Открытое письмо к читателям. 13 страница

Когда сэр Оливер Лодж делал свой доклад, сэр Уильям Крукс привлек внимание собравшихся к тому факту, что все описываемые явления очень походили на то, что происходило в присутствии Д. Д. Хоума.

СЭР ОЛИВЕР ЛОДЖ.

Фотография Лафайета.

Доклад сэра Оливера Лоджа подвергся беспощадной критике со стороны доктора Ричарда Ходжсона, находившегося в ту пору в отъезде, в США, поэтому он был специально приглашен вместе с Эвсапией Палладино в Англию для того, чтобы принять участие в проведении серии опытов, организованных в доме мистера Ф. У. Х. Майерса в Кембридже в августе-сентябре 1895 года. Эта серия получила название «Кембриджские опыты» и оказалась чрезвычайно неудачной. По ее окончанию было заявлено, что медиума неоднократно уличали в подлоге. В ходе разгоревшейся полемики появилось немало статей, написанных ее участниками и выражавших диаметрально противоположные мнения. Достаточно упомянуть, что компетентные наблюдатели отказались подтвердить выдвинутые против Эвсапии обвинения, осуждая методику, примененную кембриджскими экспериментаторами.

Интересно вспомнить, что когда Эвсапия приехала в 1910 году в Америку, один тамошний репортер без обиняков поинтересовался у нее, не уличали ли ее когда-либо в мошенничестве. Приводим ответ Эвсапии:

«Мне много раз об этом говорили. Так оно и бывает. Среди тех, кто собирается вокруг стола, всегда найдутся люди, которые только и ждут подвоха, — они просто хотят этого. Вот, я впадаю в транс. Ничего не происходит. Зрители начинают терять терпение. Они жаждут чудес во что бы то ни стало. Их рассудок настроен на это заранее, и я чисто бессознательно подчиняюсь им. Подобное происходит не часто. Но именно такие люди принуждают меня своей волей к подобным поступкам. Вот и все».

Это звучит как бесхитростное повторение тех аргументов, которые другие люди приводили в защиту Эвсапии. Однако в сказанном ею есть доля правды, ведь психологическая сторона медиумизма еще изучена недостаточно. В связи с этим можно сделать два важных вывода. Во-первых, как отметил доктор Хируорд Каррингтон, практически все попытки сымитировать подобные явления окончились неудачей. Во-вторых, кембриджские экспериментаторы не имели ни малейшего представления о так называемой «эктоплазматической конечности» — явлении, отмеченном у Слэйда и других медиумов. Каррингтон пишет:

«Все возражения, выдвинутые миссис Сиджвик, можно опровергнуть, если предположить, что Эвсапия на время материализует „третью руку“, втягивая ее в себя после того, как произойдет то иди иное явление».

Как ни странно, многочисленные свидетельства определенно указывают на это. Именно в 1894 году сэр Оливер Лодж увидел нечто, что он назвал «появлением дополнительных конечностей», соединенных с телом Эвсапии или находящихся очень близко к нему. С уверенностью, столь часто свойственной невежеству, редакционный комментарий журнала Общества психических исследований[170], опубликовавшего отчет сэра Оливера, делает следующий вывод:

«Вряд ли необходимо лишний раз подчеркнуть, что соединение „духовных“ рук с телом медиума — есть обстоятельство prima facie[171], наводящее на мысль о жульничестве».

Однако дальнейшие научные исследования подтвердили предположение сэра Оливера Лоджа. Профессор Боттадзи сообщал следующее:

«На другом сеансе та же самая рука опустилась на мое правое предплечье, не сжимая его. На этот раз я не только прикоснулся к ней своей левой рукой, но к тому же мог отчетливо увидеть человеческую руку естественного телесного цвета, я ощупал пальцы и тыльную сторону теплой и шершавой ладони. Потом рука растворилась (что я и видел собственными глазами) в теле мадам Палладино, она втянулась туда, описав при этом кривую линию. Признаюсь, я начал подозревать, что не уследил за тем, как освободилась левая рука Эвсапии. Однако по всему выходило, что эти сомнения беспочвенны, потому что наши руки продолжали соприкасаться, как и прежде. Даже если огромное множество феноменов, произошедших в течение семи сеансов, сотрутся из моей памяти, этот случай я не забуду никогда».

В июле 1907 года профессор Галеотти увидел нечто, названное им «раздвоением левой руки медиума». Он воскликнул: «Смотрите, я вижу две левые руки, абсолютно одинаковые! Одна из них — на столе, и ее касается господин Боттадзи, а другая, как будто выходя из плеча, тянется, касается другой руки, а потом снова растворяется в теле медиума. И это — не галлюцинация». Во время сеанса в доме господина Бериссо в июле 1905 года, когда руки Эвсапии крепко удерживались присутствовавшими и были им хорошо видны, доктор Венцано и другие свидетели «отчетливо видели, как из верхней части правого плеча медиума выдвинулась ладонь, а потом и вся рука, задрапированная темным рукавом». Подобных сообщений существует великое множество.

Следующий случай очень важен для понимания сложности медиумизма, в особенности, когда дело касалось Эвсапии. Во время сеанса с профессором Морселли было замечено, как Эвсапия освободила свою руку из-под контроля и потянулась к трубе, лежавшей на столе. Ей, однако, помешали это сделать. Вот, что происходило дальше:

«В тот момент, когда контроль был особенно тщательным, труба вдруг взлетела со стола и исчезла в „шкафу“, пролетев между медиумом и доктором Морселли. Очевидно, медиум пыталась сделать своей рукой то, что потом осуществила медиумическим путем. Невозможно предположить, что это была попытка грубого надувательства. Нет сомнения в том, что медиум не прикасалась к трубе — она не могла этого сделать. Но даже, если бы и смогла, у нее все равно не было возможности поместить трубу в „шкаф“, который находился за его спиной».

Стоит отметить, что угол комнаты был отгорожен шторами таким образом, что образовался так называемый «кабинет» (он же «шкаф». — Ред.) — место, где концентрируется психическая сила, но Эвсапия, в отличие от большинства медиумов, сидела снаружи, примерно в одном футе от штор, спиной к ним.

В 1895 году Общество психических исследований сделало заключение, что все явления, связанные с Эвсапией, — надувательство, и прекратило контакты с ней. Однако в континентальной Европе росло число исследовательских групп, которые, проведя тщательно организованные опыты, подтверждали способности Эвсапии. Поэтому в 1908 году Общество психических исследований решило повторно обследовать медиума. Для этой цели были назначены трое самых видных ученых из числа скептиков. Один из них, мистер У. У. Бэгалли, член Совета Общества психических исследований, изучал психические явления на протяжении более тридцати пяти лет и за все это время, за исключением, возможно, нескольких случаев на сеансах Эвсапии несколькими годами ранее, — ни разу не был свидетелем истинного случая физического медиумизма: «Все проведенные исследования вскрыли обман и ничего, кроме обмана». К тому же он являлся изощренным фокусником. Мистер Иврард Филдинг, почетный секретарь Общества, вел исследования в течение десяти лет, однако «за все эти годы так и не видел ни одного сколько-нибудь убедительного физического феномена», кроме, возможно, упомянутого выше сеанса Эвсапии. Доктор Хируорд Каррингтон — третий член комиссии — сообщил, что ни на одном из бессчетного множества сеансов, участником которых ему довелось быть, он «ни разу не видел ни малейшего реального проявления потусторонних сил в физическом плане, пока не попал на сеанс Палладино».

На первый взгляд подобный состав участников комиссии мог нанести сокрушительный удар всем ожиданиям спиритов. Однако изучение Эвсапии Палладино стало для этой тройки скептиков подлинным Ватерлоо. Полную запись их длительных и кропотливых опытов, проходивших в Неаполе, можно найти в книге доктора Хируорда Каррингтона «Феномен Эвсапии Палладино»[172].

Свидетельством тщательности исследований, проведенных учеными континентальной Европы, может послужить сообщение о том, что профессор Морселли определил не менее тридцати девяти типов явлений, происходивший по воле Эвсапии Палладино или в ее присутствии. Стоит упомянуть о нескольких из них которые оценивались очевидцами, как «абсолютно реальные». Вот сообщение о сеансе в Риме в 1894 году, на котором присутствовали профессор Рише, доктор Шренк Нотцинг, профессор Ломброзо и другие:

«В надежде пронаблюдать бесконтактное перемещение предмета, мы поместили листок бумаги, сложенный треугольником, под перевернутый стакан, поставленный на кружок тонкого картона… Потерпев неудачу, мы не стали утомлять медиума и оставили это „сооружение“ на большом столе, а сами сели вокруг маленького стола, но прежде тщательно заперли все двери в доме. Я попросил одного из своих гостей положить ключи от дверей в карман, чтобы нас не стали обвинять в том, что мы не приняли всех мер предосторожности.

Выключили свет, и вскоре мы услышали стук стакана об пол, где, включив свет, и обнаружили его. Он стоял между нами в том же положении — донышком кверху. Внутри него находился листок бумаги. Не хватало лишь картонного кружка. Мы так и не смогли его найти. Сеанс подошел к концу. Все двинулись к двери в прихожую, которая оставалась крепко запертой изнутри. Господин Рише открыл ее. Каково же было его удивление, когда за дверью, на лестнице он обнаружил тот самый кружок, который мы так долго искали! Он поднял его, и все подтвердили, что именно этот кружок был помещен под стакан».

Можно вспомнить и о таком серьезном доказательстве, как фотографии, сделанные господином де Фонтене, на которых запечатлены многочисленные руки, выходящие из головы Эвсапии. На одной из фотографий отчетливо видны руки медиума, которые крепко держал один из исследователей. Эти фотографии воспроизведены в журнале «Анналы психической науки»[173].

Во время опыта горела свеча, освещавшая фигуру медиума.

«Свет был очень слабым, однако и мадам Палладино, и другие женщины, находившиеся с нами в комнате, были хорошо видны. Внезапно я осознал, что сзади меня находится материализованная фигура необычайно высокого роста. Она склонила голову мне на левое плечо и, громко всхлипывая, стала целовать меня. Присутствующие отчетливо слышали эти всхлипывания. Я угадывал черты лица, прикасавшегося к моему лицу, левой щекой чувствовал прикосновение мягких и пушистых волос. Без всякого сомнения, это была женщина. Затем пришел в движение стол, и посредством стука сообщил имя моей близкой родственницы, неизвестной никому из присутствующих. Она умерла некоторое время назад. Когда она была жива, наши отношения оставались весьма напряженными из-за несходства характеров. Я оказался не готов к тому, что она начнет общаться со мной посредством стука, и сначала подумал было, что это просто совпадение и ко мне обращается некто, имеющий такое же имя. Не успел я опомниться, как чьи-то теплые губы прикоснулись к моему левому уху и зашептали. Несколько фраз, произнесенных с генуэзским акцентом, были произнесены вполголоса, и окружающие услышали это тихое мурлыканье. Затем последовали рыдания, и моя „почившая в бозе“ родственница стала просить прощения за тот вред, который она нанесла мне при жизни: дело касалось чисто семейных вопросов, неизвестных никому из посторонних. Все это выглядело настолько убедительно, что я был готов простить свою родственницу, раскаявшуюся столь искренне, да и самому попросить у нее прощения за те поступки, которые я совершил в пылу вражды. Но только я начал свою речь, как две руки очень осторожно коснулись моих губ, как бы прося, чтобы я не продолжал. Материализованная форма сказала мне: „Благодарю“, обняла меня, поцеловала и растворилась в воздухе».

В присутствии других медиумов материализованные формы являлись при более ярком свете и бывали хорошо видны, но тем не менее момент явного, не поддающегося имитации узнавания делает описанный случай в некотором роде исключительным.

Последний пример, который мы приведем, связан с событием, происшедшим в Париже, в 1898 году в присутствии господина Фламмариона. На том сеансе господин Ле Бокен обратился к материализованному духу по-арабски: «Если ты воистину Розали, то дерни троекратно за волосы на моем затылке». Прошло около десяти минут, и господин Ле Бокен уже почти забыл о своей просьбе, но вдруг он отчетливо ощутил, как кто-то трижды, как он и просил, дернул его за волосы. Он пишет:

«Я подтверждаю это событие, оно вместе с другими происшествиями доказывает, что неподалеку от нас находился дух, известный мне ранее».

Он добавляет, что вопрос о том, знает ли Эвсапия хоть слово по-арабски, не стоит и обсуждать.

Оппоненты, среди которых находились и несколько исследователей-физиков, утверждают, что результаты, полученные во время сеансов, ничего не стоят, потому что рядовой наблюдатель весьма мало осведомлен об истинных возможностях иллюзионистов и фокусников. В 1910 году, в Нью-Йорке, доктор Хируорд Каррингтон пригласил на сеанс Эвсапии мистера Говарда Терстона — одного из самых известных иллюзионистов Америки. Вот, что написал мистер Терстон после того, как принял участие в сеансе, на котором он и один из его ассистентов при ярком освещении непрестанно контролировали руки и ноги медиума:

«Я самолично наблюдал левитацию стола, вызванную мадам Эвсапией Палладино… и твердо убежден, что это явление не было следствием шарлатанства; стол двигался без участия рук, коленей и ступней медиума».

Он также обещал пожертвовать на благотворительные цели тысячу долларов, если будет доказано, что этот медиум не способен вызвать левитацию стола без применения трюков или обманным путем.

Зададимся вопросом: к каким выводам привели столь тщательные и продолжительные исследования? Множество ученых подобно сэру Дэвиду Брустеру, считали, что понятие «дух» следует применять для объяснения всего происходящего на сеансах в последнюю очередь. Поэтому для объяснения явлений, реальность которых не вызывала сомнений, они придумали множество изощренных теорий. Полковник де Роша говорил о некоей «внешней стороне обоснований», господин де Фонтене — о «динамической теории материи»: кто-то верил в «эктеническую силу» и «коллективное сознание», другие — в действие подсознания. Однако множество случаев, недвусмысленно указывающих на вмешательство потусторонних разумных созданий, делает все эти объяснения безосновательными. Огромное число экспериментаторов было вынуждено признать, что только спиритическая гипотеза способна логически объяснить все полученные факты.

Доктор Венцано пишет:

«Многие материализованные формы, которые мы могли видеть, осязать или слышать, имели некое сходство с нашими покойными родственниками, неизвестными самому медиуму и знакомыми только тем из присутствовавших, кого это непосредственно касалось».

Доктор Хируорд Каррингтон распростился со своими сомнениями. Вот как он прокомментировал заявление мистера Сиджвика о том, что нет смысла обсуждать спиритическую подоплеку явлений или объяснять их «неоткрытыми доселе законами природы» до тех пор, пока сами факты не будут надлежащим образом подтверждены:

«Признаюсь, я придерживался такого же мнения, пока не приступил к сеансам. Однако наблюдения окончательно и бесповоротно убедили меня в том, что эти явления действительно имеют место, и потому встает вопрос об объяснении их причин… Думается, что спиритическая теория не только может быть использована в качестве перспективной рабочей гипотезы, но следует также признать, что лишь она может разумным образом объяснить фактическое положение вещей»[174].

Как мы уже говорили, медиумизм Эвсапии Палладии о походил на аналогичные способности других медиумов. Однако ей, в отличие от них, удалось привлечь к себе внимание многих признанных деятелей науки, поэтому их сообщения о ее способностях имели гораздо больший вес в глазах общественности, чем более ранние отчеты менее известных людей. В частности, Ломброзо высказал свое мнение о ней в известной книге «Что нас ждет после смерти?»[175]. Эвсапия стала орудием демонстрации некоторых явлений, существование которых не признает официальная наука. Эти явления проще игнорировать, чем допустить их существование. Так зачастую и происходит.

Объяснять все медиумические явления, происходившие с Эвсапией, лишь ее легкомысленной привычкой к осознанному или неосознанному трюкачеству могут лишь те, кто хочет обмануть себя самих. Без всякого сомнения, имели место и такие трюки Ломброзо, целиком подтверждая ее медиумические способности, так описывает их:

«Зачастую она выделывала изощреннейшие трюки, как в состоянии транса, так и находясь в полном сознании. К примеру, когда ее держали за руки, она высвобождала одну из них, для того чтобы передвинуть предмет, находящийся неподалеку, или чтобы дотронуться до кого-либо; ногой она могла незаметно приподнять ножку стола; могла притвориться, что приводит в порядок волосы, а сама незаметно вырывала из головы волосок, чтобы затем так же незаметно положить его на чашку весов, дабы привести весы в движение. Фейфофер однажды видел, как перед сеансом она собирала в саду цветы, чтобы потом в сумраке комнаты незаметно подбросить их, заявив, что это „послание из загробного мира“… И в то же время, как искренна была ее скорбь, когда ее обвиняли в шарлатанстве! Эти обвинения порой несправедливы, ибо в настоящий момент, совершенно точно установлено, что у нее действительно появляются фантомы конечностей, которыми она может, пользоваться как обычными руками или ногами; долгое время эти конечности принимались за обычные руки или ноги, которые она незаметно высвобождала, усыпив бдительность зрителей».

К тому времени когда Палладино отправилась в Америку, ее способности уже пришли в упадок, и там ее неоднократно уличали в использовании трюков. Она настолько разочаровывала своих зрителей, что они зачастую отказывались продолжать сеанс. Однако знаменитый фокусник Говард Терстон сообщал, что он решил, несмотря ни на что, все же продолжить сеанс, за что и был вознагражден появлением истинного материализованного объекта. Другой участник сеанса утверждал, что в тот самый момент, когда он уличил ее в том, что она двигает, своей рукой некий предмет, другой предмет, находившийся в отдалении от нее, также пришел в движение. Феномен Палладино, несомненно, весьма своеобразен, но можно со всей определенностью сказать, что до нее в истории спиритизма не было более могущественного медиума. И хотя именно она порой попадалась на явном надувательстве, тем не менее нельзя пренебрегать реальными достигнутыми положительными результатами.

У Эвсапии была сильно вдавленная теменная кость. Говорят, что это — следствие несчастного случая, происшедшего с ней в детстве. Подобные физические недостатки часто порождают сильные медиумические способности. Создается впечатление, что слабость тела приводит к эффекту, который можно назвать «смещение души», когда душа приобретает, способность к деятельности, менее зависящей от состояния тела. К примеру, миссис Пайпер стала медиумом после того, как перенесла две полостные операции, Хоум страдал туберкулезом, можно привести множество аналогичных случаев. Эвсапия имела истеричный, порывистый и непостоянный характер, и в то же время обладала склонностью к благородству. Ломброзо сообщает, что «в ее сердце была та особенная доброта, которая заставляла ее жертвовать своими гонорарами в пользу бедняков, помогать детям, попавшим в трудное положение. Она испытывала безграничное сострадание к старикам и больным, о которых, порой, думала ночами, не в силах уснуть. Это свойство души побуждало ее проявлять заботу о животных, с которыми плохо обходятся их жестокие хозяева». Эти высказывания мы адресуем тем, кто до сих пор убежден в том, что психическая сила — есть орудие дьявола.

Глава 16. Выдающиеся медиумы 1870-1900-х годов:
Чарльз Х. Фостер, мадам д’Эсперанс, Уильям Иглинтон, Стэнтон Мозес

1870-1900-е годы пользовались популярностью многие медиумы, а некоторых из них можно смело отнести к разряду выдающихся. С Д. Д. Хоумом, Слэйдом и Монком вы уже познакомились. Вот еще четыре имени, которые увековечила история спиритического движения: это американцы Ч. Х. Фостер, мадам д’Эсперанс, Иглинтон и преподобный Стэнтон Мозес. Расскажем коротко о каждом из них.

Восторженный биограф Чарльза Х. Фостера назвал его «самым великим духовным медиумом со времен Сведенборга». Такова привычка авторов — превозносить без меры именно того медиума, с которым им приходилось лично сталкиваться. Тем не менее, мистер Джордж Бартлет в своем «Салемском наблюдателе»[176] также дает понять, что был хорошо знаком с Фостером лично и не отрицает, что тот, действительно, являлся замечательным медиумом. Благодаря склонности медиума к путешествиям, слава о нем распространилась не только в Америке, но и в Австралии, и в Великобритании. Будучи в Великобритании он подружился с Булвером Литтоном, посетил Нибуорт[177] и стал прототипом Мэргрейва в его романе «Странная история»[178].

По-видимому, Фостер был сильнейшим ясновидящим и обладал особенным даром проявлять инициалы или имя духа, с которым он общался, на своем теле — обычно на предплечье. Это явление происходило настолько часто и изучалось настолько тщательно, что сомневаться в его истинности не приходится. Каковы его причины — это другой вопрос. В медиумизме Фостера многое указывает, скорее, на масштаб собственной личности медиума, нежели на вмешательство внешнего разума. К примеру, совершенно невозможно представить, что духи таких великих людей, как Вергилий, Камоэнс или Сервантес[179], могли контактировать с этим полуграмотным жителем Новой Англии, однако у нас есть авторитетное свидетельство Бартлета, подкрепленное многочисленными цитатами, убеждающее в том, что Фостер беседовал с этими разумными созданиями, которые были готовы цитировать фрагменты собственных произведений с любого указанного места.

Подобные случаи осведомленности в области литературы, далеко превосходящей образованность медиума, напоминают опыты с книгами, которые проводились в более позднее время и в ходе которых медиум незамедлительно сообщал, что написано на той или иной строке той или иной книги, стоящей на полке в библиотеке. Не следует считать, что для подобного цитирования непременно необходимо незримое присутствие самого автора книга. Скорее, можно предположить наличие неких, неизвестных доселе способностей эфирного тела медиума к «рассеиванию» или присутствие какого-то другого существа или высшей силы, способной быстро собирать и передавать информацию. Позиции спиритизма столь сильны, что самим спиритам нет нужды заявлять обо всех психических явлениях для того, чтобы придать большее значение собственному имени. Более того, автор этих строк должен признаться, что очень часто наблюдал, как описания многих таких случаев в один прекрасный момент появлялись в рукописном или печатном виде, хотя вряд ли авторы этих опусов советовались с медиумом или спрашивали его разрешения.

Необычный дар Фостера, благодаря которому на его коже появлялись инициалы, приводил порой к весьма комичным происшествиям. Бартлет вспоминает, как однажды Фостера посетил некий мистер Адамс.

«Когда он уже собирался уходить, мистер Фостер сказал ему, что ни разу не встречал столь одухотворенного человека… Дескать, мистер Адамс привел с собою столько духов, что они буквально переполняли комнату. В два часа ночи Фостер позвал меня и попросил: „Джордж, не могли бы вы зажечь газ? Мне никак не уснуть: комната до сих пор полна родственниками Адамса. Они исписали своими именами все мое тело“. К моему удивлению, тело Фостера действительно оказалось испещрено надписями — это был список родных Адамса. Я насчитал одиннадцать ясно различимых имен; одно было написано поперек лба, несколько — на руках и даже на спине».

Этот анекдотичный случай, конечно же, способен повеселить тех, кто любит подшучивать над близкими, однако мы неоднократно убеждались, что в загробном мире чувство юмора не только не угасает, но, даже напротив, приобретает гораздо большую остроту.

Кроваво-красные буквы на коже Фостера, по-видимому, имеют тесную связь со стигматами — отметинами, появляющимися на руках и ногах истово молящихся фанатичных верующих[180]. В случае с верующими концентрация сознания на одном предмете приводит к некоему материальному результату. В случае с Фостером концентрированное воздействие со стороны некоего невидимого разумного создания приводит к аналогичному результату. По сути, все мы — духи и неважно, есть ли у нас тело или нет. Все мы обладаем сходными способностями, разница лишь в их силе.

Преподобный УИЛЬЯМ СТЕНТОН МОЗЕС.

Собственные высказывания Фостера по поводу его занятий весьма противоречивы. Подобно Маргарет Фокс Кейн и Дэвенпортам, он никогда не заявлял, что демонстрируемые им явления вызваны вмешательством духов. С другой стороны, весь ход сеансов как бы предполагал, что такое вмешательство все-таки имеет место. Фостер, к примеру, мог подробно описать явившегося духа и передать его родственникам какое-нибудь послание. Подобно Д. Д. Хоуму, он крайне скептически относился к другим медиумам и ни во что не ставил исключительные фотографические способности Мамлера, хотя они были столь же широко признаны, как и собственные способности Фостера. Медиумам вообще свойственно непостоянство, а у Фостера это качество получило особенное развитие: его одинаково легко можно было склонить как к хорошему, так и к дурному. Вот мнение близкого друга медиума, имевшего возможность наблюдать его долгое время:

«Фостер отличался необычайной противоречивостью. Мало сказать, что в нем жили Джекиль и Хайд — таких Джекилей и Хайдов в нем умещалось не меньше, чем по полдюжины. Он был, с одной стороны, необычайно одарен, а с другой — прискорбно неразвит. В чем-то он демонстрировал почти что гениальность, а в чем-то — безумие. Порой его сердце, казалось, способно было вместить весь мир: он плакал вместе с теми, кто утратил надежду; раздавал деньги бедным; струны его души отзывались на все страдания мира. Потом вдруг он становился жесток и с бессердечием малого ребенка мог оскорблять лучших своих друзей. Обуздать его попросту было невозможно. Он всегда шел собственным путем, и зачастую неправедным путем. Подобно ребенку, он не задумывался о последствиях своих действий. Казалось, он живет одним днем, не заботясь о будущем. Всегда, когда предоставлялась возможность, Фостер делал то, что ему хотелось в данный момент, невзирая на возможные последствия. Он не следовал ничьим советам, так как был на это просто не способен. Мнения других не значили для него ровно ничего, он подчинялся лишь своим желаниям; при всем том, нисколько не перетруждался, всю жизнь оставаясь в добром здравии. Когда его спрашивали: „Как вы себя чувствуете?“, он всегда отвечал: „Превосходно. Меня буквально распирает от избытка физического здоровья“. Столь же двойственно проявлялась его натура и во время работы. Порой он сидел за столом день и ночь, пребывая в величайшем умственном напряжении. В таком состоянии он мог находиться в течение многих суток. После этого, в течение несколько недель он абсолютно ничего не делал, теряя при этом сотни долларов и расстраивая людей без всякой видимой причины, единственно оттого, что его одолевала лень».

Мадам д’Эсперанс, чье истинное имя было миссис Хоуп, родилась в 1849 году. Ее карьера длилась более тридцати лет, она работала в Великобритании и на континенте. Публика узнала о ней благодаря Т. П. Баркесу, широко известному жителю Ньюкасла. В ту пору она была молодой девушкой и имела образование, подобающее представительнице средних классов общества. Однако, стоило ей войти в состояние полутранса, как она начинала демонстрировать такую степень одаренности и мудрости, какую Св. Павел в своей духовной классификации считал наивысшей. Баркес вспоминает, как он составлял длиннейшие списки вопросов, касавшихся всех областей знания, и как из-под карандаша медиума с необычайной скоростью возникали письменные ответы на эти вопросы, написанные по-английски, по-немецки и даже на латыни[181]. Мистер Баркес делает следующий вывод:

«Не приходится сомневаться в том, что весьма затруднительно давать письменные ответы на сложнейшие и спорные научные вопросы, не будучи специалистом в той или иной области науки. Она же вообще не была знакома с этими научными направлениями. Так же совершенно очевидно, что невозможно что-либо видеть, а тем более писать и рисовать в абсолютной темноте; никому не удалось бы, даже при самом остром зрении, прочитать в темноте запечатанные письма; никто не способен, не зная немецкого языка, складно и правильно писать Длинные сообщения по-немецки, однако для медиума это не составило ни малейшего труда и походило на привычные для него, повседневные занятия».

Следует однако признать, что до тех пор, пока не станут известны пределы возможностей эфирного тела, возникающих при полном или частичном его отделении, мы не имеем права относить подобные эффекты к сфере вмешательства духов. Возможно, такие способности указывают лишь на особенные психические способности личности и ни на что большее.

Тем не менее слава мадам д’Эсперанс как медиума основана И на других ее талантах, имеющих более тесную связь со спиритизмом. Она сама подробно поведала о них в книге «Страна теней»[182], достойной занять свое место в ряду таких трудов, как «Магический жезл» Э. Дж. Дэвиса[183] и «Начало видения» В. Терви[184] — лучших автобиографий, написанных людьми, имеющими выдающиеся психические способности. Невозможно не отметить честность и благородство авторов этих книг.