Психоанализ и искусство

В конце XIX в. получает известность психологическое учение — фрейдизм, основателем которого был австрийский психолог Зигмунд Фрейд (1856 —1939). Наибольший интерес для эстетического знания представляют его суждения, содержащиеся в «Лекциях по введению в психоанализ», «Неудовлетворенность культурой», «Леонардо да Винчи. Этюд по психосексуальности», «Достоевский и отцеубийство», «Поэт и фантазия». В центре его деятельности было исследование проблемы бессознательного как самостоятельного, не зависящего от сознания безличного начала человеческой души. Фрейд выдвинул гипотезу о том, что в основе любых форм человеческой активности лежит единый стимул — стремление к удовольствию (либидо). Возникновение невротических состояний происходит тогда, когда различные запреты, ограничения подавляют эмоциональное самовыражение человека. Нарастающая агрессивность может быть подавлена обществом, которое не дает выхода всем побуждениям индивида без исключения. В результате человеческое «Я» замкнуто между двумя противоположными полюсами — природной стихией «Оно» и требованиями культуры «Сверх-Я». Последнее выполняет роль внутреннего цензора, благодаря которому человек может жить, как культурное существо. С помощью разума, возможно, подчинять «Оно» важнейшим целям и направлять сексуально-биологическую энергию в творческое русло. Процесс, когда бессознательные силы обретают форму влечения к познанию, искусству, Фрейд назвал сублимаицей. В отличие от Фрейда, который исследовал бессознательное в качестве природной сущности человека и видел его постоянным источником конфликта между человеческой душой и культурой, его последователь — швейцарский психолог Карл Густав Юнг (1875 — 1961) считал, что в психике человека помимо индивидуального бессознательного существует более глубокий слой — «коллективное бессознательное». Оно является отражением опыта прежних поколений, запечатленного в структурах мозга. Этот опыт сохраняется в так называемых культурных архетипах — изначальных представлениях о мире и находящих свое выражение в мифах, верованиях, сказаниях, сновидениях, произведениях искусства. Именно «архетипическая матрица» лежит у истоков вечных тем и образов мировой культуры, дарит человеку вдохновение и является источником творческой энергии. Поэтому, в отличие от Фрейда, Юнг настаивал на доверии к бессознательному, способному дополнять и плодотворно сотрудничать с сознанием человека.

16.Жан-Поль Сартр С середины XIX в. во Франции широкое распространение получило философское учение экзистенциализма (отлатинского «существование»), мэтрами которого считаются Жан-Поль Сартр (1905 — 1980) а Альберт Камю (1913 — 1960). Исходной мыслью данного учения является признание того, что истинным есть только индивидуальное свободное существование человека. Возможность познания «экзистенции» происходит при помощи человеческого воображения и эмоций. Следовательно, одна из главных задач человека — углублять, расширять и реализовывать свою субъективность. Экзистенциализм настойчиво подчеркивал неизбежную разобщенность и непонимание людей, поэтому его можно характеризовать не только как философию свободы, но и как философию пессимизма. В эстетике экзистенциализма искусство рассматривалось как область практики, где по преимуществу реализуется свобода человека. По мнению А. Камю, ценность искусства заключается в том, что оно с помощью собственных иносказаний-символов обладает возможностью нахождения согласия между человеком и его опытом. Поиск, который ведет искусство, помогает «полюбить этот ограниченный и смертный мир, предпочитая его всем другим». В отличие от Сартра, Камю считал, что все исторические революции были враждебны искусству, которое свободно от всяких оков. Таким образом, своеобразие экзистенциального толкования искусства и человека кратко можно определить как пессимизм интеллекта и оптимизм веры. Последователем бергсоновских идей стал итальянский философ Бенедетто Кроче (1866 — 1952). Он также подчеркивал творческий, формообразующий характер интуиции, которая, по его мнению, обладает способностью схватывать уникальное, неповторимое. Искусство, базирующееся на интуиции, способно более глубоко проникать в сущность вещей, чем основанная на интеллекте наука, познающая действительность в понятиях.

Зародившийся в начале XX в. структурализм связывал несовершенство предшествующих эстетических теорий с недостатком их внутренней ясности и рациональности. Наибольшее распространение структурализм получил во Франции и связан с именами К. Леви-Стросса, Р. Барта, М. Фуко и др.Главное поле исследования структуралистов — текст (в широком смысле слова). В качестве текста может рассматриваться как художественное произведение, так и все, что является продуктом культуры, деятельности человека. Основные понятия структурализма: структура, знак, значение, элемент, функция, язык. С точки зрения методологии структурализма, в первую очередь подлежат обсуждению вопросы о функционировании искусства и человека в контексте культуры. С помощью выявления разных уровней и граней текста в структурализме отслеживаются процессы художественного осмысления. Поэтому центральным понятием данного учения является инвариант — некая устойчивая связь элементов, выступающая глубинной основой произведений. Важным достижением структурализма является то, что благодаря выявлению в художественном тексте отдельных элементов стало возможным построение символического словаря культуры.

ХАЙДЕГГЕР

(Heidegger) Мартин (1889-1976) - нем. философ, представитель постгуссерлевскои феноменологии и экзистенциализма. Оказал значит, влияние на совр. философию и гуманитарную науку в целом. В его глубокой и ориг. концепции “техн. цивилизации” и кризиса совр. зап. культуры во многом поставлены те глобальные проблемы, с к-рыми человечество столкнулось на исходе 20 в. По убеждению X., угроза человеку идет не только от возможного гибельного воздействия техн. новшеств и изобретений — высшая опасность угрожает сущности человека и его подлинному бытию. Проблема культуры рассматривается X. в контексте его учения о бытии и обоснования сущности совр. техники. Полное “забвение истины бытия”, к-рое угрожает человечеству в совр. “техн. цивилизации”, связывается X. с т.н. метафизич. традицией, идущей еще от Платона и Аристотеля. Эгот метафизич. способ мышления, мировосприятия и мироотношения в целом и поныне лежит в основе всей европ. культуры, ориентируя ее на прогрессирующее развитие науки и техники и порождая многочисл. кризисные явления: бессмысленность существования, обезличение человека и примитивизация его духовного мира. коммерциализация искусства и засилье массовой культуры, угроза голого техницизма и сциентизация образования, распад и умирание языка. Вся метафизика, считает X., мыслит сущее в целом, в т.ч. сущность человека, не задаваясь вопросом о бытии сущего. Не задумываясь о различии того и другого, заслоняя вопрос об “истине самого бытия”, метафизика никогда не спрашивает и о том, в каком смысле существо человека принадлежит истине бытия. Первую задачу философии X. видит в том, чтобы обратиться к бытию, к-рое должно стать делом человеч. мысли, и тем самым открыть предназначение и долг человека как хранителя сущности бытия. Для “фундаментальной онтологии” X. важно и то, что само событие про-из-ведения происходит лишь в той мере, в какой потаенное переходит в непотаенное, в явленность своей сущности. Несокрытость — подлинное бытие всякого сущего, к-рое выступает не в том или ином ограниченном виде. но раскрывается во всей полноте, целостности и самобытности своего существования, не заслоняясь другим сущим, не затемняясь суетным и сиюминутным. Это обнаружение, выведение из потаенности в непотаенность, из сокрытости в открытость, к-рое носит отнюдь не гносеологич., а онтологич. характер, греки называли понятием “алетейя”, или “истина” в ее исконном, первонач. значении. Обосновывая “онтологич.”, “метатехнич.” сущность совр. техники и проясняя ее влияние на судьбы культуры, X. обращается к этимологии слова “техне”. Древние греки не случайно одним понятием “техне” определяли и ремесленное мастерство, и изящные искусства. Ведь “техне” тоже относится к про-из-ведению, ибо ее суть никогда не сводится просто к к.-л. деланию. “Техне” — это не техн. сторона дела, как ее теперь понимают, это не инструментальные действия, связанные с опр. последовательностью операций и применением всевозможных средств. “Техне” — это один из способов раскрытия потаенного, область, где сбывается “алетейя”, совершается истина бытия. Сущность совр. техники не есть нечто техн., инструментальное, совр. техника — это тоже опр. вид раскрытия потаенного. Пристально всмотревшись в эту осн. черту совр. техники, человечество сможет осознать ее новизну и тем самым подготовить возможность свободного отношения к ней. Специфику способа, каким осуществляет выведение из сокрытости совр. техника, X. усматривает в том, что человек здесь сосредоточивается исключительно на добывающем и поставляющем производстве, внутри к-рого все действительное — и природа, и феномены культуры, и сам человек — обнаруживает себя лишь в качестве “наличного состояния”, или “состоящего-в-наличии”. Этот способ раскрытия, к-рый действует внутри совр. техники, охватывая самые разнообр. формы поведения и культурной деятельности человека и направляя его на обнаружение всего, что выходит из сокрытости, единственно в качестве объектного “наличного состояния”, X. обозначает многозначным термином “Ge-stell”, или по-став. По-став определяет существо совр. техники, не представляя собою ничего технического: это не что иное, как “захватывающий вызов”, “изначально собирающее начало”, “всеобъемлющая установка”, к-рая заставляет человека ко всему существующему относиться лишь с одной единств. мерой “затребования” или объектного “наличного состояния”. Т.о., X. рассматривает технику как некое онтологич. требование, обращенное к человеку и посылающее его на опр. путь бытийствования, обнаружения истины сущего и собств. самораскрытия. X. именно потому так настойчиво стремится отмежеваться от “инструментальной” трактовки техники, что считает важным показать не связь техники с материальным производством как таковым, а социальные и культурные последствия развития феномена техники в совр. цивилизации. В онтологич. обосновании сущности совр. техники X. фиксирует внимание на такой глубинной сфере чело-веч. существования, как область предельных смыслов и всеохватывающих установок, сохранение и воссоздание к-рых во многом определяет культурно-истор. тип об-ва, его духовную ситуацию, отношение к природе, другим сооб-вам и культурам. Предпринимая феноменологич. описание совр. техн. цивилизации, X. показывает не только ограниченность, но и опасность узкопрагматич., односторонне утилитарных установок и ценностей, лежащих в ее основании и постоянно воспроизводящихся в многообр. видах деятельности и феноменах культуры. Отмежевываясь от техницистских установок X. анализирует характер отношения совр. цивилизации к природе. В техн. цивилизации уже вся природа — воздух, реки, земные недра, почва — поставлена на службу добывающему и поставляющему производству: все извлекается и перерабатывается, накопляется и распределяется и т.д. В бесконечной цепи поставляющего обнаружения уже не может быть и речи о возделывании и заботе, о поэтич. видении и восхищении природой. В системе всеобщей полезности нет уже ничего такого, что имело бы ценность само по себе. Господствующая над всем установка на затребование, максимальную выгоду, надобность, отдачу, элиминирует более высокое, сверхпрагматическое, нравственно-эстетич. отношение к природе. Оценивая опасность, угрожающую природе и жизни человечества в совр. техн. цивилизации, X. называет ее “чудовищной”, “ужасающей”, “смертельной”. Вместе с тем подлинная опасность, по убеждению X., подступила к человеку в самой его сущности. Ведь с т.зр. затребования, или наличного состояния в поставляющее раскрытие вовлечена не только природа, но и сам человек. Само поставляющее обнаружение может происходить лишь постольку, поскольку сам человек еще изначальное, чем природа, затребован в наличное состояние. Привычность употребления в совр. языке таких выражений, как “человеч. материал”, “личный состав” и т.п., свидетельствует об этом как нельзя лучше. Будучи поставителем наличности, элементом всеобщей системы затребования, человек находится на грани падения, ибо готов сам себя воспринимать просто как нечто состоящее в наличии. Уже сегодня человек настолько глубоко захвачен поставляющим обнаружением, что нигде не встречается с самим собой. со своей сущностью. А между тем самодовольство и самонасаждение человека, возомнившего себя “властелином земли”, никогда еще не были столь безмерными, как в эти минуты наивысшей опасности, нависшей над ним. Человек уже оказывается неспособным воспринять вызов, обращенный к нему по-ставом. По-став как сущность совр. техники подвергает опасности не только человека в его отношении к самому себе и ко всему сущему. Гл. опасность по-става заключается в том, что он закрывает для человека саму возможность вернуться к изначальному, полному и сокровенному обнаружению истины бытия и тем самым ощутить свое высшее предназначение в качестве “хранителя”, или “пастыря” бытия. Там, где господствует поставляющее обнаружение, изгоняется всякая другая возможность раскрытия истины бытия, поскольку человек все сущее начинает измерять одной-единств. мерой полезности, затребования, наличности. Констатируя, что всеобщее засилье голой техники в совр. зап. цивилизации неотвратимо, X. вместе с тем считает, что мы можем и должны задаваться вопросом о спасительном. Так, мужественно всмотревшись в сущность совр. техники и ни на минуту не забывая о высшей опасности, грозящей человеку, мы уже делаем первые шаги к спасению. Однако подлинное размежевание с техникой должно произойти в тех областях культуры, к-рые являются более высокими по сравнению с техникой способами осуществления истины как несокрытости бытия. Одним из существенных способов, каким совершается истина, утверждая сущность человека среди всего остального сущего, X. считает подлинное искусство, другим таким способом — подлинное образование, к-рое древние греки называли словом “пайдейя”. Такой переход из области техники в область искусства и образования для культурологич. концепции X. естествен и органичен, поскольку сущность техники для него не есть техническое, а сущность истины не есть гносеологическое. В онтологии бытия и культуры X. интересует такое проблемное поле, как сфера предельных смыслов, определяющих некий целостный способ отношения человека к самому себе и всему существующему. Искусство и образование относятся X. к тем уникальным областям человеч. существования, каждая из к-рых по-своему призвана удерживать, воссоздавать и излучать богатство культурных смыслов, приобщая человека к высшей мудрости нелогицистского разума и непреходящим истинам бытия. Огромная роль в исторически совершающемся культурном бытии каждого народа принадлежит его родному языку. Определяя сущность языка как “язык сущности”, как “дом бытия”, как “глагол мира и глагол земли”, X. отмечает, что каждый язык есть совершение такого “глаголания”, в к-ром перед всяким народом находит его мир и в к-ром сберегается его земля. Это набрасывающее “оказывание” таково, что оно не только осуществляет “речение”, приуготовляя изреченное, но приносит в мир и все неизреченное как таковое. Именно в языке как “оказывании” и “речении” запечатлена уникальная сущность каждого народа и каждой культуры, позволяющая понять их значение в мировой истории. Осознание опасности техницистской, утилитарно-прагматич. направленности совр. культуры, многочисл. последствия к-рой проявились сегодня в своих наиболее крайних формах, признание жизненной важности для судеб человечества наполнения культуры высшими, сверхпрагматич.. духовно-нравств. смыслами, защита уникального бытия природы, самобытности культуры и языка каждого народа — все это несомненная заслуга концепции X., оказавшей существенное влияние на развитие филос. мысли, культурологии и гуманитаристики 20 в.

АДОРНО

Адорно (Adorno) Визенгрунд-Адорно Теодор (11.09.1903, Франкфурт-на-Майне - 6.08.1969, Фисп, Швейцария). Немецкий социальный философ, социолог искусства (главным образом музыки) и литературы. Один из ведущих представителей франкфуртской школы неомарксизма. Одна из важнейших работ Адорно "Диалектика просвещения", написанная им совместно с Хоркхаймером, представляет собой программное изложение социальной философии неомарксизма и ее своеобразную философию истории, в свете которой эволюция человечества предстает как история "неудавшейся цивилизации": усугубляющегося "отчуждения", вызванного "буржуазным" разумом, противопоставившим себя природе.Сознательно пародируя Гегеля, рассматривавшего мировую историю под углом зрения развития разума и свободы, Адорно трактует историю Запада как патологический процесс усугубляющегося безумия (разум, сошедший с ума в силу противостояния природе) и утраты индивидуальной свободы ("фашизоидный" капитализм и откровенно бесчеловечный фашизм). В духе этих идей, развившихся на почве авангардистски-модернистских эстетических пристрастий, Адорно подвергает социально-филосовскому анализу современную западную музыку ("Философия новой музыки", 1949), которая выступает у него как моделирование процесса "отчуждения" (обесчеловечивания вообще) человека, происходящего в условиях "позднего капитализма". В том же - "культурно-критическом"- духе выдержаны и др. его музыкально-социологические ("Призмы. Критика культуры и общество", 1955; "Диссонансы, Музыка в управляемом мире", 1956), литературно-социологические ("Заметки о литературе", т. I-HI, 1958, 1961, 1965) и эстетико-социологические (прежде всего изданная уже посмертно "Эстетическая теория") работы. В них концепция Адорно предстает как леворадик. вариант элитарной концепции искусства. Неомарксистски-авангардистский метод "критики культуры" применяется Адорно также и при анализе современной западной философии и гносеологии в книге "Штудии о Гуссерле и феноменологических антиномиях" (1956), где предлагается cоциологическая "метакритика" теории познания, разоблачающая процессы "фетишизации" на самых глубоких уровнях современного теоретического знания. Специально социологическая проблематика представлена у Адорно прежде всего в коллективном труде "Авторитарная личность" (1950), подготовленном под его руководством и при непосредственном участии. Двигаясь в русле идеи "авторитарной личности", предложенной Фроммом и конкретизированной Хоркхаймером, Адорно вместе со своими сотрудниками пытается подтвердить ее на основании конкретно-социологического исследования. Но хотя эта работа получила широкую известность среди западных социологов, общая ее оценка с точки зрения как концепции, положенной в ее основу, так и примененной в ней методики и техники оказалась в итоге скорее негативной.Адорно исходит из предположения о том, что всякое "систематическое" теоретическое построение, базирующееся на логическом приеме подведения индивидуального под всеобщее (прием генерализации), есть повторение (Номотетический метод) и, следовательно, "апологетика" реального процесса подавления уникального индивида "общественной тотальностью" в "позднекапиталисти-ческом обществе". Утверждая в противоположность Гегелю, что целое "неистинно", Адорно подвергает критике системо-образующую функцию теоретического понятия, противопоставляя ему в качестве "органона истины" эстетическое выражение. Вульгарно-социологические (Вульгарный социологизм) ходы мысли Адорно были заимствованы в 60-е гг. "новыми левыми" с характерным для них "тотально" разоблачительным критицизмом. Хотя сам Адорно и поддержал это движение на первом его этапе, впоследствии он отмежевался от него как от нигилистического и экстремистского. Однако в леворадикальной западной социологии авторитет Адорно оставался высоким и после осуждения им политического экстремизма. Несколько пошатнулся он лишь во второй половине 70-х - 80-е гг.

Находясь под влиянием идей марксизма, А. полагает, что социальная теория всегда должна сохранять критическую направленность. Исходя из этого, он подвергает критике многие подходы, используемые в социальных исследованиях и претендующие на научность, за то, что они не учитывают возможность социального изменения. Причина неудач традиционной метафизики — феноменологии, идеализма, позитивизма — в иллюзии, что бытие соотносится с мышлением и является доступным для него. «Никакой разум не смог бы найти себя в реальности, порядок и форма которой подавляют любую претензию разума», — пишет А. в кн. «Актуальность философии» (1931). Принципу тождества бытия и мышления должна быть противопоставлена «негативная диалектика», диалектика отрицания, не признающая тождества реальности и мышления. Традиционная философия стремится познать непохожее, сделав его похожим. «Разум становится неспособным уловить реальность не в силу собственной неспособности, а поскольку реальность не есть разум». Негативная диалектика как борьба против господства тождественного означает восстание частностей против порочного всеобщего и внимание к индивидуальному. Негативное, т.е. не подвластное усмирению духом, должно быть двигателем демистификации. Негативная диалектика является для А. ключом к истолкованию и критике филос. и социологических концепций. Идеализм, формалистическое неокантианство, неопозитивизм принадлежат прошлому; «рафинированная и амбициозная» феноменология Э. Гуссерля — не более чем общая программа; экзистенциализм М. Хайдеггера — «примитивный иррационализм»; догматические формы марксизма — априорный и некритический синтез социальных явлений. В кн. «Негативная диалектика» (1966) А. соединяет вместе эпистемологические и социально-критические мотивы: отрицание не является, как в гегелевской диалектике, моментом перехода к к.-л. синтезу; оно представляет собой средство релятивизации любой замкнутой системы понятий и требует отказа от наличной действительности ради конкретной возможности «утопии», не заданной в виде какой-то позитивной модели. В кн. «Диалектика Просвещения» (1947), написанной А. совместно с М. Хоркхаймером, переосмысливается идея покорения природы человеком с помощью разума. Цели вышли из-под контроля разума, и он сделался чисто инструментальным: его задача — находить средства для являющихся внешними для него целей. Возникло «тотально административное общество», в котором индивидуальная рефлексия замещается стереотипными реакциями и мысленными клише, навязываемыми массовой «индустрией культуры». Ценности и модели поведения, предлагаемые масс-медиа, рассчитаны на всех и потому единообразны, примитивны, подменяют личностное общенеопределенным. Хорошо известное ощущение кинозрителя, воспринимающего улицу, на которой стоит кинотеатр, как продолжение только что закончившегося зрелища именно потому, что последнее всегда ориентировано на точное воспроизведение обыденного восприятия мира, становится путеводной нитью процесса производства массовой культуры». Под «административно управляемым миром» авторы — в духе абстрактного подхода к современному обществу, характерного для франкфуртской школы, — имеют в виду и капиталистическое, и социалистическое (коммунистическое и национал-социалистическое) общество. Тип деятельности, характеризуемый как «буржуазно-угнетательский», «буржуазно-эксплуататорский», распространяется на всю историю Запада с догомеровских времен (его в ясной форме проповедовал будто бы еще Ксенофан) и вплоть до «позднекапиталистической эпохи». В предисловии к новому изданию книги (1969) авторы настаивают на том, что мир и после поражения фашизма продолжает двигаться к тоталитаризму: «Осознанное в этой книге развитие в направлении тотальной интеграции прервано, но не прекращено; угроза его осуществления путем диктатур и войн остается актуальной. Прогноз вызванного этим превращения Просвещения в позитивизм, в миф того, что имеет место быть, в конечном счете — идентификация интеллекта со всем тем, что враждебно духу, самым убедительным образом подтвердился». Выходом из того тупика, в который разум завел сам себя, авторам представляется «критическое мышление, не останавливающееся даже перед критикой прогресса».

19.Ролан Барт. Некоторые идеи эстетической концепции БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ. Р. Барт родился в 1915 г. Через несколько лет после его рождения отец - морской офицер - погиб на войне, и Барт переезжает с мамой в Париж. Там он учится в лицее Монтеня, затем - в Сорбонне. Его политические взгляды рано обрели левый уклон. Обозначился также интерес к театру. Барт планировал преподавать, но у него открылась болезнь - туберкулез легких. С 1941 по 1947 г. Барт проводит в санаториях, где много читает. В это время складывается стиль мышления ученого. Барт много времени уделяет разработке теоретических положений лингвистики. С 50-х годов он выступает как журналист, принявший сторону марксизма, и с этих позиций он анализирует литературу и театр. В 1955 г. «он поступает в Национальный центр научных исследований, где берется за работу по “психосоциологии одежды”». Барт знакомится с трудами Н.С. Трубецкого, Р.О. Якобсона, Л. Ельмслева, Кл. Леви-Строса и др. В результате в 1964 г. он написал научную книгу по социосемиотике моды. Она называется «Система моды», вышла в свет в 1967 г. Более ранней (1957) является книга «Мифологии», развенчивающая неадекватные стереотипы буржуазного мышления. Эта книга стала ярчайшим примером мышления Барта в доструктуралистский период. Переход на позиции структурализма в 50-е - 60-е гг. связан с обращением к текстам русской формальной школы (в том числе к работам В.Я. Проппа) и ознаменован двумя статьями: «Воображение знака» (1962) и «Структурализм как деятельность» (1963). К началу 70-х гг. Барт вступает в третий период деятельности - постструктурализм. На него повлияли Ж. Лакан, М. Фуко, У. Эко, Ж. Деррида и др. Смысл Барт понимает уже не как структуру, а как живой поток, постоянно меняющийся и уходящий в бесконечность, связанный множеством нитей с другими смыслами, динамичный, подвижный. Наиболее яркая работа этого периода - книга «S/Z», представляющая комментарий к бальзаковскому «Сарразину». Сюжет простой: герой книги Бальзака влюбляется в девушку, которая оказывается переодетым кастратом. Эта фабула комментируется Бартом. «СМЕРТЬ АВТОРА». Статья была написана в 1968 г. и представляет собой определенный этап в творчестве Барта - переход от структурализма к постструктурализму.Тезис прост: в «письме» автор «умирает». Письмо - неоднородная, уклончивая и неопределенная область, где авторство теряется. Барт приводит такой пример: «Бальзак в новелле “Сарразин” пишет такую фразу, говоря о переодетом женщиной кастрате: “То была истинная женщина, со всеми ее внутренними страхами, необъяснимыми причудами, инстинктивными тревогами, <...> задорными выходками и пленительной тонкостью чувств”». Барт задается вопросом: в чьих глазах возникает этот образ? Может быть, он возникает у героя новеллы? Или у Бальзака-индивида, исходящего из собственного опыта влюбленности? Или у Бальзака-писателя, создающего литературное произведение? Так кто же не желает разглядеть травести? Этого мы никогда не узнаем, продолжает Барт, ибо в письме исчезает представление об «источнике». В нем исчезает телесная тождественность пишущего. Барт пишет, что в искусстве для искусства, а не для внешней цели голос рассказчика отрывается от источника рассказа, «для автора наступает смерть, и здесь-то начинается письмо». Обычно этого стараются не замечать. В современной культуре особенности художественного произведения объясняются спецификой личности автора. Например, для критиков «все творчество Бодлера - в его житейской несостоятельности, все творчество Ван Гога в его душевной болезни» и т. д. Произведение искусства объясняют исходя из автора. Барт ссылается на идею Малларме о том, что «говорит не автор, а язык как таковой; письмо есть изначально обезличенная деятельность». Надо устранить автора, заменить его письмом и тем самым укрепить в правах читателя. Особо в этом процессе преуспел сюрреализм. Он не мог признать за языком абсолютные права на литературность, потому что язык - система, структура, а сюрреализм выступал против всяких систем. Но он показал право письма на полную свободу. Он призывал к «перебивам смысла», когда читатель ждет одного, а появляется другое. Он продемонстрировал технику «автоматического письма», когда рука пишет так, что мысль не поспевает за текстом. Согласно Барту, все это десакрализовало образ автора. Современное письмо устраняет автора. В классической интерпретации литературы автор предшествует своему произведению, существует до него и вынашивает замысел в своем сознании. Автор - отец, текст - сын. В современной литературе между скриптором и текстом нет отношения «до - после». Писатель рождается и живет одновременно с текстом, создается вместе с ним. «Всякий текст вечно пишется здесь и сейчас», - утверждает Барт. Текст - это не линейная цепочка слов, созданная автором-Богом и имеющая поэтому теологический смысл. Это - многомерное пространство, где сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни один из которых не является исходным; текст состоит из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников. Пишет не автор, пишет скриптор. Его целью не является передать страсть, настроение, впечатления. Согласно Барту, скриптор лишь черпает слова из общего словаря. Жизнь «подражает книге, а книга сама соткана из знаков, сама подражает чему-то уже забытому, и так до бесконечности». Главным становится не автор, а читатель, ибо главное - не «происхождение» текста, а его «предназначение». Однако Барт имеет в виду не классического читателя. Современный читатель - это «человек без истории, без биографии, без психологии, он всего лишь некто, сводящий воедино все штрихи, что образуют письменный текст». «Рождение читателя приходится оправдывать смертью автора», - провозглашает Ролан Барт.

20.Леви-Стросс французский этнограф и социолог, один из основных представителей французского структурализма. Испытал влияние французской социологической школы и америиканской антропологии культурной. Основной объект исследования - первобытные общества, преимущественно Южной и отчасти Севевной Америки. Главный концептуальный акцент в творчестве Леви-Стросса - анализ структур мышления и социальной жизни, не зависящих от индивидуального сознания и выбора. При этом значение понятия "КУЛЬТУРА" у Леви-Стросса близко понятию "общество" у его предшественников из французской социологической школы; вслед за Моссом и Дюркгеймом Леви-Стросс считает разум "скорее продуктом, чем причиной культурной эволюции".

КУЛЬТУРА -- как универсальный атрибут Человеческого бытия обладает примерно одинаковым набором признаков в различных обществахАнализируя правила брака, терминологию родства, принципы построения первобытных классификаций природного и социального МИРОВ, ритуалы, тотемизм, мифы, маски как знаковые системы особого рода, Леви-Стросс выявляет за видимым разнообразием социальных установлений общие схемы и возможности обмена (товарами, женщинами, информацией) и преодолевает тем самым антиномию между постулируемым единством бытия и множественностью форм, в которых мы его постигаем. В методике этого анализа Леви-Стросс опирается на опыт современной структурной лингвистики как наиболее научно развитой области гуманитарного исследования, отдавая предпочтение синхронным (т. е. неизменным) отношениям перед диахронными (т. е. изменяющимися в истории). Анализируя социальные явления с помощью приемов структурной фонологии, он выявляет значение бинарных оппозиций (сырое - вареное, гниющее - нетленное, природное - культурное и др.) в мифе. С помощью тех же приемов Леви-Стросс построил абстрактно-математическую модель возможных типов брака и семьи. В основу типологии современных обществ Леви-Стросс кладет следующие признаки: удаленность друг от друга в пространстве, во времени, а также одновременно и в пространстве, и во времени. Критерии кумулятивистского типа он считает применимыми только при сопоставлении обществ, соотнесенных во времени, в истории, причем сама история мыслится не как протяженная, а как дискретная - как последовательность сменяющихся во времени социальных состояний. Соотношение между сосуществующими в пространстве современными обществами - индустриально развитыми и "примитивными" - названо соотношением "горячих" и "холодных" об-в: первые стремятся производить и потреблять как можно больше энергии и информации, а вторые ограничиваются устойчивым воспроизводством простых и скудных условий существования. Однако человека нового и древнего, развитого и "примитивного" объединяют всеобщие законы культуры, законы функционирования человеческого разума. Леви-Стросс выдвигает концепцию "нового гуманизма", не знающего сословных и расовых ограничений. Основу такого гуманизма составляет "сверхрационализм", предполагающий единство чувственного и рационального и опирающийся на "логику чувственных качеств" как прообраз совр. науки.

Интеллектуальный пафос концепции Леви-Стросса - обнаружение единства физических, физиологических, психологических и социальных закономерностей (и в этом смысл провозглашаемой Леви-Строссом "редукции КУЛЬТУРЫ к природе"). Несмотря на универсалистские претензии, предлагаемый Леви-Строссом подход оказывается наиболее эффективным как раз в объяснении и классификации отдельных деталей социального бытия (так, изучение формы ритуальных масок помогает уточнить стадии производственно-технологического развития этнической общности - наличие у нее меднолитейного производства и проч.). Клод Леви-Стросс.Структурализм в его варианте современного философствования берет начало от работы французского антрополога, философа и социолога Клода Леви-Стросса (род. 1908) "Структурная антропология" (1958). Вместе с другими, более ранними и более поздними произведениями этого автора ("Элементарная структура родства", 1949; "Тотемизм сегодня", 1962; четыре книги - "Мифологическое" - о мифологии американских индейцев: "Сырое и вареное", 1964; "От меда к пеплу", 1966; "Происхождение застольных обычаев", 1968; "Нагой человек", 1971) она, с одной стороны, вводит читателя в причудливый мир первобытнообщинных отношений и мифического мышления. Леви-Стросс выступает в них как этнограф, антрополог, историк культуры. С другой стороны, в "Структурной антропологии" также заложен фундамент новой философской концепции.-связанной с пониманием языка, речи, текстов и их структур, а также с социально-философским исследованием человеческих отношений, форм и типов общественного сознания. Эта концепция, на что обращают внимание исследователи, впитала в себя целый ряд достижений и открытий как в естественных, математических, так и в гуманитарных науках - открытий, совершенных к середине нашего столетия. Среди них надо прежде всего назвать исследования структур первобытного мифологического мышления и символических форм (Э. Дюркгейм, Леви-Брюль, М. Мосс, Э. Кассирер и др.) и кибернетику вместе с соответствующим развитием математики. Леви-Стросс особое значение придал возможностям (математического) моделирования в их тогда еще необычном применении к этнографическому, антропологическому материалу. (Совместно с математиками Леви-Стросс разработал и содержательно интерпретировал модели, позволяющие понять сложные системы родства в первобытном обществе.) Важнейшим источником концепции Леви-Стросса стало накопление новых знаний в разделе лингвистики, которая как раз и получила название "структурной».

&nb