Глава семнадцатая. СМУТНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ

 

Через несколько дней после Нового года ближе к вечеру Гарри, Рон и Джинни выстроились у очага на кухне, чтобы вернуться в Хогвартс. Министерство организовало разовый проход по Дымолетной сети для быстрого и безопасного возвращения учеников в школу. Проститься осталась только миссис Уизли, поскольку мистер Уизли, Фред, Джордж, Билл и Флер были на работе. При расставании миссис Уизли расплакалась. Признаться, в последнее время ее трогали всякие пустяки: она проплакала с тех пор, как в Рождество Перси вылетел из дома в очках, забрызганных тертой дикой морковью (Фред, Джордж и Джинни — каждый клялся, что это не их рук дело).

— Не плачь, мам, — успокаивала Джинни, похлопывая миссис Уизли по спине, пока та всхлипывала у нее на плече. — Все нормально.

— Точно, не волнуйся за нас, — сказал Рон, позволяя матери оставить очень мокрый поцелуй у себя на щеке, — и за Перси тоже. Он просто кретин, не такая уж и потеря, правда?

Всхлипывая еще громче, миссис Уизли обняла Гарри.

— Обещай о себе позаботиться… Не лезь в неприятности…

— Да я и не лезу, миссис Уизли, — ответил Гарри. — Я люблю спокойную жизнь, вы ведь меня знаете.

Миссис Уизли усмехнулась сквозь слезы и отошла:

— Тогда всего хорошего, всем вам…

Гарри ступил в изумрудное пламя и крикнул: «Хогвартс!». Перед ним в последний раз мелькнули кухня и заплаканное лицо миссис Уизли, и пламя поглотило его. Гарри крутился очень быстро и едва улавливал размытые очертания других волшебных комнат, которые проносились мимо, прежде чем он мог их разглядеть. Затем вращение замедлилось, и наконец Гарри остановился в камине профессора Макгонагалл. Та едва взглянула на него, оторвавшись от своей работы, когда он перебрался через каминную решетку.

— Добрый вечер, Поттер. Постарайтесь не слишком запачкать ковер пеплом.

— Конечно, профессор.

Пока Гарри поправлял очки и приглаживал волосы, в камине появился вращающийся Рон. Когда прибыла Джинни, все трое выбрались из кабинета Макгонагалл и отправились в башню Гриффиндора. В окнах коридора, мимо которых они проходили, Гарри увидел, что солнце уже скрывалось за окрестными землями, покрытыми глубокими коврами снега, намного глубже, чем лежавшие в саду в Норе. Вдалеке он заметил Хагрида, кормящего Коньклюва у своей хижины.

— Пустяки, — уверенно сказал Рон, когда они подошли к Полной даме, выглядевшей несколько бледнее обычного и вздрогнувшей от громкого голоса.

— Нет, — ответила она.

— Что значит «Нет»?

— Пароль изменился, — сказала она. — И пожалуйста не кричи.

— Но мы уезжали, откуда нам знать?…

— Гарри! Джинни!

К ним подбежала розовощекая Гермиона в мантии, шляпе и перчатках.

— Я вернулась пару часов назад. Ходила к Хагриду и Конь… то есть Крылогриву, — запыхавшись, проговорила она. — Хорошо провели Рождество?

— Да, — тотчас ответил Рон, — столько всего произошло, Руфус Скрим…

— Гарри, у меня для тебя кое-что есть, — сказала Гермиона, не посмотрев на Рона и не подавая признаков, что она его слышала. — Ой, подожди… пароль. Умеренность.

— Именно, — согласилась Полная дама слабым голосом и открыла проем за портретом.

— Что это с ней? — спросил Гарри.

— Похоже, перепила в Рождество, — ответила Гермиона, закатывая глаза и первой пробираясь в переполненную гостиную. — Она со своей подругой Виолеттой выпила все вино на картине пьяных монахов внизу в коридоре рядом с классом заклинаний. Ладно…

Она порылась в кармане и достала свиток пергамента, подписанный Дамблдором.

— Здорово, — обрадовался Гарри, разворачивая его, и прочитал, что очередной урок с Дамблдором назначен на следующий вечер. — Мне нужно столько рассказать ему… и тебе. Давай сядем…

Но в этот миг раздался громкий пронзительный визг: «Вон-Вон!». Словно из ниоткуда, вылетела Лаванда Браун и кинулась в объятия Рона. Несколько наблюдателей хихикнули, а Гермиона звонко рассмеялась и сказала:

— Прямо канатом переплелись… Идешь, Джинни?

— Нет, спасибо, я обещала встретиться с Дином, — ответила та, хотя и, как заметил Гарри, без особого воодушевления. Оставив Рона и Лаванду скованными в своеобразном матче по вертикальной борьбе, Гарри подвел Гермиону к свободному столику.

— Как провела Рождество?

— О, хорошо, — пожала плечами Гермиона. — Ничего особенного. Как было у Вон-Вона?

— Сейчас расскажу, — сказал Гарри. — Слушай, Гермиона, ты не можешь…

— Нет, не могу, — решительно ответила она. — Так что и не проси.

— Я подумал, может быть, за Рождество…

— Это Полная дама выпила бочку пятисотлетнего вина, Гарри, а не я. Так что же такого важного ты хотел мне рассказать?

Гермиона выглядела слишком свирепо, чтобы спорить, так что Гарри отбросил Рона и пересказал ей все, что подслушал из разговора Малфоя и Снейпа. Когда он закончил, Гермиона некоторое время посидела в задумчивости, а потом спросила:

— А ты не думаешь…

— …что он притворялся, будто хочет помочь, а на самом деле хотел выудить из Малфоя, чем тот занимается?

— Ну да, — ответила Гермиона.

— Отец Рона и Люпин тоже так думают, — недовольно сказал Гарри. — Но ведь это точно доказывает, что Малфой что-то затевает, ты же не станешь этого отрицать.

— Нет, пожалуй, не стану, — медленно произнесла Гермиона.

— И он действует по приказу Вольдеморта, как я и говорил!

— Хм… а кто-то из них вообще упоминал Вольдеморта?

Гарри нахмурился, пытаясь вспомнить.

— Я не уверен… Снейп точно сказал «твой господин», а кто еще это мог быть?

— Не знаю, — сказала Гермиона, прикусив губу. — Может, отец?

Она окинула взглядом комнату, похоже, глубоко задумавшись, и даже не заметила, как Лаванда щекотала Рона.

— Как дела у Люпина?

— Не очень, — ответил Гарри и рассказал ей про задание Люпина у оборотней и про трудности, которые встали у того на пути. — Ты когда-нибудь слышала о Фенрире Грейбеке?

— Разумеется, слышала, — поразилась Гермиона. — И ты тоже слышал, Гарри!

— Когда? На истории магии? Ты прекрасно знаешь, что я никогда не слушал…

— Нет-нет, не на истории магии — Малфой угрожал им Боргину! — воскликнула Гермиона. — В Дрянном переулке, ты что, забыл? Он сказал Боргину, что Грейбек — старый друг семьи и что он будет следить за тем, как у Боргина продвигаются дела.

Гарри разинул рот от изумления.

— Я и забыл! Но это же доказывает, что Малфой — пожиратель смерти, как еще он мог связаться с Грейбеком и командовать им?

— Это очень подозрительно, — выдохнула Гермиона. — Если только…

— Ой, да перестань! — раздраженно воскликнул Гарри. — Ты не можешь объяснить все по-другому!

— Ну… есть вероятность, что это была пустая угроза.

— Тебя точно не убедить, — потряс головой Гарри. — Увидим, кто прав… Попомнишь мои слова, Гермиона, как Министерство. Да, кстати, я поругался и с Руфусом Скримджером тоже…

И конец вечера они провели, дружески ругая министра магии. Гермиона, как и Рон, посчитала, что после всего, что Министерство устроило Гарри в прошлом году, нужно было набраться большой наглости, чтобы просить его теперь о помощи.

Новый семестр начался следующим утром с приятного сюрприза для шестикурсников: ночью к доске в гостиной было приколото большое объявление.

 

ЗАНЯТИЯ ПО АППАРАЦИИ

Если Вам исполнилось семнадцать лет, или исполнится до 31 августа включительно, то Вы можете посетить двенадцатинедельный курс занятий по аппарации, который будет проводиться инструктором из Министерства магии.

Пожалуйста, запишитесь внизу, если Вы желаете принять участие в занятиях.

Стоимость: 12 галеонов.

 

Гарри и Рон присоединились к толпе, толкавшейся вокруг объявления и вносившей свои фамилии в конец списка. Только Рон достал перо, чтобы записаться после Гермионы, как к нему сзади подкралась Лаванда, закрыла ему глаза руками и прощебетала: «Угадай кто, Вон-Вон!». Гарри отвернулся и увидел гордо удаляющуюся Гермиону. Он догнал ее, не желая оставаться с Роном и Лавандой, но, к его удивлению, немного не доходя до проема за портретом их настиг Рон с красными ушами и раздраженным выражением лица. Не проронив ни слова, Гермиона ускорила шаг, чтобы идти с Невиллом.

— Так вот… аппарация, — тон Рона дал Гарри понять, что о произошедшем сейчас, лучше не упоминать. — Должно быть забавно, а?

— Не знаю, — отозвался Гарри. — Может, лучше, когда ты сам это делаешь. Мне не очень-то понравилось, когда Дамблдор прокатил меня.

— А я и забыл, что ты это уже делал… Лучше бы мне сдать экзамен с первого раза, — добавил Рон с обеспокоенным видом. — Фред и Джордж ведь сдали.

— Но Чарли же провалился?

— Да, но Чарли крупнее меня, — Рон отставил руки от туловища, словно горилла, — так что Фред и Джордж не распространяются об этом… не при нем во всяком случае…

— А когда мы можем сдать экзамен?

— Как только исполнится семнадцать. Я могу уже в марте.

— Да, но ты не сможешь аппарировать здесь, в замке…

— Так ведь не в этом суть! Все будут знать, что я могу аппарировать, если захочу.

Не один Рон обрадовался возможности научиться аппарировать. Весь день все только и говорили о предстоящих уроках: умение исчезать и появляться по желанию весьма ценилось.

— Будет здорово, если мы сможем просто… — вместо исчезновения Шеймус щелкнул пальцами. — Мой двоюродный брат Фергус аппарирует, просто чтобы позлить меня. Погодите, он еще поплатится… Я устрою ему мирную жизнь…

Весь в мечтах о таком счастье, он хлестнул палочкой немного сильнее, чем нужно, так что вместо фонтана чистой воды — темы сегодняшнего урока заклинаний — из его палочки выстрелил луч, срикошетивший от потолка и ударивший профессора Флитвика прямо по лицу.

— А Гарри уже аппарировал, — поведал Рон слегка пристыженному Шеймусу, после того как профессор Флитвик высушил себя взмахом палочки и задал тому писать: «Я волшебник, а не бабуин, размахивающий палкой». — Дам… э… кто-то взял его с собой. Примыкающая аппарация, знаете ли.

— Ого! — прошептал Шеймус, и вместе с Дином и Невиллом слегка наклонил голову, чтобы услышать, каково это — аппарировать. До конца дня остальные шестикурсники осаждали Гарри просьбами описать ощущения при аппарации. Рассказ о том, как это было неприятно, скорее, повергал всех в благоговение, чем отталкивал, и вечером без десяти восемь Гарри все еще отвечал на подробные расспросы. Чтобы успеть на занятия к Дамблдору, ему пришлось соврать, что нужно вернуть книгу в библиотеку.

В кабинете Дамблдора горели лампы, портреты предыдущих директоров похрапывали в рамах, а на столе вновь стоял думоотвод. Руки Дамблдора лежали по обеим его сторонам, правая такая же почерневшая и обожженной, как и раньше. Похоже, она совсем не заживала, и Гарри задумался уже, наверное, в сотый раз, что могло причинить столь характерное повреждение, но спрашивать не стал. Дамблдор ведь сказал, что он все скоро узнает. Да и в любом случае, Гарри хотелось обсудить кое-что еще. Но перед тем как он начал рассказывать о Снейпе и Малфое, Дамблдор заговорил.

— Я слышал, на Рождество ты встретился с министром магии?

— Да, — ответил Гарри. — Он не слишком мною доволен.

— Да, — вздохнул Дамблдор, — мной он тоже не слишком доволен. Мы должны постараться не сломиться под муками, Гарри, но продолжать борьбу.

Гарри усмехнулся.

— Он хотел, чтобы я сказал сообществу волшебников, будто Министерство прекрасно со всем справляется.

Дамблдор улыбнулся.

— Первоначально это была идея Фаджа, знаешь ли. В последние дни, когда тот цеплялся за свой пост, он все хотел с тобой встретиться, надеясь, что ты окажешь ему поддержку…

— После всего, что Фадж наделал в прошлом году? — со злостью спросил Гарри. — После Амбридж?

— Я объяснял Корнелиусу, что у него нет ни малейшего шанса, но когда он освободил пост, идея эта не умерла. Через несколько часов после назначения Скримджера мы встретились с ним, и он потребовал, чтобы я организовал ему встречу с тобой…

— А, так вот почему вы не поладили! — выпалил Гарри. — Об этом писали в «Ежедневном Пророке».

— «Пророку» изредка приходится сообщать правду, — сказал Дамблдор, — но только изредка. Да, именно поэтому мы и не поладили. Что же, Руфус, похоже, нашел-таки способ загнать тебя в угол.

— Он обвинил меня в том, что я «человек Дамблдора до мозга костей».

— Как грубо с его стороны.

— Я сказал, что так оно и есть.

Дамблдор открыл было рот, чтобы заговорить, и снова закрыл его. За спиной Гарри феникс Фоукс издал тихий, нежный, мелодичный клик. К полному смущению, Гарри внезапно заметил, что яркие голубые глаза Дамблдора влажно заблестели, и он поспешно перевел взгляд на свои коленки. Однако когда Дамблдор заговорил, его голос был достаточно тверд.

— Я очень тронут, Гарри.

— Скримджер хотел знать, где вы находитесь, когда вас нет в Хогвартсе, — произнес Гарри, все еще не сводя глаз с коленей.

— Да, он давно это пронюхивает, — сказал Дамблдор теперь уже весело, и Гарри решил, что можно поднять глаза. — Он даже пытался приставить ко мне слежку. Забавно, честное слово. Он отправил за мной Давлиша. Это было не по-доброму. Меня уже однажды вынудили наслать на него проклятие, и я к величайшему сожалению был вынужден сделать это вновь.

— Так они до сих пор не знают, куда вы пропадаете? — спросил Гарри в надежде узнать еще что-нибудь по этому занимательному вопросу, но Дамблдор только улыбнулся, взглянув на него поверх очков-полумесяцев.

— Нет, не знают, и сейчас пока не то время, чтобы ты узнал. Так, теперь я предлагаю поторапливаться, если только ты не хочешь мне сообщить еще что-нибудь?…

— Вообще-то, хочу, сэр, — сказал Гарри. — По поводу Малфоя и Снейпа.

— Профессора Снейпа, Гарри.

— Да, сэр. Я подслушал их разговор во время вечеринки у Снобгорна… в общем я пошел за ними…

Дамблдор выслушал Гарри с беспристрастным видом. Когда Гарри закончил, он немного помолчал, а потом сказал:

— Спасибо, что рассказал Гарри, но полагаю, тебе лучше выкинуть это из головы. Не думаю, что это очень важно.

— Не очень важно? — неверующе повторил Гарри. — Профессор, вы же поняли?…

— Да, Гарри, поскольку я одарен великолепной сообразительностью, то понял все, что ты мне рассказал, — ответил Дамблдор немного резко. — Думаю, ты мог бы так же принять во внимание и то, что я понял гораздо больше тебя. Я рад, что ты снова доверился мне, но позволь тебя уверить: ничего из сказанного тобой не доставляет мне беспокойства.

Гарри сидел и молча кипел, свирепо уставившись на Дамблдора. В чем дело? Значит ли это, что Дамблдор действительно приказал Снейпу выяснить замысел Малфоя, и уже слышал все, что рассказал ему Гарри, от Снейпа? Или на самом деле он был обеспокоен тем, что услышал, но делал вид, будто это не так?

— Значит, сэр, — сказал Гарри, как он надеялся, вежливым, спокойным тоном, — вы все еще ему верите?…

— Я уже терпеливо отвечал на этот вопрос, — произнес Дамблдор, но уже не так терпеливо. — Мой ответ остался прежним.

— Кто бы сомневался, — раздался язвительный голос. Финеас Найджеллус, по всей видимости, только притворялся спящим. Дамблдор не обратил на него внимания.

— А теперь, Гарри, я настаиваю, чтобы мы поторапливались. Сегодня вечером мне нужно обсудить с тобой более важные дела.

Гарри переполняло чувство непокорности. А что, если он откажется сменить тему, что если настоит на продолжении спора по поводу вины Малфоя? Как будто прочитав мысли Гарри, Дамблдор покачал головой.

— Ах, Гарри, как часто это случается, даже между лучшими друзьями! Каждый из нас полагает, будто его желание говорить намного важнее того, что может привнести другой!

— Я вовсе не думал, будто то, что вы хотите сказать, неважно, сэр, — неохотно ответил Гарри.

— Что же, и ты вполне прав, потому что это не так, — оживленно отозвался Дамблдор. — Сегодня вечером я хочу показать тебе еще два воспоминания. Оба получены с огромным трудом, и второе из них, думаю, самое важное из всех собранных.

Гарри ничего не ответил. Он все еще сердился за прием, оказанный его рассказу, но не знал, к чему могут привести дальнейшие споры.

— Итак, — звучным голосом начал Дамблдор, — мы собрались этим вечером, чтобы продолжить историю Тома Реддля, которого мы оставили на прошлом занятии в преддверии его учебы в Хогвартсе. Ты, конечно же, помнишь, как он обрадовался, узнав, что он волшебник, как отказался, чтобы я сопровождал его в Косой переулок, и как я, в свою очередь, предупредил его, чтобы он прекратил воровать по приезду в школу.

Что же, начался новый учебный год, а вместе с ним прибыл Том Реддль, тихий мальчик в мантиях с чужого плеча, который выстроился вместе с остальными первокурсниками для распределения. Он был направлен в Слизерин, едва шляпа коснулась его головы, — продолжал Дамблдор, взмахнув почерневшей рукой в сторону полки с распределяющей шляпой, древней и неподвижной. — Когда именно Реддль узнал, что знаменитый основатель факультета мог говорить со змеями, я не знаю… наверное, в тот же вечер. Это сведение могло только обрадовать и укрепить его самомнение.

Тем не менее, запугивал он друзей-слизеринцев своими знаниями раздвоенного языка или поражал, но ни слуха об этом не достигло сотрудников школы. Он вообще не проявлял ни признака внешней агрессии или высокомерия. Он казался вежливым, тихим и жадным до знаний. Почти все были о нем более чем лестного мнения.

— А вы им не рассказали, сэр, каким он был при встрече в приюте? — спросил Гарри.

— Нет. Хотя он и не выказал раскаяния, было возможно, что он сожалел о своем поведении и решил начать все с чистого листа. Я предпочел дать ему шанс.

Дамблдор замолчал и вопросительно посмотрел на Гарри, раскрывшего рот, чтобы что-то сказать. Ну вот, опять это стремление Дамблдора верить в людей, несмотря на исчерпывающие доказательства, чего те люди и не заслуживают! Но потом Гарри вспомнил кое о чем…

— Но ведь на самом деле, сэр, вы ему не верили, правда? Он сказал мне… Реддль из того дневника сказал: «Дамблдор, по-моему, никогда не любил меня, как другие учителя».

— Скажем так, я не доверял ему безоговорочно, — ответил Дамблдор. — Как я уже отмечал ранее, я решил присматривать за ним. Так я и поступил. Не стану скрывать, что много почерпнул из своих первых наблюдений. Том был очень осмотрителен со мной: я уверен, он чувствовал, что в волнении от раскрытия своей подлинной сущности рассказал мне слишком много. Впредь он был осторожен, чтобы не раскрыть столько же еще раз. Однако он не мог вернуть то, что соскочило с языка в момент радости, и тем более то, что рассказала мне миссис Коул. Однако ему хватило ума никогда не пытаться очаровать меня, как он очаровал многих моих коллег.

Во время учебы он собрал свой круг преданных друзей. Я называю их так просто потому, что нет другого слова, хотя, как я уже отмечал ранее, Реддль несомненно не чувствовал к ним ни малейшей приязни. В замке вокруг этой группы возник темный романтический ореол. Это было пестрое собрание: слабые, искавшие покровительства, честолюбивые, искавшие отсветов чужой славы, и жестокие, притягивавшиеся к лидеру, который мог бы показать им более изощренные формы жестокости. Другими словами, они были предшественниками пожирателей смерти, и действительно, некоторые из них стали первыми пожирателями по окончании Хогвартса.

Находясь под жестким гнетом Реддля, они ни разу не были уличены в злодеяниях, хотя эти семь лет в Хогвартсе были отмечены рядом отвратительных случаев, явного отношения к которым они все же не имели. Самым серьезным, разумеется, стало открытие тайной комнаты, которое окончилось смертью девочки. Как ты знаешь, в преступлении ложно обвинили Хагрида.

Я не смог найти много воспоминаний о Реддле в Хогвартсе, — сказал Дамблдор, положив свою морщинистые руку на думоотвод. — Мало кто из знавших его тогда согласились говорить о нем: они были слишком напуганы. Все, что знаю, я выяснил после его окончания Хогвартса, после огромной кропотливой работы, после выслеживания тех немногих, кого можно было заставить говорить, после поиска старых записей и опроса свидетелей, как среди волшебников, так и среди магглов.

Те, кого я вынудил говорить, рассказали мне, что Реддль был одержим идей своего происхождения. Конечно, это понятно: он вырос в приюте, и, само собой разумеется, хотел выяснить, как он туда попал. Похоже, он тщетно искал следы Тома Реддля-старшего на щитах в зале почета, в списках старост в старых школьных записях, даже в книгах по истории волшебников. В конце концов, ему пришлось признать, что нога его отца никогда не ступала на землю Хогвартса. Полагаю, именно тогда он навеки отказался от своего имени, приняв сущность Вольдеморта, и начал исследовать судьбу ранее презираемой им семьи матери — женщины, которая, как ты помнишь, по его разумению, не могла быть волшебницей, поддавшись унизительной человеческой слабости под названием смерть.

Все, от чего он мог оттолкнуться, было имя Ярволо, которое, как он знал от управляющих приютом, было именем его деда по материнской линии. Наконец после кропотливых поисков он узнал из старой книги о волшебных семьях о существовании непрерывной линии потомков Слизерина. Летом его шестнадцатилетия он уехал из приюта, куда возвращался ежегодно, и отправился на поиски своих Худо-родственников. А теперь Гарри, если ты привстанешь…

Дамблдор поднялся, и Гарри увидел, что он вновь держал небольшой флакон с кружащимся жемчужным воспоминанием.

— Мне очень повезло раздобыть его, — сказал Дамблдор, выливая светящееся вещество в думоотвод. — Как ты и сам поймешь, когда мы его увидим. Итак?

Гарри шагнул к каменной чаше и послушно опустил голову, коснувшись лицом поверхности воспоминания. Он ощутил знакомое падение в никуда и приземлился на грязный каменный пол почти в кромешной темноте.

Через несколько мгновений, когда Дамблдор опустился рядом, Гарри понял, где они находятся. Дом Худо стал неописуемо грязным, так что Гарри не с чем было и сравнить. Весь потолок был в паутине, на полу толстый слой въевшейся грязи, на столе среди давно немытых горшков валялась заплесневевшая, гниющая пища Свет исходил только от одинокой оплывающей свечи, стоявшей у ног человека, настолько обросшего волосами и бородой, что Гарри не мог разглядеть ни глаз, ни рта. Он сидел затаившись в кресле у камина, и Гарри на мгновение показалось, что тот умер. Но вдруг раздался громкий стук в дверь, человек вздрогнул и проснулся, поднимая палочку в правой руке и небольшой нож в левой.

Дверь со скрипом отворилась. На пороге, сжимая старомодный фонарь, стоял парень, которого Гарри тотчас узнал: высокий, бледный, темноволосый и красивый — Вольдеморт-подросток.

Вольдеморт неспешно окинул лачугу взглядом и заметил человека в кресле. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, затем человек с трудом поднялся на ноги; многочисленные пустые бутылки со звоном покатились по полу от его ног.

— ТЫ! — взревел он. — ТЫ!

И он пьяными шагами понесся на Реддля с палочкой и ножом наперевес.

— Стой.

Реддль заговорил на раздвоенном языке. Человек врезался в стол, сбив грязные горшки на пол. Он уставился на Реддля. Воцарилась долгая тишина. Двое пристально всматривались друг в друга. Человек заговорил первым:

— Ты говоришь на нем?

— Да, я говорю на нем, — ответил Реддль. Он вошел в комнату, и дверь за ним захлопнулась. Гарри не мог не восхититься тем, что Вольдеморт совершенно не испугался. На его лице застыло выражение простого отвращения и, пожалуй, разочарования.

— Где Ярволо? — спросил он.

— Умер, — ответил человек. — Давным-давно, так ведь?

Реддль нахмурился.

— А ты тогда кто?

— Я Морфин, так ведь?

— Сын Ярволо?

— Кто ж еще…

Морфин убрал волосы с грязного лица, чтобы лучше рассмотреть Реддля, и Гарри увидел, что у него на руке было кольцо Ярволо с черным камнем.

— Я подумал, ты тот маггл, — прошептал Морфин. — Ты очень похож на того маггла.

— Какого еще маггла? — резко переспросил Реддль.

— Маггла, который понравился моей сестре, маггла, который живет в большом доме на другом конце, — ответил Морфин и неожиданно плюнул на пол между ними. — Выглядишь, прям как он. Реддль. Но он же старше, так ведь? Старше тебя, если посмотреть…

Неожиданно выражение лица Морфина слегка помутилось, и он покачнулся, все еще хватаясь за стол, чтобы устоять.

— Он вернулся, понимаешь, — глупо добавил он.

Вольдеморт пристально посмотрел на Морфина, будто оценивая его возможности. Потом он подошел поближе и уточнил:

— Реддль вернулся?

— А-а, он бросил ее, да так ей и надо, выходить замуж за всякие отбросы! — прошипел Морфин, снова плюнув на пол. — Еще и ограбила нас, перед тем как сбежать, видал… Где медальон, а? Где медальон Слизерина?

Вольдеморт промолчал. Морфин стал вновь впадать в бешенство: он размахивал ножом и орал:

— Обесчестила нас, мерзавка! А ты кто такой, чтоб приходить сюда и спрашивать? Все кончено, так ведь… Кончено…

Он отвернулся, слегка покачиваясь, и Вольдеморт подступил еще ближе. Как только он приблизился, опустилась странная темнота, скрывшая и фонарь Вольдеморта, и свечу Морфина — все… Пальцы Дамблдора крепко сжали Гарри за руку, и они взмыли назад в настоящее. После непроницаемой темноты мягкий золотистый свет в кабинете Дамблдора ослепил Гарри.

— И это все? — сразу же спросил Гарри. — А почему стемнело, что случилось?

— Потому что с того момента Морфин больше ничего не помнил, — объяснил Дамблдор, указывая Гарри на кресло. — Он очнулся следующим утром в полном одиночестве, лежа на полу. Кольцо Ярволо исчезло.

Тем временем в деревне Малый Висельтон по Главной улице бежала прислуга и кричала, что в гостиной большого дома лежат три трупа: Том Реддль-старший и его отец с матерью.

Власти магглов были в замешательстве. Насколько я знаю, им и по сей день неизвестно, отчего умерли Реддли, ведь клятие Авада Кедавра не оставляет видимых повреждений… Единственное исключение сидит передо мной, — добавил Дамблдор, кивая на шрам Гарри. — В Министерстве, с другой стороны, тут же поняли, что это было волшебное убийство. Также они знали, что через долину от дома Реддлей жил законченный магглоненавистник, который однажды уже был заключен в тюрьму за нападение на одного из убитых.

Так что Министерство вызвало Морфина. Им не пришлось допрашивать его, использовать сыворотку правды или легилименцию. Он на месте сознался в убийстве, рассказав все с такими подробностями, которые могут быть известны только убийце. По его словам, он гордился тем, что убил этих магглов, и ждал такого шанса уже много лет. Он сдал палочку, по которой тотчас установили, что ее использовали для убийства Реддлей. И он позволил увести себя в Азкабан без сопротивления.

Все, что его беспокоило, — это исчезновение кольца отца. «Он убьет меня за потерю, — снова и снова повторял он схватившим его. — Он убьет меня за потерю кольца». И, видимо, это было все, что он говорил до конца своей жизни. Свои последние дни он провел в Азкабане, оплакивая потерю последнего наследства Ярволо, и был похоронен рядом с тюрьмой вместе с другими несчастными душами, скончавшимися в ее стенах.

— Так, значит, Вольдеморт украл палочку Ярволо и воспользовался ею? — спросил Гарри, выпрямляясь в кресле.

— Верно, — ответил Дамблдор. — У нас нет воспоминаний, подтверждающих это. Но, думаю, мы можем быть вполне уверены в том, что произошло. Вольдеморт обездвижил своего дядю, забрал его палочку, и отправился через долину к «большому дому на другом конце». Там он убил маггла, который отверг его мать-волшебницу, а заодно и дедушку с бабушкой, уничтожив таким образом недостойный род Реддлей и отомстив отцу, который никогда им не интересовался. Затем он вернулся в лачугу Худо, наложил сложные чары, наполнившие сознание дяди ложными воспоминаниями, положил палочку Морфина рядом с ее бесчувственным хозяином, снял с него древнее кольцо и удалился.

— И Морфин так и не понял, что он этого не делал?

— Нет, — сказал Дамблдор. — Как я говорил, он хвастливо признал свою вину.

— Но все это время у него было настоящее воспоминание!

— Да, но потребовалась весьма тонкая легилименция, чтобы выбить его из Морфина, — ответил Дамблдор. — Да и кому нужно было углубляться в его сознание, если он уже принял на себя в убийстве? Тем не менее, мне удалось добиться встречи с Морфином за несколько недель до его смерти. К тому времени я уже пытался выяснить о прошлом Вольдеморта все, что только возможно. И с трудом извлек это воспоминание. Когда я увидел его содержимое, то попытался использовать его, чтобы добиться освобождения Морфина из Азкабана. Однако до того как Министерство приняло решение, Морфин умер.

— А как это в Министерстве не поняли, что Вольдеморт подставил Морфина? — сердито спросил Гарри. — Он же был тогда несовершеннолетним? Я думал, они могут распознать применение магии несовершеннолетними!

— Ты прав — они могут распознать магию, но не ее источник. Помнишь, как Министерство обвинило тебя в использовании Парящих чар, наложенных на самом деле…

— Добби, — ворчливо закончил Гарри, не забывший той несправедливости. — Значит, если ты несовершеннолетний и применяешь магию в доме взрослого волшебника или волшебницы, то в Министерстве и не узнают?

— Они не смогут определить, кто именно применил магию, — Дамблдор слегка улыбнулся глубокому возмущению Гарри. — Они полагаются на родительский запрет своим отпрыскам под крышей родного дома.

— Что за ерунда! — огрызнулся Гарри. — Взглянули бы они, что тут случилось, что случилось с Морфином!

— Согласен, — произнес Дамблдор. — Каким бы ни был Морфин, он не заслужил такой смерти, обвиненный в преступлениях, которых он не совершал. Но уже поздно, а я хотел бы показать тебе еще одно воспоминание перед тем, как мы расстанемся…

Дамблдор вынул из кармана второй хрустальный флакон, и Гарри сразу же затих, вспомнив слова Дамблдора, что это воспоминание было самым важным из всех собранных. Он заметил, что содержимое едва перелилось в думоотвод, будто загустев. Может, воспоминания портятся со временем?

— Это будет недолго, — заверил Дамблдор, когда он наконец вылил флакон до конца. — Ты и не заметишь, как мы вернемся. Еще разок в думоотвод…

И Гарри снова падал сквозь серебристый пласт, приземлившись на этот раз рядом с человеком, которого он сразу же узнал.

Это был Гораций Снобгорн, но намного моложе. Гарри так привык к его лысине, что густые, блестящие соломенного цвета волосы Снобгорна смутили его. Тот выглядел так, будто его покрыли соломой. Впрочем, на макушке уже проглядывала плешь размером с галеон. Его усы, не такие пышные, как в нынешние времена, были рыжевато-русого оттенка. Он еще не достиг таких округлых форм, как Снобгорн, которого знал Гарри, но золотые пуговицы его богато вышитого жилета уже застегивались с трудом. Он расположился в удобном кресле с подголовником, положив ноги на бархатный пуфик, сжимая в одной руке бокал вина, а другой роясь в коробке с засахаренными ананасами.

Когда рядом появился Дамблдор, Гарри осмотрелся и понял, что они находятся в кабинете Снобгорна. Вокруг Снобгорна на низких и не таких удобных стульях сидело с полдюжины мальчишек лет шестнадцати. Гарри тотчас узнал Вольдеморта. Он был самым привлекательным и выглядел непринужденнее остальных. Его правая рука небрежно покоилась на подлокотнике, и Гарри с содроганием заметил на ней золотое кольцо Ярволо. Он уже убил отца.

— Сэр, а правда, что профессор Вилкинс уходит на пенсию? — спросил Вольдеморт.

— Том, Том, даже если бы я знал, я бы тебе не сказал, — отозвался Снобгорн, осуждающе грозя пальцем в сахаре, хотя и немного испортив эффект подмигиванием. — Должен сказать, интересно, откуда ты все узнаешь, мальчишка. Осведомлен лучше, чем добрая половина учителей.

Реддль улыбнулся, остальные ученики рассмеялись, бросая на него восхищенные взгляды.

— А что до твоей поразительной способности знать неположенные вещи и тщательного угождения значимым людям — кстати, спасибо за ананасы, ты был прав, мои любимые…

Несколько мальчиков прыснуло со смеху, и тут случилось что-то непонятное. Комната внезапно наполнилась густым молочным туманом, и Гарри не мог разглядеть ничего, кроме лица стоящего рядом Дамблдора. Затем из тумана раздался неожиданно громкий голос Снобгорна: «Ничего хорошего из тебя не выйдет, мальчишка, попомни мои слова…».

Туман рассеялся так же неожиданно, как и появился, но никто не обмолвился и словом по этому поводу, и вообще не подал вида, что произошло нечто необычное. Сбитый с толку, Гарри оглянулся на маленькие золотые часы на столе Снобгорна, пробившие одиннадцать.

— Помилуйте, уже так поздно! — воскликнул Снобгорн. — Лучше вам идти, мальчики, а то мы все попадем в неприятности. Лестранж, эссе к завтрашнему дню, или получишь наказание. Эйвери, то же самое.

Пока ученики расходились, Снобгорн выбрался из кресла и отправился с бокалом к столу. Вольдеморт, однако, задержался. Гарри мог поклясться, что тот специально тянул время, чтобы остаться с Снобгорном наедине.

— Поторапливайся, Том, — сказал Снобгорн, обернувшись и увидев, что тот еще не ушел. — Ты же не хочешь, чтобы тебя поймали в коридоре в такое время, ты к тому же староста…

— Сэр, я хотел бы кое-что спросить у вас.

— Спрашивай, мой мальчик, спрашивай…

— Сэр, мне интересно, знаете ли вы что-нибудь о… о хоркруксах?

И снова все повторилось. Комнату наполнил непроницаемый туман, и Гарри не мог разглядеть ни Снобгорна, ни Вольдеморта — только спокойно улыбавшегося рядом Дамблдора. И снова, как в прошлый раз, голос Снобгорна прогрохотал: «Я ничего не знаю о хоркруксах, и не сказал бы тебе, даже если бы знал. А теперь убирайся отсюда, и сделай так, чтобы я никогда от тебя больше этого не слышал!».

— Что же, вот и все, — спокойно произнес Дамблдор. — Пора идти.

Ноги Гарри оторвались от пола, и через несколько мгновений он снова оказался на ковре перед столом Дамблдора.

— И это все? — безучастно спросил Гарри.

Дамблдор утверждал, что это самое важное воспоминание, но он не мог понять, что в нем было такого особенного. Нужно признать, туман и что его, похоже, никто не заметил, был странным. Но помимо этого вроде бы ничего не произошло, за исключением того, что Вольдеморт не получил ответа на заданный вопрос.

— Как ты, наверное, заметил, — сказал Дамблдор, вновь усаживаясь за стол, — это воспоминание было искажено.

— Искажено? — повторил Гарри, тоже садясь.

— Разумеется, — ответил Дамблдор. — Профессор Снобгорн вмешался в свои воспоминания.

— Зачем ему это?

— Затем, что он, как я полагаю, стыдится их, — объяснил Дамблдор. — Он постарался переделать это воспоминание так, дабы показать себя с лучшей стороны, опуская те места, которые он не хотел, чтобы я увидел. Проделано, как ты заметил, достаточно грубо. Но все к лучшему: это доказывает, что настоящее воспоминание все же существует несмотря на внесенные изменения.

И таким образом, Гарри, ты в первый раз получаешь домашнее задание. Тебе нужно будет убедить профессора Снобгорна раскрыть истинное воспоминание, которое, несомненно, станет самым ценным сведением из всех.

Гарри уставился на Дамблдора.

— Но сэр, — возразил он как можно более почтительно, — вы вряд ли нуждаетесь во мне — вы могли бы применить легилименцию… или сыворотку правды…

— Профессор Снобгорн — весьма одаренный волшебник, который будет ожидать и того, и другого, — сказал Дамблдор. — Его способности к окклюменции значительно выше, чем у несчастного Морфина. И я был бы изумлен, если бы он не имел постоянно при себе противоядие от сыворотки правды с тех пор, как я принудил его отдать мне эту подделку.

Нет, думаю, было бы неумно пытаться вынудить из него правду силой. Это принесло бы больше вреда, чем пользы. Я не хочу, чтобы он ушел из Хогвартса. Тем не менее, у него, как и у всех нас, есть свои слабости, и я полагаю, что ты единственный человек, кто мог бы пробиться сквозь его оборону. Очень важно получить настоящее воспоминание, Гарри… Насколько важно, мы поймем, увидев, как все было на самом деле. Так что, уда<