас, не говоря уже о том, что мы потенциально подвергали людей опасности. Когда это стало моей профессией, я стал помешанным на работе преданным ей (в оригинале obsessive-compulsive, дословно обсессивно-компульсивный, то есть склонный к повторяющимся действиям, иными словами больной, страдающий навязчивым неврозом), поэтому я не мог допустить подобного.

Иззи завершил с нами тур, и я несколько раз пытался отговорить его от ухода, хотя в то же время не мог его винить.

- Эй, чувак, я знаю, что всё это тяжело, но я думаю, можно подойти к этому и с другой стороны. – помню, как я говорил ему. – Выступления же отличные, публика отличная, мы играем перед стадионами…

- Я знаю, – отвечал он, – но, пойми, я просто не могу… Не могу заниматься этим больше.

То, как он взглянул на меня в тот момент, сказало за него всё.

Иззи разослал своё официальное заявление всем, и на следующий день Алан вылетел, чтобы встретиться с Иззи. Он принял сторону Иззи, вернулся к нам и сообщил, что Иззи не собирается менять своё решение. Не думаю, что своё решение Иззи когда-нибудь обсуждал с Экслом.

Так случилось, что решение было принято, и второй человек из пятёрки основателей группы ушёл из неё, как только мы завершили Европейскую часть тура. В последний раз Иззи выступал перед 72 тысячами человек на стадионе Уэмбли (Wembley Stadium) в Лондоне; места на наш концерт были раскуплены быстрее, чем на концерт какого-либо иного музыканта. Но гораздо важнее было то, что, насколько я помню, после того, как Иззи сообщил нам, что уходит, ни один из оставшихся концертов в рамках Европейского тура не начинался с задержкой.

 

* * *

 

ПОСЛЕ КОНЦЕРТА В УЭМБЛИ МЫ ВЕРНУЛИСЬ В ЛОС-АНДЖЕЛЕС И СНЯЛИ видеоклип на песню “Don’t Cry”, в котором на Диззи была надета футболка с вопросом «Где Иззи?» Затем группа взяла перерыв, хотя, что касается меня, то мой перерыв был занят тем, что я искал второго гитариста, для того чтобы мы могли вернуться к нашим гастролям. Это было до последней минуты каким-то испытанием, таким же, каким были поиски нового барабанщика. Эксл был убеждён в том, что мы должны были взять Дейва Наварро (Dave Navarro), в чём я совсем не был уверен. Я думаю, это был вопрос стиля: кто бы ни пришёл на место Иззи, он должен был уметь играть как Иззи, который был опытным ритм-гитаристом, делавшим фактуру наших песен уникальной и изысканной. Дейв Наварро – потрясающий гитарист, но он, скорее, подошёл бы на моё место, но не место Иззи. Я не думаю, что Дейв согласился бы связать себя обязательствами с нами. Кроме того, в то время у него были проблемы с героином, и, очевидно, в этом и заключалась основная проблема.

У Эксла с Дейвом было несколько длинных разговоров о возможности присоединения Дейва к группе и Эксл не был намерен сдаваться, поэтому, наконец, сдался я и предпринял попытку провести с Дейвом совместную репетицию. Мы оговорили с ним время, когда он подошёл бы в “Mates”, но в студии он так никогда и не появился. Он не приходил три раза.

Я позвонил Экслу после того, как прождал Дейва в студии в третий раз.

- Чувак, этот парень, Дейв, у него какие-то проблемы, – сказал я. – Я больше в этом не участвую.

- Да, да, – сказал Эксл, – я поговорю с ним.

Эксл убедил меня, что Дейв очень хотел бы к нам присоединиться и что он придёт на репетицию, как только я ему позвоню. Я действительно перезвонил ему, и, как я и ожидал, он вновь не появился у нас. Ну всё, я был в ярости, это был последний раз, когда я поддержал кандидатуру Дейва Наварро.

Я раздумывал об одном гитаристе, которого я когда-то видел и который мне напоминал Иззи: он играл в группе под названием “Candy”, которая открывала выступление “Hollywood Rose” в клубе “Madame Wong’s West”, это ещё было до того, как я оказался в одной группе с Экслом. Его звали Гилби Кларк, и, насколько я мог припомнить, он был единственным парнем, которого я знал, со стилем, как у Иззи, что не так просто было отыскать.

Я связался с Гилби, и больше всего на свете он захотел устроить джем-сейшн. Он разучил 60 песен за две недели, заглянул к нам на прослушивание, и мы были просто поражены. Спустя пару недель, мы уже репетировали с ним полным составом, составили вместе сет-лист, и, таким образом, вернулись в боевую форму.

Было что-то странное в уходе Иззи. То, что случилось, прошло незаметно: не было звуков фанфары, об этом не писала пресса. Для группы это было настолько важным изменением, но для внешнего мира это стало ничем не примечательным событием. Возможно, уход Иззи был оттенён релизом новых альбомов, что произошло незадолго до возобновления нашего тура.

17 сентября 1991 года альбом “Use Your Illusion I” дебютировал под номером 2, в то время как “Use Your Illusion II” стал номером 1 по объёмам продаж. Мы побили рекорд: ещё никому из музыкантов со времён Биттлз не удавалось добиться такого успеха. В главных новостях о нас говорили исключительно положительно, в то время как одновременно с этим продолжалась драма внутри группы. К тому времени я настолько свыкся с непростой жизнью в разъездах, что я уже и не думал дважды о том, что это, в принципе, может быть ненормальным.

 

* * *

 

РАЗ К ГРУППЕ ПРИСОЕДИНИЛСЯ ГИЛБИ И МЫ В ДЕКАБРЕ 1991 ГОДА
возобновили наш тур, отыграв концерт в городе Вустер (Worcester), штат Массачусетс, то на время следующей части тура мы добавили в нашу концертную программу “Soundgarden”. Они были нашей любимой группой, и играть с ними было просто здорово! Но как мало у нас с ними было взаимопонимания. Ни с одной из гранжевых групп у нас не было общего мироощущения. В то время наша группа были как “Led Zeppelin”, поэтому, если рассуждать с их андеграундной, независимой (indie) точки зрения, мы виделись им «толстыми, ленивыми гедонистами». Возьми мы их с собой в турне, да они б с нами даже разговаривать не стали! С их стороны вышло немного лицемерно: они вовсе не хотели ехать с нами, но, если я не ошибаюсь, они так и не сказали нет. В конечном счёте, мы с Даффом тесно сошлись с Крисом Корнеллом (Chris Cornell) и Кимом Тэйлом (Kim Thayil), и я понимал их желание держаться подальше от этого балагана.

Большее противостояние возникло у нас с другой группой, выступавшей у нас на разогреве, “Faith No More”, когда однажды их фронтмен Майк Паттон (Mike Patton) со сцены в наш адрес погнал пургу. Мы спустили это ему раз, другой, но затем наше терпение кончилось. С Майком надо было потолковать. Эксл отправился со мной и гитаристом “Faith No More” Джимом Мартином (Jim Martin), который, как и мы, тоже был сыт по горло Майком. «Слушай, чувак, – сказал я. – Если тебе что-то не нравится, просто, мать твою, вали отсюда. Так продолжаться не может. Либо давай играть вместе и играть здорово, либо забудь об этом и двигай домой!»

Они закончили с нами турне, и это был последний раз, когда мы от Майка слышали подобные слова.

Мы отыграли три концерта в “Madison Square Garden” (9, 10, 13 декабря), на той самой площадке, где “Led Zeppelin” сняли свой фильм “The Song Remains the Same”. На одном из тех концертов мы познакомились с кумиром Эксла Билли Джойлом (Bill Joel). Это вовсе не так банально, как может показаться на первый взгляд, но Эксл обожает всех этих великих музыкантов: “The Eagles”, Элтона Джона, Билли Джойла – Эксл знает о них всё. Я ничего не знаю о Билли Джойле, кроме того факта, что лучший друг моей мамы беспрестанно слушал его лучший альбом “The Stranger” в далёком 1978 году. Но всё равно это было здорово познакомиться с Билли в тот вечер потому, что он сам по себе культовая фигура, и потому, что он был весьма пьян, – я и представить не мог, что он был таким раздолбаем, но мне это понравилось. Мы с Даффом, безусловно, нашли с ним общий язык, а Эксл был просто, мать его, счастлив. Мы проводили Билли в нашу гримёрную, где у нас были все наши запасы спиртного, и он с шумом обыскал весь наш бар.

«Где тут “Johnny Walker Black Label”? – громко спросил он, обращаясь больше к самому себе, чем к нам. – Тут нет “Johnny Walker Black”». Нет нужды говорить, что мы тут же послали за спиртным, и нам в два счёта принесли бутылку для Билли.

 

* * *

 

1 ФЕВРАЛЯ 1992 ГОДА МЫ ИГРАЛИ ФИНАЛЬНЫЙ КОНЦЕРТ С “SOUNDGARDEN”, который проходил в Комптон-Террасе (Compton Terrace), штат Аризона, и поэтому мы решили отметить это событие небольшой проделкой. Мэтт, Дафф и я раздобыли несколько надувных кукол, разделись и вышли с ними на сцену. Если вдуматься, то я оказался единственным из нас, кто разделся полностью. В любом случае, турне “Soundgarden” было посвящено промоушену их альбома “Badmotorfinger”, а они сами родом из тех мест, где не принято было играть рок и отрываться, поэтому парни они были скованные. Они смотрели по сторонам, а вокруг них носились мы, изображая, как мы трахаем этих кукол. Я был пьян и упал. Я выронил куклу и в тот момент оказался абсолютно голым. Это была ещё та сцена!

Мы отыграли три концерта в «Токийском куполе» (“Tokyo Dome”), в Японии (19, 20, 22 февраля 1992 года), и это было что-то! В действительности в «Токийском куполе» я отыграл подряд не три, а пять концертов, в том числе два с Майклом Джексоном и три с “Guns N’ Roses”. Вообразите, какой я ощутил контраст между публикой, которая приходила на концерты Майкла, и публикой, приходившей на “Guns N’ Roses”. Не могу себе представить что-то более фантастическое, чем играть один вечер с Майклом, который носился по сцене, а в глубине сцены стояли дети, лежали игрушки; а затем, спустя два дня, играть с «Ганзами» и всем, что с этим словом связано, – и это всё под одним и тем же куполом. Для максимального эффекта я провёл свободный день между двумя концертами в Токийском Диснейленде.

Чтобы отыграть концерт с Майклом, я прилетел в Японию пораньше. До этого, в перерыве между окончанием работы над альбомами “Illusion” и их релизом, мы вместе с Майклом в Лос-Анджелесе записывали его песни. Я остановился тогда в отеле «Хайатт» на бульваре Сансет, когда мне позвонили из нашего офиса.

- Привет, Слэшер. Майкл Джексон собирается выйти на тебя. – сказал Алан. – Он хочет услышать тебя на своей новой пластинке.

- Ух, ты! – сказал я. – Ну, ладно.

Следующий звонок, который раздался у меня, был от Майкла.

- Алло? – сказал я.

- Алло? Слэш? – спросил он в своей характерной робкой и осторожной манере.

Так мы и начали. Я был польщён его предложением и волновался, но всё вышло просто замечательно. Мы записали две песни. Первая из них, самая крутая, называлась “Give in to Me” и напоминала мне новую интерпретацию его песни “Dirty Diana”. Когда я пришёл для записи в студию “Record Plant”, Майкл уже был там с Брук Шилдз (Brooke Shields), с которой он тогда встречался. Студия была тускло освещена, и в ней было так же мрачно, как и в нашей студии, когда мы записывали наши альбомы, – просто «дежа вю».

- Привет, – сказал Майкл, – это Брук.

- Привет, приятно познакомиться, – сказал я. Думаю, я даже протянул ему руку.

- Мне очень хочется поблагодарить тебя за то, что ты согласился записываться для моего альбома, – сказал Майкл, – я просто не могу дождаться, когда я услышу то, что подготовил.

А затем они отделились от меня – пошли пообедать или что-то в том же духе. А я записал своё соло и на том закончил. Спустя несколько дней, я вернулся в студию и записал вступление к песне “Black and White”. От меня хотели, чтобы я записал какой-нибудь рифф для концовки вступления к песне, который даже не попал на альбомную версию песни. Вы может услышать эту часть, если только посмотрите видеоклип: это то, что играет на гитаре Маколей Калкин (Macauley Culkin) перед самым началом песни. Это было, по меньшей мере, странно: это было не совсем так, в каком контексте я видел это соло.

Думаю, я понравился Майклу Джексону по той причине, что он видел во мне какого-то мультперсонажа, какой-то карикатурный образ. Но это именно тот, кем я и являюсь на самом деле. Я до сих пор не уверен, знает ли об этом сам Майкл.

 

* * *

 

ПОКА ПО ВСЕМУ МИРУ НАШИ АЛЬБОМЫ ПРОДОЛЖАЛИ ОСТАВАТЬСЯ В СПИСКЕ самых популярных, в апреле 1992 года мы отыграли концерты в Мехико, и точно так же как наши фанаты из Южной Америки, публика в Мехико оказалась не менее преданной. После этого мы выступили в Лондоне на потрясающем концерте, посвящённом памяти Фредди Меркьюри, ещё одного кумира Эксла. И хотя наше выступление включало всего несколько песен, мы вложили в него всю душу: мы сыграли “Paradise City” и “Knockin’ on Heaven’s Door”. Позже я поднялся на сцену и исполнил “Tie Your Mother Down” с Брайаном Мэйем (Brian May) и Роджером Тейлором (Roger Taylor) из “Queen”, а Эксл пел. В конце нашего выступления мы все исполнили “We Are the Champions”. Это было грандиозное выступление, но самая незабываемое событие того вечера случилось, когда я снял штаны перед Лиз Тейлор (Liz Taylor): я стоял, переодеваясь, в артистической (green room, артистическая, уборная), когда она в компании своих друзей открыла дверь и застала меня в одной футболке и совершенно без штанов. Она вовсе не выглядела смущённой, напротив, она показалась мне озорной, – своими чреслами я почувствовал, на что она смотрела.

 

* * *

 

В МАЕ 1992 ГОДА МЫ ОБЪЯВИЛИ, ЧТО НАША ГРУППА СОВМЕСТНО С “METALLICA” возглавит летний тур, начинающийся 7 июля, – рок-н-ролльной программы ещё масштабнее на тот момент быть просто не могло. Это было очень круто: эти парни только что выпустили “Black Album”, а мы отмечали победу наших альбомов “Use Your Illisuion I, II”. Мы начали наш совместный стадионный тур в Европе, в городе Дублине (Dublin), Ирландия, в мае 1992 года.

Что до моих личных отношений с Рене, то мы расстались с ней во время Североамериканской части нашего турне, потому что кто-то из нашего окружения нашептал ей, насколько неверным ей я был, когда гастролировал. Обман был тем единственным грехом, в котором, как я пообещал себе, я никогда не буду виновен. С моей стороны это была слабость, которая происходила из потребности отдыхать в перерывах между концертами с таким размахом, с каким только было можно, что стало, наряду с беспросветными попойками, моим способом самолечения, способом справляться с неспокойной, эмоционально напряжённой работой, которой всегда сопутствовали два философских начала – радость и горе. Выпивка и девчонки – вот, как я справлялся с этим. На протяжении большей части своей профессиональной карьеры я так никогда и не воспользовался одним из её преимуществ –огромным количеством женщин, которые оказались мне доступны, поэтому, поскольку на тот момент я чувствовал себя не в своей тарелке от того, чем занималась группа, я решил воспользоваться всеми преимуществами своей карьеры.

К сожалению, как это обычно и бывает, всё стало на свои места, лишь спустя какое-то время. Мы были тогда в Чикаго, когда я получил на свой автоответчик сообщение от сводного брата Рене, который был мне отличным приятелем. Я проводил тогда время в компании одной девушки, актрисы, самой что ни на есть настоящей – я её видел в одном фильме. Мы были в моём гостиничном номере, когда я ему перезвонил.

- Привет, чувак, это Слэш. – сказал я. – Что случилось?

- Парень, – сказал он, предельно серьёзно, – я не знаю, как вы там во время вашего тура проводите время, это ваше дело, но я думаю, что тебе лучше позвонить Рене, потому что она из-за чего-то взбесилась. Она не хочет мне рассказывать, в чём дело, но выглядит она чертовски расстроенной.

Я перезвонил Рене, и она высказала мне всё, не упуская ни малейшей подробности. А затем недвусмысленно пригрозила мне тем, что в Чикаго у неё был дядя – не зная о том, что на тот момент я действительно был в Чикаго, – имеющий связи, и который с радостью «позаботился бы обо мне», если бы она его об этом попросила.

Хрясь! Она бросила трубку!

Я отложил в сторону телефон и мгновение продолжал на него смотреть. Затем я повернулся к девушке, которая лежала со мной рядом.

- Слушай, – сказал я, – тебе лучше уйти.

- Ну, ладно. – сказала она раздражённо. Она села на кровати и принялась искать глазами свою одежду.

Подумав минуту, я сказал: «Ну… не прямо сейчас», и затащил её обратно в постель. Нет нужды говорить, что мы с Рене после этого какое-то время не встречались.

 

* * *

 

ЕВРОПЕЙСКАЯ ЧАСТЬ ТУРА БЫЛА ИЗУМИТЕЛЬНА И НАПОЛНЕНА
знаменательными событиями. Мы играли концерт в Париже, и Экслу пришла в голову идея о том, что мы могли бы пригласить музыкантов сыграть с нами на концерте и записать это для какого-нибудь глобального телевизионного платного канала. Эксл пригласил “Aerosmith”, Ленни Кравитца, Джеффа Бека, и так всё обустроил, что казалось мне, что эти музыканты пришли к нам сами, без приглашения, потому что они были моими любимыми музыкантами: “Aerosmith” были моей любимой группой, Бек – любимым гитаристом, а с Ленни мы вместе записывали альбом.

Я хотел думать, что со стороны Эксла это была попытка сделать мне приятное, потому что для меня он редко делал красивые жесты. Эксл предпочёл оставаться слепым и не замечать, когда во время турне я выходил из себя. Он свалил всю ответственность за происходящее лично на меня: начиная с того, что я нашёл Мэтта и Гилби, и, заканчивая тем, что я набрал музыкантов второго состава. Думаю, что Эксл рассматривал тот концерт в качестве подачки, потому если он всерьёз задумывал зарыть топор войны, он всегда делал это без слов.

Хотел бы я, чтобы Эксл выражал свои намерения ещё и словами, потому что концерт обошёлся нам очень дорого, и, несмотря на то, что этот концерт посмотрели миллионы, я не уверен до конца, что этого оказалось достаточно. Но, ещё раз повторюсь, я дал на это своё согласие. Говоря по правде, я очень хотел отыграть этот концерт, какие бы непомерные расходы он не принёс нам.

Когда бы я ни оказывался на одной сцене вместе с “Aerosmith”, это всё было чистым совпадением, просто мы оказываемся в одном городе в одно и то же время. Обычно они приглашают меня принять участие в их концерте, но, считайте, мне посчастливилось, если они пришлют за мной машину, чтобы отвезти меня к месту выступления. Каждого из приглашённых гостей, участвовавших в том концерте, мы принимали с особым почтением: перелёт в первом классе, размещение в Париже – всё в том же духе. Все они прилетели на день раньше, и мы приступили к репетициям: с Ленни – песни “Always on the Run”, с “Aerosmith” – “Train Kept Rolling”, и Джеффом Беком – песни “Locomotive”.

На саунд-чек пришли все, кроме Эксла. Я помню, как ко мне подошёл Стивен Тайлер (Stiven Tyler) и спросил как когда-то: «Да где ваш вокалист, чувак?» Как я и упомянул ранее, этой фразой Стивен Тайлер приветствовал меня всегда, начиная с нашего первого совместного тура. На этот раз шутка была точно к месту. В тот день этот вопрос мне задавал не только один Стивен; казалось, все вокруг придерживаются того же мнения. Было не просто находиться на репетиции и слушать их комментарии; я никогда не говорил про Эксла ничего плохого, но мне было достаточно сложно сохранять хорошую мину, когда Стивен Тайлер стоял передо мной и говорил правду.