Короткая история 1. История о карточке. 7 страница

—Нет, серьезно. Ты главный редактор журнала сёдзё-манги! Учись читать меж строк, ладно?

Немного натянуто, но он все же смог улыбнуться. Это было самое честное, что он мог сказать Такано прямо сейчас.

Даже если для их взаимной любви в этом мире места не нашлось, он хотел остаться другом Такано. Наверное, он больше никогда не найдет человека, рядом с которым будет чувствовать себя настолько же комфортно.

—Я больше не вспомню об этом, так что прости. За то, что говорил странные слова. Давай как-нибудь выберемся выпить.

От слов Ёкодзавы плечи Такано заметно расслабились.

—…Да, конечно.
—Хотя в ближайшее время я, скорее всего, буду занят. В самом разгаре отрисовка одного аниме, так что дел невпроворот. Кстати ой, я только вспомнил, мне тут нужно кое-что сделать. Я должен вернуться в отдел. Сегодня пятница, так что все нужно закончить и отправить и … вот.

Он понимал, что оправдания выглядят жалко, мол он только что вспомнил, но ему нужен был хоть какой-нибудь предлог, чтобы закончить разговор.

—Конечно, просто звякни мне, как будешь свободен.

Такано, скорее всего, видел его насквозь. Но, тем не менее, он счел за лучшее принять этот неловкий предлог.

—Хорошо. Увидимся.

Улыбнувшись напоследок, Ёкодзава развернулся и ушел. Если бы он провел в обществе Такано еще хоть минуту, его маска спокойствия и невозмутимости слетела бы и разбилась вдребезги.

—А, кстати.
—Хм?
—…Передавай привет Онодере.
—… Ладно.

Махнув рукой, Такано вернулся в курилку. Такафуми было интересно, какое сейчас у редактора выражение лица? Не просто интересно, любопытно, но он не смел обернуться и продолжал шагать вперед.

Не осознавая своих действий, он крепко сжал руки в кулаки, так, что ногти впились в ладонь.

 

Хоть Ёкодзава и оставил Такано под предлогом того, что ему надо работать, он не мог заставить себя вернуться в отдел, вместо этого он вышел на пожарную лестницу, чтобы побыть в одиночестве.

Солнце уже садилось, окрашивая небо в цвет ранних сумерек. Здесь так же было место для курения, но в это время года те, кто выходил сюда, могли наслаждаться лишь пронизывающими порывами северного ветра. Поэтому это было идеальное место, если хотелось побыть в одиночестве.

—…

Мужчина, наконец, смог расслабить скованные напряжением плечи и мягко выдохнул. Он сумел говорить с Такано спокойно, даже более спокойно, чем сам ожидал, но в то же время был вынужден вспоминать все, что связывало его с редактором.

Он прекрасно знал, что надежды нет, но все равно, то, что он любил Такано, не изменилось ни на йоту.

—Если бы я мог так просто все забыть, я бы не оказался в такой ситуации, мда…

Невнятно бормоча, Такафуми вытащил пачку из жилетного кармана. Держа сигарету пальцами, он прикусил ее за фильтр и прикурил от зажигалки с изображением какой-то анимешной девочки из одной из манг издательства «Марукава».

За его спиной раздался негромкий скрип открываемой железной двери, на мгновение мужчина застыл в страхе, но расслабился, услышав знакомый голос.

—Ты как старшеклассник, пытающийся курить прямо под учительским носом.
—Заткнись.

Он знал, что голос принадлежал Киришиме, даже оборачиваться не потребовалось. И спрашивать, как Главный Редактор узнал, что Ёкодзава здесь, тоже. Наверное, увидел, как Такафуми шагнул на пожарную лестницу, и последовал за ним. Возможно, Редактору показалось подозрительным то, что Ёкодзава искал уединения, или он видел его вместе с Такано. Он не пришел бы сюда в рабочее время без причины.

—Если тебе есть что сказать – валяй.

Ёкодзава прислонился спиной к перилам, держа сигарету в зубах.

Киришима подошел и оперся на те же перила.

—Я вот все пытаюсь кое-что обдумать. Дай сигарету.
—Я думал, ты бросил.
—Иногда даже я хочу сделать что-то не особо хорошее для моего тела.

Ёкодзава снова вытащил только что убранную пачку и отдал Киришиме.

—Какие милые горящие искорки. Дай и прикурить тоже.
—Давай сам, а…

Ёкодзава потянулся за зажигалкой, но Киришима просто подался вперед, цапнул его за галстук и дернул, приближая его лицо к своему.

—Ха, думаю, и этого хватит.
—…

Ёкодзава опустил взгляд, чтобы не встретиться глазами с Киришимой, и поймал себя на том, что рассматривает губы Редактора. Тонкие, они прекрасно подходили для кривой ироничной улыбки, что он любил выдавать. Такафуми спрашивал себя, сколько людей могло знать о том, как широко улыбается Киришима, когда смеется искренне. Конечно, никто в издательстве не поверил бы, что, несмотря на то, как аккуратно Редактор держал сигарету, он был просто на редкость неуклюжим.

—…Наконец-то горит.
—Ах…да.

Считанные секунды, понадобившиеся, чтоб крошечный огонек перекинулся на сигарету, казались бесконечно долгими. Киришима глубоко затянулся, а потом отпустил галстук Ёкодзавы.

—…Ты в порядке?
—Ты о чем?
—Не дури. Что-то случилось с Такано, да?
—Следить за людьми невежливо.
—Если ты не хочешь, чтобы за тобой следили, не делай такое лицо в общественном месте.

Итак, он видел их вместе. Такафуми отвернулся от Такано, но Киришима, должно быть, видел выражение его лица из-за пределов курилки.

—…И что же за лицо?
—Ты прекрасно знаешь, поэтому ты и тут, верно?
—Допустим, но какого черта тут делаешь ты?

Он чувствовал, как гнев вскипает внутри оттого, что Киришима целенаправленно бил по больным местам, как ни старался Ёкодзава их скрыть. Чтобы спрятать нарастающее раздражение, Такафуми судорожно затянулся сигаретой, но сегодня, сколько бы никотина он ни вдохнул, это не приносило ему облегчения.

—Ты меня, конечно, прости, но я сейчас не в том настроении, чтобы быть твоей игрушкой. Будь добр, оставь меня одного.

Сейчас он был абсолютно беззащитен. На самом деле, он не мог помешать Киришиме видеть ту свою сторону, которую показывать не хотелось.

—Если я это сделаю, ты впадешь в депрессию, морщинка между бровями опять углубится. Именно тогда, когда я только-только сумел заставить ее исчезнуть. Нелегкая работка, знаешь ли.
—Что ты…

И Такафуми, наконец, понял: он был настолько пьян, что все забыл. И не было ничего странного в том, что он проговорился про Такано, про то, что редактор его отверг. А Киришима лишь делал вид, что не знает.

Возможно, именно поэтому Главный Редактор прицепился к нему – чтобы удержать от падения в глубины отчаяния. В самом деле, он не оставался с Такано наедине вплоть до сегодняшнего дня, и лишь потому, что каждую свободную минуту проводил… с Киришимой. Мир перевернулся с ног на голову, когда он понял, что… все это время его защищали.

—Никогда бы не подумал, что ты можешь так бесцеремонно вмешиваться в чужие дела.

Даже сарказм в его голосе был смягчен дрожью. Он не мог храбриться после того, как увидел Такано.

—Я и сам не ожидал. Я просто не мог оставить тебя в покое, может быть потому, что ты напомнил мне себя давным-давно.
—Хмм, и какая же часть меня похожа на тебя?
—Та, что всегда прилагает все силы для ненужной цели, и в конце концов остается в дураках.

Ёкодзава поморщился от на удивление точного комментария Киришимы. Но все было именно так, особенно в отношении его действий с Онодерой. Все, что он говорил или делал, служило лишь силой, убеждающей Такано и Онодеру в их чувствах. Все его усилия по разлучению их лишь скрепляли редакторов, а Такафуми выглядел препятствием.

Неважно, насколько он был сноровист, в реальной жизни это не имело пользы. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что совершенно не подкован в вопросах отношений. А еще он не был так же привязан к Киришиме.

—…Ты тоже на меня похож.
—Я старше, но это маска. В работе я лучше из-за опыта, которого новички вроде тебя еще не набрались. Но внутри – мы почти не различаемся.

Ёкодзава не мог сказать, правда ли это, или его просто пытаются подбодрить, и Киришима продолжал:

—У тебя удивительно чистое сердце, этого не понял только один человек. Ты всегда считал, что твоя первая любовь очень серьезна, даже если она окончится неудачно, и напускал на себя важность, чтобы тебе не сделали больно.
—С чего ты взял, что это первая любовь?
—Ты проговорился, когда был пьян, но это можно сказать, увидев тебя даже один раз. Не будь она первой – ты бы не страдал так сейчас.
—…

Такафуми уже не удивлялся тому, сколько всего разболтал в ту ночь. Беспокоило лишь одно – он по-прежнему ничего не помнил.

Не в силах сохранять спокойствие, он быстро вытащил из кармана пепельницу и стряхнул туда окурок. Если бы он не сделал хоть что-нибудь прямо сейчас, он вполне мог бы сказать что-то, о чем потом бы очень сожалел.

Но Киришима продолжал разговор, не обращая внимания на попытки Такафуми успокоиться.

—Я сейчас скажу кое-что, что тебе не понравится. Что ты чувствуешь? Это зависимость.
—Чт…?

В глазах чуть потемнело, Ёкодзава не понимал, что ему говорят. Вернее, не то, чтобы не понимал, мозг отказывался признавать слышимое правдой.

—Я должен быть рядом с ним, чтобы поддержать, я знаю его лучше, чем кто-либо другой. Ты так говоришь и думаешь только потому, что хочешь, чтобы кто-то так же думал и говорил о тебе.

Он хотел быть нужным, хотел, чтобы его поддержали, отчаянно хотел, чтобы кто-нибудь знал его лучше всех.

После раскрытия его самых сокровенных мыслей, самых эгоистичных желаний Ёкодзава почувствовал, что кровь шумит в голове.

—Черт возьми, откуда ты знаешь?!

Киришима сохранял хладнокровие, а повышенный тон Такафуми и разница в умении сохранить лицо лишь подчеркивала жалкость Ёкодзавы.

—Что и требовалось доказать, я попал в точку. Если ты никогда не думал раньше – подумай сейчас. Почему ты полюбил его?

Спокойный голос так безумно раздражал.

—Слишком много говоришь для того, кто ничего обо мне не знает! Я чертовски устал от твоего влезания, прекрати манипулировать людьми только потому, что думаешь, что знаешь все лучше других!

Ёкодзава осознал, что только что сказал что-то ужасное и непоправимое, но не имел ни малейшего понятия, как остановить начатое.

—…Мда, ты прав. Я… понимаю, что всего о тебе не знаю.

Ёкодзава почувствовал укол боли в сердце от грустной улыбки Киришимы. Это отличалось от той боли, когда его отвергли, потому что в этот раз боль была вызвана чувством вины.

Если он не извинится прямо сейчас, их отношения никогда не станут прежними. Но, несмотря на то, что извиниться надо было как можно быстрее, слова, что сорвались с его губ, были прямо противоположными:

—Просто уйди! Не приближайся ко мне больше! Я не хочу видеть тебя больше никогда!

После крика повисла звенящая тишина, нарушенная Киришимой:

—Что ж, ладно.
—…
—У меня нет пепельницы, выбрось это, пожалуйста, за меня.

Главный Редактор отдал окурок Ёкодзаве, повернулся на каблуках и исчез за железной дверью.

Он сделал именно то, что просил Ёкодзава, так почему же в груди было так больно?

Такафуми открыл было рот, чтобы окликнуть Киришиму, но засомневался. Ёкодзава сам его прогнал и не имел права попытаться остановить. Он даже не мог представить, как хотя бы попытается.

Пока он колебался, большая железная дверь медленно вернулась на место, закрывшись с неприятным металлическим стуком.

Для Ёкодзавы это прозвучало окончательным отказом.

Глава 7

В правой руке он держал купленный в кондитерской яблочный пирог, а в левой нес пакет, полный продуктов.

Ёкодзава переставлял ноги медленнее, чем обычно, хоть и путь был ему уже хорошо знаком, сомнение и страх суетливо возились в его душе. Он не ходил так медленно с памятного утра, когда подрался с родителями и сбежал из дома.

—…Ну, это выглядит тоже как побег из дома…

В тот вечер Ёкодзава вернулся в свою абсолютно пустую квартиру. Хоть он и беспокоился о Сорате, он не осмелился прийти за ней, боясь и не зная, что может сделать Киришима после срыва Такафуми в курилке. И в любом случае, Сорате было лучше под присмотром Хиёри, чем вечно занятого Ёкодзавы. Кошка прекрасно понимала людские эмоции и не приближалась к Такафуми, когда он был зол. Он предположил, что напряженная атмосфера кошкам не нравится даже больше, чем людям.

Он прятался в квартире весь день, не пытаясь ни с кем связаться – и, разумеется, от Киришимы тоже не было слышно ничего. Такафуми было противно оттого, что где-то в дальнем уголке сердца затаилось постыдное желание услышать звонок телефона, - хотя это он сам вышел из себя и выкрикнул, что не желает видеть Киришиму никогда.

С той секунды, как Киришима отвернулся от него в курилке, Ёкодзава страдал от чувства сожаления. Все случилось из-за глупой, необоснованной вспышки гнева.

Будь он на месте Киришимы, никогда бы он не сказал кому-то похожих слов, как это сделал Главный Редактор. Не в его правилах было вмешиваться в чужую личную жизнь, в лучшем случае это оказалось бы пустой тратой времени. Такафуми прекрасно знал, что Редактор обычно избегал бессмысленных усилий.

Но преследовать Ёкодзаву, целенаправленно вытаскивать на свет все, что Ёкодзава хотел скрыть… он явно делал это ради Такафуми.

Ёкодзава до сих пор не понимал, почему этот парень зашел так далеко, заботясь о нем, но осознавал, что… Киришима никогда не делает что-то наполовину

Ёкодзаву практически силой притащили в дом Киришимы, разрушив привычный уклад его жизни, но, по правде говоря… сказать, что ему не нравилось, означало бы соврать. Такафуми смог прожить несколько последних недель, не погружаясь в пучины отчаяния, и это было полностью заслугой Киришимы.

—…

Стоя перед входной дверью, Ёкодзава глубоко вздохнул.

Может быть, редактор сразу выйдет из себя, только увидев нежданного гостя, может быть, Такафуми никогда не сможет вымолить прощение за то, как неблагодарно он обошелся с Киришимой. Но извиниться было единственно правильным решением, только это он и смел сделать. И кстати он не мог оставить Сорату навсегда, так что стоило по крайней мере поблагодарить Хиёри за помощь.

—… Я просто не знаю, когда следует сдаться, верно?

Но, разумеется, главная причина, почему он все же пришел… заключалась в том, что он хотел увидеть Киришиму.

Весь предыдущий день его голова была забита мыслями о Главном Редакторе. Как я мог такое ему сказать? Не в первый раз Такафуми сожалел о своих словах и действиях, ненавидя свою убивающую честность в отношении к окружающим.

Как ни странно… он не думал о Такано ни разу. Может, он наконец смог придти в себя и привести чувства в порядок после того разговора два дня назад. Хотя любовь к этому человеку вряд ли исчезла, Такафуми мог твердо сказать, что эти чувства живут в нем как часть его прошлого.

—…Ладно.

Как только он собрался с силами, чтобы нажать на кнопку звонка, дверь распахнулась изнутри, и из квартиры выбежала Хиёри.

—…!
—Ой! Братик! Добро пожаловать домой!

Девочка широко улыбнулась, и Ёкодзава почувствовал боль в груди. Ее детскость и невинность напомнили ему о тех временах, когда он сам был маленьким. Он же был таким же открытым и честным, как она, когда был ребенком – так когда же он смог стать таким жестким и сложным в общении?

—…Я вернулся.
—Сегодня у тебя нет лишней работы?

Мужчина пытался придумать оправдание своему недавнему отсутствию, но, видимо, Киришима объяснил это большим количеством работы.

—Э, нет. Ты куда-то уходишь?
—Ага! Мы идем играть с Юки-тян!

Если он помнил верно, так звали подружку, что жила в этом же доме.

—Тогда вот, возьми с собой.
—Что это?
—Яблочный пирог. Он целый, ты можешь разрезать его и угостить подружку.

Ёкодзава принес его в качестве частичного извинения. Киришима почти никогда не ел сладкого, так что Такафуми решил, что будет лучше отдать его Хиёри.

—Ваааай! Спасибо, братик! Я обожаю яблочный пирог!!
—Подожди до полдника, ладно? О кстати, что ты готовишь на ужин?

Он купил достаточно продуктов для троих, но если уже что-то было готово, предпочел бы оставить то, что можно хранить, и уйти домой.

—Мама Юки-тян готовит что-то! А это для нас…?
—Оу, нет, это для готовки ужина.

Ответ был слишком резким для Хиёри, но мужчина не хотел, чтобы она волновалась за него, так что немного приукрасил правду.

Услышав ответ, Хиёри оживилась:

—Значит, мы можем сегодня поужинать все вместе! Я вернусь домой быстро и помогу тебе!

К сожалению, будет Такафуми ужинать с ними или нет, очень сильно зависело от того, как пройдет его разговор с Киришимой. Сложно было надеяться на прощение, но Хиёри совсем необязательно было это знать.

—Не волнуйся об этом, я позвоню тебе, как все будет готово, так что развлекайся. Ты все время сидишь в четырех стенах из-за Сораты, пора и развеяться. Знаешь, друзья очень важны.
—Оки! Тогда я буду ждать твоего звонка.
—Будь осторожна.

Хиёри вышла за дверь и огляделась, но, прежде чем уйти, негромко ойкнула и повернулась к Ёкодзаве.

—Я тут вспомнила! Братик, у меня к тебе просьба…
—Что такое?
—Папа себя не очень хорошо чувствует с вечера пятницы, мне так кажется. Может, ты мог бы попытаться поговорить с ним?
—Эм…?

Его сердце глухо бухнуло в груди от слов «вечера пятницы», ведь именно тогда Такафуми наговорил Киришиме ужасные вещи.

—Он не скажет мне, что случилось… Он проливает кофе и посуда валится у него из рук, но он продолжает говорить мне, что ничего не произошло. Бабушка сказала, что, может быть, он не говорит мне ничего потому, что я девочка, и я подумала, может, папа расскажет все тебе…
—…Ну, возможно. Я не уверен, что могу помочь, но я попробую.

Хиёри смотрела на Ёкодзаву с такой надеждой в глазах, что он просто не мог сказать ей, что причиной разбитого состояния ее отца является он сам.

Казалось, Хиёри расслабилась, зная, что Ёкодзава выполнит ее просьбу.

—Я знаю, все будет хорошо! Позаботься о нем, пожалуйста!
—Есть.
—Пока~

Проводив девочку взглядом, Ёкодзава вернулся в квартиру. Когда он защелкнул замок, в коридор мягко вышла Сората, чтобы поприветствовать его. Кошка лениво потянулась, будто жила в этом доме всегда, прежде чем запрыгнуть на небольшой диванчик и свернуться на нем.

—Дай угадаю, теперь это твое место?

Сората пропускала слова Ёкодзавы, притворяясь, что спит, но ушки выдавали ее, дергаясь в ответ.

Немного поискав, он обнаружил Киришиму на балконе за его спальней, Редактор держал в руке банку пива, несмотря на то, что солнце еще было высоко.

—…Напиться днем? Необычно для тебя.

Киришима даже не повернулся к Такафуми, прежде чем ответить тихо:

—…Какого черта ты тут делаешь? Мне казалось, ты не хотел меня видеть больше никогда.

Он, наверное, почувствовал, что вошел именно Ёкодзава, как только тот переступил порог балкона.

Впервые он был вынужден смотреть в спину Киришиме. Невозможность видеть чье-то лицо порождает невозможность узнать его эмоции.

Все же смотря Редактору в спину, Ёкодзава выпрямился и, несмотря на колебания, извинился:

—…Прости за тот день.
—За что?
—За что?

Такафуми почувствовал, что начинает злиться на Киришиму, который задал вопрос, ответ на который и так прекрасно знал, но напомнил себе, что он не в том положении, чтобы раздражаться, ведь он пришел попросить прощения. Если он действительно собирался извиниться, это нужно было сделать, не моргнув глазом.

—…Я сорвался на тебя. Тогда… все, что ты сказал, было верно; я разозлился потому, что это было правдой.
—Ясно.

Плечи Ёкодзавы поникли от резкого ответа. Похоже, что простого «прости» будет мало, чтобы восстановить разрушенные отношения.

—…Думаю, это означает, что ты меня не простишь.

Бубнящий, странный голос, прозвучавший в ответ, вероятно, звучал не как обычно потому, что его обладатель был пьян:

—Простить тебя? За что? Я не злюсь или что-то в этом роде. Ты был тем, кто злился – потому, что, как ты и сказал, я был излишне любопытен. Я всегда был таким, не знал, когда следует остановиться. Я из тех, кто будет поливать цветок до тех пор, пока он не утонет.

Его самоуничижительные слова озвучивали его истинные чувства – и в них Ёкодзава не нашел и намека на гнев или раздражение.

—…Знаешь, я тебе благодарен.
—Что, из-за кошки?
—Из-за Сораты тоже, но то, что я смог встретиться с ним лицом к лицу и не сбежать… полностью твоя заслуга. До встречи с тобой я бы избегал его и, встретив случайно, сбежал, поджав хвост.

Если бы ему позволили барахтаться в собственном отчаянии, скорее всего, он сошел бы с ума. Единственная причина, по которой он смог пройти через все, заключалась в том, что Киришима все время был рядом с ним. Хоть он иногда и раздражал, дразня, как любил, но это сыграло лишь положительную роль отвлечения.

—…Теперь ты справишься без меня.

Киришима, наконец, повернул к Такафуми лицо, и Редактор не выглядел пьяным. Хотя, учитывая, насколько заядлым алкоголиком Киришима был по натуре, маловероятно, что он напился бы с одной банки.

—…Возможно. Но если бы ты не был рядом, я, наверное, продолжал бы думать о нем и сейчас.

Он бы продолжал проживать мрачные дни, наполненный чувствами, которым не мог дать выхода.

—…А о чем же ты думаешь сейчас?
—…

Слова застряли в горле Ёкодзавы, он не ожидал такого вопроса. Он быстро перевел взгляд на пол, чтобы не дать Киришиме заметить то, что он сгорает от стыда.

—…Ты не должен говорить, если не хочешь.

Казалось, что сейчас он не дразнит Ёкодзаву, Редактор выглядел действительно серьезным.

—…тебе…
—Что?
—Я думаю о тебе, черт возьми! Я ничего не делал, лишь думал о тебе последние два дня! Безумно бесит то, что я не могу думать ни о чем, кроме ТЕБЯ!
—Обо…мне?

Выражение лица Киришимы было действительно шокированным, он в открытую уставился на Ёкодзаву, тот же был так смущен, что лицо горело огнем.

—Я все… думал о том, как ты, должно быть, зол на меня за то, что я сказал. В-ведь… ты ненавидишь меня теперь…

Он замолчал, зная, что его лицо сейчас было красным. Он сказал все, что беспокоило его, а Киришима продолжал ошеломленно на него смотреть. Раздраженный отсутствием какого бы то ни было ответа, Ёкодзава резко спросил:

—Ты вообще меня слышишь?
—Да-да, слышу, просто ты удивил меня, и я подумал, что это все сон…
—Прекрати, а!
—Ага, я думаю, что не вполне понял, ты не мог бы повторить?
—Ни за что!! Блин, с этим я закончил, так что я ухожу.

Такафуми чувствовал себя очень смущенным оттого, что пришлось сказать все как есть. Он не мог заставить себя пробыть еще хоть минуту в этом месте, окутанном неловкой атмосферой. Он обещал Хиёри, что приготовит ей ужин, так что он должен позвонить ей и извиниться по дороге домой.

Но когда он повернулся, чтобы уйти, он обнаружил, что на его запястьях сомкнулись сильные руки, удерживая его на месте.

—И куда это ты собрался?
—Отпусти, я же сказал, я ухожу.
—Ты думаешь, что я просто позволю тебе уйти, после того, как ты сказал что-то настолько милое?

В ответ на слова Киришимы брови Ёкодзавы сошлись вместе.

—…Знаешь, я долго думал об этом – ты, наверное, единственный человек, кто думает, что моя медвежья натура милая.
—Может и так.

Редактор, смеясь, согласился, и этот смех совсем не раздражал. Когда Такафуми открыл было рот, чтобы еще раз велеть его отпустить, Киришима вдруг посерьезнел.

—Первая любовь никогда не проходит.
—…!
—Ты все еще веришь в это?

Казалось, Ёкодзава вот-вот скажет Редактору, что тот слишком пьян. Такафуми повторял эти слова про себя снова и снова.

—Тебе стоит просто… попытаться влюбиться снова, это верный путь. Если ты будешь взаправду влюблен с самого начала, разве это не будет твоей настоящей первой любовью?
—…Знаешь, с такими фразочками тебе бы следовало работать в «Изумруде», а не в «Дзяпун».

Ирония в голосе Ёкодзавы была вызвана тем, что слышать нечто, больше подходящее для сёдзё-манги, в свой адрес было унизительно, но Киришима не отступал.

—Скажи, что думаешь, не похоже, чтобы ты стеснялся таких чувств. И кстати, ты влюблен в меня.
—Кто сказал что-то о тебе? Ты нескромен.
—Так выбери меня. Если упорный осел, вроде тебя, собирается быть влюбленным в кого-то, я подхожу на эту роль лучше всякого другого. У меня есть ребенок, но, я думаю, это лишь мне в плюс. И ты ей нравишься, так что все отлично, верно?
—Какого черта это в плюс?
—И я приму все в тебе. Ты не должен забывать, как ты его любил, эти чувства прекрасны, храни их.
—Что…?
—Я сказал, что безоговорочно приму тебя, тебе не придется меняться ни на йоту.

Слова Киришимы были наполнены почти осязаемой уверенностью, Ёкодзава слыша их, чувствовал, будто с плеч свалилась огромная тяжесть.

—…Просто чтоб ты знал, у меня много багажа.
—Я знаю.
—Я капризный и требовательный, это отталкивает людей.
—Я же сказал, что все отлично! Мне нравится в тебе все.
—А то, что я раздражительный и ревнивый, тоже отлично?

Киришима мягко усмехнулся в ответ, шагнул вперед и самодовольно поддернул Ёкодзаву за подбородок, вынуждая посмотреть Редактору в глаза. Обручального кольца, место которого на безымянном пальце левой руки, не было.

—Если ты уверен, что любим – нет причин ревновать. Но я очень рад тому, что ты ревнив. Это доказательство того, что тебе не все равно.

Киришима отметал проблемы одну за другой, в конце концов, оставив Ёкодзаву без аргументов.

—…Знаешь, я никогда тебя не прощу, если ты меня бросишь.

Это был лучший ответ, который Такафуми мог придумать прямо сейчас.

~~

Как только Ёкодзава почувствовал, что его обдувает не особо теплым ветерком, солнце скрылось за облаками и стало уж совсем нежарко. Такафуми сдавленно чихнул, и мужчины поспешили вернуться в комнату. Только сейчас Ёкодзаве в голову пришла мысль, что их разговор могли слышать соседи, от осознания этого его прошиб холодный пот.

Он не мог избавиться от ощущения, что только что сказал что-то совсем ему не свойственное, ляпнул, так сказать, сгоряча. Стремясь избавиться от странного настроения, навеваемого сказанным, он произнес вполне обычную фразу:

—…Что ж, я, пожалуй, пойду, начну готовить ужин. Я обещал Хиё, что сегодня это моя забота.

Причина, по которой Такафуми чувствовал себя в эту секунду еще более смущенным… возможно, заключалась в том, что он стоял в спальне Киришимы, присутствие хозяина комнаты в непосредственной близости только усиливало неловкость.

Когда же он вознамерился быстренько покинуть спальню – прежде, чем он даже успел дотянуться до дверной ручки, дверь была захлопнута перед ним.

—Что…?

Киришима запер дверь и, вернувшись к окну, задернул занавески.

—Давай начнем все сначала.
—Сначала?

Такафуми, неподвижно стоявший в тускло освещенной комнате, почувствовал, что что-то давит на его грудь, а через мгновение обнаружил себя опрокинутым спиной на кровать.

—Что, черт побери, ты…

Он попытался было встать, но Киришима буквально оседлал его, придавив к постели всем весом. Ёкодзава поперхнулся словами, не зная, как реагировать на такое поведение, а Главный Редактор уставился на него в упор и внезапно произнес:

—…Я соврал тебе тогда.
—Ты… соврал?
—…Мы не переспали той ночью. Ты недопонял меня – а я решил не разубеждать. Хотя технически мы спали вместе в одной постели.

Прим.перев. Игра слов “to sleep together” означает и «переспать» и «спать в одной постели»

—…Что?
—Разве я поступил неправильно? Не тронув и пальцем то прекрасное блюдо, что было чудом мне преподнесено?
—Какого… хрена! Какого черта ты не сказал этого в то утро?!

Истинность слов Киришимы, наконец, дошла до Ёкодзавы, он чувствовал себя полным идиотом, что так много беспокоился о том, чего даже не помнил отчетливо.

—Разве тебе не должно стать легче? Или… ты предпочел бы, чтобы мы действительно сделали это?
—Я… никогда этого не говорил!

Он не говорил такого, верно, но Киришима попал в точку: большинство людей почувствовали бы облегчение, узнав правду…

—Так-с, вот поэтому я и предложил начать все сначала. У нас есть чувства друг к другу, и нет смысла их сдерживать.

Он приступил к стягиванию с Ёкодзавы рубашки и успел расстегнуть и распахнуть ее, когда до Такафуми внезапно дошло, что же Главный Редактор делает. Ёкодзава резко сел:

—Стоп-стоп-стоп, подожди!

Отчаянному бормотанию не было уделено ни капли внимания. Ёкодзава протянул свою руку, чтоб схватить руку Киришимы, что так бесстыдно бродила по его груди и животу, но Главный Редактор перехватил ее на полпути.

—Мы уже ждали достаточно, правда же?
—Ты разве не был дико расстроен пять минут назад?!

Такафуми попытался оттолкнуть Киришиму, что уже уткнулся в сгиб шеи Ёкодзавы, но это не возымело никакого эффекта.

—Ты очень меня утешил, поддержал и поднял мне настроение.
—Тогда… Сейчас, давай просто поговорим об эт…!
—Если тебе так хочется поговорить, давай совместим приятное с полезным.

Выбравшись, наконец, из-под настойчивого Главного Редактора, Такафуми попытался отползти, но был пойман, Киришима схватил его за бедра и развернул к себе лицом, при этом лишив возможности сбежать. Свободной рукой Редактор ослабил ремень на брюках Такафуми и расстегнул молнию.

—М-мы не должны делать это прямо сейчас!
—Тебе не кажется, что лучше сделать все сразу? И вообще, если я тебя выпущу, ты будешь выглядеть трусишкой, сбежавшим, поджав хвост.
—Да черта с два я сбегу!