Мегаобучалка Главная | О нас | Обратная связь


Эпизод двадцать первый 3 страница



2015-11-20 301 Обсуждений (0)
Эпизод двадцать первый 3 страница 0.00 из 5.00 0 оценок




Но выбирать ему не пришлось…

 

 

- Коллеги! - обратилась Мария Александровна к ученикам. Так она обращалась к ним в моменты, когда хотела подчеркнуть что-то важное, давая ребятам почувствовать их состоятельность как психологов. - Сегодня нам выпало редкое везение. Мы сможем наблюдать терапевтическую беседу нашего куратора Николая Юрьевича Лешница, ведущего специалиста клиники, с пациентом, страдающим именно таким комбинированным расстройством. Очень важно, что окончательный диагноз Николай Юрьевич еще не поставил, но мне сказал, что подозревает тяжелую форму личностной диссоциации, осложненной изощренным системным парафреническим бредом. Историю болезни я и сама не знаю, нам ее расскажет Николай Юрьевич. А потом уже проведет диагностическую беседу.

- Мы сможем поговорить с пациентом? - спросил Ромка.

- Ну, это вы, юноша, сразу много хотите – верный признак молодости, - с улыбкой ответила Матильда. - Врач будет работать, а мы лишь наблюдать. Все обсуждения завтра, а сегодня будем впитывать. Сбор через пятнадцать минут у входа в корпус, а пока – перекур. Хотя курить вредно, - добавила Матильда, назидательно, но с еле уловимой иронией, подняв вверх указательный палец.

Дорога до клиники, хоть и занимала больше часа, пролетела для Скворца незаметно. В метро его однокашники строили комичные предположения о теме бреда загадочного пациента. Скворцов участия в таком ребяческом диспуте не принимал, погруженный в свои мысли. Думалось обо всем сразу: про жизнь в целом, про неожиданный выбор психфака, про истончения между мирами и предстоящую встречу с психиатрической редкостью. И про Матильду. Скворцов вполне допускал, что ей много раз за обширную практику приходили в голову мысли о некоем потаенном смысле таких случаев. Ведь она наверняка сталкивалась с чем-то подобным. Было нестерпимо любопытно узнать, как бы она отреагировала на его мистическую теорию. «А ведь скажи я ей нечто подобное – решит еще, чего доброго, что у меня навязчивые идеи. Нет уж, буду пока держать это при себе. А там посмотрим», - решил Скворцов.

Смешно растягивая слова, словно пьяный оратор, сломанный магнитофон машиниста объявил их станцию, и они поспешно вышли из вагона вслед за Матильдой. Окинув их взглядом заботливой пионервожатой и убедившись, что все в сборе, она вместе со своими подопечными двинулась к выходу. Скворцов шел последним, на пару метров сзади и слева, словно подсознательно заявляя себе и всему миру: «Я не с ними. Они не понимают происходящего в полной мере. А я хотя бы догадываюсь».

Но вся штука была в том, что в полной мере происходящее не понимал никто. Ни он, ни Мария Александровна, ни блистательный клиницист Лешниц, ни сам пациент. Все они могли видеть ситуацию с такого ракурса, который не позволял им уловить даже призрачную тень понимания. А если бы кто и рассказал практикантам о том, с чем соприкоснуться они через какие-то двадцать минут – не поверили бы. А, скорее всего, заманили бы рассказчика в приемный покой больницы, да там и сдали бы дюжим санитарам.

 

…В ординаторской первого корпуса, где студенты надели чистую сменную обувь, было немного душно и приятно пахло кофе. Там их уже ждал зам главного врача, доктор Лешниц. Николай Юрьевич был грузным кудрявым мужчиной предпенсионного возраста. Его крупное, немного оплывшее лицо с флибустьерской бородкой сперва казалось исключительно добродушным. Но стоило внимательно к нему присмотреться… Маленькие, близко посаженные серые глаза были способны стремительно преобразить это лицо до неузнаваемости. И тогда от добродушия не останется и следа. Оно уступит место стальной маске равнодушного превосходства, которая скрывает недюжинную волю и агрессию.

Поздоровавшись со студентами, он принялся оживленно, но вполголоса обсуждать что-то с Матильдой. Скворец разобрал только несколько слов - «действительно сложный случай». Студентам выдали мешковатые халаты, порядком изношенные от частых стирок. Лешниц повел их через несколько коридоров, разделенных массивными решетчатыми дверями. Он по-хозяйски открывал их специальным универсальным ключом, пропуская вперед студентов и Матильду, к которой явно питал симпатию. Дошли до просторного приемного кабинета Лешница, в котором уже были во время своего первого визита. Расселись на дешевые пластиковые стулья белого цвета, наподобие тех, что ставят на летних верандах недорогих кафе. Приготовили ручки и блокноты.

- Итак, - почему-то вполголоса произнесла Матильда, - сейчас Николай Юрьевич опишет вам анамнез и пригласит пациента. Никаких вопросов не задаем, ничего не говорим. Сидим тихо, как умные мышки, - напомнила она.

Лешниц тем временем читал какие-то записи в карте больного, расположив свое мощное тело в кресле с торца стола таким образом, чтобы практиканты могли видеть его и пациента в профиль. Пластиковые стулья, поставленные в два ряда в противоположной части кабинета, придавали ему сходство с крошечным камерным театром. Для полноты картины не хватало лишь занавеса и приглушенного света. Оторвавшись от записей, Лешниц обвел студентов глазами, словно сосчитав, кашлянул и начал.

- Как вам уже говорила Маша, простите, Мария Александровна, - поправился он, -случай действительно редкий и интересный. На моем веку я встречал подобные, но этот, пожалуй, будет посложнее всех.

Лешниц, не чуждый некоторого артистизма, выдержал паузу и опустил глаза в свои записи.

- Ну… вот что мы имеем, коллеги, - задумчиво протянул он.

В этот момент Скворцову показалось, что все части его организма, кроме ушей, глаз и мозга, деликатно перестали функционировать, чтобы не мешать происходящему.

- Мужчина, Чернов Вадим Юрьевич, москвич, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения… То есть, ему сейчас 38 лет. Женат, детей нет. Образование высшее, техническое, инженер-связист. Еще недавно работал в НИИ, да вот – захворал. С работы он уволился, - доктор перелистнул свои записи - ага, без малого полгода. Стало быть, заболевание развивается более шести месяцев. Насколько более – один Бог знает, да нам не скажет, - продолжал Лешниц. - Все, что у нас на него есть в анамнезе – карта из поликлиники, где его наблюдал невропатолог. На приеме он у него был с женой. Она его и привела. Наш коллега из поликлиники врач Михалин, конечно же, ни черта не понял, кроме того, что мужик спятил. Не будем судить его строго. Не было у него таких преподавателей, как Мария Александровна.

Доктор значительно посмотрел на студентов, словно напоминая, как повезло им с патопсихологом.

- Спасибо ему за то, что хоть записал подробно предысторию со слов жены пациента. Хотя, шут его знает, что он там упустил. Известно также, что никаких травм или значительных потрясений наш больной в обозримом прошлом не переживал. У него умерла мать, но это было почти три года назад. Срок изрядный. Правда, попивал. Итак, вот как все это начиналось. Супруга стала замечать за Вадимом Андреевичем резкие перемены. Он перестал использовать свои обиходные выражения и присказки. Кстати, в быту он любил пропустить крепкое словцо. Матерился, в общем. И вдруг - перестал. Я уверен, что он много еще чего перестал, но здесь про это ни слова нет, - заметил Лешниц, с некоторой досадой глядя в карту больного. - Стал замкнутым, с друзьями общаться прекратил в один день, словно бы их не знал раньше. Вот это интересный момент, обратите внимание. Так, дальше – больше… В ясные ночи подолгу наблюдал за Луной. И вот еще важный момент, переломный. Делал странные записи, похожие на математические формулы. Потом супруга обнаружила у него какие-то непонятныне следы на спине. Вот тут она испугалась и поняла, что муженек-то не в себе… Сходили они, значит, в поликлинику к доктору. На вопросы врача отвечал неохотно, в беседу не вступал. Михалин прописал ему «Сонапакс»… Ну, что знал, то и прописал. Кстати, на ранних стадиях таких состояний большие дозы «Сонапакса» могли бы купировать развитие болезни. Но, увы… Транквилизаторы он, судя по всему, не принимал. Со временем наш больной перестал бриться, чистить зубы. Одним словом, следить за собой. Жена пыталась его принудить к гигиене, но пациент на нее особого внимания не обращал. Стал значительно меньше спать, наблюдения за Луной и писание формул продолжались. Жаль, нет самих формул. Было бы любопытно взглянуть, - сказал Николай Юрьевич с явной злобой на своего нерадивого коллегу.

- А вот и второй прием у невропатолога, который его к этому времени до сих пор на учет в ПНД не поставил, - сказал Лешниц, листая карту из поликлиники. - Видно, жена попросила в диспансер не сообщать. Да еще и денег, поди, сунула. Думала, дурочка, что пройдет, как понос с яблок. Но не прошло. Стал общаться с асоциальными личностями. Бомжами, проще говоря. Даже несколько раз приводил их домой и подолгу о чем-то с ними говорил. Тут вот еще штука какая. Жену в момент таких разговоров близко не подпускал и говорил шепотом, чтоб она ничего не слышала, то есть с бомжами секретничал. И за Луной все это время наблюдать продолжал… и формулы писал. Где-то в этот момент супруга его, понятно дело, струхнула не на шутку, да и ушла от него. Стало быть, у врача он больше не был. Если б кто при нем был, он, конечно же, давно бы к нам попал. Но тут - ключевой момент истории. Наш Вадим Андреевич покидает город-герой Москву. И исчезает бесследно…

 

 

Эпизод восьмой

Москва, июль 1963 года

Но глянуть на этого странного мальчишку хоть одним глазком Анечке было очень любопытно.

- Вон твоя бабушка, - назидательно произнесла Люба, показывая пальцем на скамейку, где сидела Оксана Тимофеевна. Биография Золя настолько поглотила ее, что она попросту не заметила минутного отсутствия внучки.

Пролепетав себе под нос что-то невнятное, Анна Михайловна направилась к бабуле. По дороге она украдкой крутила головой, делая вид, что отгоняет назойливую муху. На самом же деле она искала взглядом того щедрого незнакомца, от которого так позорно убежала. К своему облегчению, не нашла. Не дойдя до скамейки с бабулей каких-то несколько метров, уселась на скрипучие цепочные качели. Свесив болтающиеся ноги в рыжих сандалиях, принялась разглядывать карандаш. На нем красовалась нерусская надпись, выведенная золотистым цветом.

- Заграничный, - восхищенно протянула она вслух.

- Нравится? - прозвучал откуда-то сзади голос, уже знакомый ей.

Она вздрогнула всем телом и инстинктивно спрыгнула с деревянной сидушки, еле удержавшись на ногах. Обернулась. Незнакомец стоял перед ней, взявшись рукой за цепочку качелей. С виду он был абсолютно спокоен, но пунцовый румянец во все лицо выдавал его волнение.

- Ты чего убежала так быстро? - деловито спросил он, очаровательно картавя.

Другие дети картавили по-дурацки. В лучшем случае – смешно. Но этот… Впервые Анечка, гордившаяся своим четким произношением, пожалела, что не картавит так же, как он.

- А ты как меня нашел? - робко спросила она, украдкой разглядывая мальчишку и одновременно борясь с желанием дать деру.

- Я следил, - гордо ответил тот. Я очень хорошо умею следить, - чуть равнодушно сказал он, будто речь шла о сущей безделице.

- Как шпион? - все так же робко спросила Анна Михайловна и отвела глаза, внимательно разглядывая покосившийся зеленый грибок.

- Как разведчик. Шпионы все предатели и фашисты, - резонно заметил мальчуган.

- Ага, - как можно увереннее согласилась белокурая московская принцесса, всем своим видом давая понять, что прекрасно разбирается в вопросе.

Повисла неловкая пауза. Совсем такая же, как если бы им было по тридцать и друзья свели их на вечеринке, будто случайно оставив вдвоем. Она все так же исподтишка поглядывала на него. Он же смотрел на нее открыто и спокойно, а его румянец то бледнел, то вспыхивал с новой силой.

- Тебя как зовут? - спросил незнакомец. Впервые его голос чуть дрогнул, и маленькая принцесса заметила это.

- Анечка, - еле слышно сказала она.

И тут же осеклась, налившись красным, словно добротный астраханский помидор. Для первого знакомства «Анечка» было, пожалуй, слишком доверительно. Сотни раз, оставшись наедине с зеркалом, она репетировала этот момент, с достоинством и легкой улыбкой произнося «Анна». И надо же – все напрасно… Стараясь исправить оплошность, торопливо поправилась:

- Анна Михайловна.

Незнакомец, который уже открыл было рот, чтобы представиться, посмотрел на нее сначала удивленно. Потом восторженно. Хоть и был он тертый калач, хорошо умевший следить и прекрасно разбирающийся в шпионаже, но детей, называющих себя по имени отчеству, совсем как воспитательница, ни разу еще не встречал.

- А меня зовут Вадим Андреевич, - сказал он так естественно, будто никто никогда иначе его и не называл. А мама меня зовет Вадик, - тут же добавил он доверительно. И ты меня так зови. Хочешь?

Конечно же, она хотела его так называть. И зачем она только сказала про Анну Михайловну? Ведь Анной Михайловной она была только дома. А все остальные звали ее как пятилетнюю девочку, пусть и принцессу – Аней. Но чаще все-таки Анечкой. Как теперь сказать ему об этом? Так же запросто, как Вадик, она бы не смогла. А если бы и сказала… Нет, сквозь землю она, конечно же, не провалилась бы. Но домой бы удрала, даже несмотря на то, что там никого нет. Так и сидела бы на лестнице у пустой квартиры, пока бабуля не изучила бы жизнь знаменитого французского писателя вдоль и поперек. Но в этот момент Вадик прервал ее смущенные суетливые сомнения.

- Ты давно гуляешь? - спросил он и тронул качели. Они лишь скрипнули, не тронувшись с места.

- Нет, мы с бабушкой только вышли, - с готовностью, но застенчиво ответила она.

- С бабушкой? А я один гуляю, - сказал Вадим Андреевич как бы между делом. Хочешь, давай поиграем.

- Хочу, - еле слышно пролепетала она, и побледнела. И было от чего.

Совсем скоро здесь появятся Маша и Катя из первого подъезда. Когда-то очень давно, месяца два назад, они договорились, что будут подругами. Но скоро Анна Михайловна заметила, что они дружат с ней только тогда, когда она выносит на прогулку свою пластмассовую принцессу Анжелу. А если не выносит, то девчонки сначала поиграют с ней немножко, а потом начинают дразнить. Да так обидно, что даже маме пожаловаться стыдно. Вот тогда она поняла, что никакие они не подруги, а только притворяются, чтобы посмеяться над ней.

Вообще-то она и сама частенько притворялась. Без этого пятилетней принцессе никак нельзя. Притворялась, что болит живот, когда совсем не хотелось в садик, где противная каша и злые мальчишки. После обеда притворялась, что спит, а сама тайком рисовала сказочный замок. Бывало, что в дальних прогулках притворялась очень уставшей. И тогда братик сажал ее себе на спину и долго нес. А если был в задорном настроении, то смешно изображал лошадку. Кататься верхом на лошадке, которая делает уроки и склеивает с папой испанские галеоны – сказочное удовольствие, доступное лишь настоящей принцессе. Но больше всего она любила притвориться, будто ей приснился страшный сон. Тогда можно было забраться в постель к маме, которая читала скучную книжку без картинок. Сначала надо было лежать тихо, а еще лучше - немного всплакнуть. Зато потом, утерев невзаправдышные слезы, можно было спрашивать маму обо всем на свете, болтать с ней и не спать даже дольше, чем Сережка.

Но притворяться, что дружишь – нельзя. Это она знала точно. Они говорили об этом с папой. Он сказал тогда, что это подло. Анечка не знала, что это такое – подлость. Да и неудивительно. Настоящие принцессы не должны знать подлости. Хотя бы до пяти лет. Папа Миша понимал это. Он не стал посвящать свою драгоценную Анну Михайловну в грязные подробности взрослых. Сдвинув брови и резко изменившись в лице, он сказал:

-Доченька, прошу тебя, запомни! Подлость – это самое страшное, что есть на свете.

Вдумавшись в его слова, она не на шутку испугалась. Представить что-то ужаснее, чем зубной врач, было очень сложно. И очень страшно. В тот день она долго не могла уснуть, требуя от родителей яркий свет и читать ей сказку про Василису Прекрасную. Тогда она твердо решила, что с Машей и Катей дружить больше не станет.

Маша с Катей быстро поняли, что остались без пластмассовой Анжелы, ярких цветных карандашей и болгарских раскрасок про Буратино. Наплевав на «хрущевскую оттепель» и стабилизацию международных отношений, они объявили Анечке «холодную войну». Евреев выпускали на ПМЖ в Израиль, авангардисты выставляли свои провокационные полотна, длинноволосые хиппи пели чуждые Советскому строю песни, а томик Булгакова можно было купить в книжном. И только Анна Михайловна жила в «атмосфере эскалации напряженности», как сказал бы об этом международный обозреватель Бовин.

Маленькая принцесса всеми силами пыталась сохранять нейтралитет, но получалось из рук вон плохо. Завидев ее светлые локоны, Маша и Катя, дружно взявшись за руки, направлялись прямо к ней.

- Здравствуй, Анечка! - говорили они хором и нараспев, синхронно растягиваясь в иезуитских улыбках. - Какое у тебя красивое платье! - елейным голосом говорила Маша.

- И мне очень нравится! Правда! - вторила ей Катя.

- Как жалко, что оно тебе не идет, - сокрушенно качала головой Маша.

- А почему у тебя такие грязные гольфики? Потому, что ты грязнуля? - продолжали они то вместе, то по очереди.

Анна Михайловна твердо решила не затевать с ними оскорбительные разговоры. «Это они потому дразнятся, что никогда не станут принцессами. Злых принцесс не бывает», - уверяла себя Анечка. Помогало. Но все-таки Анечку беспокоил вопрос: отчего же принцессам так достается? Она стала чаще брать с собой на площадку Анжелу. Пластмассовой подружке тоже перепадало от злобных завистливых подруг. Но та совсем не переживала. Анна Михайловна искренне завидовала ее самообладанию. Особенно когда тихо пускала слезу, оплакивая свою тяжелую принцессову долю.

О том, что начнется на площадке, когда Маша и Катя увидят ее, играющую вместе с Вадиком, не хотелось даже думать. Она уже слышала, как затянут они на все лады мерзкими писклявыми голосами:

- Жених и невеста, тили-тили тесто, по полу катались, в губы целовались.

А потом, дружно показывая пальцем на Вадика:

- А жених с ума сошел, без трусов в кино пошел.

И это будет слышать весь двор.

Да проще действительно сходить в кино без трусов, чем пережить все это. Древняя, как детская злоба, дразнилка пугала Анну Михайловну до паралича. И не только ее.

Существует великое множество издевательств, рифмованных и в прозе, обидных и не очень. Но эта гадость - самая смертоносная, особенно если вам пять. Она существует уже не одно людское поколение. И все это время грязный стишок аккумулировал в себе агрессию, стыд и страх маленьких русскоязычных людей. А ведь их чувства – самые мощные и бескомпромиссные. Со временем это заклинание приобрело разрушительную силу водородной бомбы. Ритмика, социальные связи, сексуальные и культурные табу сплелись в нем самым причудливым и зловещим образом. Именно оно способно подчинить себе волю ребенка, раздавить его морально, оставив глубокую душевную травму, которую он неосознанно пронесет через всю жизнь. Дети чувствуют масштаб угрозы, исходящий от дурацкого «тили-тили теста». И потому так панически боятся его. Впрочем, все это нужно объяснять лишь тем, кто каким-то чудесным образом избежал садика и начальных классов школы. Остальные и сами все помнят.

Анечка на секунду зажмурилась, гоня свои страхи. Вадик и не представлял себе, сколько мужества требовалось этой маленькой красавице, чтобы так запросто пойти с ним играть.

- Хочу, - еще раз повторила она своим прозрачным голоском. А какие игрушки у тебя есть? - спросила Анна Михайловна.

Она знала ответ – машинки, солдатики и пистолет. Может быть, два пистолета. Ну, или пистолет и самодельное ружье из какой-нибудь палки. Гонки, войнушка, стройка. Но этот мальчишка потряс ее. Стараясь скрыть волнение, почти равнодушным голосом он вальяжно заявил:

- У меня есть большой грузовик. Хочешь, можно прокатить твоих кукол. Как будто они поехали на море. Ты когда-нибудь была на море?.

- Два раза, с мамой, - ответила она, слегка ошарашенно.

Ни один мальчишка ни разу не предлагал ей возить кукол в грузовике. Да еще и на море.

- А я ни разу не был, - с ноткой зависти сказал Вадик. И тут же спохватился.

- Да мне и не хочется. Мне и в деревне хорошо. Мы там с пацанами на речке рыбу ловим. А ты рыбу ловила?

- Нет, - искренне призналась Анечка, - я червяков боюсь.

- Можно на хлеб ловить, - успокоил ее автовладелец. - Ты подожди меня чуть-чуть, я домой сбегаю, за грузовиком, - попросил он.- Я мигом.

Добежав до угла дома, он вдруг остановился и опрометью бросился назад. Подбежав к ней, он запустил руку в карман своих синих пионерских шорт и вытащил две конфеты «Мишка Косолапый». Смущенно протянул ей, предварительно тщательно отряхнув гостинец.

- А ты? – смущенно пролепетала Анечка.

- А у меня дома еще есть, - бросил он второпях. И рванул за грузовиком…

Не успела она съесть конфету, как увидела возвращающегося Вадика. Он так сильно запыхался, что толком не мог говорить. К груди он прижимал большой красивый грузовик небесно-голубого цвета. Эта была модель ГАЗа, с открытым кузовом для перевозки песка и щебня. Но сегодня тягач был снят со строительных работ. Сегодня он вез кукол к морю.

- Я кукол возьму, вон моя бабушка сидит, - показала Анечка крошечным пальчиком на скамейку, где Оксана Тимофеевна дремала с книжкой в руках.

Проворно выхватив игрушки из громоздкой старомодной бабулиной сумки, она вприпрыжку побежала к нему. «Как жаль, что Анжела дома осталась», - с сожалением подумала Анна Михайловна, когда они усаживали разномастных пупсов в кузов ГАЗика.

Поездка к морю на грузовике и растаявшие конфеты совсем заслонили от нее тревожные мысли о Маше с Катей. А именно в этот момент, когда Вадим Андреевич был готов трогаться в путь, закадычные подруги входили на площадку со стороны большой песочницы, которая на время должна была стать черноморским пляжем.

 

Эпизод девятый

Москва, февраль 1998 года

- Наш Вадим Андреевич покидает город-герой Москву. И исчезает бесследно.

Психиатр значительно посмотрел на своих гостей.

Сказать честно, повествование его пока не произвело на практикантов особого впечатления. Помня о примерах изощренного бреда и психоиндукции, которые Матильда приводила им на лекции, они ожидали куда более захватывающей и трагичной истории. Все они, но только не Скворцов. Он впитывал каждое слово доктора, лихорадочно пытаясь спрогнозировать дальнейшее развитие событий, анализируя симптомы и строя предположения. На щеках его выступил чуть заметный румянец, а ладони стали предательски влажными. Это заметила и Матильда, подумав, что этот мальчишка, безусловно, куда проницательнее и умнее остальных. Но уж больно эмоциональный для психиатрии.

А Лешниц продолжал. Словно козырной туз из рукава, он вытащил самую главную и удивительную часть этой истории.

- Так вот… Не было нашего героя в городе около трех месяцев. И ведь никто его не хватился. Жена, как я понимаю, наладила новую жизнь с другим мужчиной. Районный участковый помог нам разыскать ее, я вчера разговаривал с ней по телефону. Вадим Андреевич ей определенно больше не нужен. Она не только отказалась приехать к нам, но и вообще толком не стала со мной разговаривать. Все повторяла, что разведется с ним в ближайшее же время, что детей у них нет и что их больше ничего не связывает. Матушка пациента нашего умерла уже несколько лет назад, а про отца вообще ничего не известно. И что вы думаете, где же побывал наш пациент, а? Даже и не пытайтесь угадывать – бесполезно. Побывал он - ни много ни мало - в Южной Америке. А именно – в Перу.

На секунду в кабинете повисла абсолютная тишина, после чего кто-то зачарованно сказал «ух, ты!». Такой поворот событий произвел впечатление на собравшихся, справедливо показавшись совершенно невероятным. Безработный сумасшедший, нищий и всеми брошенный – и в Перу! Скворцов шумно сглотнул, чуя приближение фантастической развязки.

- Если бы сам лично не проверял – ни за что бы не поверил, - сказал Николай Юрьевич.- Но это факт, очень упрямый. И ничего с ним не поделаешь. Наш дорогой Вадим Андреевич действительно был в Перу. Да не один, а с группой космофизиков, во главе которой стояли двое больших ученых. Один из Минска, кандидат наук. Другой – американец, работает на стыке фундаментальной математики и космологии. Уважаемый профессор, издал несколько научных работ, доктор наук. Преподает в Беркли. Чернов нашел их в Минске, где они были на конференции по паранормальным явлениям.

Скворцов весь подался вперед и чуть было не вскрикнул: «Я так и думал! По паранормальным явлениям!!! Вот оно! Все сходится! Ай да я..», - мелькало в голове у него.

- И приехал он в Минск, судя по всему, не случайно, - продолжал Лешниц. - Именно к ним ехал, к уфологам. Добрался до Минска, замечу, зайцем, на электричках, так как был без копейки. Познакомился, побеседовал, о чем конкретно – мне и самому пока не известно. Но результат потрясающий. Они организовали весьма дорогостоящую экспедицию на другой конец света, в которой принял участие и господин Чернов. Заграничный паспорт у него был оформлен еще четыре года назад. Наверное, ездил куда-нибудь с женой, к морю. С визой, я уверен, ему уфологи помогли. Так или иначе, но Чернов стал незаменимым участником путешествия, убедив в необходимости этой поездки совершенно нормальных людей. Да, убедил увлеченных людей широких взглядов. Но ведь здоровых, вот в чем вся штука. И еще один немаловажный момент – финансирование всей этой затеи. Как я понял, в экспедиции участвовали минимум человек восемь, а то и больше. Они везли с собой оборудование и пробыли в высокогорных районах Перу почти полтора месяца. Затея не из дешевых, личными средствами здесь не обойдешься. А значит, эти деньги им кто-то выделил, поверив в идею Чернова, какой бы она ни была. Так что перед вами, коллеги, яркий пример мощнейшей психоиндукции.

Доктор был заметно доволен произведенным эффектом. Волна возбужденного шепота прокатилась по кабинету и затихла. Градус интриги в этой истории был очень высок, ведь Лешниц не сказал главного. Чем так заинтересовал маститых ученых простой, хоть и сумасшедший, инженер связи? Это оставалось загадкой.

Установка Матильды «впитывать, сидя как тихие умные мышки» подлила масла в огонь, и Скворец был как на иголках. У него в голове беспокойно роились самые разные догадки. «Так, Перу, - думал он.- Наверное, что-то связанное с цивилизацией древних ацтеков. Может, он мнит себя реинкарнацией какого-нибудь жреца? А может, и самим кровожадным ацтекским божком? Не, на таких, как профессор из Беркли, это впечатления не произведет. Поржет только. Чем же он их купил? А может, залежи золота или серебра? Или нефти? Это вполне может быть… Ведь Перу граничит с Аргентиной, которую и назвали так в честь аргентума. Привел им правильно подобранную аргументацию, склеил в своем больном мозгу какие-нибудь исследования на этот счет – и готово. Вот и ответ на вопрос о финансах. Когда речь идет о таких перспективах, деньги не проблема».

Ромка был уверен, что находится на правильном пути в своем предположении, и был весьма горд собой. Его размышления прервал Лешниц.

- Я думаю, пора уже увидеть нам всю картину заболевания. Мария Александровна, мне кажется, самое время пригласить вдохновителя этой занятной авантюры. Он нам сам все и расскажет. Парень он контактный. Я бы даже сказал - интеллигентный. Излагает логично и доступно. Бред его выстроен безупречно, - обратился он к Матильде.

- Большое спасибо, Николай Юрьевич, мы были бы очень признательны вам за такую возможность, - излишне официально ответила она.

Доктор Вишнякова и сама была удивлена и заинтересована этой историей не меньше, чем ее ученики. Несмотря на обширную практику, с таким случаем она сталкивалась впервые. На какое-то мгновение даже почувствовала себя совсем юной студенткой, отчетливо вспомнив свои занятия в клинике имени Ганнушкина.

- Но у меня есть одно условие, - сказал Лешниц и обвел своих гостей значительным взглядом. - Все здесь присутствующие должны клятвенно обещать мне, что в Перу не поедут. Тем более, что одна экспедиция там уже побывала.

Эта неожиданная шутка пришлась очень кстати, обдав кабинет доктора волной шипящего смеха. И лишь Скворцов пропустил ее мимо ушей, даже не улыбнувшись. Он был слишком впечатлен происходящим, чтобы иронизировать.

- Но прежде чем господин Чернов появится здесь, я хотел бы напомнить вам о таком понятии, как врачебная тайна. Прошу соблюдать, - уже предельно серьезно сказал Лешниц и сунул руку под стол, где притаилась кнопка вызова санитара.

Через пару секунд дверь отворилась. В ее проеме появился санитар Миша, уже знакомый студентам по прошлому занятию. Веселый рыжий балагур средней комплекции, с добродушным веснушчатым лицом, он не производил впечатления человека, способного усмирить разбушевавшегося психа. Широко улыбнувшись золотыми коронками, он бодро отрапортовал:

- К вашим услугам, Николай Юрьевич! - И наигранно учтиво поклонился чуть заметным кивком головы.

- Мишенька, - по-домашнему обратился к нему доктор, - потрудитесь пригласить к нам Вадима Андреевича Чернова.

- Сию минуту будет исполнено, - ответил санитар и вышел, успев украдкой кинуть мужской взгляд на первую красавицу курса Лильку Абрамову.

Все нутро Скворца притаилось в ожидании развязки. «Эх, жаль не к месту сейчас поделиться с Матильдой своей идеей про залежи серебра, - с сожалением подумал он.- Наверняка, я прав. А потом говорить, что я знал, да не сказал – не серьезно как-то…». Он явно упускал прекрасную возможность произвести впечатление на Вишнякову. Интуиция, которой Рома доверял с малых лет, даже не нашептывала, а уверенно говорила ему, что его догадка верна. Все аргументы были на его стороне, картина произошедшего с доверчивыми учеными была для Скворцова очевидной.



2015-11-20 301 Обсуждений (0)
Эпизод двадцать первый 3 страница 0.00 из 5.00 0 оценок









Обсуждение в статье: Эпизод двадцать первый 3 страница

Обсуждений еще не было, будьте первым... ↓↓↓

Отправить сообщение

Популярное:
Как вы ведете себя при стрессе?: Вы можете самостоятельно управлять стрессом! Каждый из нас имеет право и возможность уменьшить его воздействие на нас...
Почему люди поддаются рекламе?: Только не надо искать ответы в качестве или количестве рекламы...
Как выбрать специалиста по управлению гостиницей: Понятно, что управление гостиницей невозможно без специальных знаний. Соответственно, важна квалификация...



©2015-2020 megaobuchalka.ru Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. (301)

Почему 1285321 студент выбрали МегаОбучалку...

Система поиска информации

Мобильная версия сайта

Удобная навигация

Нет шокирующей рекламы



(0.014 сек.)