Глава двадцать четвертая. СЕКТУМСЕМПРА

 

Изнуренный, но обрадованный результатами своей ночной работы, Гарри пересказал Рону и Гермионе все, что произошло, утром на уроке заклинаний (перед этим наложив Муффлиато на тех, кто был поблизости). К его полному удовлетворению, обоих впечатлило то, как он выудил у Снобгорна воспоминание, а рассказ о хоркруксах Вольдеморта и обещании Дамблдора взять Гарри с собой, если он отыщет еще один, просто поверг их в трепет.

— Вот это да! — воскликнул Рон, когда Гарри наконец поведал обо всем. Рон рассеянно махал волшебной палочкой в сторону потолка, не обращая ни малейшего внимания на то, что делает. — Да… Ты в самом деле пойдешь с Дамблдором… и вы попытаетесь уничтожить… ничего себе!

— Рон, из-за тебя снег пошел, — терпеливо сказала Гермиона, хватая его за запястье и отводя палочку от потолка, с которого и вправду начали падать большие белые хлопья. Гарри заметил, как Лаванда Браун с соседней парты устремила на Гермиону свирепый взгляд сильно покрасневших глаз, и та сразу же выпустила руку Рона.

— Ой, точно, — отозвался Рон, с легким удивлением глядя на свои плечи. — Прости… теперь как будто у всех у нас жуткая перхоть…

Он смахнул с плеча Гермионы немного искусственного снега, Лаванда расплакалась. Рон с виноватым видом повернулся к ней спиной.

— Мы расстались, — проговорил он уголками губ. — Вчера вечером. Когда она увидела, как я выхожу с Гермионой из спальни. Тебя-то она, ясно, не видела, и подумала, что мы были вдвоем.

— А, — протянул Гарри. — Ну… ты ведь не против того, что все закончилось, да?

— Не против, — признал Рон. — Было довольно противно, когда она орала, но мне хотя бы не пришлось с этим разбираться.

— Вот трус, — сказала Гермиона, хотя ее это, видимо, забавляло. — Что же, вчера вообще был неудачный вечер для любви. Джинни и Дин тоже расстались, Гарри.

Гарри показалось, что при этих словах у нее был очень проницательный взгляд, но она, скорее всего, не знала, что у него внутри все вдруг стало отплясывать конгу. Стараясь сохранять лицо как можно более неподвижным, а голос безразличным, он спросил:

— Почему?

— А, ужасная глупость… она сказала, что он вечно помогает ей пролезать в проем за портретом, как будто она сама не может… но у них ведь уже сто лет не ладилось.

Гарри взглянул через класс на Дина. Вид у того был явно несчастный.

— Это, конечно, вроде как ставит тебя перед выбором, да? — проговорила Гермиона.

— В каком смысле? — быстро спросил Гарри.

— Команда по квиддичу, — пояснила она. — Если Джинни и Дин не разговаривают…

— А… ну да, — согласился Гарри.

— Флитвик, — предостерегающе сказал Рон. Крошечный учитель заклинаний, на каждом шагу то исчезая, то снова показываясь над столами, направлялся в их сторону, а Гермиона была единственной, кому удалось превратить уксус в вино. Ее стеклянный флакон был полон темно-малиновой жидкости, тогда как содержимое сосудов Гарри и Рона все еще имело грязно-бурый оттенок.

— Ну-ну, мальчики, — с упреком пропищал профессор Флитвик. — Поменьше слов, побольше дела… Попробуйте-ка, а я посмотрю…

Оба подняли волшебные палочки, сосредоточившись изо всех сил, и направили их на свои флаконы. У Гарри уксус превратился в лед, а колба Рона лопнула.

— Ясно… — проговорил профессор Флитвик, вынурнув из-под стола, вытаскивая осколки стекла из верхушки своей шляпы, — домашнее задание — тренироваться.

После заклинаний у них был один из редких моментов общего свободного времени, и они вместе пошли в гостиную факультета. Рон, похоже, чувствовал себя совершенно беззаботно по поводу окончания отношений с Лавандой, и Гермиона тоже казалась веселой, хотя когда ее спросили, почему она улыбается, просто ответила: «Погода хорошая». Никто из них, скорее всего, не замечал, какая яростная битва бушевала в голове у Гарри: «Она сестра Рона». — «Но она отшила Дина!». — «Все равно она сестра Рона». — «Я его лучший друг!». — «Это еще хуже». — «Если мне сначала с ним поговорить…». — «Он тебе врежет». — «А если мне плевать?». — «Он твой лучший друг!».

Гарри едва обратил внимание на то, что они пролезают сквозь проем за портретом в солнечную гостиную, и лишь смутно заметил небольшую группу столпившихся семикурсников, пока Гермиона не воскликнула:

— Кэти! Ты вернулась! Как ты?

Гарри присмотрелся. Действительно, это была Кэти Белл, на вид совершенно здоровая и окруженная торжествующими друзьями.

— Я совсем поправилась! — радостно воскликнула она. — Меня выпустили из больницы святого Мунго в понедельник, пару дней я побыла дома с мамой и папой, а сегодня утром приехала сюда. Лианна как раз рассказывала мне о Маклаггене и о последнем матче, Гарри…

— Да, — сказал Гарри, — ну, теперь, раз ты вернулась и Рон в порядке, у нас есть неплохой шанс разбить Когтевран, а значит, мы еще можем выиграть кубок. Слушай, Кэти…

Он должен был задать этот вопрос сразу, любопытство на время даже вытеснило у него из головы Джинни. Он понизил голос, потому что друзья Кэти уставились на них, собирая свои вещи — они явно опаздывали на трансфигурацию.

— …то ожерелье… теперь ты уже помнишь, кто тебе его дал?

— Нет, — ответила Кэти, с сожалением покачав головой. — Меня все спрашивали, но я и понятия не имею. Последнее, что я помню, это как входила в женский туалет в «Трех метлах».

— Так значит, ты точно вошла в туалет? — спросила Гермиона.

— Ну, я точно знаю, что открыла дверь, — сказала Кэти, — так что думаю, тот, кто наложил на меня Империус, стоял прямо за ней. А после этого у меня в памяти вообще пусто, очнулась только в святом Мунго недели через две. Слушай, я, пожалуй, пойду, лучше не рисковать, а то Макгонагалл заставит меня писать строчки, хоть это и мой первый день…

Она подхватила свою сумку и учебники и поспешила вслед за друзьями, после чего Гарри, Рону и Гермионе осталось только сесть за стол у окна и обдумать то, что она им рассказала.

— Значит, тот, кто передал Кэти ожерелье, — сказала Гермиона, — скорее всего девушка или женщина, раз была в женском туалете.

— Или кто-то, выглядевший как девушка или женщина, — поправил Гарри. — Не забывай, в Хогвартсе был полный котел оборотного зелья. И мы знаем, что часть украли…

Перед его внутренним взором прошествовала вереница Крэббов и Гойлов, превращеных в девушек.

— Думаю, я еще раз глотну Феликса, — сказал Гарри, — и снова попробую войти в комнату по требованию.

— Это будет просто бесполезная трата зелья, — решительно заявила Гермиона, кладя на стол «Числовник чародея», который только что вынула из сумки. — Удача нисколько не продвинет тебя вперед, Гарри. Со Снобгорном другое дело, ты всегда был способен убедить его, тебе только и нужно было немножко подтолкнуть обстоятельства. Но чтобы пройти сквозь мощное заклинание, удачи недостаточно. Не трать остаток зелья! Тебе понадобится вся удача, какая только есть, если Дамблдор возьмет тебя с собой… — ее голос понизился до шепота.

— А может, нам сделать еще? — спросил у Гарри Рон, пропуская слова Гермионы мимо ушей. — Было бы здорово обладать запасом… Погляди в учебнике…

Гарри вытащил из сумки свое «Углубленное зельеварение» и нашел Феликс Фелицис.

— Надо же, оно такое сложное, — произнес он, окинув взглядом список компонентов. — И это займет шесть месяцев… Оно должно как следует настояться…

— Как всегда, — сказал Рон.

Гарри уже собирался снова убрать книгу, когда заметил загнутый уголок страницы. Открыв ее, он увидел то заклинание Сектумсемпра, с подписью «Для врагов», которое он пометил несколько недель назад. Он так и не выяснил, как оно действует, в основном оттого, что не хотел проверять его вблизи Гермионы, но подумывал испробовать на Маклаггене в следующий раз, когда неожиданно застигнет того сзади.

Единственным человеком, которого не особенно обрадовало возвращение Кэти Белл в школу, был Дин Томас, поскольку ему не надо было больше заменять ее в качестве охотника. Он довольно стойко перенес удар, когда Гарри сообщил ему об этом — только поворчал и пожал плечами — но у Гарри было явное ощущение, когда он уходил, что Дин и Шеймус как-то мятежно переговариваются у него за спиной.

В следующие две недели прошли лучшие тренировки по квиддичу из всех, что случались у Гарри как капитана. В его команде все были так рады избавиться от Маклаггена, так счастливы наконец снова видеть Кэти, что играли необычайно хорошо.

Джинни ничуть не казалась огорченной расставанием с Дином, наоборот, она была душой команды. Глядя, как она изображает Рона, который возбужденно подскакивает в воздухе перед шестами, когда на него несется квоффл, или Гарри, который выкрикивает распоряжения Маклаггену перед тем, как упасть и потерять сознание, все очень веселились. Гарри, смеясь вместе с остальными, был рад неумышленному предлогу смотреть на Джинни. Он получил на тренировках еще несколько ударов бладжерами, потому что не следил за снитчем.

В голове у него все еще шла ожесточенная борьба: Джинни или Рон? Иногда ему казалось, что Рон, переживший историю с Лавандой, может, и не стал бы особо возражать, если он предложит Джинни встречаться, но потом вспоминал его выражение лица, когда тот увидел ее поцелуй с Дином. Гарри не сомневался, что Рон счел бы его последним предателем, если бы он всего лишь взял ее за руку…

Гарри все же не мог удержаться от того, чтобы болтать с Джинни, смеяться с ней, возвращаться вместе с ней с тренировки. И, как бы ни мучила его совесть, он ловил себя на том, что прикидывает, как бы лучше застать ее одну. Будет просто замечательно, если Снобгорн снова устроит одну из своих маленьких вечеринок, потому что Рона не будет рядом — но, к сожалению, Снобгорн, кажется, отказался от них. Раз или два Гарри подумывал попросить помощи у Гермионы, но сомневался, что выдержит это выражение превосходства на ее лице: ему казалось, что он замечал его иногда, когда Гермиона заставала его глазеющим на Джинни или хохочущим над ее шутками. И, что совсем усугубляло дело, его изводило беспокойство, что если он этого не сделает, то кто-нибудь другой непременно предложит Джинни встречаться: по крайней мере, они с Роном были согласны в том, что она пользуется большим успехом благодаря своей доброте.

В результате соблазн принять еще один глоток Феликс Фелицис становился сильнее с каждым днем, ведь это был, безусловно, тот самый случай, чтобы, как выразилась Гермиона, «подтолкнуть обстоятельства». Незаметно проходили благоухающие майские дни, и казалось, что Рон всегда был у Гарри под боком, когда он встречал Джинни. Гарри поймал себя на том, что мечтает о счастливой случайности, благодаря которой Рон бы осознал, что нет ничего лучше, чем любовь между его сестрой и его лучшим другом, и оставил бы их вдвоем дольше, чем на пару мгновений. Ни на то, ни на другое шансов, похоже, не было, пока впереди маячил финальный матч сезона по квиддичу: Рону все время хотелось обсуждать с Гарри тактику, и он мало думал о чем-то другом.

В этом он не был исключением: интерес к матчу Гриффиндор-Когтевран необычайно возрос у всей школы, потому что эта игра решала исход чемпионата, который был пока еще неясен. Если Гриффиндор выиграет у Когтеврана с перевесом в триста очков (трудная задача, но все же Гарри никогда не видел, чтобы его команда играла лучше), то они выиграют чемпионат. Если их перевес будет меньше трехсот очков, они будут идти вторыми после Когтеврана. Если они проиграют на сто очков, то окажутся третьими после Хаффльпаффа, а если проиграют больше, чем на сто, будут на четвертом месте, и тогда никто, думал Гарри, никто и никогда не позволит ему забыть, что это он был капитаном гриффиндорцев, который довел их до первого полнейшего поражения за двести лет.

Приближение этой решающей игры имело все характерные признаки: ученики соперничающих факультетов пытались запугать команду противника в коридоре и громко декламировали гнусные куплеты об отдельных игроках, когда те проходили мимо. Сами игроки либо расхаживали с важным видом, наслаждаясь вниманием, либо неслись между уроками в туалет с приступом рвоты. Каким-то образом в уме Гарри эта игра стала неразрывно связана с успехом или провалом его планов относительно Джинни. Он не мог не думать, что если они выиграют триста очков, обстановка всеобщей радости и хорошая шумная вечеринка после матча могут оказаться ничуть не хуже изрядного глотка Феликс Фелицис.

Среди всех этих забот Гарри не забыл и другое свое намерение — выяснить, что замышляет Малфой в комнате по требованию. Он по-прежнему сверялся с картой мародера и, в очередной раз не обнаружив на ней Малфоя, делал вывод, что тот по-прежнему проводит много времени в этой комнате. Хотя Гарри уже стал терять надежду, что ему когда-нибудь удастся проникнуть в комнату по требованию, он пытался совершить это всякий раз, когда оказывался поблизости, но какими бы словами ни излагал свою просьбу, стена упорно оставалась глухой.

За несколько дней до матча с Когтевраном вышло так, что Гарри спускался на ужин из гостиной факультета один: Рона опять тошнило, и он помчался в ближайший туалет, а Гермиона унеслась поговорить с профессором Вектор об ошибке, которую, как ей казалось, она могла допустить в последнем сочинении по нумерологии. Скорее по привычке, чем от чего-либо еще, Гарри проделал свой обычный путь в обход по коридору восьмого этажа, сверяясь по дороге с картой мародера. В первую минуту он нигде не мог найти Малфоя и предположил, что тот, скорее всего, опять в комнате по требованию, но затем увидел крохотную помеченную именем точку, в туалете для мальчиков этажом ниже, но в обществе не Крэбба и не Гойла, а Плаксы Миртл.

Уставившись на это невероятное сочетание, Гарри остановился лишь тогда, когда врезался на ходу в рыцарские доспехи. Грохот вывел его из задумчивости. Поспешив прочь с места происшествия, чтобы не наткнуться на Филча, он устремился вниз по мраморной лестнице и этажом ниже — вдоль по коридору. Оказавшись возле туалета, он прижал ухо к двери. Ничего не было слышно. Очень тихо он толкнул дверь и открыл ее.

Драко Малфой стоял спиной к двери, схватившись обеими руками за края раковины и склонив беловолосую голову.

— Не надо, — проникновенно звучал голос Плаксы Миртл из какой-то кабинки. — Не надо… расскажи мне, что случилось… я тебе помогу…

— Никто мне не поможет, — ответил Малфой. Он дрожал всем телом. — У меня не выходит… никак… не действует… а если я вскоре этого не сделаю… он говорит, что убьет меня…

И Гарри понял — потрясение было так велико, что его словно приковало к полу — что Малфой плачет, действительно плачет, слезы струятся по его бледному лицу в грязную раковину. Он всхлипывал, ловил ртом воздух, а затем, сильно вздрогнув, поднял глаза на зеркало, покрытое сеткой мелких трещин, и увидел, что из-за плеча на него изумленно смотрит Гарри.

Малфой повернулся и вынул волшебную палочку. Гарри бессознательно вытащил свою. Проклятие Малфоя пролетело мимо него в нескольких дюймах, разбив вдребезги лампу на ближайшей стене. Гарри отшатнулся в сторону, подумал: «Левикорпус!», — и взмахнул палочкой, но Малфой отразил заклятие и поднял свою, чтобы наложить другое…

— Нет! Нет! Перестаньте! — пронзительно кричала Плакса Миртл, и ее голос громким эхом отдавался в выложенной кафелем комнате. — Хватит! Хватит!

Раздался грохот, и за спиной у Гарри взорвалось мусорное ведро. Он попытался применить заклинание связывания ног, но оно отразилось от стены за ухом Малфоя и сокрушило бачок под Плаксой Миртл, которая громко завизжала. Во все стороны полилась вода, Гарри поскользнулся, а Малфой выкрикнул с перекошенным лицом:

— Круци…

— СЕКТУМСЕМПРА! — с пола заорал Гарри, бешено взмахнув палочкой.

Струя крови хлынула из лица и груди Малфоя, как будто его полоснули невидимым мечом. Шатаясь, он отступил назад и с громким всплеском повалился на затопленный водой пол, волшебная палочка выпала из ослабевшей правой руки.

— Нет… — выдохнул Гарри.

Скользя и пошатываясь, он поднялся на ноги и кинулся к Малфою, лицо которого теперь отблескивало алым, а побелевшие руки цеплялись за грудь, вымокшую от крови.

— Нет… я не…

Гарри не соображал, что говорит, он упал на колени рядом с Малфоем, которого неудержимо трясло в луже собственной крови. Плакса Миртл испустила оглушительный вопль:

— УБИЙСТВО! УБИЙСТВО В ТУАЛЕТЕ! УБИЙСТВО!

Дверь позади Гарри с грохотом распахнулась, и он испуганно поднял глаза: в комнату ворвался Снейп, лицо его было мертвенно-бледным. Резко оттолкнув Гарри в сторону, он опустился на колени рядом с Малфоем, вынул палочку и провел ею над глубокими ранами, которые сотворило проклятие Гарри, тихо произнося заклинание, звучавшее почти как песня. Кровотечение, кажется, ослабло. Снейп вытер то, что осталось у Малфоя на лице, и повторил свое заклинание. Теперь раны будто бы срослись.

Гарри, в ужасе от содеянного, все смотрел, едва ли осознавая, что он и сам насквозь промок в воде и крови. Плакса Миртл до сих пор рыдала и вопила у них над головами. Выполнив противозаклятие в третий раз, Снейп приподнял Малфоя в стоячее положение.

— Тебе нужно в больничное крыло. Есть определенная вероятность, что останутся шрамы, но если ты сразу же примешь ясенец, то мы сможем избежать и этого… Идем…

Он, поддерживая, провел Малфоя к выходу из туалета, обернулся в дверях и произнес с холодной яростью в голосе:

— А вы, Поттер… Вы ждите меня здесь.

Гарри даже на мгновение не пришло в голову ослушаться. Дрожа, он медленно поднялся, и посмотрел на мокрый пол. По его поверхности, словно темно-красные цветы, расплывались кровавые пятна. Он был даже не в силах велеть Плаксе Миртл замолчать, а она не переставала рыдать и причитать, все с более и более очевидным удовольствием.

Снейп вернулся через десять минут. Он шагнул в туалет и закрыл за собой дверь.

— Вон, — сказал он Миртл, и та тотчас кинулась обратно в свой унитаз. Повисла звенящая тишина.

— Я не хотел, чтобы так получилось, — тут же заговорил Гарри. Его голос разносился эхом в сыром, холодном помещении. — Я не знал, как действует это заклинание.

Но Снейп не обратил внимания на его слова.

— Я, по-видимому, недооценил вас, Поттер, — тихо произнес он. — Кто бы мог подумать, что вам знакома такая темная магия? Кто научил вас этому заклинанию?

— Я… где-то прочитал о нем.

— Где?

— Оно было… в библиотечной книге, — отчаянно выдумывал Гарри. — Я не помню, как она называ…

— Лжец, — отрезал Снейп. У Гарри пересохло в горле. Он знал, что Снейп собирается делать, но никогда не умел этому противостоять…

Казалось, комната замерцала у него перед глазами, он изо всех сил напрягся, чтобы загородить мысли, но как бы ни старался, экземпляр «Углубленного зельеварения», принадлежавший Принцу-полукровке, смутно выплыл на передний план его сознания.

И вот он уже снова смотрит на Снейпа посреди этого разоренного, затопленного туалета. Гарри уставился в его черные глаза, надеясь на чудо — может, Снейп не видел то, чего он боялся, но…

— Принесите мне вашу сумку, — спокойно проговорил Снейп, — и все ваши учебники. Все до одного. Принесите мне их сюда. Живо!

Возражать не имело смысла. Гарри тут же развернулся и, шлепая по воде, вышел из туалета. Едва оказавшись в коридоре, он бегом бросился к башне Гриффиндора. Большинство учеников шли в противоположную сторону, глазея на него, промокшего насквозь в воде и крови, но он не отвечал на вопросы, которыми его забрасывали, когда он пробегал мимо.

Гарри был ошеломлен. Все произошло так, словно любимый домашний зверек стал вдруг злобным хищником. И о чем только думал этот Принц, списывая к себе в учебник такое заклинание? И что будет, когда Снейп его увидит? Расскажет ли он Снобгорну — в животе у Гарри все перевернулось — почему он, Гарри, весь год достигал таких хороших результатов в зельеварении? Собирается ли он отнять или уничтожить ту книгу, которая столь многому его научила… книгу, которая стала чем-то вроде советчика и друга? Гарри не мог допустить, чтобы это случилось… Не мог…

— Где ты?… Почему ты весь мо?… Это что, кровь? — наверху лестницы стоял Рон, который при виде Гарри, похоже, растерялся.

— Мне нужен твой учебник, — задыхаясь, выпалил Гарри. — По зельеварению. Быстро… дай его мне…

— А как же Принц-полу…

— Потом объясню!

Рон вытащил из сумки свое «Углубленное зельеварение» и отдал ему. Гарри промчался мимо него в общую гостиную. Он схватил свою сумку, не обращая внимания на изумленные взгляды нескольких человек, уже поужинавших, кинулся обратно через проем за портретом и стремительно понесся по коридору восьмого этажа.

У гобелена с танцующими троллями он резко остановился, закрыл глаза и начал шагать.

Мне нужно спрятать свою книгу… Мне нужно спрятать свою книгу… Мне нужно спрятать свою книгу…

Три раза он прошел туда и обратно перед участком глухой стены. Когда он открыл глаза, она наконец-то была здесь — дверь в комнату по требованию. Гарри рывком распахнул ее, бросился внутрь и захлопнул дверь.

Он раскрыл рот от удивления. Несмотря на спешку, тревогу и страх перед тем, что его ожидает по возвращении в туалет, он не мог не ощутить благоговейного трепета при виде комнаты. Гарри стоял в помещении величиной с большой собор, лучи света проникали в высокие окна, освещая нечто, похожее на город с возвышающимися стенами, выстроенными, наверное, из вещей, спрятанных многими поколениями обитателей Хогвартса. Улицы и переулки, вдоль которых громоздились шаткие груды поломанной и испорченной мебели, спрятанной, возможно, чтобы скрыть следы неумелого волшебства, или убранной домашними эльфами, оберегающими честь замка. Тысячи и тысячи книг, без сомнения, запрещенных, исписанных или украденных. Крылатые катапульты и клыкастые фрисби — в некоторых еще оставался достаточный заряд, чтобы вяло кружить над кучами других запретных вещей: отбитые флаконы с окаменевшим зельем, шляпы, драгоценности, плащи, что-то напоминавшее скорлупу драконьих яиц, бутылки, закупоренные пробкой, содержимое которых до сих пор зловеще мерцало, несколько ржавеющих мечей и тяжелый запятнанный кровью топор.

Гарри устремился в один из множества переулков среди всех этих спрятанных ценностей. Он повернул направо возле огромного чучела тролля, немного пробежал вперед, свернул налево у сломанного испаряющего шкафа, в котором в прошлом году затерялся Монтегю, и наконец остановился около большого буфета, на который, видимо, плеснули кислотой — его поверхность пошла пузырями. Он открыл одну скрипучую дверцу: этот буфет уже использовали как тайник для какого-то существа в клетке, которое с тех пор давно уже умерло; у его скелета было пять ног. Он затолкал книгу Принца-полукровки за клетку и захлопнул дверь. Несколько мгновений он стоял в нерешительности, озираясь на царивший беспорядок, сердце жутко колотилось… Сможет ли он снова отыскать это место среди всей этой рухляди? Схватив отколотый бюст какого-то безобразного старого волшебника, стоявший на ящике поблизости, он поставил его на буфет, где теперь была спрятана книга, водрузил на голову скульптуры старый пыльный парик и потускневшую диадему, чтобы сделать ее заметнее. Затем он сломя голову устремился назад сквозь переулки спрятанного хлама, вернулся к двери, выйдя из комнаты в коридор, захлопнул ее за собой, и она тут же превратилась обратно в камень.

Гарри со всех ног помчался к туалету этажом ниже, по пути втискивая в сумку книгу Рона по «Углубленному зельеварению». Через минуту он уже вновь стоял перед Снейпом, который, не говоря ни слова, протянул руку к его сумке. Гарри, задыхаясь, с обжигающей болью в груди, отдал ее и стал ждать.

Один за другим Снейп доставал учебники Гарри и осматривал их. Наконец, осталась всего одна книга — по зельеварению — которую он проверил очень тщательно, после чего сказал:

— Так это ваш учебник «Углубленного зельеварения», Поттер?

— Да, — ответил Гарри, все еще тяжело дыша.

— Вы в этом совершенно уверены, Поттер?

— Да, — произнес Гарри чуть более вызывающим тоном.

— Это тот самый экземпляр «Углубленного зельеварения», который вы купили в магазине «Росчерк и Кляккс»?

— Да, — твердо сказал Гарри.

— Тогда почему, — спросил Снейп, — у него на внутренней стороне обложки подписано имя «Рунил Уазлиб»?

У Гарри замерло сердце.

— Это мое прозвище, — солгал он.

— Прозвище, — повторил Снейп.

— Ну да… так меня называют друзья, — пояснил Гарри.

— Я знаю, что такое прозвище, — проговорил Снейп. Холодные черные глаза снова впились в глаза Гарри, хотя он старался не смотреть в них. Защити свой разум… Защити свой разум… Но он никогда не мог сделать это как следует…

— Знаете, что я думаю, Поттер? — очень тихо произнес Снейп. — Я думаю, что вы лжец и обманщик и заслужили наказание у меня каждую субботу до конца семестра. Как вы считаете, Поттер?

— Я… я не согласен, сэр, — вымолвил Гарри, по-прежнему стараясь не смотреть Снейпу в глаза.

— Что же, поглядим, что вы будете думать после наказаний, — сказал Снейп. — В десять часов утра в субботу, Поттер. В моем кабинете.

— Но сэр, — проговорил Гарри, в отчаянии поднимая глаза. — Квиддич… последний матч в этом…

— В десять часов, — с улыбкой прошептал Снейп, обнажив желтые зубы. — Бедный Гриффиндор… боюсь, в этом году на четвертом месте…

И он вышел из туалета, не говоря более ни слова, а Гарри оставалось только смотреть в треснувшее зеркало, чувствуя себя хуже, чем Рон за всю свою жизнь.

— Не стану говорить «я тебя предупреждала», — сказала Гермиона через час в гостиной факультета.

— Гермиона, перестань, — сердито произнес Рон.

Гарри так и не удалось поужинать, аппетита совсем не было. Он как раз закончил рассказывать о том, что случилось, Рону, Гермионе и Джинни, хотя, похоже, не так уж было и нужно. Новость разнеслась очень быстро: Плакса Миртл явно сочла своим долгом выскакивать в каждом туалете замка, чтобы поведать эту историю. Малфоя в больничном крыле уже навестила Пэнси Паркинсон, которая не теряла времени, чтобы поносить Гарри вдоль и поперек, а Снейп в точности передал все происшедшее преподавателям. Гарри уже вызывали из гостиной, и ему пришлось выдержать крайне неприятные пятнадцать минут в обществе профессора Макгонагалл, по словам которой ему повезло, что его не исключили, а она от всей души поддерживает решение Снейпа о наказании в виде отработки каждую субботу до конца семестра.

— Я же тебе говорила, что-то не так с этим типом, Принцем, — продолжила Гермиона, очевидно, не в состоянии сдержаться. — И я была права.

— Нет, думаю, не была, — упрямо ответил Гарри.

Ему и так приходилось несладко, чтобы вдобавок слушать ее нравоучения. Лица игроков команды Гриффиндора в момент, когда он сообщил им, что не сможет играть в субботу, были худшим из всех наказаний. Сейчас он чувствовал на себе взгляд Джинни, но не смотрел на нее, ему не хотелось увидеть в ее глазах разочарование или недовольство. Он только что объяснил ей, что в субботу она будет играть за ловца, а ее место охотника займет Дин. Возможно, если они выиграют, Джинни с Дином помирятся во время всеобщего ликования после матча… Эта мысль пронзала Гарри, словно ледяной клинок…

— Гарри, — сказала Гермиона, — как ты можешь по-прежнему держаться за эту книгу, когда это заклинание…

— Может, хватит твердить мне про эту книгу? — огрызнулся в ответ Гарри. — Принц всего лишь переписал его! А это не то же самое, как если бы он всем советовал им пользоваться! Насколько мы знаем, он просто сделал заметку о том, что применили против него!

— Поверить не могу, — проговорила Гермиона. — Ты же просто оправдываешь…

— Я не оправдываю того, что сделал! — быстро возразил Гарри. — Лучше бы я этого не делал, и не только потому, что заработал дюжину наказаний. Ты знаешь, что нельзя было применять такое заклинание, пусть даже на Малфое, но ты не можешь осуждать Принца, он ведь не написал: «испытайте его, оно очень хорошее», он просто делал записи для себя, а не для кого-то еще…

— Ты хочешь сказать, — произнесла Гермиона, — что собираешься пойти туда и…

— …и забрать книгу? Да, собираюсь, — сердито ответил Гарри. — Послушай, без Принца я бы никогда не выиграл Феликс Фелицис. Я бы никогда не узнал, как спасти Рона от яда. Я бы никогда…

— …не приобрел славу блестящего зельесоставителя, которой ты не заслуживаешь, — язвительно закончила она.

— Отстань от него, Гермиона! — вступилась Джинни, и Гарри был так изумлен, так благодарен, что поднял глаза. — Судя по всему, Малфой пытался применить непростительное заклятие, ты должна радоваться тому, что у Гарри было в запасе что-то полезное!

— Ну конечно, я рада, что Гарри не прокляли! — воскликнула явно уязвленная Гермиона. — Но как ты можешь называть заклятие Сектумсемпра полезным, Джинни, ты посмотри, куда оно его привело! И еще я подумала, что теперь стало с вашими шансами на победу в матче…

— Ой, не делай вид, что ты разбираешься в квиддиче, — перебила ее Джинни, — только зря позоришься.

Гарри и Рон вытаращились на них: всегда отлично ладившие Гермиона и Джинни теперь сидели, скрестив руки на груди и устремив навстречу друг другу свирепые взгляды. Рон с опаской посмотрел на Гарри, потом схватил первую попавшуюся книгу и спрятался за ней. Однако Гарри, хотя, по собственному мнению, он этого не заслуживал, вдруг ни с того ни с сего почувствовал себя невероятно радостно, несмотря на то, что никто из них этим вечером больше не разговаривал.

Его беззаботность была скоротечной. На другой день ему пришлось терпеть насмешки слизеринцев, не говоря уже о сильном недовольстве товарищей-гриффиндорцев, которые были очень расстроены тем, что их капитан оказался отстранен от финальной игры сезона. К утру субботы, что бы там Гарри не говорил Гермионе, он бы с радостью променял весь Феликс Фелицис в мире на то, чтобы шагать на поле для квиддича с Роном, Джинни и остальными. Было просто невыносимо повернуть прочь от толпы учеников, устремляющихся наружу, на солнечный свет — на всех розетки и шляпы болельщиков, все размахивают флагами и шарфами — и сойти по каменным ступеням в подземелье, и идти, пока отдаленные звуки не исчезнут совсем, зная, что он не услышит ни одного комментария, одобрительного крика или недовольного гула.

— А, Поттер, — проговорил Снейп, когда Гарри постучал к нему в дверь и вошел в неприятно знакомый кабинет, который Снейп, хоть и преподавал теперь на несколько этажей выше, сохранил за собой. Он был так же, как и всегда, тускло освещен, и все так же стояли по стенам скользкие мертвые твари, погруженные в разноцветные зелья. Как зловещее знамение, на столе возвышалось множество покрытых паутиной коробок, за которыми явно предназначалось сидеть Гарри. От них отдавало нудной, утомительной и бессмысленной работой.

— Мистер Филч хотел, чтобы кто-нибудь разобрал эти старые архивы, — негромко сказал Снейп. — Это записи о других нарушителях Хогвартса и их наказаниях. Там, где чернила выцвели, или карточки пострадали от мышей, мы желаем, чтобы вы переписали заново проступки и наказания, удостоверились, что они идут в алфавитном порядке, и поместили их обратно в коробки. Магию вы применять не будете.

— Хорошо, профессор, — ответил Гарри, вкладывая в последние три слога столько презрения, сколько мог.

— Я подумал, вы могли бы начать, — произнес Снейп со злобной усмешкой на губах, — с коробок под номерами с одна тысяча двадцатого по одна тысяча пятьдесят шестой. Вы найдете там некоторые знакомые имена, что добавит интереса вашей работе. Вот тут, видите…

Он торжественно вынул из коробки в верхнем ряду карточку и прочел:

— Джеймс Поттер и Сириус Блэк. Задержаны при использовании незаконного проклятия против Бертрама Обри. Голова Обри вдвое больше обычного. Двойное наказание. — Снейп презрительно усмехнулся. — Должно быть, это так утешает — хотя их больше нет, осталась запись об их великих свершениях.

Гарри почувствовал в желудке знакомое закипающее ощущение. Прикусив язык, чтобы удержаться от ответа, он сел перед коробками и подтянул одну из них к себе.

Как и предвидел Гарри, это была бесполезная, нудная работа, периодически (очевидно, как и замышлял Снейп) перемежавшаяся чувством удара в живот, означавшим, что он опять увидел имя своего отца или Сириуса, обычно совмещенные во всевозможных мелких нарушениях, изредка сопровождавшиеся именами Рема Люпина и Питера Петтигрю. И пока Гарри переписывал все их разнообразные проступки и наказания, он спрашивал себя, что сейчас делается снаружи, где как раз должен начаться матч… Джинни играет за ловца против Чу…

Гарри снова и снова посматривал на огромные часы, тикающие на стене. Казалось, что они движутся вполовину хода обычных. Может, Снейп зачаровал их так, чтобы они шли чересчур медленно? Не может быть, что он находится здесь всего полчаса… час… полтора часа…

У Гарри начало урчать в животе, когда часы показывали половину первого. В десять минут второго Снейп, не произнесший ни слова с тех пор, как посадил Гарри за работу, наконец поднял голову.

— Думаю, достаточно, — без выражения сказал он. — Отметьте, докуда вы дошли. Продолжите в десять часов в следующую субботу.

— Да, сэр.

Гарри как попало сунул в коробку загнутую карточку и поспешил за дверь, пока Снейп не успел передумать, бросился вверх по каменным ступеням, напрягая слух, чтобы уловить хоть один звук с поля, но все было тихо… Значит, закончилось…

Он помедлил возле переполненного Большого зала, и побежал вверх по мраморной лестнице: победил ли Гриффиндор или проиграл, команда обычно шла праздновать либо вместе переживать в общую гостиную.

— Квид агис? — нерешительно спросил он Полную даму, не зная, что встретит его внутри.

Ее лицо не выражало ничего, когда она ответила:

— Сам увидишь.

И она открыла проход.

Из проема позади нее вырвался шум праздника. Он изумленно остановился, в гостиной при виде его поднялся общий визг, и несколько рук втащили Гарри в комнату.

— Мы выиграли! — закричал выскочивший Рон, размахивая перед Гарри серебряным кубком. — Мы выиграли! Четыреста пятьдесят — сто сорок! Мы выиграли!

Гарри обернулся: к нему навстречу бежала Джинни, на ее лице было упрямое, неистовое выражение, когда она бросилась ему на шею. И совершенно не раздумывая, не предполагая, не заботясь о том, что на них смотрят пятьдесят человек, Гарри поцеловал ее.

Через несколько долгих мгновений — а может быть, через полчаса — а может быть, через несколько солнечных дней — они отделились друг от друга. В комнате стало совсем тихо. Потом несколько человек восторженно присвистнули, а у кого-то вырвался нервный смешок. Гарри взглянул поверх головы Джинни, и увидел Дина Томаса с расколотым бокалом в руке и Ромильду Вейн, на лице которой было такое выражение, будто она сейчас чем-нибудь швырнет. Гермиона широко улыбалась, но глаза Гарри искали Рона. Наконец он нашел его, все еще сжимающего кубок примерно с таким лицом, как если бы его треснули по голове дубиной. Долю секунды они смотрели друг на друга, а затем Рон еле заметно мотнул головой, что, как догадался Гарри, означало: «Ну что же… раз тебе так надо…».

Чудовище в его груди издало торжествующий рык, он улыбнулся Джинни и молча сделал знак выйти через проем за портретом. Казалось, намечалась долгая прогулка по территории школы, во время которой — если будет время — они смогут обсудить матч.